раздавленную
большую крысу. Уцелели только голова и грудь грызуна, задней половины
туловища как не бывало; осталась лишь голая кость, словно какая-то тварь
жадно обгладывала крысиную тушку.
"_У_х_о_д_и_, - услышал он шепот, и по спине у него пошли мурашки, -
уходи, пока не поздно."
Мур отошел в сторону и отодвинул остатки зеленой занавеси. Ткань
рассыпалась у него в руке. За ней открылись койка, небольшой письменный
стол, застеленный заплесневелой промокательной бумагой, и металлические
шкафы. На столе в беспорядке лежали книги и бумаги, посреди этого
беспорядка громоздилось пресс-папье. Мур поднес его к свету.
Это был тяжелый стеклянный куб с застывшим в центре скорпионом. На
стекле золотом была выгравирована надпись; часть букв стерлась, но кое-что
еще можно было прочесть: "ВИЛ Е М КО РИН. СЕНТЯБ Ь 1941". А прямо под
надписью виднелся фрагмент свастики.
- Кип, - негромко окликнул Мур, - взгляни-ка.
Кип отвернулся от люка, подошел и обшарил лучом фонаря маленький
отсек. Он бегло осмотрел пресс-папье и вернул его Муру.
- По-моему, это была каюта командира, - глухо сказал он. - На твоем
месте я оставил бы это себе. Наверное, других трофеев ты с этого чертова
корыта не унесешь.
Мур сунул пресс-папье за пазуху. Ему показалось, что он прикоснулся к
куску льда.
Кип вернулся к люку, просунул пальцы в щель между металлической
крышкой и переборкой и потянул. Заскрежетало железо, но, вопреки ожиданиям
Кипа, люк открылся относительно легко. Утирая пот со лба, констебль
направил свет в открывшийся проем.
- Дэвид, - севшим вдруг голосом сказал Кип, не трогаясь с места. Он
подумал, что Мур его не слышит, и позвал громче.
- Что тут? - Мур стоял рядом с ним, следил за ползущим по настилу
лучом.
Они заглядывали в самое сердце лодки - в штурманскую рубку. Под
потолком густо переплетались какие-то трубы, шланги, маховики. Множество
рычагов и ручек неизвестного назначения, датчиков, циферблатов. В луче
фонаря блеснуло стекло. Посреди рубки, окруженный механизмами и приборами
с замершими стрелками, стоял штурманский стол. Оборудованием было забито
все до последнего дюйма. Оно гроздьями свисало с потолка, теснилось в
углах - бесчисленные ряды переключателей, рычагов, маховиков, мертвых
циферблатов.
Но, кроме оборудования, здесь было кое-что еще.
Трупы.
По-прежнему на своих постах, послушные давно мертвому командиру, -
только форма истрепалась в лохмотья: мертвый экипаж мертвой лодки.
Мумии.
Один, с лицом, полуприкрытым белой вуалью плесени, скрестил перед
собой на столе коричневые иссохшие руки; сзади из мрака на свет уставилась
ухмыляющаяся безглазая маска - изуродованный череп, костяные проплешины.
Здесь - коричневые пустые глазницы, там - дыра вместо сгнившего носа. С
пола, на дюйм залитого водой, прямо на них глазел мертвец с широко
распяленным ртом и выбитыми зубами. В глубине рубки их было еще больше:
они лежали там поодиночке и по несколько сразу, черты одних еще можно было
различить, по лицам других расползлась толстая короста серой и желтой
плесени. Нехватка кислорода помогла телам сохраниться, мумифицировала их,
придала их коже коричневый оттенок и сделала ее похожей на хрупкую
корочку. Кожа тесно обтянула кости, темные, бездонные провалы глазниц вели
к затвердевшему мозгу. Труп в углу вскидывал мертвые руки к мертвому лицу,
словно пытаясь спрятаться от света.
Кип выдохнул сквозь стиснутые зубы. Мур от напряжения распрямился. От
запаха разложения Кипа мутило. Он закашлялся; кашлять было больно. Что
это? Пары бензина, просочившиеся сюда из недр корабля, с кормы, из
машинного отделения? Это был безвоздушный склеп, железный гроб, сгубивший
всех этих людей. На дальнем конце мертвецкой был выход, но сколько Мур с
Кипом ни светили туда, они видели лишь плотную стену черноты.
- Там должны быть другие, - услышал Кип свой голос и вдруг понял, что
это - первые слова, произнесенные здесь за полвека. Может быть, когда эта
сволочь пошла ко дну, они застряли в кормовой части и никто не сумел
выбраться...
Мур невольно вздрогнул и посветил в один угол, потом в другой.
Страшные иссохшие лица, неподвижные, как будто следящие за пришельцами
взгляды. Единственным оружием защиты был конус света, который Мур держал в
руке. На переборке блеснула бронзовая табличка: "КИЛЬ - 1941". Пока он
разбирал надпись, буквы вдруг расплылись у него перед глазами, и ему
почудилось, что с каждым вдохом гнилостная вонь все глубже проникает в
него. Он вытер лицо, холодное, липкое и противно скользкое на ощупь, и с
трудом отнял руку от лица, словно скованный параличом.
- Пошли отсюда к чертовой матери, - проговорил Кип, но собственный
голос доходил до него словно сквозь толстый слой ваты. Кип страшно
закашлялся, прикрывая рот рукой, и вынужден был схватиться за край люка,
чтобы не упасть.
Позади них, там, куда не доставали лучи фонарей, что-то лязгнуло, и
Кипа с Муром вдруг пригвоздил к месту пронзительный железный скрежет.
Волосы у них на головах зашевелились от ужаса, а сердца отчаянно
заколотились в страхе перед неизвестным.
- Господи, - прошептал Мур. - Боже, что это было?..
- Уходим, - еле ворочая языком, произнес Кип. - Пошли отсю...
Но они не успели уйти.
Сквозь дверь в глубине рубки ворвался и обрушился на них неистовый,
дьявольский лязг и грохот; по проходу, множась, заметалось эхо - сто
тысяче миллионоголосое от которого было не спастись не уйти уйти уйти
уйти...
- УХОДИМ! - срывая голос, проорал Кип. Он ничего не видел; перед
глазами мельтешили черные точки, и он не различал даже свет своего фонаря.
Мур потянулся к нему, медленно - чересчур медленно - схватил за локоть и
попытался оттащить от люка. Вся лодка вибрировала, и Мур расслышал над
самой своей головой оглушительные вопли - словно стенали грешные души,
обреченные на вечные муки. Он резко обернулся, заглянул в рубку и,
скрипнув зубами от невыразимого ужаса, замер.
В рубке что-то шевелилось, разворачивалось, будто рептилии
поднимались из воды. В людей ударила волна чистейшей ледяной ненависти.
Мур различил нечеловеческие силуэты, тянувшие к ним лапы с черными кривыми
когтями, изуродованные лица, черные провалы глазниц, теперь полные красным
хищным блеском. Мур с отчаянным криком (впрочем, он не был уверен, что
кричит, поскольку не слышал своего голоса) рванул Кипа назад, всей
тяжестью навалился на люк, толкая его на место, и в этот миг увидел, как
раскрылись прожорливые пасти и блеснули зубы. Кип повернулся и,
пошатываясь, побрел по проходу, беспорядочно размахивая фонарем, точно
отгонял что-то невидимое. Мур кинулся следом, споткнулся о ящик, упал на
колени в воду и выронил фонарик. С трудом поднявшись на ноги, весь мокрый,
стараясь не поддаваться подступающей панике, он упрямо двинулся вперед.
Ему казалось, что все это происходит в кошмарном сне, вода под ногами
вдруг сделалась вязкой и цепкой, как цемент. Боже что это было Боже что
это было Боже что это было БОЖЕ МОЙ ЧТО ЖЕ ЭТО БЫЛО?! Он открыл рот, чтобы
крикнуть, но из горла вырвался дребезжащий хрип - сиплый голос давнего
обитателя могилы. ПРОЧЬ ОТСЮДА ПРОЧЬ ОТСЮДА ПРОЧЬ ОТСЮДА ПРОЧЬ ОТСЮДА
ПРОЧЬ ОТСЮДА...
Ослепленный страхом Кип обо что-то запнулся и ударился головой о
трубу. Он злобно взмахнул рукой - и от удара о металл стекло фонаря
треснуло. Свет замигал и стал тускло-желтым.
А во мраке впереди, между ними и выходом, что-то поднималось -
иссохшая как скелет тварь с недоеденной крысой в руке-лапе. Кип хотел
предупредить Мура, но онемел и оцепенел от страха. Тварь проворно вскинула
другую руку, и из черноты что-то вылетело прямо Кипу в лицо.
Переворачиваясь в воздухе, предмет - это был молоток - со свистом пролетел
мимо головы констебля, врезался в переборку и отскочил от нее в тот самый
миг, когда Кип взял себя в руки и запустил фонарем в живой труп. Зазвенело
бьющееся стекло, и все погрузилось в темноту.
Мур догнал Кипа, и они, еще не очнувшиеся от потрясения, спотыкаясь
двинулись в нос лодки, стараясь идти как можно быстрее. Тьма редела,
полные ненависти, безумные голоса затихали позади. Показались вскрытый
палубный люк и трап. Мур ухватился за него и мигом взлетел по стальным
перекладинам к чистому свежему воздуху. Силы вдруг оставили его, он упал
на палубу и судорожно пополз к леерам. Позади него из люка пулей вылетел
Кип с застывшим от ужаса лицом и бросился задвигать на место тяжелую
крышку. Он упал на нее, прерывисто дыша. Его трясло. Ему казалось, он
сходит с ума.
- Н_е_т_, - хрипло, обиженно запротестовал он. - _Н_е_т_!
Мур добрался до металлического поручня на левом борту, перегнулся
через него, и его вырвало в воду.
- Что это было? - спросил он, вытираясь, и сдавленным шепотом
повторил: - ЧТО ЭТО БЫЛО?
Кип прислушался. Ни звуков, ни движения. Он никак не мог унять дрожь,
тело не повиновалось ему.
- Они же мертвые... - наконец выдавил он. - _М_е_р_т_в_ы_е_!
И вдруг весь док наполнился эхом, разносящим всего одно слово,
странное и грозное.
И лживое.
10
Плечистый чернокожий рыбак сдал карты еще четверым игрокам,
расположившимся за центральным столом в "Лэндфолле". Быстро темнело.
Рыбаки давно вернулись с моря, и в "Лэндфолле" в этот час было чрезвычайно
шумно и оживленно; в глубине зала с дощатым полом надрывался музыкальный
автомат, исторгая бесконечный регги, и кое-кто безуспешно пытался
уговорить подавальщиц потанцевать. Был вечер пятницы, канун базарного дня,
время пить-гулять, плести небылицы, а то и подраться, чтобы выпустить пар,
и до понедельника все были вольные птицы. Вентиляторы лениво разгоняли
табачный дым, клубившийся под потолком, звенели о край стаканов бутылки,
звучал громкий смех и громкие голоса. Гам стоял такой, что жестяные
рекламы пива "Ред страйп" и "Ягуар" и рома "Бакарди" на грубых досках стен
мелко подрагивали.
Тот, кто сдавал, поудобнее устроился на стуле, заглянул в свои карты
и бесстрастно оглядел остальных игроков, пытаясь по выражению лиц угадать,
что у кого на руках. Игра шла уже больше часа, он успел оставить своих
партнеров почти без гроша и теперь чувствовал себя вольготно, внутри
ощущалось приятное тепло. Он напился нарочно, нарочно то и дело
прикладывался к бутылке - ему хотелось забыть то, чего он наслушался об
отчаянном смельчаке Турке. В одну из пятниц он играл с Турком в этом самом
баре, и мысль о том, _к_а_к_ погиб парень, выбивала его из колеи.
Беспричинная, бессмысленная смерть. Сейчас Турок, холодный и мертвый,
лежал на мраморном столе в морге кокинской больницы. Он вновь потянулся к
бутылке и жадно отхлебнул из нее. "Черт подери, там мог бы лежать кто
угодно, - подумал он. - Хреново получилось, черт подери!" Он поднес
бутылку к губам и сделал еще один большой глоток; ему вдруг показалось,
что ему не так уж тепло.
- Охренеть можно, - Джеймс Дэвис, сидевший напротив него, шлепнул на
стол карту. - Я слыхал, когда парнишку нашли, голова у него чуть не
напрочь была оторвана. Господи Иисусе, не хотел бы я быть на ихнем месте.
Нипочем не хотел бы.
Смитсон помотал головой:
- Не, приятель. Голова-то была на месте, а вот спину парню переломило
ровнехонько пополам. Видать, кто-то его от души обнимал.
- Ему башку пробили, - сообщил Янгблад, поднимая глаза от своих карт.
- Одна медсестричка мне сказала. Парень ошивался возле этой клятой лодки,
ну и нарвался. Я б ни за какие коврижки близко бы к ней не подошел.
- Ты что, что-то разнюхал? - быстро спросил тот, кто сдавал, здоровяк
по имени Кертис. - Выкладывай денежки.
- Дело пахнет керосином, вот что я разнюхал, - Янгблад ссыпал в банк
мелочь. - С тех самых пор, как тот белый выволок эту сволочь наверх. А я
вот что скажу: убрать ее отсюда и утопить, гадину!
Перси подался вперед, переводя взгляд с одного лица на другое.
- Говорят, он так выкатил глаза, словно увидел, как Смерть идет за
ним, - прошептал он. - На верфи болтают, он видел, как Смерть протянула к
нему руки, и взяла за глотку, и...
- Хватит болтать ерунду! - перебил Кертис.
- Ну уж и ерунду, - обиделся Перси. - Чеканутый ты, коли не веришь,
что человек может увидеть, как Смерть идет за ним. Турок вот увидел и
помер на месте. Надеюсь, со мной такого не случится, Господь не допустит.
Надеюсь, ко мне смерть подберется тишком, с тыла, чтоб я не мучился.
- Сам ты псих, приятель! - заявил Дэвис.
- Сколько карт? - спросил Кертис, пытаясь направить разговор в иное
русло.
Янгблад сказал:
- Несколько лет назад я плавал на большом промышленном судне. Шли мы
с Ямайки. Через час заштормило. Мы сбавляем ход и берем чуть к западу,
чтоб не напороться на камни у Джейкоб-Тис. Дело было ночью, тьма
кромешная, не видно ни зги, ветрище - мачты гнутся... До костей пробирал,
да. Тут рулевой сбивается с курса - это он-то, тридцать лет в море, черт
бы его драл, и шторм нас того гляди нагонит! - рация дохнет, трещит, и
все, а потом уж даже и не трещит, и прем мы зигзагом куда-то вперед, ищем
буи, ни хрена не видим, ни огней, ни земли - и вдруг полный штиль. Ветра
нет, море как зеркало. И тут - ей-богу не вру - что-то как застонет!
Сперва почти неслышно, а потом громче, ближе, и тебе разговор на разных
языках, и вопли дикие, и хохот, и без конца, без конца...
- Чтоб тебя! - с чувством сказал Кертис.
- ...и видим мы, у нас гости. Со всех сторон суда, будь они прокляты.
Грузовые, пассажирские, пароходы, шлюпы под всеми парусами - а ветра-то
нет в помине... Зеленые такие и светятся, словно ихние ванты да набор
огнями Святого Эльма пыхают. Ну, братва, доложу я вам, отродясь я ничего
такого не видал - ни до того, ни после. Вот они сперва давай перед нами
плавать, потом вдоль бортов пошли. И что мы видим? На палубах, будь они
трижды прокляты, на вантах матросики при деле! Ну не то чтоб лица у них
были, так, обводы одни, но поглядишь и сразу ясно - люди... или были
когда-то. А штука в том, что мы из шторма там выскочили, где этот мир с
загробным встречается. Я дак отворотился и стою трясусь. А они, покойники
эти, все помощь просят, потому как застряли там, на границе этой меж двух
миров, навсегда. Может, еще не готовы на ту сторону отбыть, а может, хотят
в родную гавань возвернуться, но только посудины их на дне лежат, а
наверху призраки шуруют. Черт его знает, может, то место и есть Ад, больно
там вопят да стонут жалостно. Рулевой разворачивает наше корыто, и мы
влетаем прямиком в шторм. Долго ли, коротко ли, видим мы бакены у отмели и
ложимся на обратный курс, и вот вам крест, никто никогда так радостно не
целовал землю, как мы в Кингстоне.
Некоторое время все сидели молча, старательно делая вид, что
полностью поглощены игрой. Кертис потянулся к своей бутылке, отхлебнул и
уставился на Янгблада. Тот глядел затравленно.
- Не верю я ни единому твоему слову. Враки все это. Я ничего такого
никогда не видел.
- Ну и молись, чтоб и дальше не видеть - спокойно сказал Дэвис. - Три
карты.
Рослая негритянка в красном платье прошла мимо их стола, мельком
взглянув, не надо ли чего. Она окинула взглядом бар - от столиков, залитых
резким светом ламп на потолке, до самых дальних, тонувших в полумраке.
Проклятый Фрэнки Кинг нализался, и хмелел все больше, и разорялся все
громче - скоро придется велеть Мо вышвырнуть ублюдка вон. Двое затерли в
угол Ренни, официантку, и пытались договориться с ней на после работы, но
девушка смотрела скучающе, без интереса. "Так вам и надо, кобели", -
мрачно усмехнувшись, подумала негритянка. Да, и еще столик в глубине зала,
где вполголоса толкуют двое...
Она многое повидала в жизни - но таких физиономий, какие были у
Стивена Кипа и его белого приятеля, когда они явились сюда и сели за
столик у дальней стены, не видела никогда. Она подала пиво констеблю,
темный ром белому и хотела поболтать с ними, но почувствовала, что им не
до нее. В глазах Кипа было что-то такое, что заставило ее вернуться к
работе - протирать стаканы за стойкой, высматривать признаки неизбежного
скандала. Сейчас она пронесла свое крупное, сильное тело мимо
расступившейся перед ней пьяной компании и подошла к столику констебля:
- Еще что-нибудь принести?
- Нет, - ответил Кип, даже не взглянув на нее, а белый покачал
головой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
большую крысу. Уцелели только голова и грудь грызуна, задней половины
туловища как не бывало; осталась лишь голая кость, словно какая-то тварь
жадно обгладывала крысиную тушку.
"_У_х_о_д_и_, - услышал он шепот, и по спине у него пошли мурашки, -
уходи, пока не поздно."
Мур отошел в сторону и отодвинул остатки зеленой занавеси. Ткань
рассыпалась у него в руке. За ней открылись койка, небольшой письменный
стол, застеленный заплесневелой промокательной бумагой, и металлические
шкафы. На столе в беспорядке лежали книги и бумаги, посреди этого
беспорядка громоздилось пресс-папье. Мур поднес его к свету.
Это был тяжелый стеклянный куб с застывшим в центре скорпионом. На
стекле золотом была выгравирована надпись; часть букв стерлась, но кое-что
еще можно было прочесть: "ВИЛ Е М КО РИН. СЕНТЯБ Ь 1941". А прямо под
надписью виднелся фрагмент свастики.
- Кип, - негромко окликнул Мур, - взгляни-ка.
Кип отвернулся от люка, подошел и обшарил лучом фонаря маленький
отсек. Он бегло осмотрел пресс-папье и вернул его Муру.
- По-моему, это была каюта командира, - глухо сказал он. - На твоем
месте я оставил бы это себе. Наверное, других трофеев ты с этого чертова
корыта не унесешь.
Мур сунул пресс-папье за пазуху. Ему показалось, что он прикоснулся к
куску льда.
Кип вернулся к люку, просунул пальцы в щель между металлической
крышкой и переборкой и потянул. Заскрежетало железо, но, вопреки ожиданиям
Кипа, люк открылся относительно легко. Утирая пот со лба, констебль
направил свет в открывшийся проем.
- Дэвид, - севшим вдруг голосом сказал Кип, не трогаясь с места. Он
подумал, что Мур его не слышит, и позвал громче.
- Что тут? - Мур стоял рядом с ним, следил за ползущим по настилу
лучом.
Они заглядывали в самое сердце лодки - в штурманскую рубку. Под
потолком густо переплетались какие-то трубы, шланги, маховики. Множество
рычагов и ручек неизвестного назначения, датчиков, циферблатов. В луче
фонаря блеснуло стекло. Посреди рубки, окруженный механизмами и приборами
с замершими стрелками, стоял штурманский стол. Оборудованием было забито
все до последнего дюйма. Оно гроздьями свисало с потолка, теснилось в
углах - бесчисленные ряды переключателей, рычагов, маховиков, мертвых
циферблатов.
Но, кроме оборудования, здесь было кое-что еще.
Трупы.
По-прежнему на своих постах, послушные давно мертвому командиру, -
только форма истрепалась в лохмотья: мертвый экипаж мертвой лодки.
Мумии.
Один, с лицом, полуприкрытым белой вуалью плесени, скрестил перед
собой на столе коричневые иссохшие руки; сзади из мрака на свет уставилась
ухмыляющаяся безглазая маска - изуродованный череп, костяные проплешины.
Здесь - коричневые пустые глазницы, там - дыра вместо сгнившего носа. С
пола, на дюйм залитого водой, прямо на них глазел мертвец с широко
распяленным ртом и выбитыми зубами. В глубине рубки их было еще больше:
они лежали там поодиночке и по несколько сразу, черты одних еще можно было
различить, по лицам других расползлась толстая короста серой и желтой
плесени. Нехватка кислорода помогла телам сохраниться, мумифицировала их,
придала их коже коричневый оттенок и сделала ее похожей на хрупкую
корочку. Кожа тесно обтянула кости, темные, бездонные провалы глазниц вели
к затвердевшему мозгу. Труп в углу вскидывал мертвые руки к мертвому лицу,
словно пытаясь спрятаться от света.
Кип выдохнул сквозь стиснутые зубы. Мур от напряжения распрямился. От
запаха разложения Кипа мутило. Он закашлялся; кашлять было больно. Что
это? Пары бензина, просочившиеся сюда из недр корабля, с кормы, из
машинного отделения? Это был безвоздушный склеп, железный гроб, сгубивший
всех этих людей. На дальнем конце мертвецкой был выход, но сколько Мур с
Кипом ни светили туда, они видели лишь плотную стену черноты.
- Там должны быть другие, - услышал Кип свой голос и вдруг понял, что
это - первые слова, произнесенные здесь за полвека. Может быть, когда эта
сволочь пошла ко дну, они застряли в кормовой части и никто не сумел
выбраться...
Мур невольно вздрогнул и посветил в один угол, потом в другой.
Страшные иссохшие лица, неподвижные, как будто следящие за пришельцами
взгляды. Единственным оружием защиты был конус света, который Мур держал в
руке. На переборке блеснула бронзовая табличка: "КИЛЬ - 1941". Пока он
разбирал надпись, буквы вдруг расплылись у него перед глазами, и ему
почудилось, что с каждым вдохом гнилостная вонь все глубже проникает в
него. Он вытер лицо, холодное, липкое и противно скользкое на ощупь, и с
трудом отнял руку от лица, словно скованный параличом.
- Пошли отсюда к чертовой матери, - проговорил Кип, но собственный
голос доходил до него словно сквозь толстый слой ваты. Кип страшно
закашлялся, прикрывая рот рукой, и вынужден был схватиться за край люка,
чтобы не упасть.
Позади них, там, куда не доставали лучи фонарей, что-то лязгнуло, и
Кипа с Муром вдруг пригвоздил к месту пронзительный железный скрежет.
Волосы у них на головах зашевелились от ужаса, а сердца отчаянно
заколотились в страхе перед неизвестным.
- Господи, - прошептал Мур. - Боже, что это было?..
- Уходим, - еле ворочая языком, произнес Кип. - Пошли отсю...
Но они не успели уйти.
Сквозь дверь в глубине рубки ворвался и обрушился на них неистовый,
дьявольский лязг и грохот; по проходу, множась, заметалось эхо - сто
тысяче миллионоголосое от которого было не спастись не уйти уйти уйти
уйти...
- УХОДИМ! - срывая голос, проорал Кип. Он ничего не видел; перед
глазами мельтешили черные точки, и он не различал даже свет своего фонаря.
Мур потянулся к нему, медленно - чересчур медленно - схватил за локоть и
попытался оттащить от люка. Вся лодка вибрировала, и Мур расслышал над
самой своей головой оглушительные вопли - словно стенали грешные души,
обреченные на вечные муки. Он резко обернулся, заглянул в рубку и,
скрипнув зубами от невыразимого ужаса, замер.
В рубке что-то шевелилось, разворачивалось, будто рептилии
поднимались из воды. В людей ударила волна чистейшей ледяной ненависти.
Мур различил нечеловеческие силуэты, тянувшие к ним лапы с черными кривыми
когтями, изуродованные лица, черные провалы глазниц, теперь полные красным
хищным блеском. Мур с отчаянным криком (впрочем, он не был уверен, что
кричит, поскольку не слышал своего голоса) рванул Кипа назад, всей
тяжестью навалился на люк, толкая его на место, и в этот миг увидел, как
раскрылись прожорливые пасти и блеснули зубы. Кип повернулся и,
пошатываясь, побрел по проходу, беспорядочно размахивая фонарем, точно
отгонял что-то невидимое. Мур кинулся следом, споткнулся о ящик, упал на
колени в воду и выронил фонарик. С трудом поднявшись на ноги, весь мокрый,
стараясь не поддаваться подступающей панике, он упрямо двинулся вперед.
Ему казалось, что все это происходит в кошмарном сне, вода под ногами
вдруг сделалась вязкой и цепкой, как цемент. Боже что это было Боже что
это было Боже что это было БОЖЕ МОЙ ЧТО ЖЕ ЭТО БЫЛО?! Он открыл рот, чтобы
крикнуть, но из горла вырвался дребезжащий хрип - сиплый голос давнего
обитателя могилы. ПРОЧЬ ОТСЮДА ПРОЧЬ ОТСЮДА ПРОЧЬ ОТСЮДА ПРОЧЬ ОТСЮДА
ПРОЧЬ ОТСЮДА...
Ослепленный страхом Кип обо что-то запнулся и ударился головой о
трубу. Он злобно взмахнул рукой - и от удара о металл стекло фонаря
треснуло. Свет замигал и стал тускло-желтым.
А во мраке впереди, между ними и выходом, что-то поднималось -
иссохшая как скелет тварь с недоеденной крысой в руке-лапе. Кип хотел
предупредить Мура, но онемел и оцепенел от страха. Тварь проворно вскинула
другую руку, и из черноты что-то вылетело прямо Кипу в лицо.
Переворачиваясь в воздухе, предмет - это был молоток - со свистом пролетел
мимо головы констебля, врезался в переборку и отскочил от нее в тот самый
миг, когда Кип взял себя в руки и запустил фонарем в живой труп. Зазвенело
бьющееся стекло, и все погрузилось в темноту.
Мур догнал Кипа, и они, еще не очнувшиеся от потрясения, спотыкаясь
двинулись в нос лодки, стараясь идти как можно быстрее. Тьма редела,
полные ненависти, безумные голоса затихали позади. Показались вскрытый
палубный люк и трап. Мур ухватился за него и мигом взлетел по стальным
перекладинам к чистому свежему воздуху. Силы вдруг оставили его, он упал
на палубу и судорожно пополз к леерам. Позади него из люка пулей вылетел
Кип с застывшим от ужаса лицом и бросился задвигать на место тяжелую
крышку. Он упал на нее, прерывисто дыша. Его трясло. Ему казалось, он
сходит с ума.
- Н_е_т_, - хрипло, обиженно запротестовал он. - _Н_е_т_!
Мур добрался до металлического поручня на левом борту, перегнулся
через него, и его вырвало в воду.
- Что это было? - спросил он, вытираясь, и сдавленным шепотом
повторил: - ЧТО ЭТО БЫЛО?
Кип прислушался. Ни звуков, ни движения. Он никак не мог унять дрожь,
тело не повиновалось ему.
- Они же мертвые... - наконец выдавил он. - _М_е_р_т_в_ы_е_!
И вдруг весь док наполнился эхом, разносящим всего одно слово,
странное и грозное.
И лживое.
10
Плечистый чернокожий рыбак сдал карты еще четверым игрокам,
расположившимся за центральным столом в "Лэндфолле". Быстро темнело.
Рыбаки давно вернулись с моря, и в "Лэндфолле" в этот час было чрезвычайно
шумно и оживленно; в глубине зала с дощатым полом надрывался музыкальный
автомат, исторгая бесконечный регги, и кое-кто безуспешно пытался
уговорить подавальщиц потанцевать. Был вечер пятницы, канун базарного дня,
время пить-гулять, плести небылицы, а то и подраться, чтобы выпустить пар,
и до понедельника все были вольные птицы. Вентиляторы лениво разгоняли
табачный дым, клубившийся под потолком, звенели о край стаканов бутылки,
звучал громкий смех и громкие голоса. Гам стоял такой, что жестяные
рекламы пива "Ред страйп" и "Ягуар" и рома "Бакарди" на грубых досках стен
мелко подрагивали.
Тот, кто сдавал, поудобнее устроился на стуле, заглянул в свои карты
и бесстрастно оглядел остальных игроков, пытаясь по выражению лиц угадать,
что у кого на руках. Игра шла уже больше часа, он успел оставить своих
партнеров почти без гроша и теперь чувствовал себя вольготно, внутри
ощущалось приятное тепло. Он напился нарочно, нарочно то и дело
прикладывался к бутылке - ему хотелось забыть то, чего он наслушался об
отчаянном смельчаке Турке. В одну из пятниц он играл с Турком в этом самом
баре, и мысль о том, _к_а_к_ погиб парень, выбивала его из колеи.
Беспричинная, бессмысленная смерть. Сейчас Турок, холодный и мертвый,
лежал на мраморном столе в морге кокинской больницы. Он вновь потянулся к
бутылке и жадно отхлебнул из нее. "Черт подери, там мог бы лежать кто
угодно, - подумал он. - Хреново получилось, черт подери!" Он поднес
бутылку к губам и сделал еще один большой глоток; ему вдруг показалось,
что ему не так уж тепло.
- Охренеть можно, - Джеймс Дэвис, сидевший напротив него, шлепнул на
стол карту. - Я слыхал, когда парнишку нашли, голова у него чуть не
напрочь была оторвана. Господи Иисусе, не хотел бы я быть на ихнем месте.
Нипочем не хотел бы.
Смитсон помотал головой:
- Не, приятель. Голова-то была на месте, а вот спину парню переломило
ровнехонько пополам. Видать, кто-то его от души обнимал.
- Ему башку пробили, - сообщил Янгблад, поднимая глаза от своих карт.
- Одна медсестричка мне сказала. Парень ошивался возле этой клятой лодки,
ну и нарвался. Я б ни за какие коврижки близко бы к ней не подошел.
- Ты что, что-то разнюхал? - быстро спросил тот, кто сдавал, здоровяк
по имени Кертис. - Выкладывай денежки.
- Дело пахнет керосином, вот что я разнюхал, - Янгблад ссыпал в банк
мелочь. - С тех самых пор, как тот белый выволок эту сволочь наверх. А я
вот что скажу: убрать ее отсюда и утопить, гадину!
Перси подался вперед, переводя взгляд с одного лица на другое.
- Говорят, он так выкатил глаза, словно увидел, как Смерть идет за
ним, - прошептал он. - На верфи болтают, он видел, как Смерть протянула к
нему руки, и взяла за глотку, и...
- Хватит болтать ерунду! - перебил Кертис.
- Ну уж и ерунду, - обиделся Перси. - Чеканутый ты, коли не веришь,
что человек может увидеть, как Смерть идет за ним. Турок вот увидел и
помер на месте. Надеюсь, со мной такого не случится, Господь не допустит.
Надеюсь, ко мне смерть подберется тишком, с тыла, чтоб я не мучился.
- Сам ты псих, приятель! - заявил Дэвис.
- Сколько карт? - спросил Кертис, пытаясь направить разговор в иное
русло.
Янгблад сказал:
- Несколько лет назад я плавал на большом промышленном судне. Шли мы
с Ямайки. Через час заштормило. Мы сбавляем ход и берем чуть к западу,
чтоб не напороться на камни у Джейкоб-Тис. Дело было ночью, тьма
кромешная, не видно ни зги, ветрище - мачты гнутся... До костей пробирал,
да. Тут рулевой сбивается с курса - это он-то, тридцать лет в море, черт
бы его драл, и шторм нас того гляди нагонит! - рация дохнет, трещит, и
все, а потом уж даже и не трещит, и прем мы зигзагом куда-то вперед, ищем
буи, ни хрена не видим, ни огней, ни земли - и вдруг полный штиль. Ветра
нет, море как зеркало. И тут - ей-богу не вру - что-то как застонет!
Сперва почти неслышно, а потом громче, ближе, и тебе разговор на разных
языках, и вопли дикие, и хохот, и без конца, без конца...
- Чтоб тебя! - с чувством сказал Кертис.
- ...и видим мы, у нас гости. Со всех сторон суда, будь они прокляты.
Грузовые, пассажирские, пароходы, шлюпы под всеми парусами - а ветра-то
нет в помине... Зеленые такие и светятся, словно ихние ванты да набор
огнями Святого Эльма пыхают. Ну, братва, доложу я вам, отродясь я ничего
такого не видал - ни до того, ни после. Вот они сперва давай перед нами
плавать, потом вдоль бортов пошли. И что мы видим? На палубах, будь они
трижды прокляты, на вантах матросики при деле! Ну не то чтоб лица у них
были, так, обводы одни, но поглядишь и сразу ясно - люди... или были
когда-то. А штука в том, что мы из шторма там выскочили, где этот мир с
загробным встречается. Я дак отворотился и стою трясусь. А они, покойники
эти, все помощь просят, потому как застряли там, на границе этой меж двух
миров, навсегда. Может, еще не готовы на ту сторону отбыть, а может, хотят
в родную гавань возвернуться, но только посудины их на дне лежат, а
наверху призраки шуруют. Черт его знает, может, то место и есть Ад, больно
там вопят да стонут жалостно. Рулевой разворачивает наше корыто, и мы
влетаем прямиком в шторм. Долго ли, коротко ли, видим мы бакены у отмели и
ложимся на обратный курс, и вот вам крест, никто никогда так радостно не
целовал землю, как мы в Кингстоне.
Некоторое время все сидели молча, старательно делая вид, что
полностью поглощены игрой. Кертис потянулся к своей бутылке, отхлебнул и
уставился на Янгблада. Тот глядел затравленно.
- Не верю я ни единому твоему слову. Враки все это. Я ничего такого
никогда не видел.
- Ну и молись, чтоб и дальше не видеть - спокойно сказал Дэвис. - Три
карты.
Рослая негритянка в красном платье прошла мимо их стола, мельком
взглянув, не надо ли чего. Она окинула взглядом бар - от столиков, залитых
резким светом ламп на потолке, до самых дальних, тонувших в полумраке.
Проклятый Фрэнки Кинг нализался, и хмелел все больше, и разорялся все
громче - скоро придется велеть Мо вышвырнуть ублюдка вон. Двое затерли в
угол Ренни, официантку, и пытались договориться с ней на после работы, но
девушка смотрела скучающе, без интереса. "Так вам и надо, кобели", -
мрачно усмехнувшись, подумала негритянка. Да, и еще столик в глубине зала,
где вполголоса толкуют двое...
Она многое повидала в жизни - но таких физиономий, какие были у
Стивена Кипа и его белого приятеля, когда они явились сюда и сели за
столик у дальней стены, не видела никогда. Она подала пиво констеблю,
темный ром белому и хотела поболтать с ними, но почувствовала, что им не
до нее. В глазах Кипа было что-то такое, что заставило ее вернуться к
работе - протирать стаканы за стойкой, высматривать признаки неизбежного
скандала. Сейчас она пронесла свое крупное, сильное тело мимо
расступившейся перед ней пьяной компании и подошла к столику констебля:
- Еще что-нибудь принести?
- Нет, - ответил Кип, даже не взглянув на нее, а белый покачал
головой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32