Был только мальчик и три
его сестры, перепуганные и одинокие.
Поездка в Тюмень оказалась сложной и утомительной. Через Иртыш
переправлялись по льду, покрытому талым снегом. Колеса по оси погружались
в воду. Добравшись до реки Тобол, путники увидели, что ледяной ее покров
покрыт трещинами. В опасных местах шли пешком. Часто меняли лошадей.
Последняя станция была в Покровском, возле распутинского дома. Внизу, в
примитивной кошеве сидели плененные царь и императрица, а на них из окон
смотрели и махали платочками родичи человека, который столько сделал,
чтобы погубить их. Прежде чем кортеж двинулся в путь, вдова Распутина,
Прасковья, взглянула императрице в глаза и перекрестила ее.
В двадцати верстах севернее Тюмени кортеж был встречен отрядом
красных конников, которые, окружив путников, проводили их до самого
города. При виде всадников государыня стала вглядываться в их лица. Она
верила, что это "хорошие русские люди", прискакавшие на выручку, узнав,
что царя и императрицу куда-то увозят. Не подозревая, что их появление
вселило надежду в души пленников, всадники проводили их до вокзала, где
уже стоял специальный поезд. Комиссар Яковлев посадил царя и императрицу в
вагон первого класса, а сам вместе со своим оператором отправился на
телеграф, откуда послал депешу в Тобольск: "Едем благополучно. Христос с
нами. Как здоровье маленького. Яковлев". Хотя телеграмма и была подписана
комиссаром, в Тобольске знали, кто в действительности составил ее текст.
Затем уполномоченный наладил связь с Москвой.
Выйдя из помещения телеграфа, Яковлев принимает необычное решение.
Поняв из телеграфных разговоров с Кремлем и бесед в Тюмени, что
Екатеринбург состав его в Москву не пропустит, он решает ехать на восток,
а не на запад. Таким образом можно добраться до Омска, а оттуда - на южную
ветку Великого Сибирского пути и по нему, через Челябинск, Уфу и Самару,
попасть в Москву. Вернувшись в вагон, комиссар сообщает узникам о своих
намерениях. В пять утра, с потушенными огнями, состав уходит из Тюмени в
сторону Омска. Но Яковлев забывает упомянуть, что за Омском лежат тысячи
верст свободного пути к Тихому океану.
Едва состав покинул Тюмень, Екатеринбургский совдеп узнал, что поезд
ушел по направлению к Омску. Состоялось срочное заседание президиума
исполкома. Президиум Уральского совета под председательством Белобородова
(Вайсбарта) объявил Яковлева "изменником делу революции" и поставил его
вне закона. По проводам ушел призыв под грифом "всем, всем, всем" к
местным органам власти и партийным организациям. Откликнувшись на призыв
Уральского совдепа, Западносибирский совдеп принимает меры к тому, чтобы
остановить состав Яковлева, не получив иных указаний из Москвы. На узловую
станцию Куломзино, находящуюся в ста верстах от Омска, посылается конный
отряд. Там Яковлеву сообщают, что он объявлен изменником. Отцепив паровоз
с одним вагоном, Яковлев оставляет поезд с царем и императрицей под
охраной отряда и едет в Омск. Переговоры с Западносибирским советом
оказались безрезультатными, и Яковлев по прямому проводу ведет переговоры
со Свердловым, объясняя ему, почему он изменил маршрут. Свердлов ответил,
что придется подчиниться обстоятельствам и ехать в Екатеринбург, чтобы
сдать узников Уральскому совету. Расстроенный Яковлев вернулся к поезду и
сообщил царю и императрице: "Мне приказано отвезти вас в Екатеринбург".
Николай Александрович ответил: "Я бы поехал куда угодно, только не на
Урал. Судя по местным газетам, уральские рабочие настроены резко против
меня".
Как отнестись к этой запутанной истории, в которой много
противоречивых намерений, зловещих интриг, то и дело меняющихся решений?
Позднее, когда В.В.Яковлев перешел на сторону войск Колчака [(По словам Н.
А.Соколова, осенью 1918 года Яковлев обратился к чешскому генералу Шениху
(чехи были настроены антимонархически)] с просьбой принять его в ряды
белых войск. Как писал Р.Вильтон в книге "Последние дни Романовых",
"судебный следователь Соколов, узнав о его, Яковлева, присутствии и боясь
упустить случай, сейчас же послал одного доверенного офицера
(Б.В.Молостова) розыскать его. Но оказалось, что Омский штаб перевел его
уже в состав вооруженных сил Юга России. Это было делом рук
неприятельского агента, австрийского офицера (полковника Зайчека),
состоявшего в армии на службе разведки. Затем всякий след Яковлева
теряется".), большевики заявили, будто Яковлев действовал, как заговорщик
монархист. После того, как ему не удалось пробиться через Омск к Тихому
океану, он, дескать, повернул назад, рассчитывая остановить поезд и увезти
узников в горы. Убедительных доказательств этой теории не существует, и
хотя Яковлев и сочувствовал царственным пленникам, вероятнее всего, он был
тем, за кого себя выдавал - представителем московских властей, пытавшимся
выполнить приказ кремлевского начальства доставить императора и его семью
в столицу. Когда же прямой путь в Москву оказался блокированным и возникла
опасность захвата его подопечных, московский уполномоченный попытался
пробиться в столицу окружным путем, через Омск. Но он очутился в гуще
свары между находящимся где-то вдалеке ВЦИКом и местным, Уральским,
совдепом и в конце концов, при попущении Свердлова, уступил силе.
Но если мотивы и намерения Яковлева нам более-менее понятны, то планы
остальных сторон, участвовавших в этих событиях, неясны и зловещи.
Вдобавок к тем двум образам Яковлева, которые нам предложены - как
преданного монарху рыцаря, пытавшегося спасти императорскую чету, и как
московского ставленника, покорившегося превосходящим силам, можно
допустить, что Яковлев играл еще одну роль. Вполне вероятно, что он
оказался пешкой в подлой игре, затеянной Уральским советом в
Екатеринбурге, большевистскими правителями в Москве и правительством
кайзера Вильгельма II в Берлине.
После Брестского мира и выхода России из войны западные союзники
совершенно утратили интерес к царской семье. Государь, который послал на
фронт 15 миллионов бойцов, пожертвовал армией ради спасения Парижа и
отказался заключить сепаратный мир с Германией в дни самых тяжелых для
русской армии потерь, был предан своими союзниками. Его осыпали
насмешками, презирали. Если царь и его семья и могли быть спасены
благодаря вмешательству какой-то иностранной державы, то такой державой
могла явиться только Германия. Немцы вели себя в России, как победители.
Чтобы накормить голодное немецкое население, германские войска эшелонами
вывозили с Украины продовольствие. Петроград и Москва не были оккупированы
немцами лишь потому, чтобы возложить на большевиков нелегкие задачи
управления этими городами, где царили хаос и разруха. Однако, в случае
необходимости, германские полки без труда смогли захватить обе столицы и
смести Ленина и его сообщников, как груду опавших листьев.
Вот почему ряд русских консерваторов, в их числе граф Бенкендорф и
Александр Трепов, бывший премьер-министр, обратились за помощью к графу
Вильгельму фон Мирбаху, недавно назначенному на пост германского
посланника. Мирбах неизменно отвечал: "Успокойтесь. Я все знаю об
обстановке в Тобольске, и как только наступит время, Германская империя
скажет свое слово". Не удовлетворенные таким ответом, Трепов и граф
Бенкендорф направили Мирбаху письмо, в котором подчеркивали, что лишь
германское правительство сможет спасти царскую семью и предупреждали, что
если царь, его супруга и дети погибнут, вина целиком падет на кайзера
Вильгельма.
Немцы с тревогой смотрели на восток вовсе не потому, что чувствовали
за собой вину. Введя в русский организм бациллу большевизма, они
уничтожили армию противника. Но возникла иная опасность, гораздо более
серьезная. Ленин открыто заявлял, что его цель - мировая революция, и
лозунг этот уже находил отклик в умах измученных войной солдат и рабочих в
самой Германии. Вот почему германское правительство все чаще возвращалось
к мысли реставрировать в России дружественную Германии монархию, которая
покончит с большевиками. Немцы знали о том, что Николай II и императрица
враждебно относятся к Германии, однако полагали, что, если кайзер спасет
их от гибели и возведет на престол, благодарные им за это российские
монархи станут сговорчивее.
И Мирбах сделал ловкий ход. Он поставил условием, чтобы русского
императора доставили в Москву, где он оказался бы под защитой германской
короны. Требование это было сформулировано таким образом, чтобы большевики
не испугались и не догадались о подлинных намерениях немцев. Однако в
требовании содержалась и скрытая угроза интервенции. "Янкель Свердлов, -
пишет Жильяр, - делая вид, что выполняет требования графа Мирбаха, послал
комиссара Яковлева в Тобольск, чтобы приступить к отправке царской семьи в
Москву".
Свердлов, разумеется, без труда разгадал игру Мирбаха и решил
расстроить планы немцев. Отказаться выполнить требования графа он не
посмел: немцы были еще слишком сильны. И он тайно договорился с
екатеринбургскими комиссарами, чтобы те перехватили царя и арестовали, как
бы вопреки распоряжениям центральных властей. Таким образом, он мог бы
заявить германскому посланнику, что, к сожалению, император захвачен, сам
же он оказался бессилен предотвратить подобное самоуправство. Центральному
правительству нетрудно будет изобразить свою непричастность, решил
Свердлов, поскольку особая жестокость большевистского Уральского совдепа
были общеизвестны.
Таким образом, Свердлов предавал как немцев, так и собственного
ставленника Яковлева, не ведавшего об истинных намерениях шефа. По словам
Соколова, "Подписывая одной рукой полномочия Яковлева, Свердлов другой
рукой подписывал иное. Задержала Царя в Екатеринбурге, конечно, Москва.
Свердлов обманывал немцев, ссылаясь на мнимый предлог неповиновения
Екатеринбурга".
Возможно, Яковлев, вначале лишь пешка в руках Свердлова, в конце
концов догадался, что на самом деле происходит, и действительно попытался
вырваться с государем на свободу.
И когда поезд был остановлен, московскому комиссару пришлось
подчиниться распоряжению Свердлова. В сопровождении второго состава, в
котором находились красногвардейцы, царский поезд направился в
Екатеринбург. На станции Екатеринбург-III, оцепленной охранниками,
представители Уральского совдепа захватили узников. Яковлев снова связался
со Свердловым, тот подтвердил свое прежнее распоряжение сдать своих
подопечных местным властям и приказал уполномоченному возвращаться в
Москву. На заседании исполкома выступили с требованием ареста Яковлева. Он
объяснял свои действия тем, что выполнял распоряжение Москвы доставить
царя в столицу. Опровергнуть его доводы не удалось, тем более, что Яковлев
являлся представителем Свердлова, и его отпустили. Через полгода, как уже
было сказано, он перешел на сторону белых.
Поняв, что его обвели вокруг пальца, Мирбах был взбешен. Свердлов
рассыпался перед ним мелким бесом и, заламывая руки, восклицал: "Ну, что
мы можем сделать? У нас еще не налажен административный аппарат, и во
многом приходится полагаться на решения местных советов. Дайте время и
Екатеринбург успокоится". Однако, германский посланник, зная, что номер не
прошел, решил испробовать другой вариант. В Крыму, где собралась целая
плеяда великих князей, в мае появился один из адьютантов кайзера.
Адьютанту было поручено уведомить членов императорской фамилии, что любой
из них, кто согласится скрепить своей подписью Брестский договор, будет
объявлен царем всея Руси. После того, как все Романовы отказались это
сделать, эмиссар кайзера решил встретиться с князем Ф.Юсуповым. Встреча
эта так и не состоялась, и убийца Распутина избежал соблазна увидеть себя
увенчанным царской короной.
Судьба Николая Александровича больше не интересовала Мирбаха. Когда
русские монархисты в июне вновь обратились к германскому посланнику с
просьбой помочь вырвать царя из рук тюремщиков, тот умыл руки. "Судьба
Русского Царя зависит только от русского народа, - заявил он, по словам
Кривошеина. - Все происходящее с Россией есть вполне естественное и
неизбежное последствие победы Германии. Если бы победа была на стороне
союзников, положение Германии стало бы намного худшим. Повторяется старая
история: горе побежденным!"
Поистине, горе побежденным! В начале июля граф Мирбах был убит в
здании германской миссии сотрудником ЧК эсером Блюмкиным. Он и его
сообщник были убеждены, что Ленин и большевики предают революцию.
"Диктатура пролетариата, - восклицали оба, - превратилась в диктатуру
Мирбаха!" Через четыре месяца, в ноябре 1918 года Германия стала сама
побежденной.
34. ЕКАТЕРИНБУРГ
Екатеринбург расположен у подножья невысоких гор на восточных склонах
Уральского хребта. На косогоре у Вознесенской горы притулился двухэтажный,
затейливо разукрашенный особняк горного инженера и коммерсанта
Н.Н.Ипатьева. С одной стороны дома цокольный этаж находился на одном
уровне с улицей, с другой, обшарпанной к склону, был ниже уровня
Вознесенского проспекта и оттого похож на полуподвал. В конце апреля, как
только царя и императрицу вывезли из Тобольска, хозяину дома, Ипатьеву,
было предписано освободить здание в течение 24 часов. Тотчас после выезда
домовладельца, прибыли рабочие и спешно обнесли особняк высоким двойным
дощатым забором, отгородившим здание от улицы и сада. Стекла всех пяти
комнат второго этажа были закрашены белилами: их обитатели не должны были
видеть, что происходит снаружи. На первом этаже были устроены служебные и
караульные помещения. Когда все было готово, особняк получил зловещее
название "дом специального назначения".
Когда поезд, в котором ехали государь и императрица, прибыл на
станцию "Екатеринбург I", сомнений в том, какие чувства испытывают его
жители к царской чете, не оставалось. У вагонов собралась толпа, которая
злобно кричала: "Покажите нам Романовых!" Чернь вела себя столь
агрессивно, что, по соглашению с областным совдепом, решено было отвести
состав обратно к станции Екатеринбург II. В офицерской шинели без погон
государь вышел из вагона и отнес багаж в уже поданный автомобиль. Рядом с
ним сели Александра Федоровна и Мария Николаевна.
Следом за их автомашиной, без конвоя и охраны двинулась еще одна.
Боковыми улицами пленников доставили к Ипатьевскому дому. У дверей стоял
Шая Исаевич Голощекин, член президиума Уральского совета и закадычный друг
Свердлова. "Гражданин Романов, можете войти в дом", - произнес он с
насмешкой.
"Как только Государь, Государыня и Мария Николаевна прибыли в дом, -
вспоминал Чемодуров, - их подвергли грубому обыску. Один из производивших
обыск выхватил ридикюль из рук Государыни и вызвал замечание Государя: "До
сих пор я имел дело с честными и порядочными людьми". Как писал П.Быков,
"Романову было заявлено, что он не в Царском Селе, а в Екатеринбурге, и
что, если он будет вести себя вызывающе, его изолируют от семьи, а при
повторении привлекут к принудительным работам. И Александра, и Николай
почувствовали, что с ними шутить не станут, и подчинились требованиям
коменданта дома". Поднявшись в предназначенную им комнату, императрица
начертила на косяке свастику, как символ надежды, и указала дату прибытия
семьи в Екатеринбург: "17/30 апреля 1918 г.".
Оставшиеся в Тобольске три великие княжны и наследник волновались в
ожидании известий от родителей. 3 мая на имя Кобылинского пришла
телеграмма, сообщавшая, что царская чета и их спутники "застряли в
Екатеринбурге". Вскоре из Екатеринбурга Теглевой пришло письмо от
горничной Демидовой, несомненно, написанное под диктовку императрицы:
"Уложи, пожалуйста, хорошенько аптеку с лекарствами, потому что у нас
некоторые вещи пострадали". Государыня сама называла драгоценности условно
"лекарствами". Все драгоценности, привезенные из Царского Села, остались в
Тобольске, поскольку государь и императрица, уезжавшие в спешке, не успели
спрятать их у себя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77
его сестры, перепуганные и одинокие.
Поездка в Тюмень оказалась сложной и утомительной. Через Иртыш
переправлялись по льду, покрытому талым снегом. Колеса по оси погружались
в воду. Добравшись до реки Тобол, путники увидели, что ледяной ее покров
покрыт трещинами. В опасных местах шли пешком. Часто меняли лошадей.
Последняя станция была в Покровском, возле распутинского дома. Внизу, в
примитивной кошеве сидели плененные царь и императрица, а на них из окон
смотрели и махали платочками родичи человека, который столько сделал,
чтобы погубить их. Прежде чем кортеж двинулся в путь, вдова Распутина,
Прасковья, взглянула императрице в глаза и перекрестила ее.
В двадцати верстах севернее Тюмени кортеж был встречен отрядом
красных конников, которые, окружив путников, проводили их до самого
города. При виде всадников государыня стала вглядываться в их лица. Она
верила, что это "хорошие русские люди", прискакавшие на выручку, узнав,
что царя и императрицу куда-то увозят. Не подозревая, что их появление
вселило надежду в души пленников, всадники проводили их до вокзала, где
уже стоял специальный поезд. Комиссар Яковлев посадил царя и императрицу в
вагон первого класса, а сам вместе со своим оператором отправился на
телеграф, откуда послал депешу в Тобольск: "Едем благополучно. Христос с
нами. Как здоровье маленького. Яковлев". Хотя телеграмма и была подписана
комиссаром, в Тобольске знали, кто в действительности составил ее текст.
Затем уполномоченный наладил связь с Москвой.
Выйдя из помещения телеграфа, Яковлев принимает необычное решение.
Поняв из телеграфных разговоров с Кремлем и бесед в Тюмени, что
Екатеринбург состав его в Москву не пропустит, он решает ехать на восток,
а не на запад. Таким образом можно добраться до Омска, а оттуда - на южную
ветку Великого Сибирского пути и по нему, через Челябинск, Уфу и Самару,
попасть в Москву. Вернувшись в вагон, комиссар сообщает узникам о своих
намерениях. В пять утра, с потушенными огнями, состав уходит из Тюмени в
сторону Омска. Но Яковлев забывает упомянуть, что за Омском лежат тысячи
верст свободного пути к Тихому океану.
Едва состав покинул Тюмень, Екатеринбургский совдеп узнал, что поезд
ушел по направлению к Омску. Состоялось срочное заседание президиума
исполкома. Президиум Уральского совета под председательством Белобородова
(Вайсбарта) объявил Яковлева "изменником делу революции" и поставил его
вне закона. По проводам ушел призыв под грифом "всем, всем, всем" к
местным органам власти и партийным организациям. Откликнувшись на призыв
Уральского совдепа, Западносибирский совдеп принимает меры к тому, чтобы
остановить состав Яковлева, не получив иных указаний из Москвы. На узловую
станцию Куломзино, находящуюся в ста верстах от Омска, посылается конный
отряд. Там Яковлеву сообщают, что он объявлен изменником. Отцепив паровоз
с одним вагоном, Яковлев оставляет поезд с царем и императрицей под
охраной отряда и едет в Омск. Переговоры с Западносибирским советом
оказались безрезультатными, и Яковлев по прямому проводу ведет переговоры
со Свердловым, объясняя ему, почему он изменил маршрут. Свердлов ответил,
что придется подчиниться обстоятельствам и ехать в Екатеринбург, чтобы
сдать узников Уральскому совету. Расстроенный Яковлев вернулся к поезду и
сообщил царю и императрице: "Мне приказано отвезти вас в Екатеринбург".
Николай Александрович ответил: "Я бы поехал куда угодно, только не на
Урал. Судя по местным газетам, уральские рабочие настроены резко против
меня".
Как отнестись к этой запутанной истории, в которой много
противоречивых намерений, зловещих интриг, то и дело меняющихся решений?
Позднее, когда В.В.Яковлев перешел на сторону войск Колчака [(По словам Н.
А.Соколова, осенью 1918 года Яковлев обратился к чешскому генералу Шениху
(чехи были настроены антимонархически)] с просьбой принять его в ряды
белых войск. Как писал Р.Вильтон в книге "Последние дни Романовых",
"судебный следователь Соколов, узнав о его, Яковлева, присутствии и боясь
упустить случай, сейчас же послал одного доверенного офицера
(Б.В.Молостова) розыскать его. Но оказалось, что Омский штаб перевел его
уже в состав вооруженных сил Юга России. Это было делом рук
неприятельского агента, австрийского офицера (полковника Зайчека),
состоявшего в армии на службе разведки. Затем всякий след Яковлева
теряется".), большевики заявили, будто Яковлев действовал, как заговорщик
монархист. После того, как ему не удалось пробиться через Омск к Тихому
океану, он, дескать, повернул назад, рассчитывая остановить поезд и увезти
узников в горы. Убедительных доказательств этой теории не существует, и
хотя Яковлев и сочувствовал царственным пленникам, вероятнее всего, он был
тем, за кого себя выдавал - представителем московских властей, пытавшимся
выполнить приказ кремлевского начальства доставить императора и его семью
в столицу. Когда же прямой путь в Москву оказался блокированным и возникла
опасность захвата его подопечных, московский уполномоченный попытался
пробиться в столицу окружным путем, через Омск. Но он очутился в гуще
свары между находящимся где-то вдалеке ВЦИКом и местным, Уральским,
совдепом и в конце концов, при попущении Свердлова, уступил силе.
Но если мотивы и намерения Яковлева нам более-менее понятны, то планы
остальных сторон, участвовавших в этих событиях, неясны и зловещи.
Вдобавок к тем двум образам Яковлева, которые нам предложены - как
преданного монарху рыцаря, пытавшегося спасти императорскую чету, и как
московского ставленника, покорившегося превосходящим силам, можно
допустить, что Яковлев играл еще одну роль. Вполне вероятно, что он
оказался пешкой в подлой игре, затеянной Уральским советом в
Екатеринбурге, большевистскими правителями в Москве и правительством
кайзера Вильгельма II в Берлине.
После Брестского мира и выхода России из войны западные союзники
совершенно утратили интерес к царской семье. Государь, который послал на
фронт 15 миллионов бойцов, пожертвовал армией ради спасения Парижа и
отказался заключить сепаратный мир с Германией в дни самых тяжелых для
русской армии потерь, был предан своими союзниками. Его осыпали
насмешками, презирали. Если царь и его семья и могли быть спасены
благодаря вмешательству какой-то иностранной державы, то такой державой
могла явиться только Германия. Немцы вели себя в России, как победители.
Чтобы накормить голодное немецкое население, германские войска эшелонами
вывозили с Украины продовольствие. Петроград и Москва не были оккупированы
немцами лишь потому, чтобы возложить на большевиков нелегкие задачи
управления этими городами, где царили хаос и разруха. Однако, в случае
необходимости, германские полки без труда смогли захватить обе столицы и
смести Ленина и его сообщников, как груду опавших листьев.
Вот почему ряд русских консерваторов, в их числе граф Бенкендорф и
Александр Трепов, бывший премьер-министр, обратились за помощью к графу
Вильгельму фон Мирбаху, недавно назначенному на пост германского
посланника. Мирбах неизменно отвечал: "Успокойтесь. Я все знаю об
обстановке в Тобольске, и как только наступит время, Германская империя
скажет свое слово". Не удовлетворенные таким ответом, Трепов и граф
Бенкендорф направили Мирбаху письмо, в котором подчеркивали, что лишь
германское правительство сможет спасти царскую семью и предупреждали, что
если царь, его супруга и дети погибнут, вина целиком падет на кайзера
Вильгельма.
Немцы с тревогой смотрели на восток вовсе не потому, что чувствовали
за собой вину. Введя в русский организм бациллу большевизма, они
уничтожили армию противника. Но возникла иная опасность, гораздо более
серьезная. Ленин открыто заявлял, что его цель - мировая революция, и
лозунг этот уже находил отклик в умах измученных войной солдат и рабочих в
самой Германии. Вот почему германское правительство все чаще возвращалось
к мысли реставрировать в России дружественную Германии монархию, которая
покончит с большевиками. Немцы знали о том, что Николай II и императрица
враждебно относятся к Германии, однако полагали, что, если кайзер спасет
их от гибели и возведет на престол, благодарные им за это российские
монархи станут сговорчивее.
И Мирбах сделал ловкий ход. Он поставил условием, чтобы русского
императора доставили в Москву, где он оказался бы под защитой германской
короны. Требование это было сформулировано таким образом, чтобы большевики
не испугались и не догадались о подлинных намерениях немцев. Однако в
требовании содержалась и скрытая угроза интервенции. "Янкель Свердлов, -
пишет Жильяр, - делая вид, что выполняет требования графа Мирбаха, послал
комиссара Яковлева в Тобольск, чтобы приступить к отправке царской семьи в
Москву".
Свердлов, разумеется, без труда разгадал игру Мирбаха и решил
расстроить планы немцев. Отказаться выполнить требования графа он не
посмел: немцы были еще слишком сильны. И он тайно договорился с
екатеринбургскими комиссарами, чтобы те перехватили царя и арестовали, как
бы вопреки распоряжениям центральных властей. Таким образом, он мог бы
заявить германскому посланнику, что, к сожалению, император захвачен, сам
же он оказался бессилен предотвратить подобное самоуправство. Центральному
правительству нетрудно будет изобразить свою непричастность, решил
Свердлов, поскольку особая жестокость большевистского Уральского совдепа
были общеизвестны.
Таким образом, Свердлов предавал как немцев, так и собственного
ставленника Яковлева, не ведавшего об истинных намерениях шефа. По словам
Соколова, "Подписывая одной рукой полномочия Яковлева, Свердлов другой
рукой подписывал иное. Задержала Царя в Екатеринбурге, конечно, Москва.
Свердлов обманывал немцев, ссылаясь на мнимый предлог неповиновения
Екатеринбурга".
Возможно, Яковлев, вначале лишь пешка в руках Свердлова, в конце
концов догадался, что на самом деле происходит, и действительно попытался
вырваться с государем на свободу.
И когда поезд был остановлен, московскому комиссару пришлось
подчиниться распоряжению Свердлова. В сопровождении второго состава, в
котором находились красногвардейцы, царский поезд направился в
Екатеринбург. На станции Екатеринбург-III, оцепленной охранниками,
представители Уральского совдепа захватили узников. Яковлев снова связался
со Свердловым, тот подтвердил свое прежнее распоряжение сдать своих
подопечных местным властям и приказал уполномоченному возвращаться в
Москву. На заседании исполкома выступили с требованием ареста Яковлева. Он
объяснял свои действия тем, что выполнял распоряжение Москвы доставить
царя в столицу. Опровергнуть его доводы не удалось, тем более, что Яковлев
являлся представителем Свердлова, и его отпустили. Через полгода, как уже
было сказано, он перешел на сторону белых.
Поняв, что его обвели вокруг пальца, Мирбах был взбешен. Свердлов
рассыпался перед ним мелким бесом и, заламывая руки, восклицал: "Ну, что
мы можем сделать? У нас еще не налажен административный аппарат, и во
многом приходится полагаться на решения местных советов. Дайте время и
Екатеринбург успокоится". Однако, германский посланник, зная, что номер не
прошел, решил испробовать другой вариант. В Крыму, где собралась целая
плеяда великих князей, в мае появился один из адьютантов кайзера.
Адьютанту было поручено уведомить членов императорской фамилии, что любой
из них, кто согласится скрепить своей подписью Брестский договор, будет
объявлен царем всея Руси. После того, как все Романовы отказались это
сделать, эмиссар кайзера решил встретиться с князем Ф.Юсуповым. Встреча
эта так и не состоялась, и убийца Распутина избежал соблазна увидеть себя
увенчанным царской короной.
Судьба Николая Александровича больше не интересовала Мирбаха. Когда
русские монархисты в июне вновь обратились к германскому посланнику с
просьбой помочь вырвать царя из рук тюремщиков, тот умыл руки. "Судьба
Русского Царя зависит только от русского народа, - заявил он, по словам
Кривошеина. - Все происходящее с Россией есть вполне естественное и
неизбежное последствие победы Германии. Если бы победа была на стороне
союзников, положение Германии стало бы намного худшим. Повторяется старая
история: горе побежденным!"
Поистине, горе побежденным! В начале июля граф Мирбах был убит в
здании германской миссии сотрудником ЧК эсером Блюмкиным. Он и его
сообщник были убеждены, что Ленин и большевики предают революцию.
"Диктатура пролетариата, - восклицали оба, - превратилась в диктатуру
Мирбаха!" Через четыре месяца, в ноябре 1918 года Германия стала сама
побежденной.
34. ЕКАТЕРИНБУРГ
Екатеринбург расположен у подножья невысоких гор на восточных склонах
Уральского хребта. На косогоре у Вознесенской горы притулился двухэтажный,
затейливо разукрашенный особняк горного инженера и коммерсанта
Н.Н.Ипатьева. С одной стороны дома цокольный этаж находился на одном
уровне с улицей, с другой, обшарпанной к склону, был ниже уровня
Вознесенского проспекта и оттого похож на полуподвал. В конце апреля, как
только царя и императрицу вывезли из Тобольска, хозяину дома, Ипатьеву,
было предписано освободить здание в течение 24 часов. Тотчас после выезда
домовладельца, прибыли рабочие и спешно обнесли особняк высоким двойным
дощатым забором, отгородившим здание от улицы и сада. Стекла всех пяти
комнат второго этажа были закрашены белилами: их обитатели не должны были
видеть, что происходит снаружи. На первом этаже были устроены служебные и
караульные помещения. Когда все было готово, особняк получил зловещее
название "дом специального назначения".
Когда поезд, в котором ехали государь и императрица, прибыл на
станцию "Екатеринбург I", сомнений в том, какие чувства испытывают его
жители к царской чете, не оставалось. У вагонов собралась толпа, которая
злобно кричала: "Покажите нам Романовых!" Чернь вела себя столь
агрессивно, что, по соглашению с областным совдепом, решено было отвести
состав обратно к станции Екатеринбург II. В офицерской шинели без погон
государь вышел из вагона и отнес багаж в уже поданный автомобиль. Рядом с
ним сели Александра Федоровна и Мария Николаевна.
Следом за их автомашиной, без конвоя и охраны двинулась еще одна.
Боковыми улицами пленников доставили к Ипатьевскому дому. У дверей стоял
Шая Исаевич Голощекин, член президиума Уральского совета и закадычный друг
Свердлова. "Гражданин Романов, можете войти в дом", - произнес он с
насмешкой.
"Как только Государь, Государыня и Мария Николаевна прибыли в дом, -
вспоминал Чемодуров, - их подвергли грубому обыску. Один из производивших
обыск выхватил ридикюль из рук Государыни и вызвал замечание Государя: "До
сих пор я имел дело с честными и порядочными людьми". Как писал П.Быков,
"Романову было заявлено, что он не в Царском Селе, а в Екатеринбурге, и
что, если он будет вести себя вызывающе, его изолируют от семьи, а при
повторении привлекут к принудительным работам. И Александра, и Николай
почувствовали, что с ними шутить не станут, и подчинились требованиям
коменданта дома". Поднявшись в предназначенную им комнату, императрица
начертила на косяке свастику, как символ надежды, и указала дату прибытия
семьи в Екатеринбург: "17/30 апреля 1918 г.".
Оставшиеся в Тобольске три великие княжны и наследник волновались в
ожидании известий от родителей. 3 мая на имя Кобылинского пришла
телеграмма, сообщавшая, что царская чета и их спутники "застряли в
Екатеринбурге". Вскоре из Екатеринбурга Теглевой пришло письмо от
горничной Демидовой, несомненно, написанное под диктовку императрицы:
"Уложи, пожалуйста, хорошенько аптеку с лекарствами, потому что у нас
некоторые вещи пострадали". Государыня сама называла драгоценности условно
"лекарствами". Все драгоценности, привезенные из Царского Села, остались в
Тобольске, поскольку государь и императрица, уезжавшие в спешке, не успели
спрятать их у себя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77