Л. Ее слова убили его.
К тому времени, как они добрались до дома, оба уже промокли до нитки.
– Мне жаль, Патриция… попытайся заснуть.
Она взяла его за руку и привлекла к себе. Потом поглядела ему прямо в глаза.
– Я люблю тебя, Мигель. И ничто не может этому помешать.
Он обхватил ее влажное от дождя лицо обеими ладонями и покрыл его поцелуями. Затем притянул ее к себе – резко, чуть ли не грубо, – его поцелуи стали более страстными, более взыскующими…
Уже у самой постели они внезапно остановились. С одного края на другой на ней разлегся Таксомотор, а Феба, свернувшись калачиком, лежала между двумя подушками.
Этой ночью они занялись любовью прямо на полу.
Мигель испытывал облегчение – в конце концов он признался в содеянном преступлении. Невысказанное, оно мучило его сильнее. И он был благодарен Патриции за то, что она больше никогда не вернулась к этому вопросу, не стала досаждать ему расспросами. Она знала о нем самое худшее – и тем не менее любила его.
Он пребывал в превосходном настроении, ничто его больше не угнетало. Когда он пустил коня медленным галопом по арене, подъехал Эмилио. Уже издалека Мигель заметил, что лицо его друга сплошь исполосовано царапинами.
– Что стряслось? – улыбаясь, крикнул Мигель. – Ты попал под винный пресс?
Эмилио с самым угрюмым выражением на лице подошел к Мигелю.
– А ты пробовал танцевать с Исабель, когда ей не хочется танцевать.
Мигель невольно расхохотался. Затем слез с коня.
– Мигелино, в этом нет ничего смешного. Она совершенно ненормальная.
– Да брось ты! Просто выпила лишнего.
– Послушай, я видывал пьяных женщин. А эта – сумасшедшая. Держись от нее подальше.
– Это уж точно.
– Потому что в следующий раз меня может не оказаться рядом – и кто же тогда оттащит ее в сторону?
Для Патриции время, казалось, остановило свой бег. Страшная тайна, которой поделился с ней Мигель, казалось, только сблизила их еще сильнее. Он любил ее, она любила его, – а все остальное не имело никакого значения.
Ферма – и все связанное с нею – осталась где-то вдали. Каждый раз, когда она звонила туда, Лаура призывала ее немедленно вернуться домой, Эдгар жаловался на качество сена, и она чувствовала себя виноватой перед Спортом и перед Харпало, – но была просто не в силах разлучиться с Мигелем. В то воскресное утро, когда ее разбудил звон колоколов и они с Мигелем заспорили насчет Ногалеса, прав был, конечно, он, и насчет продажи акций – тоже, но она была не уверена, что окажется в состоянии изменить курс, который определила для себя еще в Америке. Она пыталась дозвониться миссис Спербер, чтобы посоветоваться с ней, но деловая дама устроила себе отпуск. Конечно, Патриция понимала, что в запасе у нес еще много времени – продажа акций в таком количестве не может быть осуществлена мгновенно. Она поговорит обо всем с миссис Спербер, когда та возвратится в Лондон. В каком-то смысле Патриция испытывала даже облегчение: как хорошо было избавиться от неизбежных встреч с Коулменом и всецело предаться блаженному пребыванию вдвоем с Мигелем.
Он продолжал отворять ей врата таинственных наслаждений – за одними из которых таился мрак, а за другими – сиял ослепительный свет; он открывал ей целые миры сексуальных ощущений, не ведомых ею прежде. Вдвоем с ним она могла быть любою, какою ей только хотелось быть, – властной или покорной, женщиной или ребенком. Но лучше всего было просто покоиться в его объятиях, как в колыбели, чувствуя, как его руки гладят ее по волосам, и ощущая себя в полнейшей безопасности.
Будь ее воля, она ни за что не покинула бы эту блаженную гавань, но решение было навязано ей вопреки ее воле.
Она сидела у себя в комнате, начищая до блеска сапоги для верховой езды; белые бриджи, приготовленные заранее, были разложены на кровати; и в это время в дверь постучали. Этот стук был ей хорошо знаком.
– Заходи, Мигель! – радостно воскликнула она.
Он вошел в своем всегдашнем черном костюме в обтяжку. О Господи, как он хорош собою!
– Вот, прислали федеральной экспресс-почтой. – Он положил перед ней большой конверт. «От Хорейса Коулмена… Конфиденциально»… Глубоко вздохнув, Патриция распечатала письмо. Коулмен времени зря не теряет. Ей казалось, что ему понадобится как минимум полгода, а то и больше. Но вот перед ней все документы, необходимые для начала операции по продаже ее пакета акций.
– А вот и повод, чтобы не возвращаться туда, – кротко сказала она.
– В чем дело?
– Я не собираюсь подписывать эти бумаги. Я не собираюсь продавать компанию.
Мигель радостно ухмыльнулся.
– Я так и знал, что ты примешь вызов. – Он подошел к ней и нежно поцеловал в лоб. – И от меня ты не вправе ожидать ничего другого.
Она озадаченно посмотрела на него.
– Я тоже должен принять вызов – я собираюсь научить эту злосчастную девочку из Франции.
– Ты опять начнешь заниматься с нею?
– Да. Она начинает мне нравиться. И, кроме того, уже делает заметные успехи.
Он ушел, и Патриция проводила его взглядом. Затем посмотрела на полученные бумаги. Руки у нее задрожали, когда она стала перебирать их. «Почему я так нервничаю, ведь решение уже принято и я не стану от него отказываться», – подумала она. Но, поглядев на толстую пачку бумаг, каждая из которых была снабжена крестиком в том месте, где ей предстояло расписаться, и бумажными закладками в особенно важных местах, она почувствовала невольный испуг.
А вдруг уже слишком поздно? – эта мысль буквально пронзила ее. Может быть, все приготовления зашли уже настолько далеко, что ей не осталось ничего другого, кроме как продать контрольный пакет. Что же она наделала?
Она потянулась к телефону и дрожащим голосом на ломаном португальском языке потребовала оператора международной связи. После нескольких звонков по разным номерам ей удалось найти миссис Спербер в Северном Корнуэлле.
– Спербер слушает.
Услышав эти слова, Патриция вздохнула с облегчением и благодарностью.
– Ах, миссис Спербер, я так рада слышать ваш голос.
– Взаимно… Вы по-прежнему в Португалии?
– Да… и я страшно запуталась.
– Из уроков верховой езды ничего не вышло?
– Да нет, нет, речь не об этом, совсем не об этом. А о Хорейсе Коулмене.
– Раз так, то лучше расскажите мне все по порядку.
Когда Патриция закончила свой рассказ, миссис Спербер сказала:
– Во-первых, хочу вас уверить в том, что еще не поздно все отменить. Сколько бы бумаг ни прислал вам Хорейс, это не имеет ровным счетом никакого значения. Без вашей подписи ни единой акции продать ему не удастся.
– Но как мне быть?
– Собственно говоря, все предельно просто – известите Хорейса Коулмена о том, что вы передумали.
– Вы хотите сказать: просто позвонить ему?
– Лучше будет, конечно, сделать это лично. Просто сказать ему, что вы передумали, – сославшись на непоследовательность, присущую слабому полу.
В трубке послышалось нечто вроде смешка – хотя смешком это быть не могло; такая серьезная особа, как миссис Спербер, не могла позволить себе подобной вольности.
ПАРИЖ
Патриция понимала, что ей следует попрощаться с Мигелем, как это и подобает взрослой женщине, и поскорее отправиться в Нью-Йорк; тем более, что она намеревалась вернуться в Лиссабон, как только удастся уладить дела с членами совета директоров. «Значит, я не взрослая женщина», – подумала она, решив провести с ним еще несколько часов и не испытывая при этом ни малейших угрызений совести.
Мысль о короткой поездке в Париж возникла, когда Патриция услышала, как Мигель приказывает Филипе подготовить молодого жеребца для отправки Бартабасу Зингаро; она тут же вызвалась доставить коня по пути домой.
– Но, Патриция… – Мигель недоверчиво посмотрел на нее. – Речь идет не о кошке и не о собаке. Это лошадь! У тебя есть хоть малейшее представление о том, какой величины контейнер понадобится для этого?
– А ты видел, какой величины мой самолет? – возразила она.
– Лошадь не поместится в грузовой отсек частного самолета.
– Поместится. У меня ведь «Боинг-727».
Разумеется, ей удалось убедить его, и Мигель согласился предпринять это путешествие вместе с нею. Они посмотрят волшебное представление, которое дает Зингаро, а уж после этого попрощаются.
Зингаро удивил ее. Мягкий, обходительный человек, необычайно ласковый в обращении с лошадьми, на арене превращался в сущего дьявола. При свете свечей, в развевающемся по плечам черном плаще, он скакал без седла верхом на черном жеребце фризской породы, а потом конь гарцевал на большом деревянном барабане, установленном посередине сцены, отбивая копытами призрачный, но четкий ритм.
– Ты считаешь, он ездит лучше, чем я? – прошептал Мигель.
– Думаю, что да, – тоже шепотом ответила Патриция. Последним номером программы была «Сцена преследования и сопротивления».
– Он украл идею у моего отца, но отшлифовал ее до совершенства, – прошептал Мигель Патриции, когда на арену вырвались две лошади без седел и уздечек.
Патриция с изумлением наблюдала за этим зрелищем. Белая лошадь оказалась кобылой и, судя по всему, у нее была течка; а за нею гнался, не отставая, черный жеребец с гигантским взбудораженным удом. Публика жадно вздохнула, когда жеребец покрыл кобылу, а та растопырила задние ноги, принимая его в себя и повинуясь его сильным толчкам.
Хотя Патриция не раз видела, как жеребец покрывает кобылу, этот акт в экзотическом театрике Зингаро странным образом растревожил ее. Зрелище было, вне всякого сомнения, эротическим, но сама Патриция была слишком расстроена предстоящей разлукой с Мигелем, чтобы поддаться соответствующему чувству.
Когда машина уже везла их в аэропорт, Патриция сидела молча, отвернувшись от Мигеля, и глядела в окошко.
– Патриция, в чем дело? Тебе что – не понравилось представление?
– Да нет… очень понравилось…
– А что ты скажешь о последнем номере?
– Скажу, что быть кобылой куда проще, чем женщиной, – по крайней мере, точно знаешь, как вести себя с жеребцом.
Мигель рассмеялся.
– Но, Патриция, наверняка тебе известно, как вести себя со мной, – и разве тебе не хочется, чтобы я и впредь обращался с тобой во всем как с равной?
– Конечно, хочется! Но ты ведь знаешь, что говорят о современных женщинах, – что они пребывают в раздвоенности, они хотят, чтобы к ним относились как к равным, но порой им хочется, чтобы их покоряли?
– Так что же, прикажешь каждый раз к кровати тебя привязывать?
– Да ладно… – На лице у нее мелькнула слабая улыбка. – Это вовсе не обязательно, если только меня обслужат не хуже, чем эту кобылу.
Мигель рассмеялся. А меж тем они уже выкатили на взлетное поле, где Патрицию дожидался «Боинг-727».
– Мигель, – робко начала она. – Позволь, я сперва доставлю тебя обратно в Лиссабон.
– Но, Патриция, ты ведь вроде бы собиралась лететь в Америку?
– Это задержит меня всего на два часа…
Она закусила губу, ожидая категорического отказа.
– Два часа? Тогда пойду заберу все, что смогу, – сказал он и зашагал вслед за ней по трапу.
Стоило самолету набрать высоту, как Патриция сразу же отослала стюардов. Ей хотелось побыть с Мигелем вдвоем как можно дольше, покачаться в его объятиях, послушать, как он шепчет ей слова утешения. Но он, судя по всему, был настроен на совершенно иной лад, открыв дверь, ведущую в спальный салон.
– Нет, Мигель… не здесь…
– А почему бы и нет?
И он подхватил ее на руки.
– Но я никогда раньше не заходила в этот салон.
– А кровать выглядит весьма многообещающе.
– Как ты не понимаешь… это салон моего деда… на этой кровати он умер.
– Однако никаких привидений тут что-то не видно! Хмыкнув, Мигель осторожно усадил ее на постель, открыл бутылку вина – одну из целого ящика, присланного ей в подарок Эмилио, – и наполнил пару бокалов. Но ей все равно не удавалось расслабиться. В этом салоне даже вино не производило на нее никакого эффекта.
Патриция позволила Мигелю раздеть себя, надеясь доставить ему удовольствие, но сама оставалась по-прежнему скованной. Его губы, руки, способные в любую другую минуту добиться от ее тела мгновенного отклика, сейчас ласкали пустоту. Опрокинувшись на спину на кровати Дж. Л., Патриция сосредоточила все внимание на большом флаконе дедовского одеколона, видном сквозь полуоткрытую дверь ванной. Нетронутый флакон стоял на мраморной доске над умывальником.
– Патриция, – страстно прошептал Мигель. – Как тебе сейчас хочется? И чего?
«Мне хочется, чтобы ты поскорее кончил, и я наконец смогла убраться из этого салона», – мысленно ответила она, но вслух не произнесла, разумеется, ничего, потому что не знала, как выразить свои чувства, не обидев его.
– Я люблю тебя, – шептал он, и она чувствовала, как его язык, описывая небольшие круги, скользит по ее животу все ниже и ниже. И вдруг по всему телу начала разливаться такая знакомая теплота. А Мигель, почувствовав ответную реакцию, стал еще настойчивее в своих ласках.
Затем он резко перевернул ее на живот, сдавив локтями талию, развел ей ноги и поставил ее на колени.
– Кобыл ведь берут именно так, верно? А ты им завидуешь?
Но в ответ он услышал только неровное дыхание.
Все се тело дрожало, охваченное новыми ощущениями. И вот он медленно вошел в нее, придерживая руками ее груди, чтобы она не переменила позу.
– Тебе больно?
– Нет, – прошептала она.
– А тебе нравится?
Она смогла лишь выдохнуть в ответ: «Еще, еще… пожалуйста, еще…»
И его толчки становились все настойчивей, глубже и быстрее.
Она кончила раньше него, и он прижимал ее содрогающееся в конвульсиях страсти тело – беспомощный придаток собственного желания – к своему, пока все не закончилось и для него.
Несколько минут они пролежали, изнеможденные, в полном молчании. Затем Патриция медленно поднялась.
Она решительно проследовала в ванную и несколько минут пристально смотрела на флакон с густым желтым одеколоном. Потом свинтила колпачок – запах, ударивший ей в ноздри, был неприятным и каким-то затхлым, – и только-то. Она слила содержимое флакона в унитаз, спустила воду, а затем выкинула флакон в бачок для мусора, и тот с грохотом упал на дно.
– Чем ты там занимаешься? – поинтересовался Мигель.
– Изгоняю привидения, – ответила она.
НЬЮ-ЙОРК
Боб Эш ввалился в контору.
– О Господи, Хорейс, я проводил свою лучшую игру – разделался с ними пятью ударами, а ты сорвал меня с места!
– Заткнись, Боб. И давай присаживайся.
Все еще разобиженный, Эш сел рядом с Роузмонтом.
– Друзья мои. – Глаза Коулмена буравили обоих партнеров. – Друзья мои, мы, кажется, промахнулись. Она возвращается.
– Кто? – спросил Эш.
– Наш босс, – саркастически произнес Коулмен. – Мисс Деннисон.
– Но… мне казалось, что ты ждал ее возвращения.
По лицу Эша было видно, что он ничего не понимает.
Склонившись к собеседникам, Коулмен достал откуда-то листок бумаги. Поправив очки с толстыми стеклами в роговой оправе, тщательно выделяя и подчеркивая каждое слово, он зачитал им факс, присланный Патрицией из Лиссабона, в котором она требовала встречи. Текст сообщения заканчивался словами:
«…и поскольку, мистер Коулмен, я не собираюсь продавать контрольный пакет, мне хочется принять более активное участие в руководстве делами корпорации – всем вместе нам удастся впредь вести это дело по совести».
Эш, как всегда разминавший резиновый мяч, выронил его – и тот мягко покатился по ковру.
Роузмонт, как всегда напевавший что-то себе под нос, поднял голову:
– Она предполагает взять на себя руководство компанией?
– Рад, что до вас наконец дошло.
Коулмен снова плюхнулся в кресло.
– Она сошла с ума, – сказал Эш.
– Что верно, то верно, – угрюмо пробормотал Коулмен.
– Ну, и как нам ответить? Как с нею управиться?
Роузмонт начал заикаться.
– Для того, чтобы решить это, я вас и созвал. И времени у нас совсем немного.
Эш с трудом, но все-таки отошел от начального шока.
– Мне кажется, нужно обрушиться на нее в открытую. Лоб в лоб. Она такое дитя – соберет своих куколок и, плача, забьется в угол.
Роузмонт кивнул.
– Нам надо нагнать на нее страху.
– Не уверен, – словно размышляя вслух, сказал Коулмен. – Она, мне кажется, довольно сильно переменилась. Кто-то за ней стоит – и накачивает ее идеями.
Его партнеры переглянулись.
– Спербер? – предположил Эш.
– Не могу поручиться за это. Но так или иначе, пока мы это не выясним, нам, мне кажется, следует поводить ее за нос, соглашаясь для виду со всем, что она скажет, а пока суть да дело – привести наш арсенал в боевую готовность.
– Но, Хорейс, как… – начал было Эш, но его реплику прервал звонок внутренней связи.
– Мистер Коулмен, – послышался голос секретарши. – Здесь мисс Лаура Симпсон, сэр.
– Давно пора. – Коулмен посмотрел на часы. – Как всегда, с опозданием.
Обойдясь без каких бы то ни было приветствий, Лаура, едва войдя в кабинет, сразу же устремилась к настенному бару и налила себе приличную порцию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
К тому времени, как они добрались до дома, оба уже промокли до нитки.
– Мне жаль, Патриция… попытайся заснуть.
Она взяла его за руку и привлекла к себе. Потом поглядела ему прямо в глаза.
– Я люблю тебя, Мигель. И ничто не может этому помешать.
Он обхватил ее влажное от дождя лицо обеими ладонями и покрыл его поцелуями. Затем притянул ее к себе – резко, чуть ли не грубо, – его поцелуи стали более страстными, более взыскующими…
Уже у самой постели они внезапно остановились. С одного края на другой на ней разлегся Таксомотор, а Феба, свернувшись калачиком, лежала между двумя подушками.
Этой ночью они занялись любовью прямо на полу.
Мигель испытывал облегчение – в конце концов он признался в содеянном преступлении. Невысказанное, оно мучило его сильнее. И он был благодарен Патриции за то, что она больше никогда не вернулась к этому вопросу, не стала досаждать ему расспросами. Она знала о нем самое худшее – и тем не менее любила его.
Он пребывал в превосходном настроении, ничто его больше не угнетало. Когда он пустил коня медленным галопом по арене, подъехал Эмилио. Уже издалека Мигель заметил, что лицо его друга сплошь исполосовано царапинами.
– Что стряслось? – улыбаясь, крикнул Мигель. – Ты попал под винный пресс?
Эмилио с самым угрюмым выражением на лице подошел к Мигелю.
– А ты пробовал танцевать с Исабель, когда ей не хочется танцевать.
Мигель невольно расхохотался. Затем слез с коня.
– Мигелино, в этом нет ничего смешного. Она совершенно ненормальная.
– Да брось ты! Просто выпила лишнего.
– Послушай, я видывал пьяных женщин. А эта – сумасшедшая. Держись от нее подальше.
– Это уж точно.
– Потому что в следующий раз меня может не оказаться рядом – и кто же тогда оттащит ее в сторону?
Для Патриции время, казалось, остановило свой бег. Страшная тайна, которой поделился с ней Мигель, казалось, только сблизила их еще сильнее. Он любил ее, она любила его, – а все остальное не имело никакого значения.
Ферма – и все связанное с нею – осталась где-то вдали. Каждый раз, когда она звонила туда, Лаура призывала ее немедленно вернуться домой, Эдгар жаловался на качество сена, и она чувствовала себя виноватой перед Спортом и перед Харпало, – но была просто не в силах разлучиться с Мигелем. В то воскресное утро, когда ее разбудил звон колоколов и они с Мигелем заспорили насчет Ногалеса, прав был, конечно, он, и насчет продажи акций – тоже, но она была не уверена, что окажется в состоянии изменить курс, который определила для себя еще в Америке. Она пыталась дозвониться миссис Спербер, чтобы посоветоваться с ней, но деловая дама устроила себе отпуск. Конечно, Патриция понимала, что в запасе у нес еще много времени – продажа акций в таком количестве не может быть осуществлена мгновенно. Она поговорит обо всем с миссис Спербер, когда та возвратится в Лондон. В каком-то смысле Патриция испытывала даже облегчение: как хорошо было избавиться от неизбежных встреч с Коулменом и всецело предаться блаженному пребыванию вдвоем с Мигелем.
Он продолжал отворять ей врата таинственных наслаждений – за одними из которых таился мрак, а за другими – сиял ослепительный свет; он открывал ей целые миры сексуальных ощущений, не ведомых ею прежде. Вдвоем с ним она могла быть любою, какою ей только хотелось быть, – властной или покорной, женщиной или ребенком. Но лучше всего было просто покоиться в его объятиях, как в колыбели, чувствуя, как его руки гладят ее по волосам, и ощущая себя в полнейшей безопасности.
Будь ее воля, она ни за что не покинула бы эту блаженную гавань, но решение было навязано ей вопреки ее воле.
Она сидела у себя в комнате, начищая до блеска сапоги для верховой езды; белые бриджи, приготовленные заранее, были разложены на кровати; и в это время в дверь постучали. Этот стук был ей хорошо знаком.
– Заходи, Мигель! – радостно воскликнула она.
Он вошел в своем всегдашнем черном костюме в обтяжку. О Господи, как он хорош собою!
– Вот, прислали федеральной экспресс-почтой. – Он положил перед ней большой конверт. «От Хорейса Коулмена… Конфиденциально»… Глубоко вздохнув, Патриция распечатала письмо. Коулмен времени зря не теряет. Ей казалось, что ему понадобится как минимум полгода, а то и больше. Но вот перед ней все документы, необходимые для начала операции по продаже ее пакета акций.
– А вот и повод, чтобы не возвращаться туда, – кротко сказала она.
– В чем дело?
– Я не собираюсь подписывать эти бумаги. Я не собираюсь продавать компанию.
Мигель радостно ухмыльнулся.
– Я так и знал, что ты примешь вызов. – Он подошел к ней и нежно поцеловал в лоб. – И от меня ты не вправе ожидать ничего другого.
Она озадаченно посмотрела на него.
– Я тоже должен принять вызов – я собираюсь научить эту злосчастную девочку из Франции.
– Ты опять начнешь заниматься с нею?
– Да. Она начинает мне нравиться. И, кроме того, уже делает заметные успехи.
Он ушел, и Патриция проводила его взглядом. Затем посмотрела на полученные бумаги. Руки у нее задрожали, когда она стала перебирать их. «Почему я так нервничаю, ведь решение уже принято и я не стану от него отказываться», – подумала она. Но, поглядев на толстую пачку бумаг, каждая из которых была снабжена крестиком в том месте, где ей предстояло расписаться, и бумажными закладками в особенно важных местах, она почувствовала невольный испуг.
А вдруг уже слишком поздно? – эта мысль буквально пронзила ее. Может быть, все приготовления зашли уже настолько далеко, что ей не осталось ничего другого, кроме как продать контрольный пакет. Что же она наделала?
Она потянулась к телефону и дрожащим голосом на ломаном португальском языке потребовала оператора международной связи. После нескольких звонков по разным номерам ей удалось найти миссис Спербер в Северном Корнуэлле.
– Спербер слушает.
Услышав эти слова, Патриция вздохнула с облегчением и благодарностью.
– Ах, миссис Спербер, я так рада слышать ваш голос.
– Взаимно… Вы по-прежнему в Португалии?
– Да… и я страшно запуталась.
– Из уроков верховой езды ничего не вышло?
– Да нет, нет, речь не об этом, совсем не об этом. А о Хорейсе Коулмене.
– Раз так, то лучше расскажите мне все по порядку.
Когда Патриция закончила свой рассказ, миссис Спербер сказала:
– Во-первых, хочу вас уверить в том, что еще не поздно все отменить. Сколько бы бумаг ни прислал вам Хорейс, это не имеет ровным счетом никакого значения. Без вашей подписи ни единой акции продать ему не удастся.
– Но как мне быть?
– Собственно говоря, все предельно просто – известите Хорейса Коулмена о том, что вы передумали.
– Вы хотите сказать: просто позвонить ему?
– Лучше будет, конечно, сделать это лично. Просто сказать ему, что вы передумали, – сославшись на непоследовательность, присущую слабому полу.
В трубке послышалось нечто вроде смешка – хотя смешком это быть не могло; такая серьезная особа, как миссис Спербер, не могла позволить себе подобной вольности.
ПАРИЖ
Патриция понимала, что ей следует попрощаться с Мигелем, как это и подобает взрослой женщине, и поскорее отправиться в Нью-Йорк; тем более, что она намеревалась вернуться в Лиссабон, как только удастся уладить дела с членами совета директоров. «Значит, я не взрослая женщина», – подумала она, решив провести с ним еще несколько часов и не испытывая при этом ни малейших угрызений совести.
Мысль о короткой поездке в Париж возникла, когда Патриция услышала, как Мигель приказывает Филипе подготовить молодого жеребца для отправки Бартабасу Зингаро; она тут же вызвалась доставить коня по пути домой.
– Но, Патриция… – Мигель недоверчиво посмотрел на нее. – Речь идет не о кошке и не о собаке. Это лошадь! У тебя есть хоть малейшее представление о том, какой величины контейнер понадобится для этого?
– А ты видел, какой величины мой самолет? – возразила она.
– Лошадь не поместится в грузовой отсек частного самолета.
– Поместится. У меня ведь «Боинг-727».
Разумеется, ей удалось убедить его, и Мигель согласился предпринять это путешествие вместе с нею. Они посмотрят волшебное представление, которое дает Зингаро, а уж после этого попрощаются.
Зингаро удивил ее. Мягкий, обходительный человек, необычайно ласковый в обращении с лошадьми, на арене превращался в сущего дьявола. При свете свечей, в развевающемся по плечам черном плаще, он скакал без седла верхом на черном жеребце фризской породы, а потом конь гарцевал на большом деревянном барабане, установленном посередине сцены, отбивая копытами призрачный, но четкий ритм.
– Ты считаешь, он ездит лучше, чем я? – прошептал Мигель.
– Думаю, что да, – тоже шепотом ответила Патриция. Последним номером программы была «Сцена преследования и сопротивления».
– Он украл идею у моего отца, но отшлифовал ее до совершенства, – прошептал Мигель Патриции, когда на арену вырвались две лошади без седел и уздечек.
Патриция с изумлением наблюдала за этим зрелищем. Белая лошадь оказалась кобылой и, судя по всему, у нее была течка; а за нею гнался, не отставая, черный жеребец с гигантским взбудораженным удом. Публика жадно вздохнула, когда жеребец покрыл кобылу, а та растопырила задние ноги, принимая его в себя и повинуясь его сильным толчкам.
Хотя Патриция не раз видела, как жеребец покрывает кобылу, этот акт в экзотическом театрике Зингаро странным образом растревожил ее. Зрелище было, вне всякого сомнения, эротическим, но сама Патриция была слишком расстроена предстоящей разлукой с Мигелем, чтобы поддаться соответствующему чувству.
Когда машина уже везла их в аэропорт, Патриция сидела молча, отвернувшись от Мигеля, и глядела в окошко.
– Патриция, в чем дело? Тебе что – не понравилось представление?
– Да нет… очень понравилось…
– А что ты скажешь о последнем номере?
– Скажу, что быть кобылой куда проще, чем женщиной, – по крайней мере, точно знаешь, как вести себя с жеребцом.
Мигель рассмеялся.
– Но, Патриция, наверняка тебе известно, как вести себя со мной, – и разве тебе не хочется, чтобы я и впредь обращался с тобой во всем как с равной?
– Конечно, хочется! Но ты ведь знаешь, что говорят о современных женщинах, – что они пребывают в раздвоенности, они хотят, чтобы к ним относились как к равным, но порой им хочется, чтобы их покоряли?
– Так что же, прикажешь каждый раз к кровати тебя привязывать?
– Да ладно… – На лице у нее мелькнула слабая улыбка. – Это вовсе не обязательно, если только меня обслужат не хуже, чем эту кобылу.
Мигель рассмеялся. А меж тем они уже выкатили на взлетное поле, где Патрицию дожидался «Боинг-727».
– Мигель, – робко начала она. – Позволь, я сперва доставлю тебя обратно в Лиссабон.
– Но, Патриция, ты ведь вроде бы собиралась лететь в Америку?
– Это задержит меня всего на два часа…
Она закусила губу, ожидая категорического отказа.
– Два часа? Тогда пойду заберу все, что смогу, – сказал он и зашагал вслед за ней по трапу.
Стоило самолету набрать высоту, как Патриция сразу же отослала стюардов. Ей хотелось побыть с Мигелем вдвоем как можно дольше, покачаться в его объятиях, послушать, как он шепчет ей слова утешения. Но он, судя по всему, был настроен на совершенно иной лад, открыв дверь, ведущую в спальный салон.
– Нет, Мигель… не здесь…
– А почему бы и нет?
И он подхватил ее на руки.
– Но я никогда раньше не заходила в этот салон.
– А кровать выглядит весьма многообещающе.
– Как ты не понимаешь… это салон моего деда… на этой кровати он умер.
– Однако никаких привидений тут что-то не видно! Хмыкнув, Мигель осторожно усадил ее на постель, открыл бутылку вина – одну из целого ящика, присланного ей в подарок Эмилио, – и наполнил пару бокалов. Но ей все равно не удавалось расслабиться. В этом салоне даже вино не производило на нее никакого эффекта.
Патриция позволила Мигелю раздеть себя, надеясь доставить ему удовольствие, но сама оставалась по-прежнему скованной. Его губы, руки, способные в любую другую минуту добиться от ее тела мгновенного отклика, сейчас ласкали пустоту. Опрокинувшись на спину на кровати Дж. Л., Патриция сосредоточила все внимание на большом флаконе дедовского одеколона, видном сквозь полуоткрытую дверь ванной. Нетронутый флакон стоял на мраморной доске над умывальником.
– Патриция, – страстно прошептал Мигель. – Как тебе сейчас хочется? И чего?
«Мне хочется, чтобы ты поскорее кончил, и я наконец смогла убраться из этого салона», – мысленно ответила она, но вслух не произнесла, разумеется, ничего, потому что не знала, как выразить свои чувства, не обидев его.
– Я люблю тебя, – шептал он, и она чувствовала, как его язык, описывая небольшие круги, скользит по ее животу все ниже и ниже. И вдруг по всему телу начала разливаться такая знакомая теплота. А Мигель, почувствовав ответную реакцию, стал еще настойчивее в своих ласках.
Затем он резко перевернул ее на живот, сдавив локтями талию, развел ей ноги и поставил ее на колени.
– Кобыл ведь берут именно так, верно? А ты им завидуешь?
Но в ответ он услышал только неровное дыхание.
Все се тело дрожало, охваченное новыми ощущениями. И вот он медленно вошел в нее, придерживая руками ее груди, чтобы она не переменила позу.
– Тебе больно?
– Нет, – прошептала она.
– А тебе нравится?
Она смогла лишь выдохнуть в ответ: «Еще, еще… пожалуйста, еще…»
И его толчки становились все настойчивей, глубже и быстрее.
Она кончила раньше него, и он прижимал ее содрогающееся в конвульсиях страсти тело – беспомощный придаток собственного желания – к своему, пока все не закончилось и для него.
Несколько минут они пролежали, изнеможденные, в полном молчании. Затем Патриция медленно поднялась.
Она решительно проследовала в ванную и несколько минут пристально смотрела на флакон с густым желтым одеколоном. Потом свинтила колпачок – запах, ударивший ей в ноздри, был неприятным и каким-то затхлым, – и только-то. Она слила содержимое флакона в унитаз, спустила воду, а затем выкинула флакон в бачок для мусора, и тот с грохотом упал на дно.
– Чем ты там занимаешься? – поинтересовался Мигель.
– Изгоняю привидения, – ответила она.
НЬЮ-ЙОРК
Боб Эш ввалился в контору.
– О Господи, Хорейс, я проводил свою лучшую игру – разделался с ними пятью ударами, а ты сорвал меня с места!
– Заткнись, Боб. И давай присаживайся.
Все еще разобиженный, Эш сел рядом с Роузмонтом.
– Друзья мои. – Глаза Коулмена буравили обоих партнеров. – Друзья мои, мы, кажется, промахнулись. Она возвращается.
– Кто? – спросил Эш.
– Наш босс, – саркастически произнес Коулмен. – Мисс Деннисон.
– Но… мне казалось, что ты ждал ее возвращения.
По лицу Эша было видно, что он ничего не понимает.
Склонившись к собеседникам, Коулмен достал откуда-то листок бумаги. Поправив очки с толстыми стеклами в роговой оправе, тщательно выделяя и подчеркивая каждое слово, он зачитал им факс, присланный Патрицией из Лиссабона, в котором она требовала встречи. Текст сообщения заканчивался словами:
«…и поскольку, мистер Коулмен, я не собираюсь продавать контрольный пакет, мне хочется принять более активное участие в руководстве делами корпорации – всем вместе нам удастся впредь вести это дело по совести».
Эш, как всегда разминавший резиновый мяч, выронил его – и тот мягко покатился по ковру.
Роузмонт, как всегда напевавший что-то себе под нос, поднял голову:
– Она предполагает взять на себя руководство компанией?
– Рад, что до вас наконец дошло.
Коулмен снова плюхнулся в кресло.
– Она сошла с ума, – сказал Эш.
– Что верно, то верно, – угрюмо пробормотал Коулмен.
– Ну, и как нам ответить? Как с нею управиться?
Роузмонт начал заикаться.
– Для того, чтобы решить это, я вас и созвал. И времени у нас совсем немного.
Эш с трудом, но все-таки отошел от начального шока.
– Мне кажется, нужно обрушиться на нее в открытую. Лоб в лоб. Она такое дитя – соберет своих куколок и, плача, забьется в угол.
Роузмонт кивнул.
– Нам надо нагнать на нее страху.
– Не уверен, – словно размышляя вслух, сказал Коулмен. – Она, мне кажется, довольно сильно переменилась. Кто-то за ней стоит – и накачивает ее идеями.
Его партнеры переглянулись.
– Спербер? – предположил Эш.
– Не могу поручиться за это. Но так или иначе, пока мы это не выясним, нам, мне кажется, следует поводить ее за нос, соглашаясь для виду со всем, что она скажет, а пока суть да дело – привести наш арсенал в боевую готовность.
– Но, Хорейс, как… – начал было Эш, но его реплику прервал звонок внутренней связи.
– Мистер Коулмен, – послышался голос секретарши. – Здесь мисс Лаура Симпсон, сэр.
– Давно пора. – Коулмен посмотрел на часы. – Как всегда, с опозданием.
Обойдясь без каких бы то ни было приветствий, Лаура, едва войдя в кабинет, сразу же устремилась к настенному бару и налила себе приличную порцию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34