А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

..
Он говорил быстро, весело, но в то же время как бы и с
приличествующей печалью, он отвечал на незаданные вопросы Малянова и
упреждал его инстинктивные действия. И стоило Малянову подумать (с
некоторым испугом): "Губарь?.. Это ведь Снеговой что-то там говорил о
Губаре...", как горбун уже подхватывал:
- Губарь, Губарь моя фамилия. И Снеговой вас имение обо мне
спрашивал, мы с ним были знакомы... познакомились в свое время...
Какая-то неприятно угрожающая интонация прорвалась у горбуна в
последней фразе, но он тут же спохватился:
- А вот и чаек! Прошу вас, Дмитрий Алексеевич. Сейчас, сейчас я все
вам расскажу, зачем я у вас оказался, и почему, и с какой целью... Тогда
вы сами убедитесь, Дмитрий Алексеевич, насколько все это серьезно и
важно...
Малянов молча принял свою любимую чашку - большую цветастую - и отпил
из нее. Ему по-прежнему не удавалось вставить ни одного слова, но ответы
на большинство своих вопросов он уже получил.
- Знаю, Дмитрий Алексеевич, - продолжал между тем горбун, орудуя
чайником, - сам знаю - странно. Все странно. И мое появление тут странно,
и мое поведение, и сами слова, коими я ваши вопросы заглушаю. Однако же -
терпение. Терпение, Дмитрий Алексеевич, и скоро все разъяснится. Ситуация
складывается не совсем обычная, вот почему так странно все и необычно...
В паузах горбун не забывал отхлебнуть чайку. Он и чай даже пил не как
все. Редко кто пьет сейчас чай так - из блюдца, поставив его на
растопыренные пальцы, с шумом и подсасыванием, через кусочек рафинада.
- Нам с вами надобно разрешить всего лишь одну проблему. Дмитрий
Алексеевич, но проблема эта... как бы это выразиться... мучительная
проблема, Дмитрий Алексеевич. И для меня мучительная, и в особенности для
вас... А для начала позвольте вопросик, всего один: над чем вы сейчас
работаете?
Вопрос этот показался Малянову не менее странным и неуместным, чем
все прочее. Он представить себе не мог, что, собственно, понадобилось
этому удивительному горбуну в его, Малянова, доме. Скорее всего, что-то
связанное с исчезновением Лидочки, но, может быть, и не с этим... может
быть, с кончиной Снегового... В самом деле, не маляновская же работа
привела его сюда!
- Над чем работаю? - повторил Малянов, растерявшись. - Что-то
последнее время все интересуются, над чем - я работаю...
- А кто еще? - сейчас же спросил горбун. - Кто еще интересовался?
Он сидел напротив Малянова, далеко отведя в сторону руку с
растопыренными пальцами, на которых картинно дымилось блюдце с чаем, и
смотрел пристально и недобро, как смотрят на противника, а не просто
собеседника.
Впрочем, выражение лица его тут же переменилось на приятное.
- Ну да, ну да! - проворковал он, заговорщически подмигивая. -
Снеговой же и спрашивал... Естественно! Что ему оставалось делать? Никак
он не мог поверить, что все это - никак не случайное совпадение...
- Что "не случайное совпадение"? - спросил Малянов резко. - О чем это
вы все время говорите?
Торжество и неприязнь почудились ему в голосе горбуна, и он вдруг
почувствовал приступ страха. Пусть пока еще необоснованного.
Инстинктивного. И как всегда в такие минуты, голос его слегка сел и
захотелось откашляться. Он откашлялся.
- Да все - не случайное совпадение, - небрежно сказал горбун, вновь
принимаясь отхлебывать и причмокивать. - Неужели же и вы, Дмитрий
Алексеевич, ученый, интеллигент, неужели и вы считаете, что все это
случайные совпадения? И что вам директорство предложили, филиал... в
прошлом году и кандидатуру вашу обсуждать не стали, а в этом - бац! - без
всякого обсуждения взяли и предложили? И что телефонные звонки вам жить не
дают? И омаров вам на дом поставляют... и женщин... Причем очень недурных
женщин, согласитесь!..
Страшная и отвратительная мысль поразила Малянова, но горбун снова не
дал ему раскрыть рта.
- Нет, нет и нет! - очень громко и очень напористо вскричал он. - Ни
в коем случае! И думать не могите, Дмитрий Алексеевич! Вы же и сами должны
понимать, что это смехотворно. Ну какой же я агент иностранной разведки?
Ну сами же посудите: агент должен быть человек тихий, скромный,
малоприметный... А я? Да на меня же любая лошадь на улице оборачивается!
Каждый, можно сказать, верблюд! Нет, нет и нет!.. Да вы ведь и тайн-то
никаких не знаете. Может быть, вы думаете, что нам неизвестно, над чем вы
сейчас работаете? Да прекрасно известно! Вы же в прошлом году на семинаре
сообщение делали, а в феврале догадались, что надо преобразования Гартвига
применить, вот у вас дело сразу и сдвинулось с мертвой точки, пошло как по
маслу... Я ведь вам вопрос о работе только потому задал, что проблема у
нас с вами, повторяю, мучительная... Ее не то что решить - даже и
подойти-то к ней трудно. Надо же было мне как-то завязывать разговор, вот
я и начал с вашей работы - для плавности, так сказать...
- Ну вот что... - начал было Малянов и даже поднялся почти, упираясь
кулаками в столешницу, но горбун вдруг сказал ему: "Сядьте!" - да так
жестко, что Малянов сразу же сел.
- Давайте без истерик! - продолжал горбун все так же жестко и без
всякого уже ерничества в голосе. - Никакой измены Родине от вас не
потребуется. Выкиньте этот бред из головы. Речь будет идти только о вас и
о вашей работе. Больше ни о чем. Никаких государственных и военных тайн,
никаких подписок, ничего подобного. Все дело в вашей работе, точнее, в
вашей последней статье, еще точнее - в вашей теореме о макроскопической
устойчивости. Нам это мешает, и мы самым убедительным образом просим вас
дальнейшие размышления в этом направлении прекратить. Самым
убедительнейшим образом, Дмитрий Алексеевич! - он постучал ногтем
указательного пальца по крышке стола для вящей убедительности, что ли, и
продолжал все так же жестко, словно гвозди вонзал: - К сожалению, скрытыми
средствами отвлечения вас остановить не удалось. Администратором вы стать
не пожелали, даже крупным. Обыкновенные житейские помехи на вас не
действуют. Женщина вас по-настоящему ни отвлечь, ни увлечь не в состоянии.
Даже смерть Снегового... - горбун резко и словно бы с отвращением
отодвинул от себя блюдце с недопитым чаем. - Даже смерть Снегового, к
сожалению... - он снова не закончил фразы. - Впрочем, об этом у вас еще
будет время подумать... Сейчас вы должны ясно понять следующее. Ваша
работа нам мешает. Следовательно, она вредна. Следовательно, ее надлежит
прекратить. Следовательно, она и будет прекращена. Настоятельно советую
вам проявить благоразумие, Дмитрий Алексеевич!
Малянов слушал все это, холодея. Неправдоподобность и даже
иррациональность происходящего возбудила в нем животный страх, какой у
нормального добропорядочного человека бывает разве что в тяжелом душном
кошмаре. И, как в кошмаре, он испытывал дурное оцепенение, язык не
слушался его и руки-ноги тоже.
А горбун - опять же ни с того ни с сего, словно его переключили на
другую программу, - вдруг засуетился, замельтешил почти угодливо.
- А как насчет еще чайку? А? Свеженького? Понятно! Айн момент! - и он
мигом принялся за дело, вновь и вновь опережая Малянова в вопросах и
движениях. - Кто такие "мы", чтобы требовать от вас чего-то, советовать,
угрожать и так далее? Какое мы на то имеем право и откуда у нас на это
власть? Резонно, резонно, но вы уж поверьте мне, Дмитрий Алексеевич, есть
у нас и такое право, и такая власть... Ах, почему не живем мы с вами в
благословенном девятнадцатом веке! Представился бы я вам генералом
какого-нибудь таинственного ордена или жрецом Союза Девяти... Слыхали про
Союз Девяти? Он учрежден был в незапамятные времена легендарным индийским
царем Ашокою и существует до сих пор. Чудесно, тайно, авторитетно...
Девять почти бессмертных старцев пристально следят за развитием науки на
Земле, следят, чтобы слепая жажда познания не привела людей к
преждевременной кончине человечества. Вы же знаете, какие бывают ученые:
все ему трын-трава, лишь бы узнать, возможна какая-нибудь там цепная
реакция или нет. Потом он узнает, конечно, что реакция, да, возможна, но
уже поздно! Вот Союз Девяти и следит за порядком в этой области. Если
кто-то вырвется слишком далеко вперед, опасно вырвется, не вовремя, вот
тут-то и принимаются надлежащие меры! А иначе нельзя, Дмитрий Алексеевич.
Никак нельзя! Знаете, что было бы, если бы Эйнштейну удалось построить
единую теорию поля? Ведь там, в этой теории, есть такие нюансики... Бац! -
и тишина. Надолго!
- Так вы что, жрец Союза Девяти? - спросил Малянов, с усмешкой
принимая новую чашку чая.
Горбун замер в неудобной позе. Глаза его торопливо забегали по
Малянову, лицо неприятно перекосилось, словно он забыл контролировать свою
мимику.
- Не похоже, верно? - проговорил он наконец. - Чушь какая-то
получается... Но ведь мы же с вами не в благословенном девятнадцатом. У
нас на дворе - конец двадцатого. Электричество вот, газ, на мысу атомный
опреснитель строят... Какие уж тут могут быть жрецы?
- Что вам от меня надо, вот чего я никак не могу понять, - сказал
Малянов почти благодушно. - Если вы жулик, то...
- Стоп-стоп-стоп! - запротестовал горбун. - Мне от вас вот что надо:
а - чтобы вы поняли свое положение, и бэ - чтобы при этом не свихнулись,
не принялись бы драться или - упаси бог! - палить себе в висок из
казенного пистолета... Понимаете? Чтобы вы все осознали, повели бы себя
правильно и чтобы все было тихо-мирно, по-семейному. Вот что мне надо. Я
вам специально передышку даю, психологическую, когда рассказываю про Союз
Девяти. Бог с ним, с союзом этим, не до него нам сейчас...
- Ну а если я сейчас сюда милицию вызову? Приедет ПМГ...
- Да бросьте вы, в самом деле, милицией пугать, Дмитрий Алексеевич!
Что это, в самом деле, за манера: чуть что - сразу милиция, ПМГ... Вы
лучше судьбу Глухова вспомните!
- Какого Глухова?
- Да Владлен Семеныча.
- Не знаю я никакой судьбы Глухова...
- Ну тогда Снегового вспомните, Арнольд Палыча. Вспомните ваш с ним
последний разговор... вспомните, какой он был, наш Арнольд Палыч... Между
прочим, очень, очень твердый человек оказался. Иногда просто вредно быть
таким твердым, честное слово... И куда он только ни обращался - и в
милицию, и по начальству... Да только кто же ему поверит, посудите сами?
Тогда Малянов вытянул губы дудкой, поднялся с демонстративной
неторопливостью и, повернувшись спиною, направился к телефону. Горбун
продолжал говорить ему вслед, все повышая голос и все быстрее выстреливая
слова:
- ...Вот и осталось ему одно, бедолаге, - пулю в висок. А куда
деваться? Куда? Показания его - бред. А, так сказать, обвиняемый, то есть
лично я, сегодня здесь, а завтра...

Он вдруг замолчал, словно его выключили. Малянов обернулся. Кухня
была пуста. На столе оставался обсосанный кусочек сахара, блюдце с чаем,
чашка... И все. И тишина. Особенная, тяжелая, ватная тишина, какая бывает
в болезненном бреду.
И вдруг свет в кухне померк, будто облако закрыло солнце. Но небо за
окном было по-прежнему чистое, знойное, белесое. И, однако, что-то там
тоже было не в порядке: там, на улице, пронесся вдруг желтый пыльный
вихрь, хлопнуло где-то окно, стекла зазвенели разлетаясь и раздались
какие-то крики - не то отчаянные, не то радостные. И вдруг завыла собака.
И другая. И еще...
Малянов, лунатически переступая, вышел на балкон, огляделся (никого
на балконе, разумеется, не было), поднял глаза к небу.
Начиналось затмение.
Некоторое время Малянов следил равнодушно, как черный диск наползает
на солнце, как бегают и прыгают ребятишки на улице, размахивая
закопченными стеклами, как мечутся собаки... Потом вернулся на кухню,
налил в стакан воды из-под крана, жадно вылил, залив себе грудь и живот.
Резко повернулся: горбун сидел на прежнем месте, улыбался - почему-то
грустно - и наливал чай из чашки в блюдце.
- Сегодня я здесь, а завтра... А завтра меня здесь нет, - проговорил
он. - И никакая милиция меня не найдет. Так что давайте уж лучше без
милиции, Дмитрий Алексеевич...
- Кто вы? - хрипло спросил Малянов.
- Меня зовут Губарь Захар Захарович, - с готовностью представился
горбун еще раз. - Но я понимаю, вы не об этом меня спрашиваете... Кто мы?
Это трудный вопрос, вот в чем дело. Давайте не будем его обсуждать.
Поверьте, это совершенно неважно, кто мы. Важно, что мы - сила, неодолимая
сила, или, как говорят на флоте, форсмажорная сила. Преодолеть нас вы не
сможете, вот что важно. Вы либо подчинитесь, либо погибнете - вот и весь
ваш выбор, вот это, Дмитрий Алексеевич, вам действительно важно понять. А
кто мы? В девятнадцатом веке мы назвали бы себя Союзом Девяти, в средние
века я был бы Мефистофелем, а нынче... Ну, разумеется, вы считаете меня
ловким иллюзионистом, гипнотизером, хотя и сами в это не верите...
Нет-нет, я не умею читать мысли, успокойтесь, я только умею их
вычислять... Поймите, я не жулик и не шпион, я не гипнотизер и не
фокусник...
- Пришелец с другой планеты... - хрипло сказал Малянов и откашлялся.
Горбун вскинул на него глаза - веселые, с сумасшедшинкой.
- Вы это сказали!
- Чушь, вздор...
- Не такая уж и чушь, голубчик! Не такой уж и вздор! Пришелец с
другой планеты, представитель сверхмощной внеземной цивилизации - это
такая же информационная реальность двадцатого века, как Мефистофель
пятнадцатого или какие-нибудь туги-душители девятнадцатого... Не
отмахивайтесь с пренебрежением! Подумайте! Ведь вам же легче станет,
проще, понятнее... Сопоставьте факты. Ваша работа обещает в далеком
будущем могучий рывок для всей земной цивилизации. А нашей цивилизации
совсем не нужен соперник в Галактике, зачем нам соперник? И поэтому мы
этот рывок уничтожаем самым безболезненным способом, еще в зародыше -
работу вашу останавливаем и прекр...
- Убирайтесь, - сказал Малянов негромко. - Убирайтесь вон!
- Дмитрий Алексеевич! Подумайте хорошенько.
- Пошел вон, сволочь! Работу тебе мою? Вот тебе - мою работу! -
Малянов привстал на стуле и сделал малопристойный жест. - Я ее вам не
отдам. Я ее доведу до конца. Понял? Она моя. Я эту идею двенадцать лет
вынашиваю, она меня измучила. Пошел вон отсюда! Ничего не получишь,
пришелец ты или жулик... Мне асе равно... Работу ему мою!..
Он замолчал и принялся гулко глотать остывший чай. Молчал и горбун. А
в кухне становилось все темнее, я выли за окном собаки.
Потом зазвонили в дверь. Малянов поднялся было, но приостановился и
поглядел на горбуна. Тот покивал.
- Давайте-давайте. Это к вам.
Малянов все смотрел на него. В дверь позвонили снова.
- Открывайте-открывайте, - сказал горбун. - Не мытьем так катаньем,
Дмитрий Алексеевич. У нас, знаете ли, тоже выхода нет. Приходится
пользоваться самыми разными средствами...
Тогда Малянов осторожно снял с гвоздя шипастый тяжелый молоток для
отбивания мяса, демонстративно взвесил его в руке и неспешно двинулся
через прихожую к входной двери.
За порогом, на площадке, стоял мальчик лет семи. На мальчике были
трогательные короткие штанишки с двумя лямочками через плечи и с
поперечной лямочкой на груди - так одевали обеспеченных мальчиков в
тридцатые - сороковые годы, и вообще он производил впечатление ребенка из
тех времен, а короткая стрижка с челочкой еще и усиливала это впечатление.
Больше на лестничной площадке никого не быль. Мальчик стоял один -
хмурый, насупленный, руки за спиной.
- Тебе кого надо? - спросил Малянов, не зная, куда теперь девать
шипастый молоток.
- Я к тебе, - ясным голосом ответил мальчик. - Я теперь буду у тебя
жить.
- Что еще за глупости, - сказал Малянов сурово. - Кто это тебя,
интересно, подучил?
- Ай! - вскрикнул вдруг мальчик, отступая на шаг и заслоняясь
ладонями и локтями. Он глядел мимо Малянова, за спину ему, в коридор, и
Малянов сейчас же обернулся, заранее отводя молоток для удара.
Но в коридоре никого не оказалось, а мальчишка, довольно гадко
хихикнул, прошмыгнул мимо Малянова и по-хозяйски пошел по квартире,
отворяя все двери и заглядывая во все комнаты. Ошеломленный Малянов
следовал за ним как привязанный.
- Это детская, ясно... - говорил мальчик, подшмыгивая носом. - Твоего
Петьки комната? Ничего себе комнатка - светлая, квадратная.
1 2 3 4 5 6 7