— Убить десятерых...Мановение трости — и карабин приставлен к затылку матроса, стоящего рядом с окровавленным на столе.— Все, — торопливо выговаривает капитан Гриффите, — молчу.Еще одно мановение трости — и страж отступает на шаг. На шее моряка остается белая метка. Его обвисшие было плечи распрямляются, он протяжно вздыхает. Хьюэлл кивает на труп.— Что тут случилось?— Да спросил я вон у того дурачка, — Визерспун тычет пальцем в молоденького лейтенанта, — где хранится оружие. А дурачок не пожелал отвечать. Тогда я пристрелил этого матроса. На следующий раз дурачок ответил.Хьюэлл с отсутствующим видом кивает, вроде бы нет ничего в этом мире более естественного, как пристрелить одного человека, если другой утаивает информацию. Но Хьюэлл меня сейчас не интересует. Меня интересует Визерспун. Без очков он как бы и не изменился внешне, а между тем изменился целиком. Быстрые, птичьи жесты наигранный фальцет, словесные повторы — все это исчезло. Передо мной спокойный, самоуверенный, беспощадный субъект, властно повелевающий собой и окружающими. Ни одной фразы, ни одного движения понапрасну, впустую.— Это ученые? — гнет свою линию Визерспун.Хьюэлл кивает. Трость Визерспуна указывает на дальний угол.Охранники вталкивают семерых мыслителей в комнату. Проходя мимо Визерспуна, Фарли, стиснув кулаки, останавливается.— Ах ты чудовище, — говорит он, отдуваясь. — Проклятый...Визерспун и не смотрит на него. Взвивается в воздух трость, и Фарли, прижимая к лицу руки, ударяется о койку. Хьюэлл хватает его за ворот и пинком швыряет вперед. Визерспун по-прежнему не смотрит на своего противника. Да, вряд ли мы с Визерспуном найдем общий язык.И снова в комнату'Запихивают мужчин, и снова. А потом за дверью слышится гомон. Высокая тональность возбуждения сомневающихся женских голосов.— Ты прятал их, пока флот работал на тебя, — швыряю я слово за словом в лицо Визерспуну. — Теперь тебе флот больше не нужен. Нужны ученые, чтоб совершенствовать ракету. И, значит, нужны жены, чтоб вынудить ученых работать. Как еще ты их заставишь?— Кто тянет тебя за язык? — зловеще вопрошает он, помахивая тростью.— Только тронь меня этой тростью, — говорю я. — Вышибу из тебя дух.В комнате воцаряется странная тишина. Хьюэлл застывает на полпути.Другие тоже, затаив дыхание, помалкивают. Кажется, оброненное перышко произведет в такой тишине громовой шум. Секунда за секундой, каждая — ей-богу — пятиминутной продолжительное ти, проходят одна за другой.Никто не издает ни звука. Наконец, рассмеявшись, Визерспун обращается к капитану Гриффитсу:— Этот Бентолл — птица совсем иного полета. Не то что ваши люди или эти ученые, — говорит он, словно бы оправдываясь. — Бентолл, к примеру, отличный актер. Никто и никогда не разыгрывал меня с таким успехом.Бентолла заставляет нервничать разъяренная собака, а он и вида не показывает. Бентолл практически одной рукой расправляется в пещере с двумя профессиональными убийцами. Вдобавок он поджигатель высокой квалификации. — Он пожимает плечами: ну впрямь извиняется. — Но, в конце концов, первых попавшихся людей с улицы в английскую разведку не берут.Странная тишина. Еще более странная, чем в начале сцены. Все смотрят на первого в их жизни секретного агента. Впечатление, представляю, ниже среднего. Запавшие щеки, отощавшее тело — ни дать ни взять ходячий скелет. Для рекламных плакатов по вербовке в разведывательные службы свежих кадров едва ли гожусь. Любопытно, однако, как мои анкетные данные попали к Визерспуну. Ханг, правда, слышал меня. Но Визерспун еще не слышал Ханга.— Ты ведь агент разведки, Бентолл, верно? — негромко переспрашивает Визерспун.— Я ученый! — пускаю я пробный шар. — Специалист по топливу. — И поясняю:— По жидким его разновидностям.Сигнал, не замеченный мною, и автоматное дуло прижато к затылку капитана Гриффитса.— Контрразведка, — говорю я.— Спасибо. — Страж отступает назад. — Настоящие ученые не ведают кодов в морзянке. А ты поднаторел в этих делах, правда, Бентолл?Я перевожу взгляд на лейтенанта Брукмана.— Можете подлечить мне руку?Визерспун делает шаг в мою сторону. Губы побелели, уподобившись побелевшим от напряжения костяшкам пальцев, сжимающих трость. Голос, однако, По-прежнему невозмутим.— Когда я закончу. Тебя ведь может заинтересовать такая информация.Не прошло и двух минут, как я вернулся после пожара, а рация приняла депешу с «Пеликана», весьма ценимого мною.Если бы моя нервная система функционировала в нормальном режиме, я наверняка подпрыгнул бы аж под потолок. Но сил на подобные гимнастические упражнения нет. И в заданных обстоятельствах у меня и мускул на лице не дрогнул. «Пеликан». Название, стоявшее в первой строке на том листе под промокашкой, копия которого покоилась сейчас в районе моей правой ступни.— «Пеликан» прослушивал эту частоту, — продолжал он. — Согласно инструкции. Представляешь, как удивился радист сигналу SOS. На частоте, не предназначенной для таких сигналов.Лицо мое неподвижно, как маска. Без всяких волевых усилий. Это результат шока. Я вдруг сейчас осознаю масштабы своего поражения. Причем никаких промахов я не допустил. Откуда мне было знать, что цифра «46» на том листе означала время, когда «Пеликан» и другие корабли, | перечисленные в списке, начинают прослушивать эфир. На сорок шестой минуте каждого часа. Помнится, первый пробный SOS я отстучал как раз на сорок шестой минуте, когда настраивал аппаратуру. На волне Фуджоу, которой они обычно пользовались.— Радист был не дурак, — продолжает Визерспун. — Потеряв тебя, он догадался: ты сменил частоту. Он выследил тебя на аварийных частотах.Услышал название Вардю. Дважды. Понял: что-то здесь не так. Зафиксировал буква в букву твои переговоры с «Аммандейлом». Выждал десять минут и включил передатчик.Я все еще копирую статую с острова Пасхи, каменного идола, изрядно потрепанного ветрами столетий. Конец? Не обязательно. И, однако же, похоже, что так.— «Ридекс Комбон Лондон» — телеграфный адрес тво; его шефа? — допытывается он. Бесполезно пудрить ем; мозги, уверяя, что отстукивался поздравительную тел грамму по случаю дня рождения моей тетушки Мирты Пугни. И я киваю. — Так и предполагал. А потому я послал туда свою радиограмму открытым текстом, поскольку не располагаю вашим кодом.Именно же такую: «Прошу игнорировать предыдущее послание. Ситуация контролируется. Избегайте попыток связаться со мной сорок восемь часов».Я осмелился подписать депешу твоим именем. Как считаешь, Бентолл, инцидент исчерпан? Я молчу. Да и что тут скажешь? Никто теперь на меня не смотрит. Разглядываю свои руки. Даже Мэри не смотрит в мою сторону.Видно, не там, где надо, появился я на свет и не тогда, когда следовало.Мне бы родиться в Риме две тыщи лет тому назад. Тогда я мог бы уйти из жизни, бросившись на собственный меч. Передо мной проплывает видение: разверзшаяся, кровоточащая рана, и по напрашивающейся ассоциации я обращаюсь к Визерспуну с просьбой:— Разрешите хирургу заняться моей рукой? Он разглядывает меня долго, придирчиво и подытоживает:— Сожалею, что жизнь развела нас по разные стороны баррикад. И вполне понимаю, почему начальство остановило свой выбор на тебе. Опасный ты человек!— Более того, удачливый. Я еще поучаствую в твоих похоронах.Он еще на секунду задерживает взгляд на моей персоне, после чего обращается к Брукману:— Займитесь его рукой.— Спасибо, профессор Визерспун, — вежливо говорю я.— Леклерк, — равнодушно сообщает он. — Никак не Визерспун. Старый болтливый дурак отыграл свою роль и покинул сцену.Славно потрудился Брукман. Вычистил мои раны чуть Не проволочной щеткой, зашил, замотал фольгой, забинтовал, накормил меня таблетками и для пущей важности вкатил парочку уколов. Будь мы с ним один на один, я сплясал бы от боли танец дервиша, но при свидетелях не стал рисковать репутацией британской разведки. Когда он завершил курс врачевания, я без всяких церемоний перебрался поближе к капитану Гриффитсу. Визерспун — точнее, Леклерк — сел рядом.— Тебе получше, Бентолл?— Хуже не бывает. Если собакам положен ад, вашему пинчеру там самое место.— Согласен... Скажите, капитан Гриффите, кто из ваших ученых главный?— Очередную пакость задумали? — спросил седой капитан.— Я не склонен повторять вопросы, — мягко сообщил Леклерк, переводя невидящий взгляд на убитого.— Харгривс, — устало проговорил Гриффите. За дверью слышались голоса.— Зачем, Леклерк? Он только что встретился с женой. После многомесячной разлуки. Разве он способен сейчас отвечать на вопросы. Допрашивайте меня вместо него. В конце концов, я здесь отвечаю за все. Я, а не Харгривс.Леклерк, пораскинув мозгами, спросил:— Отлично. Каков уровень готовности «Черного сорокопута»?— И это все, что вас интересует?— Да.— «Черный сорокопут» почти готов к запуску. Остается смонтировать стартовую систему.— Что помешало закончить эту работу?— Исчезновение доктора Фейрфилда. — Я попытался сфокусировать зрение на капитане Гриффитсе — не самая простая задача в калейдоскопе видений и голосов! — смутно осознавая, что только сейчас до него дошло, почему исчез Фейрфилд. Уставившись на Леклерка, он прохрипел:— О Боже!Конечно, конечно...— Конечно! — гаркнул Леклерк. — Не о нем речь! Почему же стартовую систему не смонтировали своевременно? Насколько мне известно, взрывное устройство поставили месяц назад.— О Господи, откуда вам это известно?— Отвечайте на вопрос!— Фейрфилд опасался, что взрывчатка может в условиях жары повести себя непредсказуемо. А тут еще дополнительный риск старта. — Загорелая рука Гриффитса стерла пот с окровавленного лица. — Вам следует знать: испытание любой бомбы, начиная с двухфунтовой и кончая водородной, обычно оттягивается до последней секунды.— Сколько времени требуется на запуск?— Фейрфилд однажды при мне назвал срок: сорок минут.— Лжете, капитан, — корректно заметил Леклерк. — Я знаю: важнейший плюс «Черного сорокопута» — ра кета взлетает мгновенно. ' — В условиях войны — да. Но пока нет уверенности во взрывчатке.Надежна она или ненадежна...— Итак, сорок минут?— Сорок минут.— Слышишь, сорок минут, — сказал, обращаясь ко мне, Леклерк.— Слышу урывками, — пробормотал я, — мой слух барахлит.— Тебе дурно?— Почему это мне дурно? — Я попытался продемонстрировать ему крайнее изумление, но его физиономия куда-то провалилась. — Почему мне должно быть дурно?— Ты можешь запустить ракету, Бентолл?— Я специалист по жидкому топливу, — с трудом выговорил я.— А мне известно другое, — теперь эта физиономия нашлась. В трех дюймах от моего носа. — Ты был ассистентом Фейрфилда в Гепворте. И специализировался на твердом топливе. Я знаю.— Ты знаешь чертовски много.— Итак, ты можешь подготовить запуск? — настаивал он.— Виски, — сказал я. — Дайте глотнуть виски.— О Господи! — Он сопроводил это восклицание доброй дюжиной других, на коих мне, к счастью, не удалось сосредоточиться. Потом окликнул кого-то из своих. Китаец сбегал, видимо, в офицерское жилище. Так или иначе, пару секунд спустя в руку мне сунули стакан.Глянул я сквозь туман на него, на свои пальцы — и два глотка опорожнил. Прокашлялся, отер слезы. Tenepь я видел почти нормально.Леклерк коснулся моей руки.— Итак, что скажешь? Под силу тебе запустить «Черного сорокопута»?— Не ведаю даже, как к нему подступиться.— Ты болен, — беззлобно сказал Леклерк. — Не соображаешь, что городишь. Отоспись. Глава 10Пятница 10 утра — 1 час дня Спал я два часа. Когда проснулся, солнце стояло высоко в небе, и доктор Харгривс осторожно, как ему казалось, тряс меня за плечо. Меня укрыли одеялом, почему он и забыл о состоянии моего левого плеча. Я попросил его быть повнимательней. Он обиделся. Тон, что ли, был у меня такой. Потом я отшвырнул одеяло, сел. Чувствовал себя отвратительно. Все тело ныло, рука и плечо неистово пульсировали, но усталость почти прошла, голова прояснилась, чего и добивался Леклерк. Ибо не мог в здравом уме рассчитывать, что спотыкающийся, заикающийся индивид — ни дать ни взять пьяница на пороге белой горячки — наладит сложнейшую техническую систему мощностью в сотни тонн взрывчатки. Я умею тешить себя — в исключительные, конечно, минуты — иллюзиями. Но полагать, будто Леклерк оставил меня в покое? Подобных иллюзий я не питал.Харгривс был бледен и несчастен. Чему удивляться? Воссоединение с женой в сложнейших обстоятельствах счастья им не принесло. А ближайшие перспективы выглядели удручающе. Как они обошлись с Мэри? Влили в женский хор? Харгривс подтвердил: да.Я осмотрел помещение. Мизер. Восемь на восемь. Вдоль стен — стеллажи.Над головой — крохотное зарешеченное оконце. Кажется, краем уха я слышал: здесь раньше был склад легкого оружия. Но проверять услышанное тогда не стал. Повалился на раскладушку и уснул. А теперь поинтересовался:— Что тут происходило, пока я спал?— Расспросы, — устало ответил он. — Расспросы и допросы. Без конца.Допрашивали всех подряд. Моих коллег, меня, офицеров. Сперва порознь, потом скопом. Потом раскидали всех по хибарам, два-три человека в каждой. Жен от мужей, сам понимаешь, отделили.Тактика Леклерка была понятна. Обществу, расколотому на группки, нелегко, почти невозможно разработать планы совместного сопротивления или коллективного бунта. А опасения за женщин, за их благополучие и безопасность, атмосфера неослабевающего страха заставят ученых полностью склонить перед Леклерком голову.— О чем он говорил с тобой?— О многом. — Он отвернулся. — В основном о работе. Кто и что знает о запуске. Меня он расспрашивал только об этом.— А ты или кто другой из ученых смог ему толком ответить? По сути?— Только в общих чертах. Основные принципы, связывающие разрозненные компоненты в единое целое, известны каждому из нас. Без этого нельзя. Но в частностях смежного участка никто не разбирается. — Он тускло улыбнулся. — Хотя любой может с помощью этой штуки отправить в загробный мир целое королевство.— Такая угроза существует реально?— Экспериментальная ракета плохо сочетается с гарантиями безопасности.— Значит, бетонное укрытие, врытое в землю там, на севере, призвано...— Стартовая площадка для пробных испытаний. Этой ее функцией и предопределено расстояние между жили-Щами ученых и ангаром, — Выходит, шкурами моряков можно рисковать? — Он промолчал, и я продолжил расспросы:— Куда, по-твоему, они перетащат ракету и ученых с женами? Моряков, разумеется, никуда.— То есть?— Сам должен понимать. Они, с точки зрения Лек-лерка, бесполезны, а потому подлежат уничтожению. — Он невольно содрогнулся и прикрыл лицо руками. — Не выдал ли Леклерк невзначай конечный маршрут?Он покачал головой и отвернулся. Он был расстроен, отводил глаза, как бы стыдясь моих упреков. Но в чем я мог его упрекнуть?— Может, Россия?— Нет, не Россия. — Он сверлил взглядом пол. — Только не Россия. Там не заинтересуются техникой на уровне парового двигателя.— Не заинтересуются?.. — Пришел мой черед удивляться. — А я-то считал эту технику передовой...— Для Запада — да. Но в последнее время среди ученых распространились слухи, правда, не слишком рекламируемые, будто у русских появилась сверхракета. Фотоновая ракета. Прозрачные намеки профессора Станюковича, их ведущего эксперта в области динамики газов, не оставляют на сей счет никаких сомнений. Боюсь, они открыли способы получения и хранения антипротонов. У нас тоже есть концепция антиматерии. Но мы не умеем ее добывать. А русские умеют. Нескольких унций этого вещества хватит, чтоб забросить «Черного сорокопута» на Луну.Тонкости проблемы были мне не по зубам. Но с основным я согласился: русским наша ракета не нужна. Китай? Япония? Присутствие китайцев и китайско-японская ориентация радиопередатчика вроде бы подтверждали такую гипотезу. Но, с другой стороны, мало ли в Азии стран — да и не только в Азии, — которые с удовольствием наложили бы лапу на «Сорокопута»? Еще важней географического аспекта проблемы (кому понадобилась ракета?) был аспект детективный. Откуда этот «кто-то» узнал, что подобную ракету конструируют? На задворках моего сознания стало медленно вызревать предположение. Очень странное, почти невероятное...Я вдруг снова услышал Харгривса:— Прости мне мою непонятливость, когда нынче утром я, — говорил он неуверенно, — настаивал на утверждении, что ты специалист по твердому топливу — это была непростительная глупость. Все равно что закинуть на тебя веревку. Я просто ничего не соображал. Вряд ли охранник меня понял.— Ничего, ничего. Сомневаюсь, чтоб он понял.— Ты ведь не станешь сотрудничать с Леклерком? — спросил Харгривс, его сплетенные пальцы рук судорожно сжимались и разжимались. Его нервы явно уступали по стойкости интеллекту. — Тебе ведь эта работа по плечу.— Вполне. Несколько часов с бумагами Фейрфилда, записями, диаграммами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28