В десять часов предстояло идти к начальнику отдела на утреннюю опера-
тивку, но без десяти десять к ней заглянул Коля Селуянов и сообщил, что
оперативного совещания не будет.
- С чего это? - удивилась Настя. - Что-то стряслось?
- Не в курсе, - мотнул головой Селуянов. - Колобка с самого утра не
было, а пять минут назад он позвонил и сказал, что приедет не раньше
двенадцати.
- Ну, слава Богу, не заболел, - с облегчением улыбнулась она. - Все
остальные неприятности мы как-нибудь переживем.
Работы было, как обычно, непочатый край. Настя куда-то звонила,
что-то выясняла, наводила справки, уточняла сведения, чертила схемы, де-
лала записи, хмурилась, фыркала, пила кофе, беспрестанно курила, но к
вечеру почувствовала, что в голове немного прояснилось. Дважды в течение
дня ей приходилось прерывать свои увлекательные изыскания, потому что
приходили свидетели, с которыми нужно было побеседовать. Эти поручения
давал ей начальник отдела полковник Гордеев по прозвищу Колобок, поэтому
когда в восьмом часу вечера Настя снова услышала его голос по внутренне-
му телефону, она решила, что под конец дня подоспел еще один свидетель,
которым ну совершенно некому заняться, кроме нее, дурочки.
- Зайди, - коротко бросил Гордеев, и Настя отметила, что голос у на-
чальника не очень-то похож на благодушный. Интересно, когда же это она
успела провиниться и в чем? Ведь не далее как два часа назад Виктор
Алексеевич разговаривал с ней спокойно и дружелюбно, называл деточкой и
хвалил за удачно найденное решение.
Вопреки ее ожиданиям, начальник вовсе не выглядел сердитым или
расстроенным.
- Садись, - кивнул он, когда Настя вошла. - И постарайся ничему не
удивляться. Скажи, пожалуйста, ты газеты читаешь хотя бы иногда?
- Хотя бы иногда, - с улыбкой подтвердила она. - Но это "иногда" слу-
чается крайне редко.
- И телевизор не смотришь?
- Смотрю, но тоже не часто.
- Значит, политикой не интересуешься?
- Ни в малейшей степени, - твердо заверила она начальника.
- Это плохо. Придется проводить с тобой ликбез.
- Может, не надо, Виктор Алексеевич? - жалобно попросила Настя. - Не
люблю я этого.
- Надо, деточка, иначе ты ничего не поймешь.
- Что, так сложно? - усмехнулась она недоверчиво.
- Для меня - нет, но я газеты читаю, в отличие от тебя. Значит, так,
Стасенька. Жил-был когда-то генерал-лейтенант Булатников, начинал рабо-
тать в КГБ, заканчивал там же, только название было другое. И был у него
особо доверенный человек, агент. Сауляк Павел Дмитриевич. В девяносто
третьем году, вскоре после октябрьских событий, генерал-лейтенант Булат-
ников погиб при невыясненных обстоятельствах, а еще через некоторое,
очень короткое, время Павел Сауляк оказался под судом и отправился пря-
миком в места лишения свободы.
- Несчастный случай? - спросила Настя. - Или сам подсел?
- Кто ж его знает, кроме самого Павла Дмитриевича, - развел руками
Гордеев. - Но через неделю, третьего февраля, срок наказания у него за-
канчивается, и он выходит на свободу. С ним пока все. Вернемся к Булат-
никову. У Владимира Васильевича Булатникова были две вещи, которые оди-
наково важны нам с тобой на сегодняшний момент. Во-первых, у него была
репутация человека, который очень многое может, очень многое делает, но
еще больше - знает. И во-вторых, у него был ученик, человек, которого он
пестовал много лет, поднимал по служебной лестнице, отшлифовывал его
мастерство и в конце концов довел его до должности собственного замести-
теля. Фамилия этого человека - Минаев, Антон Андреевич Минаев. После ги-
бели Булатникова на его место пришел другой человек, заместитель из чис-
ла людей Булатникова его не устроил, и Минаеву пришлось перейти в другую
службу, но в рамках все того же ведомства. И поскольку генерал-майор Ми-
наев - человек, помнящий добро очень хорошо, мысль о непонятной гибели
его покровителя и учителя все это время не давала ему покоя.
- И он хочет задать несколько вопросов Павлу Дмитриевичу?
- Совершенно верно, - кивнул Гордеев.
- Так в чем проблема? Он не умеет задавать вопросы? Или он не хочет
светиться и встречаться с этим типом лично?
- Все он умеет и хочет. Но он, видишь ли, деточка, боится, что Сауляк
до него просто не доедет.
- Почему же?
- Ну вот, конечно, я так и знал, что придется тебе все объяснять. Ты
что, не понимаешь, кто такой Сауляк?
- Нет, не понимаю. Что я должна понимать, кроме того, что он - коми-
тетский агент? То обстоятельство, что вскоре после смерти Булатникова он
оказался за решеткой, говорит только о том, что он слишком много знает,
причем независимо от того, по чьей воле он туда отправился, по своей или
по чужой. Причина для этого была только одна, и она очевидна.
- Ну вот, а говоришь, что не понимаешь. Значит, ты должна отдавать
себе отчет в том, что больше ста метров от ворот колонии Сауляк не прой-
дет. И если, пройдя эти сто метров, он умолкнет навсегда, то это еще
полбеды, как бы кощунственно это ни звучало. Второй вариант грозит нам
большими неприятностями.
- Вы думаете, его захотят похитить, чтобы вытрясти из него все, что
он знает?
- Мне приходится так думать. Видишь ли, деточка, ученик Булатникова
генерал-майор Минаев располагает сведениями о том, что примерно три-че-
тыре месяца назад кто-то стал проявлять активный интерес к осужденному
за хулиганство Павлу Дмитриевичу. И у него есть все основания полагать,
что к Сауляку начали подбираться, причем даже не с одной стороны, а с
двух, а то и с трех. Сауляк работал на Булатникова и, во-первых, может
знать, кто и почему убрал генерала, а во-вторых, может знать много тако-
го, что очень пригодится в начинающейся предвыборной гонке. В этом деле,
как ты понимаешь, все средства хороши, и каждый действует по мере
собственного разумения. Кто-то начнет клеймить сволочей руководителей и
добиваться, чтобы были выплачены задолженности по зарплате и пенсиям,
кто-то будет доказывать, что придумал самый эффективный способ прекраще-
ния чеченской кампании, а кто-то начнет землю рыть в поискать компры на
соперника и его группировку.
- Ну и прекрасно. Так я все равно не понимаю, в чем проблема. Что, у
генерала Минаева нет возможности обеспечить Сауляку охрану? Почему эта
проблема вдруг стала вашей, а не его?
- Потому что Антон Андреевич Минаев не имеет в своем распоряжении
оперативных аппаратов и не хочет огласки. Потому что Антон Андреевич Ми-
наев обратился со своей проблемой к своему старому приятелю Александру
Семеновичу Коновалову, а генерал Коновалов, в свою очередь, переложил ее
на мои плечи. И потому что обеспечивать охрану Сауляка бессмысленно. Ко-
личество перейдет в качество, но результат от этого не изменится. Если
Сауляка будет охранять один человек - убьют или похитят обоих. Если на
его охрану выделить пять человек - для достижения цели к воротам колонии
явятся человек десять бандитов. Если вокруг Сауляка выстроить роту - по-
надобится войсковая операция, чтобы его достать. Но его же все равно
достанут, пойми это. Два года он молчал, два года от него не просочилось
никакой информации, но это совершенно не означает, что он ею не распола-
гает. И те, кто сейчас проявляет к нему такой интерес, хотят эту инфор-
мацию из него вытрясти, чтобы использовать в политической игре.
- Ну и пусть используют, - пожала плечами Настя. - Нам-то с вами что
за печаль? На то она и игра, пусть резвятся.
- Ничего-то ты не понимаешь, - покачал лысой головой Гордеев по проз-
вищу Колобок. - Во-первых, я получил приказ от генерала Коновалова, не
выполнить который я не могу. У него есть оперативная информация о том,
что готовится убийство или похищение человека, и он дает мне задание это
преступление предотвратить. Все, деточка, разговор окончен, сколько бы я
ни дергался. Во-вторых, это мы с тобой - майор да полковник - люди тихие
и незаметные, а они - генералы, лица приближенные к императору. Им этот
Сауляк тоже нужен, потому что оба они наверняка в чьей-нибудь команде. И
хорошо, если в одной. Потому что если в разных, то мы с тобой еще хлеб-
нем дерьма от них же. И вот я спрашиваю тебя, деточка: знаешь ли ты, что
нужно сделать, чтобы довезти Павла Дмитриевича Сауляка от колонии в Са-
марской области до столицы нашей родины живым и невредимым?
- Знаю, - сказала она. - Я знаю, что нужно сделать. Только я не очень
себе представляю, как это сделать.
Он был спокоен и терпелив, как впавшая в анабиоз ящерица. До конца
срока оставалось шесть дней, но он был равнодушным, потому что никак не
мог решить, хорошо это или плохо. Сауляк ежедневно читал газеты с того
самого дня, как оказался в этой зоне, чтобы понимать, миновала ли опас-
ность, но так и не понял. То ему казалось, что можно выходить, что ниче-
го плохого с ним уже случиться не может, то вдруг опять что-то происхо-
дило во внутренней политике, и он считал за благо отсидеться в тиши. Не
имея за плечами ни одного нарушения режима, постоянно перевыполняя нормы
выработки в цехе, он в любой момент мог подойти к начальнику отряда и
сказать, что хочет похлопотать об условном или условно-досрочном осво-
бождении. Причин для отказа не нашлось бы, и суд наверняка удовлетворил
бы ходатайство. Но Павел Сауляк так и не воспользовался этим. Не было у
него уверенности, что там, снаружи, на воле, он будет в безопасности. И
что его ждет через шесть дней? Может, выкинуть какой-нибудь фортель, по-
ка не поздно, и намотать себе дополнительный срок? Или все-таки выйти?
Сауляк имел собственные принципы работы, и одним из этих принципов
был запрет на повтор одного и того же приема, если это может привести к
расшифровке. В первый раз, два года назад, он намеренно совершил прес-
тупление и отправился за решетку, там ему было спокойно и безопасно. Но
если есть люди, которые за ним наблюдают и ждут, когда он выйдет, они
сразу догадаются, что он их боится, если за несколько дней до освобожде-
ния он сделает все для того, чтобы не выйти из зоны. Трюк дешевый и всем
известный. Пока можно делать вид, что ничего особенного не знаешь, что
два года назад действительно напился и нахулиганил, с кем не бывает, и
тебе даже в голову не приходит, что кто-то может за тобой охотиться, что
ты для кого-то представляешь интерес. Почему не приходит? Да потому что
в этой голове и нет ничего интересного, так, глупости одни. А вот если
показать свой страх, это все равно что признаться: да, ребята, я много
знаю, да такого, что у вас волосы на ушах сначала вырастут, потом заше-
велятся, а потом все от ужаса повыпадают. Тогда точно кранты. Тогда в
любой зоне достанут, ни за чем не постоят, никаких денег не пожалеют на
взятки, а достанут.
Павел повернулся на койке, почувствовал, как заныл бок - давал себя
знать холецистит, сел, спустив ноги на пол. Барак спал или делал вид,
что спит. Сауляк знал, что в этой обманчивой тишине чего только не про-
исходит...
Он натянул сапоги и пошел по проходу, не топая, но и не стараясь осо-
бо не шуметь. Походка у него была мягкая и легкая, и он без всяких до-
полнительных усилий передвигался почти бесшумно.
- Ты куда, Черенок? - послышался шепот сзади. - Гляди, нарвешься.
Павел даже головы не повернул. Он знал, что единственным человеком,
который не хочет, чтобы Сауляк вышел из зоны, был молоденький первоходок
Коля, осужденный за дурацкую кражу еще по малолетке и переведенный во
взрослую колонию по достижении восемнадцати лет. Коля пришел в зону сов-
сем недавно, месяца два назад, и его невысоким, ладно скроенным телом
сразу же заинтересовались любители. Сауляк, который дал себе зарок ни с
кем не контачить в колонии в целях собственной же безопасности, вынужден
был отступить от данного себе слова, потому что пожалел мальчишку. Краем
уха он ловил разговоры, ведущиеся вокруг того, "как бы Кольку опустить
половчее", и терпеливо ждал, когда подонки приступят к осуществлению
своего замысла. Ждать пришлось недолго, заводилы наконец договорились о
порядке очередности. Сауляк глаз с мальчишки не спускал и, когда понял,
что "вот, началось", тихо подошел к двери, за которой укрылись насильни-
ки. Возле двери, разумеется, стояли двое жлобов, которых поставили "на
атас", пообещав дать попользоваться Колей после паханов, но они не явля-
ли собой препятствие для Павла. Давно еще, спустя только месяц после
прихода Павла в зону, все знали, что связываться с ним нельзя. Себе до-
роже. Поэтому, завидев бесшумно двигающуюся, почти бесплотную фигуру Че-
ренка, они только и думали о том, как бы не встретиться с ним взглядом.
Дверь оказалась запертой, Сауляк не глядя протянул руку и с удовлет-
ворением почувствовал, как в ладонь лег теплый металлический ключ, пос-
лушно положенный одним из жлобов. Он резко повернул ключ в замке и рва-
нул дверь. Еще ничего не случилось, он успел. Коля стоял, согнувшись
вперед, за руки и за ноги его держали четыре сукина сына, а тот, чья
очередь по жребию или по договору была первой, уже спустил штаны и с шу-
точками и прибауточками демонстрировал собравшимся свой прибор в полной
боевой готовности. Зрелище было устрашающим, потому что под кожу полово-
го члена, и без того имевшего от природы внушительные размеры, были вши-
ты шарики - предмет особой гордости этого придурочного пахана. Сауляк
лишь на мгновение представил себе, какую дикую боль испытает бедный
мальчишка, когда это жуткое сооружение разорвет его анус, но этого мгно-
вения было достаточно, чтобы все разом прекратилось. Гордо торчащий впе-
ред и вверх толстый длинный член вдруг начал съеживаться у всех на гла-
зах и обвисать, как воздушный шарик, из которого выпускали воздух. Все
стояли молча, не произнеся ни слова, оцепенев, хотя по сути ничего
сверхъестественного не произошло. Не покойник же к ним явился с того
света, а Черенок, такой же зек, как они сами. Все они знали, что Черенок
не продаст, не стукнет. За два года много чего происходило на его гла-
зах, его даже прямо провоцировали на стукачество, ожидая, что он ссучит-
ся, и потом можно будет с чистой совестью устроить ему судилище, да так
и не дождались. Но все замерли, вперив глаза в пол. Сауляк взял Колю за
плечо и вывел наружу. Парнишка рыдал в голос, даже не пытаясь спрятать
лицо, до того он был напуган.
- Не реви, - сухо сказал ему Павел. - Все уже кончилось. Больше не
повторится.
- Откуда ты знаешь? - всхлипнул Коля. - Ты у них главный, что ли?
- Нет. Но я знаю.
- Можно мне в твою семью? - робко попросил паренек.
- У меня нет семьи. Я один.
- Возьми меня к себе. Вдвоем будем. Братва говорит, тебе посылки не
шлют и на свиданки не ездят, а мне мама будет присылать и привозить, я с
тобой буду делиться.
- Не нужно, мне хватает.
- Посмотри, ты худой какой, как же хватает! - возмутился Коля. - Не
зря тебя Черенком зовут, ты же за черенком от лопаты можешь спрятаться.
- Я сказал - не нужно.
Тогда Павел встал и ушел, прервав разговор. Он не стал приближать Ко-
лю к себе, но постоянно чувствовал его взгляд, полный признательности и
робкого восхищения. Поэтому сейчас, нахально двигаясь к выходу из барака
и слыша доносящийся сзади шепот, Сауляк понимал: любой из его отряда мо-
жет проявить заботу о том, чтобы он не "нарвался", потому что каждый из
них хочет, чтобы ненавистный, непонятный и источающий неясную, но острую
опасность Черенок убрался наконец отсюда. Никто из них не хочет, чтобы
он нарвался на неприятность из-за нарушения режима всего за несколько
дней до освобождения. Только, может быть, маленький Коля хотел бы, чтобы
Черенок еще задержался здесь, потому что боялся оставаться без поддерж-
ки. Все остальные спят и видят, как бы побыстрее избавиться от него. Ко-
нечно, за нарушение режима его здесь не задержат, нет такого закона,
чтобы назначенный судом срок самовольно продлевать, но если за несколько
дней до освобождения Черенка разозлить, то эти несколько дней превратят
жизнь обитателей барака в ад. Уж в этом-то никто не сомневался.
Сауляк открыл дверь в коридор и тихо прошел к умывальникам. Зажег
свет, ничего не опасаясь, открыл кран, сполоснул лицо ледяной водой,
поднял голову и посмотрел на свое отражение в щербатом мутном зеркале.
Он почти не изменился за эти два года. Даже не похудел, потому что ху-
деть уже было некуда, он всегда был тонким как струна. Узкая кость, об-
тянутая гладкой шелковистой кожей. Сильно впавшие щеки, высокий лоб, ма-
ленькие глаза в обрамлении коротких незаметных ресниц, почти полностью
отсутствующие брови, тонкий, но слишком длинный для такого лица нос с
выраженной горбинкой.
1 2 3 4 5 6 7 8