Вечером, когда малиновое, как раскаленные угли, солнце скрылось в серой дымке за холмами, они возвращались в Вашингтон. Гин выпил три крепких коктейля и не очень ровно вел машину. Но Лори была слишком возбуждена и счастлива, чтобы заметить это. После этой вечеринки она раскрылась, подобно японскому бумажному цветку в воде: оживленно болтала, рассказывала о людях, с которыми познакомилась, и о том, что собирается сделать в ближайшие дни.— Ты хорошо провела время? — спросил Гин. Он был уверен, что ей понравилось, но хотел услышать это из ее уст.— О Гин, это было просто фантастически! Знаешь, я так долго была изолирована от общества, что у меня даже не было желания бывать на людях, общаться с ними, но сегодня я попробовала, и мне это понравилось. Я могла бы каждый день ходить на вечеринки.— Твой отец был довольно общительный, не так ли?Она кивнула:— Он был самым гостеприимным хозяином в Вашингтоне. У мамы хранится альбом с газетными вырезками о танцах и вечеринках, которые устраивались в нашем доме.Гин закурил сигарету.— Очень печально то, что случилось с ним.— Да, — сказала она тихо, — я скучаю по нему.— Твоя мать не собирается снова выйти замуж?Лори откинула назад волосы.— О нет!— Ты, кажется, уверена в этом?— У нас так принято. По традиции женщина может иметь только одного мужчину за всю свою жизнь. Я думаю, мама не может поступить иначе. Она строго соблюдает древние обычаи.— Какая жалость. Она привлекательная женщина. Если бы я не ухаживал за тобой, я мог бы увлечься ею.— Ну уж нет, — засмеялась Лори, — я бы ревновала.Он покачал головой:— У тебя нет никаких оснований для ревности. Ни одна девушка не сравнится с тобой. Ты настоящая красавица, знаешь ли ты об этом?Она посмотрела в сторону. Ее рыжевато-каштановые волосы сияли в лучах заходящего солнца.— Ты не должен воспринимать наши отношения всерьез, — сказала она.— Никто и не говорит о серьезности. Разве мы не может просто весело проводить время?Она быстро посмотрела на него и озабоченно улыбнулась:— Я не хочу, чтобы ты думал, что между нами возможны более близкие отношения.Он посмотрел на нее и вздохнул. Говорить с ней о любви было все равно что фехтовать с противником, который на десять ходов опережает твой удар. Парирование, выпад, ответный удар. Как бы он ни начинал разговор, она всегда отодвигалась и защищалась, становилась настолько замкнутой, что он не мог даже предположить, что за этим скрывается.Гин выбросил окурок в окно.— Интересно, ты когда-нибудь будешь откровенна со мной? — спросил он. — Я имею в виду, ты когда-нибудь собираешься рассказать мне о том, что тебя так мучит?Лори молчала несколько секунд.— Это невозможно, Гин, — сказала она, — я не могу тебе ничего рассказать. Поверь, так будет лучше.— Это сведет меня с ума! Что с тобой происходит? Почему разговор о замужестве так пугает тебя? Может, причина в твоем прошлом? Ты сидела в тюрьме? Или была в психбольнице? Или что-то не в порядке с твоими хромосомами? Я не могу представить, что еще может быть причиной твоего страха перед замужеством.Лори опять долго не отвечала. Наконец она сказала:— Люди народности убасти… очень отличаются от других.— Это что-то типа амиш?— Не совсем, есть некоторые различия в религии.— Если я захочу жениться на тебе, я могу принять твою религию. Я протестант, что может помешать мне стать этим самым убасти?— Нет. Ты никогда не сможешь стать убасти.Они приближались к центру города. Уже стемнело, фары проезжавших мимо машин вспыхивали красными и белыми огнями.— Честно говоря, — сказал он, — я никогда не слышал об убасти. Это ужасное признание для члена Госдепартамента, но я должен сознаться в этом.Лори молчала. Гин снова посмотрел на нее и понял, что разговор на эту тему окончен, она не хочет говорить о своей религии и национальности.Следующие двадцать минут они ехали молча, затем Лори сказала:— Гин, ты проехал мой дом.— Я знаю. Я подумал, почему бы нам не заехать ко мне. Ты не против? Я не собираюсь делать тебе предложение.Она заволновалась:— Но я обещала маме, что вернусь до десяти вечера.— Сейчас только четверть восьмого. У нас еще уйма времени.— Да, Гин, но я бы хотела…Он поднял руку.— В оставшееся время мы будем делать то, что хочу я. Мы едем ко мне. У меня дома есть холодный мартини, можно приготовить гамбургеры и салат, мы будем слушать Моцарта и разговаривать.— Я должна позвонить маме, что буду позже.— Забудь о маме, — сказал он. — Тебе уже почти двадцать лет, ты очень красивая, и вечер еще только начинается.— Но…— Забудь о ней. Это приказ важного государственного чиновника.Наконец Лори улыбнулась:— Хорошо, господин. Я повинуюсь. Утешает только го, что я не веду с тобой дипломатических споров за круглым столом. Я бы потерпела поражение.Он ухмыльнулся:— Лори, ты никогда не проиграешь ни мне, ни кому другому. Я говорю о том времени, когда ты освободишься от влияния своей матери и почувствуешь себя победительницей.Когда они приехали к нему, Гин показал ей кухню и попросил достать из морозилки мясо для гамбургеров. У него была опрятная современная кухня с деревянными полками и яркими оранжевыми стенными шкафами. Лори исследовала шкафчики в поисках тарелок, ножей и специй. Гин наполнил льдом кувшин и пошел в гостиную смешивать напитки.— Наверное, замечательно иметь собственную квартиру в центре города, — крикнула она ему из кухни.— Как раз то, что мне надо, — ответил Гин.Лори приготовила все необходимое для гамбургеров и зажгла гриль. Гин подошел сзади и обнял ее, зарывшись лицом в ее волосы.Она вся напряглась.— Гин, — сказала она, — не обнимай меня.Он поцеловал ее.— Почему? Мне это так приятно.— Пожалуйста, — настаивала она, — не обнимай.Он отступил, чувствуя себя немного оскорбленным.— Разве проявление нежной привязанности — это преступление? Или это против твоей религии?— Гин, извини, но, когда ты дотрагиваешься до меня, я волнуюсь.— Послушай, меня это тоже волнует, но это приятное волнение.Лори повернулась и посмотрела ему в глаза. Свет падал на ее лицо, освещая яркие зеленые глаза и губы. Ее большая грудь мягко выступала под сафари, длинные нога были плотно обтянуты кожаными ботинками. От нее исходил знакомый ему слабый мускусный аромат, возбуждая его больше, чем когда-либо.— Гин, — сказала она, — ты же знаешь, как ты мне нравишься.— Отлично, — ответил он, — просто отлично, если ты не хочешь, я не буду торопить события.— Дело вовсе не в этом.Он прислонился к кухонному шкафу и кисло улыбнутся:— Неважно, в чем дело, просто ты ужасно нервничаешь. Тебе надо расслабиться, немного выпить, и, когда ты перестанешь нервничать, все произойдет так естественно, что ты не успеешь даже задуматься об этом.Лори отвела взгляд.— Ну, пошли, — сказал он, — почему бы нам не вообразить себя респектабельной семейной парой? Мы будем есть и беседовать, как солидные взрослые люди.— Хорошо, — прошептала она, — прости меня.Гин наклонился к ней, но она повернула голову так, что он мог поцеловать ее только в лоб.— Дело не во мне… Я не фригидная или что-нибудь в этом роде, — произнесла она быстро. — Не подумай, что ты мне не нравишься. Наоборот, ты очень привлекательный.— Хорошо, — перебил он, — ты не должна ничего объяснять.Она дотронулась до его руки.— Пожалуйста, пойми, я никогда раньше не оставалась наедине с мужчиной, не считая моего отца, и я никогда ни перед кем не раздевалась.— Я понимаю, — сказал он. — Ты не хочешь поужинать?— Да, — ответила она с улыбкой.Гин взял ее руки в свои и поцеловал их. Потом он отправился в гостиную что-нибудь выпить.Лори опять начала хозяйничать на кухне. Она достала из холодильника яйца и лук, разыскала ложки и салатницы. Гин сидел в своем большом кожаном кресле и, отключив звук, смотрел по телевизору футбольный матч на суперкубок.— Держу пари, что ты отлично готовишь, — громко сказал Гин.Она засмеялась:— Сначала ты должен попробовать эти гамбургеры.На экране шла упорная борьба за мяч, Гин пытался вычислить, кто победит. Он расслабил усталые мышцы и попивал прохладный коктейль. Пикник прошел хорошо, ему понравилась еда, кроме бифштексов на углях. Но после целого дня непринужденных и остроумных разговоров с докторами и банкирами и общения с кокетничающими дамами не первой молодости ему было приятно расслабиться перед телевизором.— Я умираю от голода, — сказал он. — Чем быстрее ты меня накормишь, тем лучше.Он наблюдал, как отбили мяч, игроки сбились в кучу, ликуя и размахивая руками. Только спустя две-три минуты он заметил, как тихо на кухне, не было слышно, как гремит посуда и жарится мясо. Гин прислушался, но ничего, кроме Моцарта, не услышал.— Лори? — позвал он.Не получив ответа, Гин поставил недопитый бокал на стол и встал. Он тихо прошел через гостиную к приоткрытой двери в кухню и взялся за ручку. Гин уже готов был широко распахнуть дверь, но вдруг остановился, услышав странный звук, как будто кто-то, сопя, что-то грыз. Некоторое время он стоял неподвижно, затем сделал шаг назад и заглянул в щель.То, что он увидел, заставило его похолодеть: Лори стояла посредине кухни с большим куском сырого мяса в руках и жадно его ела, ее пальцы и подбородок были перепачканы кровью. Она закрыла глаза и была похожа на хищного зверя, пожирающего свою добычу. Глава 4 Гин оторопел и не знал, как ему быть. Лори между тем положила недоеденный кусок мяса на стол и вытерла рот рукой. Он подумал, что если сейчас войдет и скажет, что наблюдал ее странную трапезу, то навсегда упустит шанс лучше узнать ее.Каков бы ни был ее секрет, заставляющий ее быть такой скрытной и замкнутой, ему никогда не удастся убедить ее расслабиться, если он сейчас пристанет к ней с расспросами.Он вспомнил слова Питера Грейвза. Лори уверена, что ее трагическая судьба предопределена, и единственный способ помочь ей избавиться от страха — временно смириться с этим. В конце концов, что такого сверхъестественного в том, что человек ест сырое мясо? Может, у египтян особые пристрастия в еде.Гин тихо вернулся в гостиную и взял бокал. Он глубоко задумался, попивая ледяной коктейль.Пластинка Моцарта доиграла до конца, и теперь Гин услышал шипящий звук жарившегося мяса. Он покачал головой, задумчиво барабаня пальцами и все еще пребывая в состоянии легкого шока. Потом встал и поставил пластинку Дебюсси.— Как там у тебя дела? — спросил он громко. — Тебе помочь?Последовала пауза.— Нет, спасибо. Я делаю салат. Сейчас все будет готово.Гин сел в кресло и вытянул ноги. С тех пор, как Питер рассказал ему о психологических проблемах личности Лори и высказал предположение, что замужество может избавить ее от них, Гин не переставая думал о женитьбе и пытался разобраться в своих чувствах. Если бы кто-нибудь пару недель назад сказал ему, что он вскоре всерьез будет думать о женитьбе, Гин бы рассмеялся ему в лицо. Но сейчас его внутренний голос настойчиво спрашивал: «Почему бы нет? Она красивая, прелестная, она дочь иностранного дипломата. Неужели ты думаешь, что найдешь более достойную кандидатуру на почетную роль миссис Гин Кейлер?» Он даже тихо произнес: «Лори Кейлер» — это звучало красиво.Дверь в кухню распахнулась, и вошла Лори с подносом в руках. Гин не мог не посмотреть на ее рот, пытаясь обнаружить следы крови, но Лори была такой же чувственной и великолепной, как и прежде. Она лучезарно улыбнулась, присаживаясь рядом, и это уменьшило его напряжение.Гин взял гамбургер.— Почему такой маленький? Я думал, будет больше мяса.Лори подала ему салат: помидоры, лук, хрустящий латук.— Извини, — спокойно ответила она, — это все, что было.Он пожал плечами:— Отлично, я должен следить за своей фигурой.Они ели и слушали музыку. Когда ужин был окончен, Лори унесла поднос и вымыла посуду. Пока она вытирала тарелки, Гин переключил в гостиной свет, создав романтические сумерки, и наполнил ее бокал. Он совсем не был уверен, что в этот раз ему удастся ее покорить, но у него был девиз: нет шансов добиться победы у того, кто не пытается вновь и вновь.Лори вернулась в комнату, и Гин протянул ей бокал.— На этом твои домашние обязанности заканчиваются. Иди сюда и садись.— Я не могу здесь долго задерживаться — не хочу, чтобы мама волновалась.Он похлопал рукой по тахте, приглашая ее сесть рядом с собой.— Садись и перестань беспокоиться о маме. Как ты думаешь, если бы твоя мама всегда приходила домой рано из-за строгости твоей бабушки, разве она встретила бы твоего отца?Лори села. Ее волосы сияли при свете лампы, губы блестели, словно она их облизывала. В квартире было тепло, и она расстегнула несколько пуговиц на жакете, так что Гин мог увидеть крохотный золотой огонек кулона-пирамиды. Лори сидела очень близко, он вдыхал аромат ее духов, чувствовал тепло ее тела и все больше и больше убеждался, что любит ее.— Моя мать встретилась с отцом в Тель-Басте, в Египте, — сказала она. — Сейчас этот город в руинах, оттуда происходит весь наш род.— Ты имеешь в виду древние руины?— Да, древние, — ответила она. — Они древнее пирамид, древнее самого сфинкса.Гин потянулся за пачкой сигарет.— Так у тебя очень древняя родословная?Она кивнула:— Мои предки жили в Тель-Басте, город тогда назывался Бубастис и, по-видимому, процветал в эпоху Рамзеса III.Он затянулся сигаретой и выпустил дым.— Неужели ты можешь проследить свою родословную с таких древних времен?Лори опять кивнула.— Рамзес III? Какой это век? Боюсь, мои познания в истории Древнего Египта невелики.Она отпила из бокала.— Царствование Рамзеса III — это 1300 год до Рождества Христова.Гин вытаращил глаза:— Да ты шутишь! Ты хочешь сказать, что твои предки жили в тринадцатом веке до нашей эры? Это невероятно!Лори мягко улыбнулась:— На самом деле ничего невероятного в этом нет. Жители той части Нижнего Египта всегда вели оседлый образ жизни. И сейчас там можно встретить феллахов с необычными лицами, такими же, как на рисунках на стенах древних гробниц. Ничего удивительного, ведь они — прямые потомки тех, кто построил эти гробницы. У них были распространены браки между кровными родственниками, между двоюродными братьями и сестрами и даже между родными, поэтому их внешность и не изменилась спустя тысячелетия.— Знаешь, — сказал он, — о моих предках мне известно, что они были выходцами из Шотландии и в 1825 году эмигрировали во Флориду, и я всегда гордился, что знаю это. Но после твоих слов у меня такое впечатление, что я вовсе не имею родословной.Лори опустила глаза.— Древняя родословная — не всегда хорошая, — сказала она очень тихо.— Ты хочешь сказать, что с твоими предками было что-то не в порядке?Лори посмотрела на него:— Очень важно, какие у тебя предки. Моих предков не особенно любили. Феллахи называли их «эти люди». Думаю, они и сейчас их так называют.— "Эти люди"? Звучит не так уж плохо.— Ты просто не знаешь, что феллахи умеют мастерски оскорблять и награждать эпитетами, — сказала она. — Они могут проклинать человека целый час и ни разу не повторить одно и то же ругательство. Но моих предков — убасти — они называли не иначе, как «эти люди», и это прозвище было наивысшим проявлением их неприязни к нам.Гин дотронулся до ее волос. Они были красивые и мягкие, но в то же время гибкие и в приглушенном свете отливали золотом. Оттенок ее волос что-то ему напоминал, но он никак не мог вспомнить, что именно.— Нечто подобное было и у нас в Америке, — сказал он. — Ты когда-нибудь слышала о кровной вражде семей Хатфилдс и Мак-Кой?— Да, — ответила она, — но это совсем другое. Здесь дело не в кровной вражде, а в страхе.— В страхе? Твои предки были такими страшными?Гин поглаживал пальцами ее щеку, и Лори не сводила с него пристального взгляда. Ее зрачки расширились в темноте, и она ни разу не моргнула. Он начал замечать, что она внутри вся напряжена и пытается скрыть это, но чем дольше они разговаривали, тем очевиднее становилось, что каждый мускул ее тела полон скрытой энергии. «Она не просто смотрит на меня, она следит за мной, — подумал он. — Она ловит каждое незначительное движение, которое я делаю».— Мне не следовало так говорить о моих предках, — сказала она. — Это было предательством по отношению к ним, хотя они и умерли две тысячи лет тому назад.— Не знаю, — сказал он мягко, — ты рассказывала о них так, будто они умерли только вчера.Не двигаясь, она продолжала смотреть на него.— Это потому, что у нас дома постоянно говорят об этом, — сказала она. — Мама хочет, чтобы я не забывала о своем египетском происхождении. Хотя ей нравится Америка.— А ты сама хотела бы забыть об этом?— Нет, — едва слышно ответила она, — я не могу забыть, кем были мои предки и кто мы такие, — это невозможно забыть.Гин откинул ее волосы и поглаживал шею, ласкал мочки ее ушей. Когда он первый раз дотронулся до нее, она отпрянула, но сейчас его нежные прикосновения, казалось, успокаивали ее. Он почувствовал, как постепенно ослабевает напряжение ее мышц, ее глаза, прежде такие внимательные и широко раскрытые, теперь были закрыты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17