Джо улыбнулась Алексе, а та подмигнула сестре, сохраняя при этом самую серьезную мину – так в старые времена она поддразнивала маму. У Джо сжалось сердце: как бы она сейчас гордилась дочерью, глядя, как все оборачиваются вслед удалявшейся Алексе.
– Твоя сестра – невообразимо красивая женщина, но ей еще и очень повезло, – задумчиво сказал Барри, тоже провожая ее взглядом. И теперь Джо была согласна со всем, что он скажет.
– Да, – с готовностью кивнула она. – Да.
– Видишь ли, – с энтузиазмом продолжал Барри, потягивая коньяк, – за Мадам Дэви стоит любящий крестный, владелец целой международной империи. Для Мадам Дэви этот продукт – результат работы всей жизни. Для него? – Барри положил свою руку поверх ее. – Для него это просто одно из капиталовложений в его крупном консорциуме, но… – Видимо тут Барри захотелось полностью завладеть ее вниманием, потому что он выдержал паузу и закончил важно: – Для делового человека у него необычайно развито восприятие красивой женщины – определенного типа и темперамента. Джо опять стало неуютно.
– Кто он?
– Он предпочитает оставаться инкогнито – пока. Вскоре, когда компания как следует раскрутится, он объявит о своем участии. Сейчас это не обязательно.
– Почему ты мне о нем рассказываешь?
– Потому что он и есть тот гений, который выбрал Алексу символом компании, образом, если хочешь. В один из приездов сюда он увидел ее на обложке «Вью» и сразу понял, что она отлично подходит. Теперь ты понимаешь, как повезло?
Барри пододвинул стул ближе:
– Ты тоже прекрасная девушка. Скоро ты встретишься с ним… – Он просунул кончики пальцев ей под юбку. Джо почувствовала, как отвечает ему, но не была уверена, что хочет этого. Ей не понравился тон, каким он говорил об Алексе и таинственном богаче. Что-то странное сквозило во всем этом. Пытаясь уйти от разговоров о себе и сестре, Джо решила, что лучше всего будет вернуться к Мадам Дэви.
– Ты сказал, Мадам Дэви в молодости жила в Индии? Значит, она не там родилась? Она американка или индианка?
Барри не обращал внимания на ее вопросы. Он играл с ее коленом, двигая пальцы вверх к бедру. Заговорил он низким голосом:
– Нет-нет. Она не индианка, это ее мышление стало индийским. Она не хочет делать это достоянием общественности, но на самом деле родилась в России. – Барри не смотрел на Джо, в то время как его рука ползла все выше и выше. Поэтому он не заметил, как страшно побледнела Джо, услышав его следующие слова: – Ее настоящее имя – Светлана… Прекрасное имя, правда? Еще лучше, чем Дэви. Светлана Сергеева – вот с каким именем она родилась…
Джо почувствовала дурноту. Она вскочила так резко, что наступила ему на ногу.
– Извини, мне надо выйти. Извини.
Джо не хотела извиняться. Она была до смерти напугана. Светлана, Светлана! Срочно домой. Ужасно кружится голова. Не может быть, что это она – что та же самая… Рядом с туалетом был телефон. Майк. Надо связаться с Майком.
Услышав голос телефонистки, Джо поняла, что не может вспомнить его номер. Спиной почувствовала взгляд. Джо положила трубку. Это был Барри. Он облокотился о стену, улыбался и смотрел на нее синими глазами – добрый, надежный Барри, сосед из дома напротив – умеющий кусаться, как пиранья.
7
Веселые парочки гуляли по парку, ели мороженое, держались за руки. Светило солнце. Был ясный субботний полдень. В мире на тридцать два этажа ниже все шло хорошо. Алекса повернулась спиной к Центральному парку. Ее грызла зависть, внутренняя неудовлетворенность. Такое нападало на нее все чаще. Она оглядела роскошное убранство гостиной, обставленной кучей дорогих предметов, мебелью. Но ничего такого, что было бы дорого ей самой.
Словно напоминая, что с недавних пор Алекса редко остается одна, сзади неслышно подошел Кико, ее новый тайский слуга и обладатель черного пояса. Он принес свежеподжаренных кунжутных семечек и на серебряном подносе чай со льдом. Такого чая в мире не готовил никто – вкус розовых лепестков и аромат апельсина. Кико приехал неожиданно и тут же поселился в маленькой квартирке напротив – это при том, что свободных квартир в этом районе просто не существовало. Позже Барри объяснил ей, что Кико – это «премия» от компании, учрежденная после того, как объем продаж перевалил за тридцать миллионов.
Готовил он, как Бог, и отглаживал даже самое тонкое белье и платья из капризных тканей так, что каждый раз они выглядели, как новые. У него была приятная быстрая улыбка, да и сам отменно вежлив и услужлив. Алексе он нравился – если вообще может нравиться человек, которому не доверяешь. Тем не менее было трудно удержаться и не подкалывать его. «Все равно не заменит сиамской кошки», – говорила она.
Расправляясь с семечками, она задумалась о трех Алексах, из которых теперь состояла. Первая – общественная собственность: можно потрогать, потрясти. Можно вырвать ленту из ее волос, даже волосок из головы, оторвать лоскут от платья – дизайнеры «Дэви» прилагали все усилия, чтобы это тело стало как можно более доступным.
Как модель «Вью» номер один, она быстро привыкла к тому, что люди вокруг останавливались, пялились на нее, шептались и даже выкрикивали: «А вы не… а она не…» Почти два года это нравилось – вытянутые шеи, объектив, любопытство незнакомых людей – а как она справляется с плохим настроением, сколько ест и что ест и как следит за собой.
В качестве Лица Вечной Молодости ей так же быстро все это осточертело. Наступила слава другого рода – несоразмерная, неконтролируемая, давящая. Ее лицо выставлялось на щитах размером с двухэтажный дом, в лучшее телевизионное время, в десятках журналов и газет. Неудивительно, что людям казалось, что они владеют ей. Она стала частым «посетителем» в их доме, когда они отдыхают на диване, скинув туфли, или занимаются домашними делами. Она «наблюдает» за ними с экрана, а они смотрят на нее.
За ней шла вторая Алекса – профессионал. Собственность «Дэви» – владелицы и руководительницы, которая кормит, одевает, дает крышу над головой и развлекает по своей программе. Помимо этого, там постоянно тренируют, как доказать и подтвердить недоказуемое и неподтверждаемое – возможность крема остановить ход времени – раз и навсегда. Она работает, не жалея сил, но где та недавняя девчонка? Стала манекеном «Дэви»? Слава Богу, она-то знает, что это не так. Ее охватывала грусть – ведь даже Джо перестала считать, что все менее видимая и знакомая Алекса еще жива. Та Алекса чаще всего обнаруживала себя, когда весь остальной мир спал. В долгие ночные часы, лежа с открытыми глазами, она возвращалась к своей мечте: разбогатеть и приехать в Мендосино или к северу от него, в тот же Орегон, где все еще ждал ее самый верный поклонник. Он все еще писал, хоть и не так часто, как раньше, – если люди «Дэви» не отбирают кое-что из почты. Не хочется, чтобы в ней копался молодой Барри… Господи, она становится параноиком!
Она побывала на обложках «Тайм», «Ньюсуик», дважды в «Пипл». Звездный огонь жег так сильно, что сжигал ее внутреннее, сокровенное «я».
Не находя себе места, Алекса зашла в спальню. Взгляд упал на обложку «Ньюсуик» – принцесса Диана и принц Чарльз в медовый месяц. Из прочитанного и увиденного по телевизору Диана представлялась Алексе простой девушкой, почти ребенком. Много ли времени пройдет, прежде чем она изменится? Могла ли она даже предположить, что значит жизнь в неотступном свете прожектора? Конечно нет, но по крайней мере у нее есть муж, который привык к этому, с которым можно, заперев все двери, сбросить туфли и посмеяться над всем этим идиотизмом. Алексе не с кем посмеяться. Постоянно хотелось позвонить Кэлу Робинсону. Она от души радовалась, когда Джо передала его поздравления. Как хорошо, что он оказался выше обид… Но что ему сказать?.. Тем более по телефону, разговор все равно получится искусственным.
У кровати стояла фотография Джо. Милая Джо, как же она изменилась, переехав в Нью-Йорк. Стала сдержанней, все меньше похожа на старшую сестричку. Говорит с ней, как чужая. Алекса закусила губу. Она знала, что сама стала отвечать так же.
Хорошо, что Джо решила навестить бывшего босса в Сан-Диего. Все к лучшему. Алекса безумно скучала по ней, а с другой стороны, надеялась, что сестра останется в Калифорнии. Нью-Йорк не для нее. Алекса допустила непростительную слабость, вызвав Джо к себе. Она пожалела об этом, не успев положить трубку, но было уже слишком поздно.
Почему она позвонила? Возможно, из-за странного письма отца, где он просил ее быть осторожней. Писал, что Нью-Йорк полон змей и факиров, которые разрушат ее жизнь, и карьера модели чревата скорой смертью, особенно в Нью-Йорке. Мама в письме не упоминалась, но, хоть отец и был в стельку пьян, сочиняя послание, он в тот момент определенно думал о ней. Глупое письмо, но что-то в нем было пугающее. Как будто отец знает то, чего она не знает и никогда не узнает… Потом она позвонила Джо – просто так, взбодриться и рассказать, как все замечательно, – а там ждали новости гораздо ужасней. Оказалось, маму изуродовали в неизвестном косметическом кабинете, и она в отчаянии сама направила машину в пропасть.
Алекса не решалась представить, как это Джо справляется со всем этим одна. Ей не терпелось скорей увидеться с сестрой, поделиться с ней всем хорошим, вместе забыть о плохом. Но тут же пришло известие об убийстве Энн Першинг, маминой сиделки, – и всего через несколько дней после их разговора с Майком и Джо. Смутные предупреждения отца приобретали реальные очертания. Алекса не говорила Джо о письме. Зная свою старшую сестру, она не сомневалась, что та немедленно позвонит отцу и в лоб спросит, что он хотел сказать… или попросит Майка Таннера поговорить с ним. А кто знает, к чему это может привести?
С самого начала вокруг было слишком много подводных течений, много непонятного, непонятного до сих пор. Алекса решила, что распутает все сама. Но Джо так и норовит засунуть свой нос куда не просят, в неизвестность, которая доведет черт знает до чего. Алексе нужна помощь особого рода. Ей ужасно хотелось поговорить с кем-нибудь о чертовом письме, на которое она не ответила. Оно все больше щекотало нервы ее к тому времени уже подозрительной натуры. Но с кем поговорить? Не с кем.
По иронии судьбы больше всего помог ей самый неуловимый, загадочный и магнетический – по словам Барри – человек. Мистер Форга. Он просил называть себя Баксом, но у Алексы не получалось. Странно, он притягивал и одновременно пугал ее. Никто на свете не действовал на Алексу таким образом.
У кровати она держала его книгу, к которой часто обращалась. Еще давно, когда он работал психологом, он написал эту книгу об одиночестве и теперь подарил ее Алексе.
«Существует повседневное одиночество, которое никогда не идентифицировалось. Оно заполняет долгие часы, когда мы не можем делать ничего – только ждать. Это одиночество влюбленных, которых разделили работа, расстояния, обстоятельства. Жизнь одиночки характеризуется его изоляцией. Он поносит друзей во имя высших идеалов. Он исповедует уродливую религию. Это человек самый несчастный на свете, но он не позволяет себе чувствовать эту боль, он никогда не признает этого. Тому, кто сам старается пробиться к людям, легче, чем человеку, пассивно ожидающему спасения от одиночества».
Одиночки… уродливые одиночки. Ясно, что мистер Форга считает ее такой – подозрительной, не дающей выхода эмоциям. Не поддающейся даже его профессиональным вопросам. Ей захотелось поплакать. Мистер Форга, бывший психиатр, а теперь мультимиллионер, и являлся той реальной силой, которая стояла за вывеской «Дэви». Это он выбрал ее из множества лиц своим символом, в который способны будут поверить больше всего. Жутковато. Кажется, он понимал ее лучше всех, но она уклонялась от откровенностей.
Он всего лишь хотел, чтобы она поверила ему, поверила людям – и все же он пугал ее.
Алекса перевернула страницу.
«Любовь – это разгоревшаяся дружба. Она обитает в реальности, а не в недосягаемых «звездных далях». Любовь – это сила, которая соединяет разбитые черепки, заполняет щели и впадины, строит мосты через пропасти… Любовь во многом связана с воспитанием. Люди, которые в раннем возрасте были лишены любви, испытывают трудности, делясь своей любовью. Ребенка нельзя залюбить слишком сильно, но можно забаловать… Хаос в семье создает трудности построению в детском сознании модели нормальных семейных отношений, мешает самому взрослению».
Алекса положила книжку и подумала о своем неродителе, неотце – Бене. Это он всегда создавал хаос. Это из-за него Шепвеллам не удавалось стать семьей. Он был и, наверное, останется черствым эгоистом. Алекса не жалела, что не ответила на его письмо и пару звонков. Даже его голос на автоответчике заставлял ее злиться: «Привет, детка, как поживаешь?» Сто раз она слышала, как он говорил это маме – терпеливой страдалице, трудолюбивой идеалистке Тери, которая при должной любви и заботе могла стать хорошей моделью, а может, и супермоделью – но разве это наивысшее достижение в жизни? Одна пустая помпезность, а мама заплатила за нее самую ужасную цену, пытаясь выкупить назад юность, которой, возможно, никогда и не имела… и потом была изуродована. Алекса силой воли остановила страшные мысли. Джо хотела отомстить и шла напролом. Алекса тоже желала мести, но выбрала более скрытый путь, Джо слишком рекламировала свое расследование. Алекса считала, что так результатов не добиться. Однажды – может, совсем скоро – она сможет довериться Джо, и та обалдеет, сколько всего ей известно… но она, Алекса, тоже знает слишком мало.
На другом конце стола лежала открытка из Санта-Фе. От Марка. Она перечитала ее, и на душе немного полегчало. Он нравился Алексе – и даже очень. С ним она смеялась. Удивительно, его нет в городе неделю, и она тоже без него скучает и ждет с нетерпением его приезда на следующий день.
Есть ли у Марка силы, способность вытащить ее из трясины отчаяния, в которое все чаще впадала суперзвезда? Он добросовестно выполнял роль эскорта, когда это вписывалось в его собственное напряженное расписание. Вначале Алекса решила, что это еще одно проявление небескорыстной заботы начальства, стремившегося запихнуть ее в рамки правил «Дэви». Алекса не сомневалась, что их сочинил Бакстер Форга. Рано в кровать, рано вставать, никакой выпивки, хорошее питание, еды лучше меньше, чем больше (особенно трудное правило), физические упражнения и здоровое количество секса – если она и Марк найдут это взаимно привлекательным. Пока что, хоть интерес и существовал – Марк все-таки высок, темноволос и сумрачно-красив, – они не спали вместе. Но последний прощальный поцелуй и ласки в первый раз в жизни пробудили желание, а не отвращение. Помогал ли ей бывший психиатр найти себя – по крайней мере в том, что касается секса? И он, и Марк были бы в шоке, узнай они, что Марк – первый мужчина, чье прикосновение вызвало у нее положительные эмоции.
Алекса от души веселилась, когда Барри сказал ей, что представит ей сына Мадам. Она была уверена в том, что, несмотря на его очевидную внешнюю принадлежность к мужскому полу, Маркус Лэннинг окажется или маменькиным сынком, или гомосексуалистом, но Марк не был ни тем, ни другим. Напротив. Он сдержанно говорил о себе и своей семье – как и Алекса, Но обо всем остальном – опять же похоже на нее – отзывался весьма остроумно. Иногда он даже позволял себе поддеть теорию «Вечной Молодости». Но обычно Марк не любил говорить о матери и ее роли в компании. Ему нравилось порассуждать о мире, который он повидал, плавая по свету судовым врачом.
– Уверена, твоя мама приветствовала твое возвращение домой. – Сказав эту ни к чему не обязывающую фразу, Алекса не ожидала, что ответ заставит ее задуматься:
– Не знаю, заметила ли она вообще…
По какой еще причине попросят Марка увиваться за «самой желанной собственностью со времен Мерилин Монро»? Так назвал ее как-то Барри. Ну не деревенщина ли он после этого, несмотря на свой безупречный пиджак?
Как мало понимает большинство людей, что значит быть топ-моделью или живым символом! Все равно что быть лучшим атлетом: часть тренинга на «поддержание себя» подразумевает отказ от всего, что могло бы сказаться на результатах. Что без тени улыбки сказал мистер Форга на прошлой неделе? «Любовь – это бессонная ночь с больным ребенком… или бессонная ночь со здоровым взрослым. К счастью, тебе не надо мучиться с первым, а второго ты не можешь себе позволить. Такая любовь – это безумная страсть, сиюминутное желание. Я повторяю, любовь – это разгоревшаяся дружба. Она пускает корни и вырастает за один день… и никогда не находит удовлетворения… Не забывай, ничто не старит кожу так, как горе».
После этого мистер Форга в первый раз при ней приподнялся над столом и подошел, чтобы попрощаться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
– Твоя сестра – невообразимо красивая женщина, но ей еще и очень повезло, – задумчиво сказал Барри, тоже провожая ее взглядом. И теперь Джо была согласна со всем, что он скажет.
– Да, – с готовностью кивнула она. – Да.
– Видишь ли, – с энтузиазмом продолжал Барри, потягивая коньяк, – за Мадам Дэви стоит любящий крестный, владелец целой международной империи. Для Мадам Дэви этот продукт – результат работы всей жизни. Для него? – Барри положил свою руку поверх ее. – Для него это просто одно из капиталовложений в его крупном консорциуме, но… – Видимо тут Барри захотелось полностью завладеть ее вниманием, потому что он выдержал паузу и закончил важно: – Для делового человека у него необычайно развито восприятие красивой женщины – определенного типа и темперамента. Джо опять стало неуютно.
– Кто он?
– Он предпочитает оставаться инкогнито – пока. Вскоре, когда компания как следует раскрутится, он объявит о своем участии. Сейчас это не обязательно.
– Почему ты мне о нем рассказываешь?
– Потому что он и есть тот гений, который выбрал Алексу символом компании, образом, если хочешь. В один из приездов сюда он увидел ее на обложке «Вью» и сразу понял, что она отлично подходит. Теперь ты понимаешь, как повезло?
Барри пододвинул стул ближе:
– Ты тоже прекрасная девушка. Скоро ты встретишься с ним… – Он просунул кончики пальцев ей под юбку. Джо почувствовала, как отвечает ему, но не была уверена, что хочет этого. Ей не понравился тон, каким он говорил об Алексе и таинственном богаче. Что-то странное сквозило во всем этом. Пытаясь уйти от разговоров о себе и сестре, Джо решила, что лучше всего будет вернуться к Мадам Дэви.
– Ты сказал, Мадам Дэви в молодости жила в Индии? Значит, она не там родилась? Она американка или индианка?
Барри не обращал внимания на ее вопросы. Он играл с ее коленом, двигая пальцы вверх к бедру. Заговорил он низким голосом:
– Нет-нет. Она не индианка, это ее мышление стало индийским. Она не хочет делать это достоянием общественности, но на самом деле родилась в России. – Барри не смотрел на Джо, в то время как его рука ползла все выше и выше. Поэтому он не заметил, как страшно побледнела Джо, услышав его следующие слова: – Ее настоящее имя – Светлана… Прекрасное имя, правда? Еще лучше, чем Дэви. Светлана Сергеева – вот с каким именем она родилась…
Джо почувствовала дурноту. Она вскочила так резко, что наступила ему на ногу.
– Извини, мне надо выйти. Извини.
Джо не хотела извиняться. Она была до смерти напугана. Светлана, Светлана! Срочно домой. Ужасно кружится голова. Не может быть, что это она – что та же самая… Рядом с туалетом был телефон. Майк. Надо связаться с Майком.
Услышав голос телефонистки, Джо поняла, что не может вспомнить его номер. Спиной почувствовала взгляд. Джо положила трубку. Это был Барри. Он облокотился о стену, улыбался и смотрел на нее синими глазами – добрый, надежный Барри, сосед из дома напротив – умеющий кусаться, как пиранья.
7
Веселые парочки гуляли по парку, ели мороженое, держались за руки. Светило солнце. Был ясный субботний полдень. В мире на тридцать два этажа ниже все шло хорошо. Алекса повернулась спиной к Центральному парку. Ее грызла зависть, внутренняя неудовлетворенность. Такое нападало на нее все чаще. Она оглядела роскошное убранство гостиной, обставленной кучей дорогих предметов, мебелью. Но ничего такого, что было бы дорого ей самой.
Словно напоминая, что с недавних пор Алекса редко остается одна, сзади неслышно подошел Кико, ее новый тайский слуга и обладатель черного пояса. Он принес свежеподжаренных кунжутных семечек и на серебряном подносе чай со льдом. Такого чая в мире не готовил никто – вкус розовых лепестков и аромат апельсина. Кико приехал неожиданно и тут же поселился в маленькой квартирке напротив – это при том, что свободных квартир в этом районе просто не существовало. Позже Барри объяснил ей, что Кико – это «премия» от компании, учрежденная после того, как объем продаж перевалил за тридцать миллионов.
Готовил он, как Бог, и отглаживал даже самое тонкое белье и платья из капризных тканей так, что каждый раз они выглядели, как новые. У него была приятная быстрая улыбка, да и сам отменно вежлив и услужлив. Алексе он нравился – если вообще может нравиться человек, которому не доверяешь. Тем не менее было трудно удержаться и не подкалывать его. «Все равно не заменит сиамской кошки», – говорила она.
Расправляясь с семечками, она задумалась о трех Алексах, из которых теперь состояла. Первая – общественная собственность: можно потрогать, потрясти. Можно вырвать ленту из ее волос, даже волосок из головы, оторвать лоскут от платья – дизайнеры «Дэви» прилагали все усилия, чтобы это тело стало как можно более доступным.
Как модель «Вью» номер один, она быстро привыкла к тому, что люди вокруг останавливались, пялились на нее, шептались и даже выкрикивали: «А вы не… а она не…» Почти два года это нравилось – вытянутые шеи, объектив, любопытство незнакомых людей – а как она справляется с плохим настроением, сколько ест и что ест и как следит за собой.
В качестве Лица Вечной Молодости ей так же быстро все это осточертело. Наступила слава другого рода – несоразмерная, неконтролируемая, давящая. Ее лицо выставлялось на щитах размером с двухэтажный дом, в лучшее телевизионное время, в десятках журналов и газет. Неудивительно, что людям казалось, что они владеют ей. Она стала частым «посетителем» в их доме, когда они отдыхают на диване, скинув туфли, или занимаются домашними делами. Она «наблюдает» за ними с экрана, а они смотрят на нее.
За ней шла вторая Алекса – профессионал. Собственность «Дэви» – владелицы и руководительницы, которая кормит, одевает, дает крышу над головой и развлекает по своей программе. Помимо этого, там постоянно тренируют, как доказать и подтвердить недоказуемое и неподтверждаемое – возможность крема остановить ход времени – раз и навсегда. Она работает, не жалея сил, но где та недавняя девчонка? Стала манекеном «Дэви»? Слава Богу, она-то знает, что это не так. Ее охватывала грусть – ведь даже Джо перестала считать, что все менее видимая и знакомая Алекса еще жива. Та Алекса чаще всего обнаруживала себя, когда весь остальной мир спал. В долгие ночные часы, лежа с открытыми глазами, она возвращалась к своей мечте: разбогатеть и приехать в Мендосино или к северу от него, в тот же Орегон, где все еще ждал ее самый верный поклонник. Он все еще писал, хоть и не так часто, как раньше, – если люди «Дэви» не отбирают кое-что из почты. Не хочется, чтобы в ней копался молодой Барри… Господи, она становится параноиком!
Она побывала на обложках «Тайм», «Ньюсуик», дважды в «Пипл». Звездный огонь жег так сильно, что сжигал ее внутреннее, сокровенное «я».
Не находя себе места, Алекса зашла в спальню. Взгляд упал на обложку «Ньюсуик» – принцесса Диана и принц Чарльз в медовый месяц. Из прочитанного и увиденного по телевизору Диана представлялась Алексе простой девушкой, почти ребенком. Много ли времени пройдет, прежде чем она изменится? Могла ли она даже предположить, что значит жизнь в неотступном свете прожектора? Конечно нет, но по крайней мере у нее есть муж, который привык к этому, с которым можно, заперев все двери, сбросить туфли и посмеяться над всем этим идиотизмом. Алексе не с кем посмеяться. Постоянно хотелось позвонить Кэлу Робинсону. Она от души радовалась, когда Джо передала его поздравления. Как хорошо, что он оказался выше обид… Но что ему сказать?.. Тем более по телефону, разговор все равно получится искусственным.
У кровати стояла фотография Джо. Милая Джо, как же она изменилась, переехав в Нью-Йорк. Стала сдержанней, все меньше похожа на старшую сестричку. Говорит с ней, как чужая. Алекса закусила губу. Она знала, что сама стала отвечать так же.
Хорошо, что Джо решила навестить бывшего босса в Сан-Диего. Все к лучшему. Алекса безумно скучала по ней, а с другой стороны, надеялась, что сестра останется в Калифорнии. Нью-Йорк не для нее. Алекса допустила непростительную слабость, вызвав Джо к себе. Она пожалела об этом, не успев положить трубку, но было уже слишком поздно.
Почему она позвонила? Возможно, из-за странного письма отца, где он просил ее быть осторожней. Писал, что Нью-Йорк полон змей и факиров, которые разрушат ее жизнь, и карьера модели чревата скорой смертью, особенно в Нью-Йорке. Мама в письме не упоминалась, но, хоть отец и был в стельку пьян, сочиняя послание, он в тот момент определенно думал о ней. Глупое письмо, но что-то в нем было пугающее. Как будто отец знает то, чего она не знает и никогда не узнает… Потом она позвонила Джо – просто так, взбодриться и рассказать, как все замечательно, – а там ждали новости гораздо ужасней. Оказалось, маму изуродовали в неизвестном косметическом кабинете, и она в отчаянии сама направила машину в пропасть.
Алекса не решалась представить, как это Джо справляется со всем этим одна. Ей не терпелось скорей увидеться с сестрой, поделиться с ней всем хорошим, вместе забыть о плохом. Но тут же пришло известие об убийстве Энн Першинг, маминой сиделки, – и всего через несколько дней после их разговора с Майком и Джо. Смутные предупреждения отца приобретали реальные очертания. Алекса не говорила Джо о письме. Зная свою старшую сестру, она не сомневалась, что та немедленно позвонит отцу и в лоб спросит, что он хотел сказать… или попросит Майка Таннера поговорить с ним. А кто знает, к чему это может привести?
С самого начала вокруг было слишком много подводных течений, много непонятного, непонятного до сих пор. Алекса решила, что распутает все сама. Но Джо так и норовит засунуть свой нос куда не просят, в неизвестность, которая доведет черт знает до чего. Алексе нужна помощь особого рода. Ей ужасно хотелось поговорить с кем-нибудь о чертовом письме, на которое она не ответила. Оно все больше щекотало нервы ее к тому времени уже подозрительной натуры. Но с кем поговорить? Не с кем.
По иронии судьбы больше всего помог ей самый неуловимый, загадочный и магнетический – по словам Барри – человек. Мистер Форга. Он просил называть себя Баксом, но у Алексы не получалось. Странно, он притягивал и одновременно пугал ее. Никто на свете не действовал на Алексу таким образом.
У кровати она держала его книгу, к которой часто обращалась. Еще давно, когда он работал психологом, он написал эту книгу об одиночестве и теперь подарил ее Алексе.
«Существует повседневное одиночество, которое никогда не идентифицировалось. Оно заполняет долгие часы, когда мы не можем делать ничего – только ждать. Это одиночество влюбленных, которых разделили работа, расстояния, обстоятельства. Жизнь одиночки характеризуется его изоляцией. Он поносит друзей во имя высших идеалов. Он исповедует уродливую религию. Это человек самый несчастный на свете, но он не позволяет себе чувствовать эту боль, он никогда не признает этого. Тому, кто сам старается пробиться к людям, легче, чем человеку, пассивно ожидающему спасения от одиночества».
Одиночки… уродливые одиночки. Ясно, что мистер Форга считает ее такой – подозрительной, не дающей выхода эмоциям. Не поддающейся даже его профессиональным вопросам. Ей захотелось поплакать. Мистер Форга, бывший психиатр, а теперь мультимиллионер, и являлся той реальной силой, которая стояла за вывеской «Дэви». Это он выбрал ее из множества лиц своим символом, в который способны будут поверить больше всего. Жутковато. Кажется, он понимал ее лучше всех, но она уклонялась от откровенностей.
Он всего лишь хотел, чтобы она поверила ему, поверила людям – и все же он пугал ее.
Алекса перевернула страницу.
«Любовь – это разгоревшаяся дружба. Она обитает в реальности, а не в недосягаемых «звездных далях». Любовь – это сила, которая соединяет разбитые черепки, заполняет щели и впадины, строит мосты через пропасти… Любовь во многом связана с воспитанием. Люди, которые в раннем возрасте были лишены любви, испытывают трудности, делясь своей любовью. Ребенка нельзя залюбить слишком сильно, но можно забаловать… Хаос в семье создает трудности построению в детском сознании модели нормальных семейных отношений, мешает самому взрослению».
Алекса положила книжку и подумала о своем неродителе, неотце – Бене. Это он всегда создавал хаос. Это из-за него Шепвеллам не удавалось стать семьей. Он был и, наверное, останется черствым эгоистом. Алекса не жалела, что не ответила на его письмо и пару звонков. Даже его голос на автоответчике заставлял ее злиться: «Привет, детка, как поживаешь?» Сто раз она слышала, как он говорил это маме – терпеливой страдалице, трудолюбивой идеалистке Тери, которая при должной любви и заботе могла стать хорошей моделью, а может, и супермоделью – но разве это наивысшее достижение в жизни? Одна пустая помпезность, а мама заплатила за нее самую ужасную цену, пытаясь выкупить назад юность, которой, возможно, никогда и не имела… и потом была изуродована. Алекса силой воли остановила страшные мысли. Джо хотела отомстить и шла напролом. Алекса тоже желала мести, но выбрала более скрытый путь, Джо слишком рекламировала свое расследование. Алекса считала, что так результатов не добиться. Однажды – может, совсем скоро – она сможет довериться Джо, и та обалдеет, сколько всего ей известно… но она, Алекса, тоже знает слишком мало.
На другом конце стола лежала открытка из Санта-Фе. От Марка. Она перечитала ее, и на душе немного полегчало. Он нравился Алексе – и даже очень. С ним она смеялась. Удивительно, его нет в городе неделю, и она тоже без него скучает и ждет с нетерпением его приезда на следующий день.
Есть ли у Марка силы, способность вытащить ее из трясины отчаяния, в которое все чаще впадала суперзвезда? Он добросовестно выполнял роль эскорта, когда это вписывалось в его собственное напряженное расписание. Вначале Алекса решила, что это еще одно проявление небескорыстной заботы начальства, стремившегося запихнуть ее в рамки правил «Дэви». Алекса не сомневалась, что их сочинил Бакстер Форга. Рано в кровать, рано вставать, никакой выпивки, хорошее питание, еды лучше меньше, чем больше (особенно трудное правило), физические упражнения и здоровое количество секса – если она и Марк найдут это взаимно привлекательным. Пока что, хоть интерес и существовал – Марк все-таки высок, темноволос и сумрачно-красив, – они не спали вместе. Но последний прощальный поцелуй и ласки в первый раз в жизни пробудили желание, а не отвращение. Помогал ли ей бывший психиатр найти себя – по крайней мере в том, что касается секса? И он, и Марк были бы в шоке, узнай они, что Марк – первый мужчина, чье прикосновение вызвало у нее положительные эмоции.
Алекса от души веселилась, когда Барри сказал ей, что представит ей сына Мадам. Она была уверена в том, что, несмотря на его очевидную внешнюю принадлежность к мужскому полу, Маркус Лэннинг окажется или маменькиным сынком, или гомосексуалистом, но Марк не был ни тем, ни другим. Напротив. Он сдержанно говорил о себе и своей семье – как и Алекса, Но обо всем остальном – опять же похоже на нее – отзывался весьма остроумно. Иногда он даже позволял себе поддеть теорию «Вечной Молодости». Но обычно Марк не любил говорить о матери и ее роли в компании. Ему нравилось порассуждать о мире, который он повидал, плавая по свету судовым врачом.
– Уверена, твоя мама приветствовала твое возвращение домой. – Сказав эту ни к чему не обязывающую фразу, Алекса не ожидала, что ответ заставит ее задуматься:
– Не знаю, заметила ли она вообще…
По какой еще причине попросят Марка увиваться за «самой желанной собственностью со времен Мерилин Монро»? Так назвал ее как-то Барри. Ну не деревенщина ли он после этого, несмотря на свой безупречный пиджак?
Как мало понимает большинство людей, что значит быть топ-моделью или живым символом! Все равно что быть лучшим атлетом: часть тренинга на «поддержание себя» подразумевает отказ от всего, что могло бы сказаться на результатах. Что без тени улыбки сказал мистер Форга на прошлой неделе? «Любовь – это бессонная ночь с больным ребенком… или бессонная ночь со здоровым взрослым. К счастью, тебе не надо мучиться с первым, а второго ты не можешь себе позволить. Такая любовь – это безумная страсть, сиюминутное желание. Я повторяю, любовь – это разгоревшаяся дружба. Она пускает корни и вырастает за один день… и никогда не находит удовлетворения… Не забывай, ничто не старит кожу так, как горе».
После этого мистер Форга в первый раз при ней приподнялся над столом и подошел, чтобы попрощаться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36