А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Разве такой РОВД есть в Ленинградской области? И вообще происшествием на Ладоге должна, наверное, заниматься транспортная милиция… неважно. Надо ему рассказать все, что произошло. Интересно, добрался ли до базы Серега? Тоник уничтожит его, как только выберется отсюда. Если Сергея не посадят за убийство, конечно…
Но тут вернулась медсестра. Удивленно сообщила:
— Ты что-то путаешь. По этим телефонам никто тебя не знает. Может, тебя зовут как-то иначе?
Антон вцепился в простыню: да что же такое?! Как будто бы весь тот устойчивый, надежный мир, в котором он до сих пор жил, странным образом испарился.
Но ведь он ясно все помнит! Знает, кто он такой, где живет и какой у него номер телефона!
Мужчина осведомился:
— Так что случилось? Это ты помнишь?
Вовремя спросил, потому что Тоник уже был готов поверить, что сошел с ума. Усилием воли он отвлекся от происходящего кошмара и заставил себя говорить. Коротко рассказал всю историю, вплоть до гибели «Лилии», дал координаты всех действующих лиц, сообщил, где он работал раньше и где работала Женька, дал адрес турбазы и даже вспомнил телефон ее директора. Прямой семизначный мобильный номер… Милиционер все записал:
— Я сегодня же туда поеду. Если Сергей добрался до базы, он будет задержан.
— Наверняка добрался, — Тоник недобро прищурился.
— Так ты говоришь, все это произошло в апреле? — В голосе собеседника звучало сомнение.
— В самом конце. А… сейчас что? — с легким испугом спросил Антон. Уж лучше сразу все выяснить.
Мужчина проигнорировал его вопрос. Поднялся, собираясь уходить:
— Ладно, отдыхай. Только я сомневаюсь, что твой Сергей выжил. Прямо через вас прошла баррантида.
— В смысле? — удивился Тоник. — Это что такое?
Снова странный взгляд. Они переглянулись с медсестрой. Милиционер осторожно спросил:
— А ты не знаешь?!
— Видимо, у меня амнезия, — безнадежно пробормотал Тоник, но милиционер ехидно улыбнулся:
— Как любопытно: что такое «амнезия», ты прекрасно помнишь. А баррантида… — Голос его изменился. — Всего лишь время, когда появляются новые привидения.
Показалось, или милиционер пытается скрыть ужас? Страх перед таким иррациональным понятием, как «привидения», не гармонировал с обликом этого безусловно мужественного человека. Медсестра вовсе побледнела. Безжизненно произнесла:
— Землетрясение под Ладогой. Потом обычно возникает волнение, шквал, гроза — все как ты сказал. Шторм ведь был?
— Самый обычный весенний шторм, он длился несколько дней.
— Туман… — добавила она. — Баррантида несет непрозрачный туман.
Антон сразу вспомнил свое блуждание в лесу. И двоих спутников. «Но ведь до этого я умер…»
Тут же возникло ощущение, будто еще ничего не кончилось. Вот он, редкий лес в густом тумане. И Тоник идет, нащупывая дорогу, не видя даже своих рук… а все, что происходит сейчас — больница, медсестра, милиционер, — этого нет. Так, то ли галлюцинация, то ли сон наяву.
— Со мной больше никого не нашли?
Они оживились:
— Ты же только что рассказывал: остался на яхте один…
Действительно. Значит, не было никаких спутников. И баррантиды тоже не было.
— Ерунда, я не помню никакого тумана, — сообщил Тоник, переводя взгляд с одного на другого.
Но они отвели глаза. Не поверили. Было что-то очень плохое в том, что он появился из баррантиды.
Милиционер нарушил молчание:
— Хорошо, я выясню про Сергея и зайду. До свидания, — он ушел.
Медсестра выскочила за ним, оставив Тоника одного в палате.
Что-то было не так. Его не покидало ощущение ошибки. Пока что не разгаданной, роковой ошибки. Что-то явно изменилось. Временами Тоник почти верил всем этим людям. Видимо, у него включилась какая-то ложная память. Все, что он помнил о своей жизни, — это просто бред, порождение больного разума…
И непроходящая тоска. Непонятная тяжесть на душе. Как будто его постоянно что-то мучает, какая-то утрата или ужасная, тяжелая мысль — неясно, о чем, но это плохая мысль. Тоник никак не мог вспомнить, что же он потерял, пытался разгадать, но не мог… Потом постепенно тяжесть опять переросла в леденящую боль, так мучившую его ночью. Как будто кусок души остался в каком-то чужом, холодном и страшном месте…
6
Девочка не удивилась одиночеству. Она медленно двинулась налево, туда, где, как ей казалось, лежало тихое и огромное море. Вода хлюпала в ее сырых кроссовках, которые от старости облезли и готовились развалиться. Одежда отсырела, джинсы неприятно липли к ногам. Девушка замерзла и устала. Но почему-то ей надо было обязательно прийти к морю.
Неподалеку за спиной снова вкрадчиво и невнятно зашептались. Это не парни, они, скорее всего, исчезли навсегда. Девушка боялась оглянуться: она не знала, что увидит. Боялась, что, увидев это, обречет себя на смерть… От еле заметного ветерка чуть шелестели верхушки деревьев. Пусто, страшно… Медленно, чтобы дать кому бы то ни было время исчезнуть, она оглянулась. Спине было холодно, сердце от внезапного ужаса стучало где-то в горле. Лучше пойти дальше, а то кажется, что она никогда отсюда не выберется.
Редкие деревья расступились, стало намного светлее. Потом туман немного рассеялся, и она действительно обнаружила воду. Море лежало серое и гладкое, как зеркало, над ним висел низкий, похожий на дымку туман. Видимость не превышала десяти-пятнадцати метров — но это если смотреть вперед; позади себя девушка вообще ничего не видела.
Шепотом она позвала: «Эй, хоть кто-нибудь…» Послышалось, будто кто-то невнятно ответил — или жалобно вздохнул. Голые влажные валуны спускались к самой воде. В открытом пространстве было не так страшно, как в лесу. Она спустилась к самой воде, почти на корточках, оскальзываясь на гладком камне. Запросто можно свалиться прямо в воду, и не за что будет удержаться. Валун уходил резко вниз, в глубину, в подводной своей части он оброс скользкими зелеными водорослями. У девушки вдруг заболела голова, и она подумала, что сейчас должна быть там, на дне…
Она замерла, прислушиваясь. Кто-то продолжает жутковато шептаться, теперь уже рядом с ней, непосредственно за спиной — будто дышат прямо в ухо. Так же равнодушно и непонятно звучит неразборчивый шепот. Прохладно и потусторонне. Если сейчас оглянуться, ее могут убить. Или… они много чего могут сделать, наверное.
Гнетущая тишина — и этот шепот. Словно все живые давно умерли. Она одна… она заблудилась.
Что-то произошло, если она почти ничего не знает о себе. Не помнит, кто она такая и как здесь оказалась, — или не хочет помнить. Бродит одинокая, потерянная… потерявшая саму себя… что с ней случилось?!
Снова нервно оглянулась — никого. Тихая жемчужно-серая вода, тихие неподвижные берега. И… шепот. Рядом с ней — отчетливый шепот. Девушка застыла с широко открытыми глазами — она смотрела прямо туда, где шептались: там никого не было. Туман вдруг сгустился в темное пятно, которое неторопливо и бесшумно двигалось по воде. Оно приближалось, и вскоре сквозь белесую мглу стало видно, что это — пустая лодка, медленно плывущая под влиянием скрытого течения. Чья-то брошенная старая лодка. Девочка почувствовала, что сердце просто-таки останавливается от страха, в глазах темнеет, хочется развернуться и бежать, бежать неизвестно куда!
Но она продолжала стоять столбом, глядя, как тихонько несет лодочку по течению. А когда та подошла близко, девочка с изумлением увидела, что это — не старая полусгнившая деревяшка, как она подумала сначала, а «Казанка-5» — битая, некрашеная, мятая. Но смутно знакомая…
Солнце садится над темными крышами и трубами заводов. С той стороны, куда оно уходит, появились чайки и, крича, закружились в бледном небе над предпортовыми кварталами. Холодает. На улицах — ни души, будто уже поздний вечер. Есть нечего, и потому спать не хочется.
Ника не знает, куда она идет. Надо где-то найти еду, а это непросто в Питере.
Она ничего о себе не знает. Возможно, ее действительно зовут Ника — но вообще просто имя красивое. Она словно вынырнула из холодной глубины небытия — к солнцу, к жизни! Даже что-то такое сохранилось в памяти: глубокая зеленая вода, серебристые воздушные пузырьки… Пришла в себя здесь, в Санкт-Петербурге, недалеко от Канонерского острова.
Сначала она сидела на скамейке, пытаясь понять, что произошло. Никто не обращал на нее внимания. Никто не искал. Ника медленно поднялась на ослабевшие, словно после непомерной нагрузки, ноги и побрела вдоль пустой улицы. Странно: все здесь ей знакомо — и в то же время кажется чужим. Кто она? Бывала ли раньше в Питере? Жила здесь? Путаница в голове не давала не только сосредоточиться, но и испугаться как следует. Солнце окончательно скрылось за стенами какого-то здания. Ветер дохнул навстречу, спокойный, ласковый, теплый. Ника тихонько поплелась в сторону центра. Хотелось есть. Мысли еле ворочались, пустые и легкие, как после долгих слез.
Сама не заметила, как вышла на Обводный канал. Холодный и неприветливый пейзаж — грязная вода в канале, унылые стены домов по обеим его сторонам, пыльные машины. Ника остановилась: машины проносились удивительно редко, фары разрезали надвигающуюся темноту пронзительными лучами. Наверное, сейчас белая ночь, очень поздно, потому транспорта так мало…
Она тащилась вдоль канала, как в тумане, тем временем спустились сумерки, стало совсем темно. А потом Ника свернула во дворы и полузнакомыми узкими переулками вышла на Невский.
Неожиданный шум людного проспекта резко контрастировал с пустым Обводным; здесь призывно горели огни, мигала реклама, светофоры, доносились обрывки музыки. Она остановилась посреди тротуара, не зная куда двинуться дальше. Где-то неподалеку должен быть ее дом… Мимо шли люди, иногда толкая ее. Ника направилась в ту же сторону, что и большинство из них, — налево, вдоль проспекта. Перешла через Аничков мост, по бокам которого стояли бронзовые скульптуры — античные юноши и жеребцы на «свечках»; посмотрела вниз, на черную зеркальную воду, по которой одна за другой проходили длинные лодочки, дважды перешла дорогу и увидела небольшой садик, Фонари здесь горели не так ярко, их свет загораживали ветки с едва распустившейся листвой. Скамеечки почти все были заняты. Но Ника нашла одну пустую и села на нее, сняв кроссовки и поджав под себя ноги. Она сама не заметила, что прошла очень много, и здорово устала. Кроме того, по-прежнему не знала, что ей делать. Память не возвращалась.
— Здравствуй, красотка!
Кто-то, незаметно подкравшийся сзади, обнял ее за шею и дохнул в ухо перегаром. Ника обернулась, ожидая увидеть кого угодно. Перед ней стоял быкообразный неприятный тип в красной футболке и черной кожаной куртке с надписью «punks not dead». «Панки не умерли, они просто так пахнут», — подумала Ника. От парня разило, как из помойки. Выцветшие прищуренные глаза на круглом лице ощупывали ее фигуру. Тип цинично сплюнул:
— Какая телка симпатичная! Пойдешь со мной? А?
— Пошел ты…
Сил общаться с этим субъектом не было. Тот уже начал возмущаться, бухтеть: «Ты че, в натуре?!» — а она понятия не имела, как от него отделаться.
— Отстань от девушки, не видишь, ей выпить надо?!
Рядом с Никой сел еще один, похожий на первого, только не такой огромный и вонючий. Подмигнул:
— Чего скучаешь?
— Я не одна, — на всякий случай сказала Ника.
Парень рассмеялся:
— Я тоже не один. Видишь, с довеском, — он мотнул головой в сторону обиженного панка. — Работаешь?
Девушка брезгливо поморщилась.
— Тогда чего сидишь с таким убитым видом?! Идем лучше, погуляем. Пивка выпьем.
— Идите лучше одни… к чертовой матери.
Он, не слушая, схватил ее под руку и потащил за собой. Удивленно притормозил, когда Ника под его напором встала со скамейки:
— А обувь твоя где?
— Я закаляюсь… — Она с усмешкой посмотрела на него. — Да ладно, вру. Встретила сегодня двух бедных-бедных спившихся панков. Им не на что было купить пива. И так жалко мне их стало… вот и отдала им свои башмаки: одному — правый, другому — левый.
Новый знакомый хмыкнул, подождал, пока девушка зашнурует кроссовки, и снова схватил ее за руку.
— Мне еще надо подругу дождаться, — Ника предприняла последнюю попытку отделаться от спутников. — Минут пять-десять…
— Скажи спасибо, что я тебе обуться разрешил.
Она попыталась вырваться, но парень крепко сжал запястье. Потащил ее по проспекту. С другой стороны шагал панк, предупреждая всяческие рывки в сторону. «Закричать, что ли?» Ника набрала воздуха в легкие, но тут панк взял ее за другую руку, чуть выше локтя. Она подняла на него глаза — и испугалась бездушной, жестокой ухмылки, оказавшейся страшнее всяких слов…
Кругом все так же сияли огни, стоял то ли поздний вечер, то ли белая ночь. Кавалер болтал о чем-то несущественном, Ника молчала. Он был очень неприятен ей. Надо попытаться все же от него избавиться или хотя бы извлечь пользу из знакомства. Пусть думает, что связался с очень требовательной особой, акулой, охотницей за богатыми кавалерами, — возможно, сам отстанет. Капризным голосом она заявила:
— Есть хочу… купи-ка мне еды, и побыстрее.
— Никаких проблем, — галантно поклонился кавалер. Он даже сразу заткнулся и забыл, о чем говорил до этого, — так неожиданно прозвучало требование девушки.
Они зашли в кафе, парень вежливо придвинул Нике меню. Она бессовестно заказала кучу еды и, едва принесли первый салат, судорожно схватила вилку — было ощущение, что она ничего не ела дней пять. Кавалер пил пиво, насмешливо наблюдая за своей новой подругой. Может, он не такой уж плохой? Заметив его взгляд, она спросила:
— Тебя как зовут?
— Сашей, — ответил парень и достал из пачки сигарету. Не спрашивая разрешения, закурил. — А тебя?
— Ника…
— Откуда ты такая взялась, Ника?
— От верблюда!
— Назад, к верблюду, проводить? Время-то позднее.
Ага, готов от нее отделаться. Тактика обжорства дала свои результаты…
— Проводи, — вяло согласилась Ника. Она вспомнила, что забыла, где живет. И вообще странным образом не узнает родного города. В том, что Питер — ее родной город, она не сомневалась. К тому же теперь, на сытый желудок, захотелось спать — почти так же сильно, как до этого — есть. И парень уже действительно не казался таким противным. Вот панк — другое дело, но он незаметно куда-то подевался.
— Некуда мне идти…
Парень на секунду задумался. Ника исподтишка разглядывала его. Не ее круга личность, конечно, — суховатое лицо, с резкими морщинами, бесцветное какое-то — потому что курит, наверное. Может, не учится и не работает, шатается здесь по Невскому, промышляет, например, карманными кражами или вымогательством карманных денег у ровесников-«ботаников». Как-то сразу создается впечатление, что он или недавно отсидел, или скоро сядет. Она ничего о себе не помнит, но знает наверняка: никогда в жизни с такими людьми не общалась. Он, конечно, поможет ей с ночевкой — приведет в какое-нибудь злачное место…
— Ко мне поедешь? — спросил тем временем Саша, оправдывая ее худшие ожидания.
Ника молча помотала головой. Он правильно понял ее и заржал на все кафе:
— Ой, какие мы стеснительные! Да на фига ты мне сдалась?! Хочешь — так проваливай на все четыре стороны!
— А я сразу говорила, что не хочу с вами идти!
Саша подумал, что и вправду не знает, зачем ему эта девица. Пристал к ней, потому что хотел побаловаться, подурачиться, напугать, — но теперь что делать? Бросить ее просто так почему-то было совестно. Он поглядел на ее беззащитную тонкую шею и подумал, что одной Нике в Питере не выжить. Откуда она вообще взялась?! Приезжая? Студентка? На вид — не больше восемнадцати лет. И зря он ее принял за проститутку, сразу видно, что не та порода.
Потерянная она какая-то. Может, для дела использовать? Саша еще раз посмотрел на нее, уже другими глазами, и его осенило: с виду она не просто благополучная, даже, можно сказать, интеллигентная. Она — как это называется?! — порядочная! Глаза у нее честные. У девушек с такой внешностью даже билетов в транспорте не проверяют. Он закусил губу, чтобы не засмеяться от радостного озарения. Спросил, уже без прежних слащавых интонаций:
— А работа тебе нужна?
— Смотря что надо делать, — ответила она, зевая. Работа — это неплохо в ее ситуации…
— Нет, не сегодня… сначала надо поговорить с другом моим, Мишаней. Ты его уже видела.
Официантка унесла опустошенные Никой тарелки. Они перебрались за столик на улицу, под прозрачный тент. Саша заказал себе еще пива, а девушке купил мороженое. Она взялась за десерт, но уже без былого энтузиазма — объелась.
— А если боишься у меня дома ночевать — давай я тебя у Михиной мамаши оставлю, — вдохновенно продолжал Саня. — Она не пьет, а папаша его вообще в милиции работает. А?
Странно, конечно, что он вдруг проявляет такое участие… Но Ника слишком устала, кроме того, вариант с мамашей показался ей самым разумным. Ей сейчас хотелось только спать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33