Секунду стояла напряженная тишина, а потом Снеговой проговорил
хрипло:
- Извините меня, Дмитрий Алексеевич, но дверь у вас была настежь...
- Бога ради, бога ради! - зачастил опомнившийся Малянов. - Замок
дрянь, не защелкивается... Да вы заходите, Арнольд Палыч, садитесь.
- Нет-нет! Ни в коем случае, Дмитрий Алексеевич... - Снеговой был
вполне корректен и вел себя совсем по-светски, но странно было, что,
разговаривая с Маляновым, он почти неотрывно глядит на Лидочку. - Ни в
коем случае! Я ведь почему зашел? Книгу! Книгу же я вам обещал и совсем
забыл... Вы, может быть, заглянете сейчас ко мне?
- Какую книгу? - ошеломленно бормотал Малянов. - Что-то я не прип...
- А то я, знаете ли, завтра убываю, и надолго... - продолжал
Снеговой, беря Малянова за рукав халата и увлекая его за собою. - Я
забираю его у вас буквально на минутку, - обратился он к Лидочке. -
Извините меня... - и снова к Малянову: - Было бы глупо, если бы я забыл...
Сам же обещал, даже навязывал, и сам же забыл... Однако же, слава богу,
вспомнил в последнюю минуту...
Продолжая молоть одно и то же, как заведенный, он протащил Малянова
через прихожую, а на лестничной площадке, когда Малянову удалось наконец
освободить свой рукав и он уже рот раскрыл, чтобы разразиться негодующей
речью, Снеговой близко глянул ему в глаза и вдруг поднял и прижал к своим
губам толстый корявый палец.
После этого немыслимого жеста Малянов, потрясенный и заинтригованный,
полностью покорился, и они осторожно, почти на цыпочках, прокрались через
лестничную площадку к обитой дерматином двери.

В квартире Снегового свет горел повсюду - в прихожей, в обеих
комнатах, в кухне и даже в ванной. Все мыслимые источники были включены. И
вообще квартира производила довольно-таки странное впечатление. Повсюду -
на полках, на столах, на стенах - располагались десятки и сотни
разнообразнейших раковин и улиток - от огромных тропических, рогатых и
многоцветных, до самых невидных, маленьких и скромных, россыпью наваленных
в огромное блюдо на журнальном столике. И не только улитки - самые
неожиданные спирали и их красочные изображения наполняли квартиру. Винты,
шурупы (и среди них - гигантские!), спиральные пружины, шнеки, яркие схемы
каких-то спиральных образований и даже великолепные цветные фотографии
спиральных галактик чуть ли не в полстены размером...
- Кто эта женщина? - негромко, но как-то очень напористо и с
непонятной неприязнью спросил Снеговой, едва они вошли в комнату.
- Лидочка. Знакомая... Просто знакомая.
- Давно знакомы?
- Н-нет... Сегодня приехала... с запиской от жены...
- Вы же в разводе.
- Да. Но не могу же я отказать... - Малянов спохватился. - Арнольд
Палыч, в чем дело? Вы ее знаете? Она что?..
- Стойте. Спрашивать буду я. Времени у нас нет, Дмитрий Алексеевич,
вот что. Давайте по порядку. Во-первых, возьмите книгу.
- Какую?
- Любую, - сказал Снеговой нетерпеливо. - Возьмите вот эту и держите
в руках, чтоб потом не забыть... И давайте присядем на минутку.
В полном обалдении Малянов взял со стола толстый том и, зажав его под
мышкой, опустился на диван у торшера. Снеговой сел рядом и тотчас же
закурил. На Малянова он не глядел. Снеговой, видимо, и в самом деле
собирался уезжать. На полу и на стульях были расставлены раскрытые
чемоданы, наполовину забитые одеждой, книгами и какими-то папками. На
распахнутой дверце шкафа висел на распялочке темно-синий парадный костюм с
орденскими ленточками сорочка, галстук.. Сам Снеговой был в обширной
полосатой пижаме, в домашних стоптанных тапочках.
- Значит, по порядку... - прогудел он, глядя в угол и поминутно
затягиваясь. - Во-первых. Над чем вы сейчас работаете?
- Я? А что?
- Вы ведь, кажется, астроном? Так?
- Так.
- Наблюдатель?
- Нет. Теоретик.
- А такая фамилия - Губарь - вам ничего не говорит?
- Губарь? Губарь... Нет, Арнольд Палыч, что случилось?
Снеговой раздавил окурок в пепельнице и тут же закурил снова.
- А фамилия Глухов?
- Глухов? Тоже нет... Хотя подождите, у Вечеровского же есть приятель
Глухов... Владлен... Владлен...
- Историк?
- Д-да... кажется.
- Так! - Снеговой поднялся и, жуя окурок, прошелся по комнате,
засунув огромные свои лапы в карманы пижамы. - А Вечеровский?..
- Да я же вас с ним знакомил! Он биолог, очень крупный, с европейским
именем...
- Да-да... Помню... Вечеровский... - прогудел Снеговой. - Помню,
конечно... Спасибо, Дмитрий Алексеевич. Это очень ценно, что вы мне
сообщили... Да! Так над чем вы сейчас работаете?
И тут Малянову стало страшно. Снеговой был не похож на себя. Вопросы
его скрывали какую-то тайную угрозу... И Малянов разозлился:
- Слушайте, Арнольд Павлович! - сказал он. - Я не понимаю!..
- Я тоже! - сказал Снеговой резко. - Я тоже не понимаю, а понять
надо! Пока не поздно. Рассказывайте. Подождите!.. У вас закрытая тема?
- Какого черта закрытая! - сказал Малянов раздраженно. - Общая
космология, немного астрофизики и звездной динамики.. теория гравитации...
Я доказываю, что некоторые виды сингулярностей устойчивы... Да вы все
равно ничего не поймете, Арнольд Павлович.
- Сингулярности... - медленно проговорил Снеговой и пожал плечами. -
В огороде бузина, а в Киеве дядька... И не закрытая? Ни в какой части?
- Ни в какой букве!
- И Губаря не знаете?
- И Губаря не знаю.
Снеговой засмолил третью папиросу. Он стоял перед Маляновым, нависая
над ним, - огромный, сгорбившийся, страшный - и молчал. Потом он сказал:
- Ну, на нет я суда нет. Извините меня, Дмитрий Алексеевич. У меня
все.
- Да, но у меня не все! - сварливо сказал Малянов, поднимаясь. - С
вашего позволения, Арнольд Павлович, я бы хотел узнать...
- Не могу, - сказал Снеговой как отрезал. - Не имею права.
И не обращая более никакого внимания на Малянова, он подошел к столу
и принялся разгружать карманы пижамы. Носовой платок, грязный, мятый, - в
угол. Пачка "Беломора". На стол. Коробок спичек. Еще одни коробок
спичек... Какие-то сложенные бумажки... авторучка...
Потом он извлек на свет огромный пистолет и сунул его небрежно в
первый ящик стола.
Увидев этот пистолет, Малянов приоткрыл рот и тихонько попятился к
двери.
На пороге своей квартиры Малянов задержался и прислушался. Дверь была
приоткрыта, виднелся свет в щели, но звуков никаких слышно не было, кроме,
впрочем, ворчания водопровода. Тогда Малянов осторожно прошел в прихожую.
Дверь при этом отчаянно заскрипела, и Малянова всего перекосило от этого
скрипа.
В кухне было пусто. Стол прибран, чисто протерт. Вся грязная посуда -
в мойке. Пол подметен. Газ выключен. И никого.
И в ванной тоже никого. Висят на бельевой веревке розовые трусики и
такой же лифчик.
Малянов прошел в кабинет, положил на край стола толстый справочник
Снегового и некоторое время стоял в нерешительности, озирая свое
хозяйство: включенный калькулятор с красными цифрами на дисплее, груды
исписанной бумаги, рулоны графиков, бумажные листы, разбросанные по всему
полу...
Потом он вытянул губы дудкой, задрал брови повыше, словно собирался
отмочить какую-нибудь шуточку, повернулся и на цыпочках, но решительно
направился в бывшую детскую.
Лидочка мирно спала. Мигающий фонарь за окном выхватывал из темноты
контуры ее тела, закутанного в простыню, бледное, без кровинки лицо с
поджатыми губами. Лицо это было сейчас таким непривлекательным и даже
страшноватым, что Малянов, казалось, оставил свои решительные намерения и
остановился на полдороге, неспособный решить, так ли уж ему нужно то, за
чем он сюда приперся.
И вдруг давешний гул прокатился за окном, снова подпрыгнул и
повернулся на месте огромный лидочкин чемодан, и фонарь на улице сперва
замигал и задергался, словно припадочный, а потом вдруг разгорелся в
полную силу.
Всю комнату залило ртутным мертвенно-синим светом, и в этом свете
Лидочка вдруг поднялась на постели, села, придерживая на груди простыню, и
уставилась на Малянова ясными, широко раскрытыми глазами. Будто и не спала
вовсе.
- Трясет... - сказал Малянов, словно оправдываясь. - Кому-то мы очень
не нравимся...
- Дмитрий Алексеевич, - сказала Лидочка негромко. - Идите сейчас же
спать.
Голос у нее был, что называется, "железный", в опытное ухо Малянова
не улавливало в нем ни тени надежды. Само по себе это, может быть, и не
остановило бы его, но... Все было не так, как должно быть и бывает обычно
в подобных случаях. И резкий беспощадный свет в окно - словно
любопытствующий прожектор. И подрагивающие стены, и шорох штукатурки,
осыпающейся где-то от подземных толчков. И женщина в постели... Не женщина
сидела там, выпрямившись, прижавшись лопатками к стене, - ведьма это
сидела, кутаясь в простыню. Сухая кожа туго обтягивала лицо, и обнажились
верхние зубы - то ли в улыбке, то ля в оскале каком-то.
- Так уж прямо и спать... - глупо сказал Малянов, переминаясь с ноги
на ногу. - Рано еще спать. Пусть дети спят.
Лидочка молча смотрела на него. Ведьма на допросе.
- Ну что ты в самом деле! - сказал он, слегка приободрясь. - Лидия!
Отвратительная мидия!
Лицо ее дрогнуло, она словно бы расслабилась мгновенно.
- Что ты глядишь на меня, как ведьма на допросе? - он шагнул вперед и
оказался на краешке кушетки. Женщина снова напряглась и чуть отодвинулась.
- Ну ладно. Ну не буду. Как хочешь. Пойду тогда работать. Сегодня весь
день не давали работать. Как с цепи сорвались, честное слово. Сначала -
телефонные звонки. Потом этот деятель с замороженным омаром. Потом
Вечеровский приперся...
- Потом я, - сказала Лидочка тихо.
- Потом ты, - согласился Малянов.
- А кто это сейчас приходил?
- Сосед.
- Зачем?
- Да так... Ерунда разная. Про тебя расспрашивал, между прочим.
- И что ты ему сказал?
- Сказал: это одна моя знакомая ведьмочка... - промурлыкал Малянов,
предпринимая кое-какие разведывательные действия.
- А он?
- А он... всякие глупости спрашивал... про общих знакомых...
- А ты?
Малянов не ответил.

Он проснулся утром от выстрела. Выстрел ахнул у него прямо над ухом,
так что он подскочил на тахте и сел озираясь. В комнате все было, как
вчера, но из раскрытого окна доносился какой-то галдеж, там рычали
двигатели, высокий голос повторял: "Не создавайте препятствия...
Проезжайте... Проезжайте быстрее..." И какой-то смутный галдеж доносился
из-за входной двери, с лестничной площадки.
Малянов спрыгнул с тахты и прежде всего высунулся в окно. У подъезда
толпился народ, стояли неподвижно и ерзали, пристраиваясь поудобнее,
многочисленные автомобили: милицейская ПМГ с мигалкой, "скорые", газик
Снегового и еще четыре "Волги" - три пропыленные, жеваные, черные и одна
новенькая, ослепительно белая. Половина проезжей части была всем этим
перегорожена. Проезжающие машины притормаживали, останавливались, гаишник
с жезлом прогонял их прочь, покрикивая высоким голосом. Белая "Волга"
вдруг газанула, из выхлопной трубы вылетел клубок светлого дыма,
выстрелило оглушительно, и "Волга" заглохла...
Малянов кое-как оделся и выскочил на лестничную площадку.
Здесь, оказывается, тоже было полно народу. Малянов узнал "кое-кого
из соседей, но были и незнакомые, и все они концентрировались около
распахнутой настежь квартиры Снегового. Были там среди прочих майор
милиции, сержант милиции, двое в штатском, врач в белом халате и
дворничиха...
- Что случилось? - спросил Малянов давешнего старикашку из квартиры
снизу.
- Смерть случилась, дорогой мой, - торжественно и печально произнес
старикашка. - Смерть, голубчик... Беда-то какая, а?
- Кто?.. С кем?
- Снегового, Арнольда Павловича, знали вы? Из одиннадцатой
квартиры...
- Ну?!
- Умер. Все. Ушел из жизни.
- Не... не может быть... - пролепетал Малянов, холодея.
- Увы. Уже и вынесли. Все. Финита ля комедиа.
- Да что случилось?
Старикашка приблизил горбатый нос к маляновскому уху и прошептал:
- Застрелился он этой ночью. Вот сюда пулю послал... - он постучал
себя по виску. - И ни записки, ничего...
Малянов дико глянул на него и, оскользаясь в домашних шлепанцах,
ссыпался по ступенькам. Внизу, в маленьком вестибюле, опять же толклись
люди. Здесь был лопоухий мальчишечка-шофер - он силился отворить вторую
половинку двери в подъезде. Еще один сержант милиции. Какие-то вовсе
бездельные, глазеющие люди и два санитара, держащие на весу носилки с
длинным громоздким телом, укрытым простыней...
Пока давались со всех сторон советы, пока ковыряли дверь, пока со
скрипом распахивали ее, Малянов стоял столбом, глядя на белое, длинное,
мертвое... Он не в силах был ни уйти, ни подойти ближе.
Потом дверь распахнулась, носилки понесли, и только тогда Малянов
протолкался к ним я пошел рядом. И вдруг он увидел глаз. Простыня была
продрана, и сквозь дыру смотрел на Малянова широко открытый мертвый и
потому совсем незнакомый глаз...

Вернувшись домой, Малянов сразу бросился к телефону, набрал номер и
долго слушал длинные гудки. Потом пробормотал: "Ну да, у него же лекции с
утра..." и положил трубку. Он все еще не мог прийти в себя. Все еще стоял
у него перед глазами огромный страшный Снеговой - как он выволакивает из
кармана пижамы и засовывает в стол черный тусклый пистолет... И звучал
мрачный голос: "Не имею права.." И мертвый глаз сквозь дыру в простыне
смотрел на Малянова, словно с того света...
Малянова передернуло. "Жуть-то какая, господи!.. И глупо же, глупо!"
Он бормотал эти слова, не замечая собственного бормотания, а сам снова и
снова набирал телефон Вечеровского, уже забыв, что тот с утра на лекции.
Телефон вел себя странно - то было занято, то шли бесконечные длинные
гудки.
Потом он швырнул трубку и помчался к дверям детской. Постучал.
Никакого ответа. Потряс дверь. То же самое. Заглянул внутрь. Все очень
чисто, все прибрано и... пусто. Ничего и никого. И исчез громоздкий
чемодан, занимавший весь передний угол, где игрушки.
В полном остолбенении Малянов прошел по квартире, заглядывая во все
углы. Никого и ничего. И все прибрано, вычищено, вылизано - ни пылинки в
доме. И только в ванной на бельевой веревочке сиротливо покачивались на
сквознячке розовый лифчик и розовые же трусики.
- Нет, отцы, это чушь какая-то, - громко сказал Малянов.
Медленно, шаркая ступнями по полу, он вернулся в свой кабинет, присел
было за стол, но тут же сорвался в прихожую, схватил с вешалки пиджак,
обшарил карманы, вытащил бумажник, несколько скомканных кредиток, оглядел
все это со стыдливым изумлением и сунул обратно.
- Все равно, - сказал он громко. - Тут что-то не то. Что-то тут, отцы
мои, не получается...
Он вернулся в кабинет, снова набрал номер Вечеровского, снова
оказалось занято Он бросил трубку, рассеянно взял несколько листочков из
папки, пробежал их глазами, нашарил в столе фломастер и старательно
вычеркнул из рукописи очередное "легко видеть, что..."
И в этот момент в кухне звякнула ложечка.

Малянов вздрогнул и уронил листки.
В кухне кто-то был. Кто-то двигался там - шаркнули подошвы, снова
брякнул металл о стекло, чиркнула спичка... Малянов слез с края стола и
осторожно двинулся в направлении кухни.
Там спиною к Малянову стоял теперь низкорослый странный человек. Он
колдовал с чайником над газовой плитой и, когда повернулся к Малянову, в
одной руке держал заварочный чайник, в другой - распечатанную пачку чая.
Это был огненно-рыжий горбун в душном черном костюме. Сорочка под
пиджаком у него была тоже черная, а галстук белый. И лицо - белое,
длинное, а борода клином, рыжая и ухоженная.
Малянов только рот раскрыл, чтобы рявкнуть: "Кто вы такой, черт вас
побери совсем!", как горбун быстро заговорил:
- Здравствуйте, Дмитрий Алексеевич. Меня зовут Губарь, Захар
Захарович Губарь... Нет-нет, меня не Лидия сюда к вам пустила, нет, ее уж
не было здесь... Я сам зашел, ибо дверь была настежь... Нет-нет, это вам
показалось только, что кухня пуста, я вот тут стоял, видите? А вы
заглянули и сразу же ушли. Вот я и решил, покуда вы звоните Филиппу
Павловичу, дай-ка я чайку заварю... Но Снеговой, а? Какой кошмар! Тут уж
поневоле голова кругом пойдет и всякое начнет мерещиться... Но нельзя,
нельзя, Дмитрий Алексеевич! Нельзя! Поддаваться никак нельзя, крепиться
надо, держаться... Да вы садитесь, садитесь, я уж у вас тут успел
разобраться, где что, к вас обслужу по первому разряду, и себя не забуду,
правильно?
1 2 3 4 5 6 7