А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


– Если нас обнаружат flagrante!..
Его рука нащупала щель в панталонах и принялась бесстыдно ласкать ее плоть.
– Delicto, – закончил он за нее.
– Delicto, – повторила она, и все ее тело задрожало от удовольствия. Мир ее теперь заключался в самых примитивных ощущениях.
Жар. Страсть. Желание.
Ей казалось, что она в любой момент может умереть от наслаждения, когда он вдруг убрал руку.
Она застонала, ведь все ее тело жаждало возобновления этих прекрасных ощущений и каждая частичка ее не желала, чтобы он останавливался.
– Тише, Ларла. – Его руки скользили по ее напряженным бедрам. – Я не собираюсь оставлять все как есть. Но ты права. Нас не должны найти голыми вместе. Не так давно ты предложила мне стать твоим любовником, – на его лице появилась коварная улыбка, – и я решил принять твое предложение прямо сейчас. Прежде всего я покажу тебе, как изобретательны бывают любовники, если дело касается незначительных деталей вроде одежды.
Глава 34
Она хотела объяснить ему: если их обнаружат, со всех сторон на них будут оказывать давление, требовать, чтобы они поженились. Артемизия пыталась прояснить ему ситуацию, но его рука снова начала играть с ней в греховную игру, сводившую ее с ума.
В голову Артемизии не приходило ничего, что помогло бы ей спасти ее бессмертную душу.
– Я хочу тебя, Ларла, – пробормотал Тревелин хриплым шепотом, – расслабься, я хочу, чтобы тебе было хорошо.
Она откинула голову и покорилась волнам чувственного наслаждения, пробегающим по ее телу. Пока он одной рукой доводил ее до неистового блаженства, другая покоилась на ее бедре. Он действовал столь умело, что Артемизия не понимала, что происходит, пока он не убрал руку и не начал входить в нее долго и медленно, не снимая ее панталон.
– Ну вот, – пробормотал он, – как ты и просила, мы не оба обнажены. Наоборот, ты одета, словно для чаепития в саду.
– Я чувствую себя совсем не как на чаепитии, – с большим трудом произнесла Артемизия.
– И я тоже.
Он сжал ее бедра, а она начала сжимать его изнутри интимными мышцами. До этого она даже не догадывалась об их существовании. Глаза Трева затуманились, и он застонал. Ее охватило осознание власти, ведь она могла так нежно покорять его. А затем он притянул ее к себе для поцелуя, и они снова перешли к безумному единению.
Она была совсем близка к тому, что являлось целью и конечным пунктом ее назначения, как она сама понимала. Уже через несколько сильных толчков она дошла до пика ощущений. Те же самые маленькие мышцы, которыми она дразнила его лишь несколько минут назад, теперь сократились, и она потеряла контроль над своим телом. Потом тут же наступило облегчение, и Артемизия почувствовала, как Трев застыл под ней и начал двигаться внутри глубокими толчками.
Она посмотрела на него сверху, в его затуманенных глазах все еще сохранялось выражение чувственного удовольствия. Но затем он пришел в себя, подняв руку и погладив ее щеку.
– Я никогда не мог даже подумать об этом – сказал он мягко.
– Подумать о чем?
– Что я мог полностью потерять себя и даже не хотеть, чтобы меня снова нашли.
– Слишком поздно прятаться, сэр, ведь мне уже удалось найти вас.
– Действительно, мадам, – согласился он с ленивой ухмылкой, – и что же вы намерены со мной делать? Теперь, когда ключ безвозвратно потерян, нет необходимости для меня ехать в Индию. Я поговорю со своим начальством и попробую попросить задание в Лондоне. Так я смогу остаться здесь. И если у меня получится, я намереваюсь проводить все свои дни и ночи с вами. И я хочу вас предупредить, что люблю всегда поступать по-своему.
Проклятый ключ. Ей пока не представилась возможность сказать ему.
– Но если бы у тебя был ключ, ты бы все равно уехал?
– Мне непременно пришлось бы сделать это. – Он погладил ее руку кончиками пальцев. – Но к счастью для меня, старик Катберт выбросил его в Темзу. – Его лоб омрачила глубокая морщина. – Но не столь удачно для Англии.
Артемизия закусила губу. Ей ничего другого не оставалось, ведь Тревелин имел право все знать. Она начала подниматься.
– И куда же это вы собираетесь идти? – Он привлек ее к себе и прижал еще крепче.
– Я должна кое-что тебе показать.
– Мне неинтересно. Мне нравится то, что я вижу, – заявил, он с многозначительной улыбкой.
– Пожалуйста, Трев. Мне тоже не хочется уходить от тебя, так что не усложняй мою задачу.
– Хорошо, любовь моя. – Он убрал от нее руки. – Но только поторопись.
Артемизия отстранилась от него, подоткнула одеяло вокруг его груди и откинула волосы со лба.
– Спасибо большое, мамочка, – сказал он.
– А вы наглец. – Она шутливо потрепала его по плечу, а потом подошла к туалетному столику и взяла богато украшенную шкатулку. Открыв ее, она вытащила хитрый маленький механизм. – Удача от Англии все еще не отвернулась. Неужели ты мог подумать, что я позволю Катберту выкинуть столь важный предмет, как ключ Беддингтона, в Темзу?
Трев буквально подскочил на месте.
– Ты шутишь?
– Вовсе нет, – призналась она. – Ты просил меня проследить, чтобы ключ не попал в плохие руки. Мне удалось придумать лишь одно – сделать копию, как ты и предлагал. Если бы мне пришлось выбирать между тобой и настоящим ключом… в общем, я знала, что не смогу поставить интересы Короны выше личных. – Со все возрастающей тяжестью в груди она протянула ему цилиндр: – Вот он.
Слезы навернулись ей на глаза, и она отвернулась, чтобы Тревелин их не увидел.
– А значит, ты уедешь, – прошептала она.
– Значит, мы уедем.
Она удивленно воззрилась на него.
– Я знаю, что обычно такие вещи делаются по-другому. Мне следовало поговорить с твоим отцом, потом встать перед тобой на одно колено в твоем диком саду с кольцом в руке, но дело в том, что я просто не могу ждать. – Тревелин поднялся с кровати и встал перед ней, не обращая внимания на свою наготу так же, как и Адам до грехопадения. – У меня нет титула или земель, чтобы предложить тебе, Ларла. Есть только я, тайный агент. Возможно, этого и недостаточно. Но я действительно люблю тебя, как никогда не любил никого в своей жизни. Надеюсь, ты тоже любишь меня. – Он поднес ее ладонь к губам и запечатлел на ней нежный поцелуй. – Будь моей женой и поезжай со мной.
Радость переполняла Артемизию. В первый раз много лет назад она совсем не хотела становиться невестой. Однако теперь ей представился шанс связать свою жизнь с человеком, которого она любила больше всего на свете.
Артемизия бросилась ему на шею и горячо обняла его.
– Да-да, я выйду за тебя замуж.
Трев пылко поцеловал ее, подхватил на руки и закружил по комнате, и ее длинная юбка заворачивалась вокруг них, словно флаг, развевающийся на ветру. Она смеялась от радости, наслаждаясь своим счастьем и не заботясь о том, слышит ли их кто-то через закрытую дверь.
– Есть только одна, нет, даже две вещи, о которых я хотела бы тебя попросить. – Голова Артемизии слегка кружилась от вращения.
– Назови их, любовь моя.
– Мистер Шипуош уже многому научился, но его пока необходимо направлять. Ты не станешь возражать, если я время от времени буду вновь становиться Беддингтоном?
– А ты намерена отрастить бороду и бакенбарды?
– Конечно же, нет, – ответила она.
– Тогда я не возражаю ложиться в постель с мистером Беддингтоном, пока ты пожелаешь играть в него.
Она погладила его подбородок, на котором пробивалась темная щетина.
– Я пришлю Катберта, чтобы он тебя побрил. Из нас двоих скорее ты подвергаешься опасности отрастить бакенбарды.
– Намек понят – усмехнулся он. – Так на что еще я должен согласиться, чтобы стать самым счастливым мужчиной во всей Британской империи?
– С моей стороны глупо беспокоиться об этом. Наверное, ты будешь смеяться, когда услышишь. – Сердце билось в ее груди пойманной птицей. – Ты ведь не станешь возражать, если я продолжу занятия живописью?
– Я считаю тебя великолепной художницей, Ларла. Конечно же, ты должна продолжать рисовать.
– Как же я рада! – Она снова обняла его за шею. – Я боялась, что ты не поймешь, как дня меня важно закончить работу.
– До сих пор мне было крайне приятно позировать для тебя. Полагаю, я смогу заниматься этим в течение еще какого-то времени.
– Хорошо. У тебя просто дар от природы. А когда мы закончим с Марсом, возможно, ты поможешь мне найти подходящего натурщика для Эроса.
Его улыбка поблекла.
– Хочешь сказать, ты намерена и в будущем рисовать других голых мужчин?
– Не голых, а обнаженных. Это большая разница.
– Черт меня подери, если я буду молча смотреть. – Он опустил ее на пол и скрестил руки на груди. Злой взгляд и мрачное, выражение лица испугали немало мужчин, но они заставили Артемизию лишь гордо выпрямиться.
– Тревёлин, многие известные художники использовали человеческое тело как главный мотив своих самых известных шедевров. Даже стены в будуаре нашей королевы расписаны мотивами вакханалий. Держу пари, Пан и его нимфы изображены полураздетыми. Господи, да и в Ватикане множество обнаженных тел, – сказала она в запале, – поэтому не стоит употреблять такие грубые выражения.
– Позволь, я кое-что проясню. После того как мы поженимся, ты намерена по-прежнему проводить долгие часы с незнакомыми мужчинами. С голыми мужчинами. И ты думаешь, это не повод ругаться. Мадам, грубые выражения – это последнее, о чем вам сейчас стоит волноваться. Тебе очень повезет, если я не перекину тебя через колено и…
Она отошла на шаг назад.
– Ты не посмеешь.
– Хочешь убедиться? – Его темные глаза опасно сверкнули. – Ни один мужчина в здравом уме не позволит своей жене так себя вести.
Артемизия гордо вздернула подбородок:
– Тогда мне очень повезло, что я не являюсь ничьей женой. – Она повернулась и пошла к двери, высоко подняв голову. Ее сердце упало. – Я пришлю к тебе Катберта. А потом, если ты уже выздоровел, я бы попросила тебя покинуть этот дом.
Ее голос оборвался, и она не могла поднять на него глаза, иначе ее решительность могла раствориться без следа.
– Ларла, подожди…
– До свидания, Тревёлин, – прошептала она и выскользнула из комнаты. Замок тихо щелкнул за ее спиной. Дверь, которая закрылась в ее сердце, буквально оглушила ее громким грохотом.
Как он мог признаваться ей в любви и в то же время так мало о ней знать? Ей необходимо рисовать, необходимо творить, так же как другим женщинам необходимы дети. Если она была вынуждена бросить рисование всего на несколько дней, то отсутствие этой важной составляющей ее жизни уже оставляло зияющую пустоту.
Идя по длинному коридору к лестнице, Артемизия поняла, что в ее груди образовалась еще большая бездна. Какая-то часть ее сердца по-прежнему принадлежала Тревелину, и ей уже никогда не собрать свое сердце воедино.
Глава 35
Тревелин ураганом проносился по мощеной мостовой, измеряя длинными шагами извилистые улицы. У него в голове стучало, но он не хотел садиться в экипаж, который отвез бы его обратно в «Золотого петуха». Ему необходимо двигаться. Необходимо дать выход своей ярости.
Возможно, следовало удариться головой о кирпичную стену.
Злые слова вылетели из его рта, прежде чем он успел хорошенько подумать. Его злость и ярость стоили ему самой несносной, самой тревожащей, самой великолепной женщины, которую он когда-либо встречал. Она оказалась единственной, с кем он мог бы провести всю свою жизнь.
А теперь она не хотела иметь с ним ничего общего.
Если бы только он проявил выдержку, вспомнил то, чему его учили, поговорил бы с ней в примирительной манере, возможно, ему удалось бы со временем убедить ее вести себя более разумно. Если того требовали обстоятельства, он мог быть убедительным. Его приняли в секретную службу отчасти за умение очаровывать и переубеждать, а Артемизия была умной женщиной. И она непременно поняла бы его позицию. Как бы она отнеслась, если бы он проводил время в компании голых женщин?
«Обнаженных», – услышал он в голове ее голос.
А есть ли на самом деле какое-нибудь различие? Могла ли она забыть об этой части своей природы и смотреть на мужское тело как на совокупность линий и углов? Бог свидетель, один вид ее вызывал в нем желание, даже когда она полностью одета. Может ли у женщин все быть по-другому?
Даже если и нет, он теперь понимал, как мало это имеет значения. Ничто не имело значения, кроме того мига, когда она попрощалась с ним.
И винить он может только себя. Боже, он даже угрожал ее отшлепать, словно она непослушный ребенок. Он мог представить себе эту картину: Артемизия лежит на его коленях с задранной юбкой, ее прелестная попка выставлена на его обозрение. Ему было стыдно признать, что при мысли о ней он ощутил волнение в крови. Что же с ним не так?
Очевидно, многое.
Теперь разные мысли яростно вертелись у него в голове, он пытался найти способ обойти им же самим созданное препятствие. Он так напряженно размышлял над этим, что даже не заметил золоченое ландо с гербом Уорров, выгравированным на двери. Экипаж замедлил ход, чтобы с ним поравняться.
– Тревелин, мне нужно сказать тебе пару слов.
Граф открыл дверцу и властным жестом пригласил Трева присоединиться к нему. Верх экипажа был откинут, чтобы сидящие внутри могли видеть все вокруг и сами находились на виду. Очевидно, отец решил публично его унизить.
Его горе теперь стало полным. Его отвергла женщина, которую он любил, и с полным на то основанием отвергла, прибавил он сердито. Но теперь еще и отец решил доставить ему еще больше мучений.
«Не меньше, чем я заслуживаю», – безжалостно заключил он.
Тревелин залез в ландо и устроился напротив графа.
– Сэр, – сказал он.
– Ну, так что ты можешь сказать в свое оправдание?
– О чем вы? – «На этот раз», – мысленно добавил Трев. Каждый раз, когда отец решал его отчитать, Тревелин начинал с одной и той же преамбулы. Иногда Трев не мог даже представить себе, чем он оскорбил графа, но намного чаще он просто не был уверен, на какое из его прегрешений намекает граф, поэтому самым безопасным курсом действий было изобразить полное непонимание.
– О том, что ты вел двойную жизнь, что участвовал в опасных заданиях, не ставя меня в известность, – сказал граф, протянув ему копию «Таттлера», – что защищал интересы Короны, рискуя собственной жизнью.
– Сэр, мое участие в этом деле было безмерно преувеличено.
– Чушь собачья, – заявил его отец с нехарактерной для него грубостью. – Как представитель палаты лордов я имею доступ к информации, которая превосходит информацию желтой прессы. Однако лишь сегодня утром мне сообщили, что мой сын вовсе не тот бесполезный драчун, за которого я его принимал.
– Извини, что разочаровал тебя.
– Не надо вести себя так дерзко, это не пристало Девериджу.
– Никакой дерзости. Очень хорошо, – сказал Трев без всякого выражения. Он не чувствовал боли, которую своими словами мог бы причинить ему отец. – Я добавлю это к длинному списку поступков, которые не должен совершать настоящий Деверидж.
– Меня информировали, что ты пострадал – кажется, удар головой.
– Я выкарабкаюсь.
– Мне очень приятно слышать это, – сказал граф. И сразу же обратил взгляд на прохожих из высшего света.
Ландо проезжало через фешенебельный район, и граф время от времени кивал тем, кого считал стоящими его внимания. Когда они приблизились к Вестминстерскому мосту, отец снова обратил внимание на сына.
– Тревелин, в прошлом ты давал мне достаточно оснований для огорчений, Бог свидетель, – сказал граф, плотно сжав губы, подавляя свои чувства, – но в данный момент я могу лишь сказать, что я… полностью одобряю твои действия и… – он сделал паузу, чтобы выдавить слова, так трудно ему дающиеся, – и горжусь твоими героическими поступками.
Вот оно. Наконец. Всю свою жизнь Трев мечтал получить хоть какой-то намек на признание от самого скупого на эмоции человека на свете. И вот момент настал, а похвала лежит у него в желудке грузом, как кусок недожаренной баранины.
– Спасибо, – сказал Трев, больше чтобы нарушить тишину, которая воцарилась между ними, нежели из чувства благодарности. Все, что он чувствовал в данный момент, – это отвращение к самому себе.
Он потерял любовь всей своей жизни. И ничто на свете уже не заполнит пустоту.
– Конечно, никто не знает о том, что неизвестный герой из статьи и ты одно лицо, но я прослежу, чтобы те, кому нужно знать – ты понимаешь, влиятельные люди – граф приложил палеи к носу, – были осведомлены обо всех деталях.
– Я бы предпочел, чтобы ты не делал этого.
– Ерунда, сынок, – сказал граф, – ложная скромность не…
– Подобает Девериджу, – закончил за него Трев. В голове у него пульсировало, однако на сердце стало легко. Только тяжесть ключа Беддингтона в кармане камзола привязывала его к земле. Он положил на него руку, проверяя сохранность. – Сэр, мне не присуща ложная скромность. – Он смог доказать это, когда совершил непоправимую ошибку и стал позировать Артемизии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29