Тем не менее мы могли бы обойтись без рефренов, столь характерных для древнегреческого хора, если вы не против.
Миллер угрюмо посмотрел на Андреа.
— Накрылся твой медовый месяц.
— В чем дело? — строго спросил Дженсен.
— Солдатская шутка, сэр.
Меллори попытался робко протестовать.
— Вы забываете, сэр, что никто из нас не прыгал с парашютом.
— Я ничего не забываю. Всегда когда-то надо начинать. Что вы знаете о войне в Югославии, джентльмены?
— Какой войне? — осторожно переспросил Андреа.
— Я так и думал, — с удовлетворением констатировал Дженсен.
— Я кое-что слышал, — вызвался Миллер. — Группа, как их там называют, партизан, что ли, ведет подпольную борьбу с немецкими оккупационными войсками.
— Вам здорово повезло, — сурово сказал Дженсен, — что эти партизаны вас не слышат. Какое там подполье! По последним сведениям, в Югославии триста пятьдесят тысяч партизан сдерживают двадцать восемь немецких дивизий. — Он сделал паузу. — Это больше, чем противостоит союзным войскам здесь, в Италии.
— Откуда было мне знать, — посетовал Миллер и вдруг оживился. — Раз их там целых триста пятьдесят тысяч, зачем еще мы им понадобились?
— Вам пора научиться сдерживать эмоции, капрал, — едко заметил Дженсен. — Партизаны сами знают, что им делать. Они ведут бои в тяжелейших, пожалуй, самых суровых сегодня условиях в Европе. Беспощадная, жестокая битва за каждую пядь земли.
Оружие, боеприпасы, продукты, одежда — всего этого партизанам отчаянно не хватает. Но эти двадцать восемь немецких дивизий они зацепили крепко.
— Всю жизнь мечтал им помочь, — пробурчал Миллер.
— Что от нас требуется, сэр? — перебил его Меллори.
Дженсен смерил Миллера ледяным взглядом:
— Мало кто отдает себе отчет в том, что югославы — наши самые главные союзники на юге Европы. Их война — наша война. У них нет шансов на победу, если только...
— Если только мы им не поможем, — понимающе кивнул Меллори.
— Совершенно верно, хотя и неоригинально. Им нужно помочь. На сегодняшний день мы — единственные, кто может снабжать их оружием, боеприпасами, одеждой и медикаментами. Но грузы не доходят до цели. — Он повернулся и стремительно подошел к висящей на стене карте Европы. — Центральная Югославия, Босния и Герцеговина, джентльмены, — конец бамбуковой указки, казалось, готов был просверлить карту насквозь. — За последние два месяца мы предприняли четыре попытки переправить груз партизанам. Все связные бесследно исчезли. Девяносто процентов снаряжения, сброшенного с самолетов, попало в руки фашистов. Они подобрали ключ к нашим радиошифрам и создали широкую агентурную сеть здесь, на юге Италии, у нас под носом. Как им это удалось? Вот в чем вопрос, джентльмены. Жизненно важный вопрос. Мне необходим ответ.
«Десять баллов» этот ответ добудут.
— Десять баллов? — вежливо переспросил Меллори.
— Кодовое название вашей операции.
— Почему такое странное название? — спросил Андреа.
— Ничего странного. Вы когда-нибудь слышали, чтобы название операции имело прямое отношение к сути дела? В этом весь фокус, дорогой мой.
— Я надеюсь, это название не подразумевает штыковую атаку или штурм крепости, — ледяным тоном произнес Меллори. Дженсен и бровью не повел. Тогда Меллори продолжил:
— По шкале Бофорта 10 баллов означают шторм.
— Шторм! — Казалось бы, трудно выразить в одном слове удивление и скорбь одновременно, но Миллеру это удалось. — Боже мой! А я всю свою жизнь мечтаю о штиле!
— Даже моему терпению есть предел, капрал Миллер, — в голосе Дженсена появились угрожающие нотки. — Я могу, повторяю, именно могу отменить свое сегодняшнее распоряжение по вашему поводу!
— По моему поводу? — настороженно переспросил Миллер.
— Представление к медали «За выдающиеся заслуги».
— Она будет прекрасно смотреться на крышке моего гроба, — мрачно буркнул Миллер.
— Что вы сказали?
— Капрал Миллер хотел выразить благодарность командованию, — Меллори подошел к карте вплотную. — Босния и Герцеговина — это довольно большая территория, сэр.
— Согласен. Но мы с точностью до двадцати миль знаем место, где произошли столь неприятные для нас пропажи груза.
Меллори отвернулся от карты и медленно произнес:
— Подготовка проведена внушительная. Утренний налет на Наварон. Бомбардировщик для нашей переправки сюда. И все это, как я понял из ваших слов, для того, чтобы немедленно приступить к выполнению операции. Значит, все было известно заранее?
— Мы разрабатываем план этой операции уже почти два месяца. Предполагалось, что вы прибудете сюда за несколько дней, но... вы сами знаете, как получилось.
— Мы знаем. — Угроза лишиться медали не охладила пыл Миллера. — Возникли некоторые непредвиденные обстоятельства.
Послушайте, сэр, а при чем тут мы? Это работа для опытных разведчиков, а не специалистов по диверсиям, взрывам и рукопашному бою. Мы ведь даже не говорим на сербско-хорватском или как там его называют...
— Позвольте мне самому решать, — Дженсен опять продемонстрировал им свой тигриный оскал. — Кроме всего прочего, вам всегда везет.
— Удача отворачивается от усталого человека, — заметил Андреа. — А мы действительно очень устали.
— Устали или нет, а мне не найти другой команды в Южной Европе, способной конкурировать с вами в профессиональной подготовке и опыте. — Дженсен опять улыбнулся. — И везении. Мне приходится быть жестоким, Андреа. Мне это не по душе, но я вынужден. Я понимаю, что вы устали. Поэтому я и решил дать вам подкрепление.
Меллори посмотрел на трех молодых солдат, стоящих у камина, потом перевел взгляд на Дженсена. Тот утвердительно кивнул.
— Они молоды, полны сил и желания их применить. Коммандос — самые квалифицированные солдаты на сегодняшний день. Очень многое умеют, уверяю вас. Возьмите, например, Рейнольдса, — Дженсен кивнул в сторону высокого, темноволосого сержанта лет тридцати, смуглого, с крупными чертами лица. — Умеет делать все, от подводных взрывных работ до управления самолетом.
Кстати, сегодня он будет сидеть за штурвалом. Кроме того, сами видите, он может пригодиться, когда нужно будет поднести что-нибудь тяжелое.
Меллори сухо заметил:
— Мне всегда казалось, что лучшего носильщика, чем Андреа, не найти.
Дженсен обернулся к Рейнольдсу:
— У них возникли сомнения. Продемонстрируйте свои способности.
Рейнольдс помедлил, потом наклонился и взял в руки массивную бронзовую кочергу, стоящую у камина. Согнуть ее было совсем не просто. Лицо его побагровело, на шее вздулись желваки, руки подрагивали от напряжения. И все же медленно, но неумолимо кочерга сгибалась, превращаясь в гигантскую подкову.
С виноватой улыбкой Рейнольдс передал кочергу Андреа. Тот нехотя принял ее. Согнул плечи, напрягся так, что костяшки пальцев, сжимающих кочергу, на глазах побелели. Однако металл не поддавался. Кочерга упрямо не желала принимать первоначальную форму. Андреа смерил Рейнольдса оценивающим взглядом и медленно положил кочергу на прежнее место.
— Это я и имел в виду, — произнес Дженсен. — Усталость. А вот сержант Гроувс. Прибыл к нам из Лондона через Ближний Восток. В прошлом — авиационный штурман. Знаком с последними новинками в области диверсий, взрывных работ и электроники.
Специалист по подслушивающим устройствам, бомбам-сюрпризам, часовым механизмам. Человек-миноискатель. И, наконец, сержант Саундерс радист высочайшего класса.
— А ты — старый, беззубый лев, по которому живодерня плачет, — обращаясь к Меллори, мрачно процедил Миллер.
— Не говорите глупостей, капрал! — резко сказал Дженсен. — Шесть — идеальное число. Вас подстрахуют со всех сторон. Парни знают свое дело. Без них вам не обойтись. Если это задевает ваше самолюбие, то хочу заметить, что они должны были идти не с вами, а после вас, в том случае, если... Ну, сами понимаете.
— Понимаем, — в тоне Миллера не было и намека на уверенность.
— Все ясно?
— Не совсем, — сказал Меллори. — Кто назначается старшим?
Дженсен искренне удивился:
— Конечно, вы, что за вопрос!
— Тогда так, — Меллори говорил спокойно и доброжелательно. — Насколько мне известно, сегодня в военной подготовке, особенно у коммандос, упор делается на инициативу, независимость, способность самостоятельно принимать решения.
Это прекрасно, особенно если нашим друзьям представится возможность действовать в одиночку. — Он выдавил из себя улыбку. Видно было, что ему не по себе. — Во всех других случаях я буду требовать строгого и безоговорочного подчинения приказам. Моим приказам. Мгновенно и беспрекословно.
— В противном случае? — спросил Рейнольдс.
— Излишний вопрос, сержант. Вам хорошо известно, что бывает за неподчинение боевому приказу в военное время.
— На ваших друзей тоже распространяется это требование?
— Нет.
Рейнольдс повернулся к Дженсену:
— Мне это не нравится, сэр. Меллори устало опустился в кресло, закурил сигарету и кивнул в сторону Рейнольдса:
— Замените его.
— Что? — Дженсен был не готов к такому повороту событий.
— Я сказал, что его нужно заменить. Мы еще не вышли отсюда, а он уже подвергает сомнению мою точку зрения. Что же будет потом? Он опасен. Все равно что взять с собой бомбу замедленного действия.
— Но послушайте, Меллори...
— Либо он, либо я.
— И я, — тихо произнес Андреа.
— И я тоже, — присоединился Миллер. В комнате воцарилось напряженное молчание. Рейнольдс подошел к Меллори.
— Сэр.
Меллори неодобрительно посмотрел в его сторону.
— Простите меня, — продолжал Рейнольдс. — Я был не прав.
Это больше никогда не повторится. Я очень хочу работать с вами, сэр.
Меллори перевел взгляд на Андреа и Миллера. На лице Миллера застыло неподдельное удивление. Энтузиазм Рейнольдса был ему непонятен. Невозмутимый, как всегда, Андреа еле заметно кивнул головой. Меллори улыбнулся.
— Уверен, что капитан Дженсен в вас не ошибся, сержант Рейнольдс.
— Вот и договорились. — Дженсен сделал вид, будто ничего не случилось. — Теперь — спать. Но прежде мне хотелось бы услышать краткий отчет о событиях на Навароне. — Он посмотрел в сторону морских пехотинцев. — Вам придется оставить нас одних.
— Слушаюсь, сэр, — Рейнольдс вновь обрел уверенность. — Разрешите пройти на летное поле, проверить готовность самолета и снаряжение.
Дженсен утвердительно кивнул. Как только дверь за десантниками закрылась, Дженсен подошел к боковой двери и приоткрыл ее:
— Заходите, генерал.
Вошедший был очень высок и худ. Вероятно, ему было лет тридцать пять, но выглядел он существенно старше.
Переутомление, усталость, лишения, годы отчаянной борьбы за существование не прошли для него даром. Преждевременная седина, глубокие морщины на смуглом лице — бесстрастные свидетели перенесенных страданий. Темные, блестящие глаза горели внутренним огнем. Такие глаза бывают у человека, фанатически преданного прекрасной, но пока недостижимой идее. На нем была форма британского офицера без погон и знаков различия.
Дженсен заговорил:
— Познакомьтесь, джентльмены. Генерал Вукалович.
Заместитель командующего партизанскими соединениями Боснии и Герцеговины. Вчера доставлен самолетом из Югославии под видом врача для организации поставок медикаментов партизанам. Его настоящее имя знаем только мы с вами. Генерал, это — ваши люди.
Вукалович оглядел их изучающим взглядом. Лицо его было непроницаемым.
— Эти люди устали, капитан Дженсен. Слишком многое поставлено на карту... Они не справятся.
— Он абсолютно прав, — с готовностью поддержал Миллер.
— Они, конечно, немного устали с дороги, — мягко произнес Дженсен. — От Наварена путь неблизкий... Тем не менее...
— Наварон? — перебил его Вукалович. — Эти трое — те самые люди?..
— Трудно в это поверить, я согласен.
— Наверное, я был к ним несправедлив.
— Абсолютно справедливы, генерал, — вступил снова Миллер. — Мы истощены. Мы совершенно ни на что не способны.
— Прекратить разговоры, — Дженсена трудно было сбить с толку. — Капитан Меллори, кроме генерала и еще двух человек, в Боснии никому не будет известно, кто вы и какова истинная цель вашей экспедиции. Представит ли вам генерал этих двух, его дело. Кстати, генерал Вукалович одновременно с вами полетит в Югославию. Только на другом самолете.
— Почему на другом? — спросил Меллори.
— Потому, что его самолет должен вернуться, а ваш — нет.
— Ясно, — сказал Меллори. В наступившей тишине он, Андреа и Миллер пытались вникнуть в смысл последней фразы Дженсена. Погруженный в мысли, Андреа машинально подбросил дров в догорающий камин и оглянулся в поисках кочерги. Единственная кочерга в комнате, согнутая Рейнольдсом в подкову, сиротливо валялась у камина. Андреа поднял ее, рассеянно покрутил в руках, без видимых усилий разогнул, поворошил дрова и поставил на место, продолжая сосредоточенно хмуриться. Вукалович наблюдал за этой сценой, не отрываясь.
Дженсен продолжал:
— Ваш самолет, капитан Меллори, не вернется потому, что им можно пожертвовать в интересах достоверности легенды.
— Нами тоже придется пожертвовать? — поинтересовался Миллер.
— Вам не удастся ничего сделать, пока вы не окажетесь на земле, капрал Миллер. Там, куда вам надо попасть, ни один самолет не сядет. Поэтому вы — прыгаете, а самолет разбивается.
— Звучит очень достоверно, — пробурчал Миллер. Дженсен пропустил это замечание мимо ушей.
— Действительность на войне порой слишком сурова. Поэтому я и отослал троих молодых людей. Не хотелось остужать их энтузиазм.
— А мой уже совсем остыл, — скорбно заметил Миллер.
— Помолчите же, наконец. Было бы все же неплохо узнать, почему восемьдесят процентов наших поставок попадает в руки фашистов. Хорошо также, если вам удастся обнаружить и освободить наших связных, захваченных немцами. Но это не самое главное. Этими грузами и даже связными можно пожертвовать в интересах дела. Но мы никак не можем пожертвовать жизнями семи тысяч людей, находящихся под командованием генерала Вукаловича.
Семь тысяч партизан окружены гитлеровцами в горах Боснии, без боеприпасов, без продовольствия, без будущего.
— И мы должны им помочь? — мрачно спросил Андреа. — Вшестером?
— Во всяком случае, попытаться, — откровенно ответил Дженсен.
— Но у вас есть хотя бы план?
— Пока нет. Только наметки. Общие идеи, не больше. — Дженсен устало приложил руку ко лбу. — Я сам всего шесть часов назад прилетел из Александрии. — Он помедлил, потом пожал плечами. — До вечера далеко. Кто знает, все еще может измениться. Несколько часов сна способны сотворить чудо. Но прежде всего — отчет о наваронской операции. Вам троим не имеет смысла здесь оставаться, джентльмены. Думаю, что капитан Меллори один сможет удовлетворить мое любопытство. Спальные комнаты в противоположном конце коридора.
Меллори дождался, пока дверь за Вукаловичем, Андреа и Миллером закрылась, после чего спросил:
— Как доложить, сэр?
— Что именно?
— О Навароне, естественно.
— К черту Наварон. Дело кончено, о нем можно забыть. Он взял со стола указку и подошел к карте. — Итак, начнем.
— Значит, план все-таки существует? — осторожно спросил Меллори.
— Конечно, существует, — бесстрастно подтвердил Дженсен и повернулся к карте. — В десяти милях отсюда проходит линия Густава. Пересекает Италию вдоль рек Сангро и Лири. По этой линии немцы построили самые мощные на сегодняшний день оборонительные сооружения. Здесь, у Монте-Кассино, безуспешно пытались прорваться лучшие дивизии союзников. А здесь, в Анцио, пятьдесят тысяч американцев стоят не на жизнь, а на смерть. Вот уже пять долгих месяцев мы, словно головой стену, пробиваем эту проклятую линию Густава. Наши потери в живой силе и технике невозможно сосчитать. И пока мы не продвинулись ни на дюйм.
— Вы, кажется, что-то говорили о Югославии, сэр, — неуверенно напомнил Меллори.
— Я подхожу к этому, — успокоил его Дженсен. — Прорвать линию Густава можно, только ослабив немецкую оборону. А достичь этого можно, только убедив немцев оттянуть часть своих дивизий с линии фронта. Приходится использовать тактику Алленби.
— Ясно.
— Ничего вам не ясно. Генерал Алленби во время войны с турками в Палестине, в 1918 году, безуспешно пытался прорваться сквозь массированную линию обороны противника, протянувшуюся с запада на восток от Иордании до Средиземного моря. Тогда он пустился на хитрость. Собираясь прорываться на западном, убедил турков, что готовит атаку на восточном фланге обороны. Для этого он велел разбить огромный палаточный лагерь, в котором находилось всего несколько сот человек. В их задачу входило создавать впечатление кипучей активности во время разведывательных полетов противника. Разведке предоставлялась возможность наблюдать нескончаемое движение армейских грузовиков на востоке в течение всего дня. Конечно, туркам было невдомек, что та же колонна всю ночь двигалась в обратном направлении.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23