Просто так ты притворяешься или с определенной целью – какая разница?
– Очень большая!
Тэффи отняла платок от лица и протянула ему – маленький белый флаг, возвещающий о сдаче позиций. Один взгляд на неподвижную неумолимую фигуру показал ей, каким бессмысленным был ее жест.
Вдруг она поняла, как сильно его хочет. Сейчас даже его насмешки обрадовали бы ее.
– Как ты мог подумать, что я нарочно хочу забеременеть, чтобы окрутить тебя? – Она смотрела на зеленоватые разводы на ковре, на залитую солнцем улицу, куда угодно, только не на Поля. – Мы… Мне казалось, мы…
– Любим друг друга? – закончил он, не щадя ее Чувств. – Ты действительно веришь, что созрела для любви?
– Поль, п-пожалуйста, не порти все…
– Ты просишь меня не портить все? – Он презрительно уставился на нее. – А тебе не кажется, что твоя выходка и так уже все испортила?
– Я только…
– Ну да, ты только скрываешься в ванной, ничего не объясняя, именно в тот момент, когда мы должны быть вместе… – На этот раз замялся он, как бы пытаясь преодолеть или скрыть свою слабость.
– Я не могла быть с тобой, зная, что для тебя то, что мы вместе, не значит ничего особенного.
– Какая же ты дура! – Поль резко повернулся и пошел к двери.
– Не понимаю, какой был бы прок, если бы я и осталась с тобой? – спросила она, идя вслед за ним по коридору к спальне.
Не оборачиваясь, он вошел в спальню и наклонился к вещам, разбросанным по полу. Одно-два движения, и галстук, носки, пиджак лежат на кровати. Подобрав ботинки, он выпрямился, сохраняя безразличное выражение лица.
– Отойди. – Он сел на кровать и быстро натянул носки.
– Т-ты уходишь? В-вот так? – Губы Тэффи задрожали.
– Да, как ты мне велела.
– Н-но я не хотела…
– Не хотела, верно, – отрезал он с грубой откровенностью. – Предполагалось, что я останусь и буду утешать тебя, как ты привыкла.
– Откуда тебе знать, к чему я привыкла? Он бросил на нее быстрый взгляд и продолжал зашнуровывать ботинки.
– Это видно по всему, что ты говоришь и делаешь. Даже по тому, как ты на меня смотришь. – Он взял галстук и подошел к зеркалу. – Ты избалована донельзя. Думаю, это вина родителей.
– Неправда. – О эти слишком хорошо знакомые слова! – У моих родителей бар и трое детей кроме меня.
– И все же они слишком потакали тебе. – Из зеркала на нее холодно глянуло его отражение. – Наверное, потому, что ты у них единственная девочка.
Другие мужчины говорили Тэффи то же самое, но для нее это не имело значения. Теперь же она радовалась, что он не взял свой платок, потому что слезы все текли и текли.
– Ты с-сказал, у н-нас все б-было гораздо л-лучше, чем ты м-мечтал…
– Так оно и было, мышка, так оно и было. – Он оглянулся на нее, надевая пиджак. – До тех пор пока ты не решила, что я преступник.
– Я н-никогда не говорила, ч-что ты п-преступник. – Она тяжело вздохнула, пытаясь найти силы объяснить еще раз. – Просто то, что… ты сделал… было не похоже на… – Бесполезно, она не смогла договорить.
– На любовь? – Поль пожал плечами. – Я по-настоящему увлекся. Никогда не мог устоять перед блондинками…
Он замолчал. Тэффи подняла глаза, окрыленная словами и теплотой его голоса, но он отвернулся:
– Подумать только, мне даже нравилось носиться с тобой!
Он достал из внутреннего кармана расческу и причесался. Хотя он не смотрел сейчас в зеркало, это ему не помешало, и Тэффи, наблюдавшая за ним, поняла почему: в таком настроении он всегда добивался своего.
– Ну ладно. – Он спрятал расческу, став почти таким же безупречным, как при первой встрече с Тэффи. – По крайней мере я вовремя тебя раскусил.
Да ведь это ее собственные слова, она произнесла их в ванной, и их никто не услышал. Разница была в том, что в отличие от нее Поль действительно так думал. Она собрала все силы, чтобы задать последний вопрос:
– Но не можешь же ты подозревать меня в том, что я хотела… заманить тебя под венец?
– Забудь, мышка. Как и я забуду. – Из кармашка, куда он убрал расческу, он вытащил какой-то предмет, такой маленький, что пальцы Поля закрывали его полностью. Зажав неизвестный предмет в кулаке, Поль впервые с тех пор, как они вошли в спальню, посмотрел Тэффи прямо в глаза, пригвоздив ее к месту этим пронзительным глубоким взглядом. Она с трудом выдержала его.
– Я не забуду. Для меня это важно.
Он все смотрел на нее. Тэффи казалось, что он видит ее насквозь, проникая в мысли и намерения. Что ж, тем лучше, пусть знает правду – и она бесстрашно встретилась с ним глазами.
– Я тебя не подозреваю. Ты, конечно, не подарок, но интриганкой тебя не назовешь.
– О, Поль, спасибо! – выдохнула она с такой благодарностью, как будто это был величайший комплимент, и с облегчением бросилась к нему на шею.
Зачем она это сделала? Быть может, чтобы последний раз побыть рядом с ним, прижаться мокрой горячей щекой к его груди, ощутить его мужскую силу, которую она лишь недавно начала узнавать, но к которой уже успела привыкнуть.
Но он не хотел ее, он снял ее руки со своего пиджака и отошел. Даже когда он потом взял ее за руку, это был не знак любви или хотя бы дружбы – Поль всего лишь повернул ее ладонь кверху и положил туда что-то:
– Вот, пускай будет у тебя. – Он отступил назад.
На ее ладони осталась лежать вторая, потерянная зеленая пуговица от пеньюара.
– Ты говорил, что не коллекционируешь трофеи…
Он направился в прихожую, и она не видела его лицо.
– Не смог удержаться… – Он кашлянул и уже у входной двери холодно добавил: – Правильно, не коллекционирую. Поэтому и вернул.
Она шла за ним:
– Но ты не вернул Аннет ее сердечко.
– К черту Аннет и ее сердечко. – Поль открыл дверь.
В порыве гнева Тэффи размахнулась и со всей силы швырнула пуговицу ему в спину. Она не знала, радоваться или огорчаться, что промахнулась и попала в стену. Он повернулся к ней с мрачной улыбкой:
– Ну-ну. Полегчало?
– Интересно, какой трофей ты получишь от следующей квартирантки?
– Ты съезжаешь?
– Здесь я точно не останусь.
– Прекрасно. – Он оперся о косяк. – Честное слово, я лично проверю нового жильца.
– Может быть, на сей раз ты предпочтешь брюнетку?
– Я предпочту покой. Никаких женщин моложе пятидесяти лет.
Он закрыл дверь. Но пусть не думает, что последнее слово осталось за ним! Тэффи распахнула дверь и крикнула вслед:
– Такая тебе и нужна, ведь ты стар душой!
– А вот тебе, – он задержался на ступеньке, – нужен шестнадцатилетний. Нет, он будет слишком взрослым, лучше…
Не дослушав, она захлопнула дверь и ушла в гостиную, где все еще были рассыпаны осколки ее ночи, ее сердца: зеленая туфелька, зеленая пуговица, золотая цепочка с коралловым сердечком…
Поскорее выбросить эту пакость! Тэффи подняла цепочку, мерзко обвившуюся своим холодным золотом вокруг пальцев, и швырнула в корзину для бумаг. Нет, это не подойдет, Тэффи не хотела даже видеть ее…
Звонок в дверь! Кровь бросилась ей в лицо. Должно быть, Поль вернулся за цепочкой. Или, вдруг подумала она, затрепетав от желания, он вернулся за ней, за самой Тэффи? Может, он пришел просить прощения и дать ей возможность тоже извиниться? И они начнут все сначала…
Но когда она подбежала к двери и открыла ее, в тусклом сером свете лестничной площадки, куда не заглядывало солнце, перед ней предстал Ник, долговязый, небритый и преисполненный надежд.
ГЛАВА ПЯТАЯ
– Ты уверен, что на этот раз получится? – Тэффи не говорила, а кричала.
Здесь, на ярмарке, чтобы тебя услышали, приходилось кричать. Повсюду визжали дети всех возрастов и национальностей, заливались балаганные зазывалы, скрипели шарманки, свистели свистки, трещали трещотки, гремели барабаны…
– Ты только делай то, что я скажу, – завопил в ответ Ник, – остальное моя забота!
То же самое он говорил и в предыдущие три раза, но Тэффи слишком устала, чтобы спорить. Она снова забралась в ярко раскрашенное седло белой карусельной лошади и попыталась принять самую изящную позу, на какую была способна в таком состоянии. До нее доносились манящие запахи горячей пищи: пряные сосиски, свежий хлеб, горчица… или это пикули? Почему она так этим заинтересовалась, ведь она слишком несчастна, чтобы даже думать о еде?..
Утро прошло как в тумане. Она приняла душ, переоделась в прохладный хлопчатобумажный костюм, убрала квартиру и с ненавистью посмотрела на молчащий телефон. Она написала всем своим друзьям, как прекрасно проводит здесь время, и с ненавистью поглядела на телефон, съела кусочек камамбера и снова взглянула на ненавистный телефон. В конце концов она обнаружила, что считает минуты до открытия ярмарки, когда по крайней мере можно будет развлечься, помогая Нику снимать его фильм.
Теперь, правда, это совсем ее не развлекало. Как посмел Поль Сейлер сказать, что она не подарок? Тэффи злилась на него. Нет, скорее она злилась на себя – за то, что поспешила броситься ему на шею, за невольный порыв, с каким она поддалась искушению. Неудивительно, что все закончилось так плохо. Она чувствовала себя униженной и еще раз униженной… Хорошо хоть он позаботился о них обоих.
– Простите, мадемуазель.
Вежливая школьница протиснулась мимо Тэффи к следующей лошадке. Двое мальчишек помладше хотели сесть в вагончик, где, пригнувшись, стоял Ник с камерой, их вежливо выпроводил оттуда молчаливый звукооператор. Карусель постепенно заполнилась.
– Улыбнись, – напомнил Ник. – Постарайся выглядеть как можно веселее.
Бог ты мой, простонала про себя Тэффи, четвертый раз! Она откинула голову назад и растянула губы в то, что, она надеялась, выглядит как улыбка. Перед глазами у нее маячили крылышки херувима, укрепленного на переднем вагончике. Он был повернут к ней спиной. Но ведь и весь мир повернулся к ней спиной, кроме Ника и его слишком сложной камеры.
Казалось, Ник имеет лишь смутное представление о том, что он будет делать со своим фильмом. Он, конечно, мог показать его в видеоклубе своего колледжа, но его разговоры, что он-де сумеет продать фильм, были всего лишь детским лепетом, и Тэффи это отлично понимала. Нику не хватало профессионализма. Надо было ему просто снимать своей любительской видеокамерой, вместо того чтобы брать оборудование напрокат и нанимать оператора по высоким воскресным расценкам.
– Клодия собиралась надеть белое платье, чтобы подходило к лошади, – сетовал он сейчас. – И парик она купила в тон позолоте…
Зазвучавшая музыка прервала его на полуслове и избавила Тэффи от необходимости отвечать в который раз, что она – не Клодия. Кстати, Тэффи сомневалась, стала ли бы Клодия вообще надевать парик при такой жаре… Перед ней проплывала празднично украшенная площадь Гласис, мало-помалу сливаясь в одно многоцветное пятно, спина затекла, щеки пылали, как в горячке, под ложечкой неприятно посасывало.
– Теперь получилось? – спросила Тэффи, наконец слезая с седла.
– Наверняка. А сейчас я хочу снять тебя на чертовом колесе. – Ник был полон энергии.
– Ник, я не могу. – Она взглянула в сторону огромного колеса с раскачивающимися сиденьями. – Мне… мне не по себе.
– И ты туда же! – Он провел ладонью по своим слишком длинным волосам. – Почему с вами, женщинами, вечно что-то происходит?
– Если бы я немного отдохнула…
– Нет времени, я хочу закончить с колесом до того, как пойдут пастухи… С тобой все в порядке? – В начальственном тоне Ника появились тревожные нотки. – О Господи…
Тэффи еще успела заглянуть в его растерянные синие глаза и заметить, как изменилось хмурое лицо звукооператора, а потом ей стало совсем нехорошо. Она не знала, то ли весь этот гвалт, гомон, свист, треск доносится с ярмарки, то ли у нее шумит в ушах.
Тэффи все еще пыталась это понять, когда надежные сильные руки обняли ее за талию и не дали упасть.
– Спокойно, мышка, я тебя поймал.
В первый момент она подумала, что его низкий голос почудился ей, как бывает, когда снится музыка, но потом она услышала новую реплику и ощутила его дыхание на волосах.
– Ты что, не видишь – ее сейчас стошнит!
Тэффи с негодованием повысила голос:
– Вовсе нет!
На самом деле ее протест скорее напоминал едва слышный писк истощенной птицы, но он все-таки привлек внимание Поля Сейлера.
– Ты уверена?
– Меня не стошнит, – убежденно сказала она. – Я ничего не ела.
– И давно? – Поль погладил ее по щеке.
– Не имеет значения. – Она опустила тяжелые веки, чтобы его не видеть. – Главное – что желудок у меня совсем пустой, и поэтому меня не может стошнить.
Он ее больше не слушает, вдруг осознала Тэффи. Вместо этого он принялся кричать что-то Нику поверх ее головы, наверное по-английски, но разобрать было трудно.
Ник был недоволен, это было ясно по его тону, но вскоре он прекратил спорить. Во всяком случае, когда она открыла глаза, Ника поблизости уже не было.
– Ну а теперь, мышка, – Поль пробирался сквозь толпу, все еще поддерживая ее за талию, – я бы хотел повести тебя в мой любимый ресторан и угостить Judd matt Gaardebounen (копченой уткой с бобами)…
– Она застрянет у меня в глотке, – пробормотала Тэффи, стараясь унять дрожь в коленках.
– …но тебя надо накормить поскорее. – Вероятно, он даже не расслышал ее. – Поэтому ограничимся Thuringer.
– Не хочу… – Она очнулась под полосатым навесом и вдохнула те самые запахи, которые причиняли ей танталовы муки, пока она сидела на карусели. – А что такое Thuringer?
– Увидишь.
И Тэффи увидела. Подали румяные сосиски, запеченные в тесте до появления хрустящей корочки, и ее порция каким-то образом исчезла, когда Поль не прикончил и половины своей. Тэффи удивленно уставилась на пустую бумажную тарелку, вспоминая свои слова, сказанные минуту назад. Что она там такое говорила? Ах да. Что еда застрянет у нее в глотке…
Поль заказал ей еще одну порцию. Она хотела было отказаться, но перед ней поставили тарелку, и сама не зная, как это произошло, Тэффи откусила большущий кусок. На этот раз она смогла распробовать его по-настоящему, и никогда раньше приправы не были такими вкусными, мясо – настолько хорошо прожаренным, а хлеб не таял на языке так быстро.
– Так-то лучше, правда? – Он скомкал свою салфетку и бросил ее в урну.
Тэффи кивнула. Проглотив последний кусок, она обрела обычную остроту восприятия. Яркие цвета ярмарочных балаганчиков больше не резали глаз, а шум превратился в приятный гулкий фон.
– Гораздо лучше, спасибо. – У нее прибавилось сил, чтобы перекрикивать этот гул, и это было кстати: ведь ей так много нужно было сказать. – Знаешь…
– Да? – Он ждал, что она скажет. Он, мужчина, перевернувший всю ее жизнь.
– …спасибо. Не знала, что от еды так много зависит.
– Тебе наверняка не приходилось задумываться об этом раньше.
– Да… в общем, не приходилось.
Но и сейчас, когда Тэффи снова была с Полем, ее мысли были не о еде. Футболки, рабочие комбинезоны или свободные рубашки, какие носит Ник, не для него, думала Тэффи. Даже в этот жаркий воскресный полдень он остается официальным и сверхъестественно спокойным в темном костюме, белой рубашке и галстуке. Тэффи любовалась безупречно причесанными волосами на его надменно вскинутой голове, и в ее памяти всплыл образ Люцифера, Князя Тьмы среди праздничной толпы…
Боясь утратить вновь приобретенную силу, она тоже выбросила салфетку и замялась, не зная, с чего начать. Может, стоит начать с самого главного?
– Поль, прости меня.
Изогнутые брови удивленно приподнялись.
– Простить… за что?
В ярком солнечном свете она разглядела в его глазах два оттенка: теплый коричневый и проглядывающий сквозь него темно-серый; янтарь и сталь, свет и тьма, нежность и жестокость… Во что ей верить?
Тэффи отвела глаза, вычерчивая носком босоножки замысловатый узор на асфальте.
– За то, что я притворялась, и за то, в чем тебя обвиняла…
– Обвиняла меня? В чем? – настаивал Поль.
Она вздохнула, понимая, что он не собирается помогать ей.
– Ну, ты знаешь… Что ты слишком благоразумен и осторожен, – быстро закончила она. – Еще много разного, но это – хуже всего.
– Я хочу, чтобы ты просила прощения только за это.
Тэффи смущенно посмотрела ему в лицо и встретила мягкий янтарный взгляд, от которого ей стало так легко, что она осмелилась продолжить:
– Ну а сцена, которую я закатила?
– Ты не давала обета молчания, мышка. Если расстроена, почему бы не закатить сцену?
– Потому что это по-детски, – призналась она впервые в жизни. – И вдобавок свалить всю вину на тебя.
– Я и вправду приложил к этому руку.
– В общем – нет. И ударилась я сама. – Она потрогала локоть.
– Бедная мышка.
Он опять подшучивает над ней, значит, все в порядке. Почему раньше она не понимала, что подсмеиваются обычно над людьми, которые нравятся? Он подсмеивается над ней, значит, она ему нравится, и больше ей ничего не нужно, разве что быть рядом с ним и пробираться сквозь притихшую и теперь более управляемую толпу.
– У меня вопрос, – начала Тэффи, когда они проходили мимо бело-золотой карусели. – Откуда ты там взялся?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15
– Очень большая!
Тэффи отняла платок от лица и протянула ему – маленький белый флаг, возвещающий о сдаче позиций. Один взгляд на неподвижную неумолимую фигуру показал ей, каким бессмысленным был ее жест.
Вдруг она поняла, как сильно его хочет. Сейчас даже его насмешки обрадовали бы ее.
– Как ты мог подумать, что я нарочно хочу забеременеть, чтобы окрутить тебя? – Она смотрела на зеленоватые разводы на ковре, на залитую солнцем улицу, куда угодно, только не на Поля. – Мы… Мне казалось, мы…
– Любим друг друга? – закончил он, не щадя ее Чувств. – Ты действительно веришь, что созрела для любви?
– Поль, п-пожалуйста, не порти все…
– Ты просишь меня не портить все? – Он презрительно уставился на нее. – А тебе не кажется, что твоя выходка и так уже все испортила?
– Я только…
– Ну да, ты только скрываешься в ванной, ничего не объясняя, именно в тот момент, когда мы должны быть вместе… – На этот раз замялся он, как бы пытаясь преодолеть или скрыть свою слабость.
– Я не могла быть с тобой, зная, что для тебя то, что мы вместе, не значит ничего особенного.
– Какая же ты дура! – Поль резко повернулся и пошел к двери.
– Не понимаю, какой был бы прок, если бы я и осталась с тобой? – спросила она, идя вслед за ним по коридору к спальне.
Не оборачиваясь, он вошел в спальню и наклонился к вещам, разбросанным по полу. Одно-два движения, и галстук, носки, пиджак лежат на кровати. Подобрав ботинки, он выпрямился, сохраняя безразличное выражение лица.
– Отойди. – Он сел на кровать и быстро натянул носки.
– Т-ты уходишь? В-вот так? – Губы Тэффи задрожали.
– Да, как ты мне велела.
– Н-но я не хотела…
– Не хотела, верно, – отрезал он с грубой откровенностью. – Предполагалось, что я останусь и буду утешать тебя, как ты привыкла.
– Откуда тебе знать, к чему я привыкла? Он бросил на нее быстрый взгляд и продолжал зашнуровывать ботинки.
– Это видно по всему, что ты говоришь и делаешь. Даже по тому, как ты на меня смотришь. – Он взял галстук и подошел к зеркалу. – Ты избалована донельзя. Думаю, это вина родителей.
– Неправда. – О эти слишком хорошо знакомые слова! – У моих родителей бар и трое детей кроме меня.
– И все же они слишком потакали тебе. – Из зеркала на нее холодно глянуло его отражение. – Наверное, потому, что ты у них единственная девочка.
Другие мужчины говорили Тэффи то же самое, но для нее это не имело значения. Теперь же она радовалась, что он не взял свой платок, потому что слезы все текли и текли.
– Ты с-сказал, у н-нас все б-было гораздо л-лучше, чем ты м-мечтал…
– Так оно и было, мышка, так оно и было. – Он оглянулся на нее, надевая пиджак. – До тех пор пока ты не решила, что я преступник.
– Я н-никогда не говорила, ч-что ты п-преступник. – Она тяжело вздохнула, пытаясь найти силы объяснить еще раз. – Просто то, что… ты сделал… было не похоже на… – Бесполезно, она не смогла договорить.
– На любовь? – Поль пожал плечами. – Я по-настоящему увлекся. Никогда не мог устоять перед блондинками…
Он замолчал. Тэффи подняла глаза, окрыленная словами и теплотой его голоса, но он отвернулся:
– Подумать только, мне даже нравилось носиться с тобой!
Он достал из внутреннего кармана расческу и причесался. Хотя он не смотрел сейчас в зеркало, это ему не помешало, и Тэффи, наблюдавшая за ним, поняла почему: в таком настроении он всегда добивался своего.
– Ну ладно. – Он спрятал расческу, став почти таким же безупречным, как при первой встрече с Тэффи. – По крайней мере я вовремя тебя раскусил.
Да ведь это ее собственные слова, она произнесла их в ванной, и их никто не услышал. Разница была в том, что в отличие от нее Поль действительно так думал. Она собрала все силы, чтобы задать последний вопрос:
– Но не можешь же ты подозревать меня в том, что я хотела… заманить тебя под венец?
– Забудь, мышка. Как и я забуду. – Из кармашка, куда он убрал расческу, он вытащил какой-то предмет, такой маленький, что пальцы Поля закрывали его полностью. Зажав неизвестный предмет в кулаке, Поль впервые с тех пор, как они вошли в спальню, посмотрел Тэффи прямо в глаза, пригвоздив ее к месту этим пронзительным глубоким взглядом. Она с трудом выдержала его.
– Я не забуду. Для меня это важно.
Он все смотрел на нее. Тэффи казалось, что он видит ее насквозь, проникая в мысли и намерения. Что ж, тем лучше, пусть знает правду – и она бесстрашно встретилась с ним глазами.
– Я тебя не подозреваю. Ты, конечно, не подарок, но интриганкой тебя не назовешь.
– О, Поль, спасибо! – выдохнула она с такой благодарностью, как будто это был величайший комплимент, и с облегчением бросилась к нему на шею.
Зачем она это сделала? Быть может, чтобы последний раз побыть рядом с ним, прижаться мокрой горячей щекой к его груди, ощутить его мужскую силу, которую она лишь недавно начала узнавать, но к которой уже успела привыкнуть.
Но он не хотел ее, он снял ее руки со своего пиджака и отошел. Даже когда он потом взял ее за руку, это был не знак любви или хотя бы дружбы – Поль всего лишь повернул ее ладонь кверху и положил туда что-то:
– Вот, пускай будет у тебя. – Он отступил назад.
На ее ладони осталась лежать вторая, потерянная зеленая пуговица от пеньюара.
– Ты говорил, что не коллекционируешь трофеи…
Он направился в прихожую, и она не видела его лицо.
– Не смог удержаться… – Он кашлянул и уже у входной двери холодно добавил: – Правильно, не коллекционирую. Поэтому и вернул.
Она шла за ним:
– Но ты не вернул Аннет ее сердечко.
– К черту Аннет и ее сердечко. – Поль открыл дверь.
В порыве гнева Тэффи размахнулась и со всей силы швырнула пуговицу ему в спину. Она не знала, радоваться или огорчаться, что промахнулась и попала в стену. Он повернулся к ней с мрачной улыбкой:
– Ну-ну. Полегчало?
– Интересно, какой трофей ты получишь от следующей квартирантки?
– Ты съезжаешь?
– Здесь я точно не останусь.
– Прекрасно. – Он оперся о косяк. – Честное слово, я лично проверю нового жильца.
– Может быть, на сей раз ты предпочтешь брюнетку?
– Я предпочту покой. Никаких женщин моложе пятидесяти лет.
Он закрыл дверь. Но пусть не думает, что последнее слово осталось за ним! Тэффи распахнула дверь и крикнула вслед:
– Такая тебе и нужна, ведь ты стар душой!
– А вот тебе, – он задержался на ступеньке, – нужен шестнадцатилетний. Нет, он будет слишком взрослым, лучше…
Не дослушав, она захлопнула дверь и ушла в гостиную, где все еще были рассыпаны осколки ее ночи, ее сердца: зеленая туфелька, зеленая пуговица, золотая цепочка с коралловым сердечком…
Поскорее выбросить эту пакость! Тэффи подняла цепочку, мерзко обвившуюся своим холодным золотом вокруг пальцев, и швырнула в корзину для бумаг. Нет, это не подойдет, Тэффи не хотела даже видеть ее…
Звонок в дверь! Кровь бросилась ей в лицо. Должно быть, Поль вернулся за цепочкой. Или, вдруг подумала она, затрепетав от желания, он вернулся за ней, за самой Тэффи? Может, он пришел просить прощения и дать ей возможность тоже извиниться? И они начнут все сначала…
Но когда она подбежала к двери и открыла ее, в тусклом сером свете лестничной площадки, куда не заглядывало солнце, перед ней предстал Ник, долговязый, небритый и преисполненный надежд.
ГЛАВА ПЯТАЯ
– Ты уверен, что на этот раз получится? – Тэффи не говорила, а кричала.
Здесь, на ярмарке, чтобы тебя услышали, приходилось кричать. Повсюду визжали дети всех возрастов и национальностей, заливались балаганные зазывалы, скрипели шарманки, свистели свистки, трещали трещотки, гремели барабаны…
– Ты только делай то, что я скажу, – завопил в ответ Ник, – остальное моя забота!
То же самое он говорил и в предыдущие три раза, но Тэффи слишком устала, чтобы спорить. Она снова забралась в ярко раскрашенное седло белой карусельной лошади и попыталась принять самую изящную позу, на какую была способна в таком состоянии. До нее доносились манящие запахи горячей пищи: пряные сосиски, свежий хлеб, горчица… или это пикули? Почему она так этим заинтересовалась, ведь она слишком несчастна, чтобы даже думать о еде?..
Утро прошло как в тумане. Она приняла душ, переоделась в прохладный хлопчатобумажный костюм, убрала квартиру и с ненавистью посмотрела на молчащий телефон. Она написала всем своим друзьям, как прекрасно проводит здесь время, и с ненавистью поглядела на телефон, съела кусочек камамбера и снова взглянула на ненавистный телефон. В конце концов она обнаружила, что считает минуты до открытия ярмарки, когда по крайней мере можно будет развлечься, помогая Нику снимать его фильм.
Теперь, правда, это совсем ее не развлекало. Как посмел Поль Сейлер сказать, что она не подарок? Тэффи злилась на него. Нет, скорее она злилась на себя – за то, что поспешила броситься ему на шею, за невольный порыв, с каким она поддалась искушению. Неудивительно, что все закончилось так плохо. Она чувствовала себя униженной и еще раз униженной… Хорошо хоть он позаботился о них обоих.
– Простите, мадемуазель.
Вежливая школьница протиснулась мимо Тэффи к следующей лошадке. Двое мальчишек помладше хотели сесть в вагончик, где, пригнувшись, стоял Ник с камерой, их вежливо выпроводил оттуда молчаливый звукооператор. Карусель постепенно заполнилась.
– Улыбнись, – напомнил Ник. – Постарайся выглядеть как можно веселее.
Бог ты мой, простонала про себя Тэффи, четвертый раз! Она откинула голову назад и растянула губы в то, что, она надеялась, выглядит как улыбка. Перед глазами у нее маячили крылышки херувима, укрепленного на переднем вагончике. Он был повернут к ней спиной. Но ведь и весь мир повернулся к ней спиной, кроме Ника и его слишком сложной камеры.
Казалось, Ник имеет лишь смутное представление о том, что он будет делать со своим фильмом. Он, конечно, мог показать его в видеоклубе своего колледжа, но его разговоры, что он-де сумеет продать фильм, были всего лишь детским лепетом, и Тэффи это отлично понимала. Нику не хватало профессионализма. Надо было ему просто снимать своей любительской видеокамерой, вместо того чтобы брать оборудование напрокат и нанимать оператора по высоким воскресным расценкам.
– Клодия собиралась надеть белое платье, чтобы подходило к лошади, – сетовал он сейчас. – И парик она купила в тон позолоте…
Зазвучавшая музыка прервала его на полуслове и избавила Тэффи от необходимости отвечать в который раз, что она – не Клодия. Кстати, Тэффи сомневалась, стала ли бы Клодия вообще надевать парик при такой жаре… Перед ней проплывала празднично украшенная площадь Гласис, мало-помалу сливаясь в одно многоцветное пятно, спина затекла, щеки пылали, как в горячке, под ложечкой неприятно посасывало.
– Теперь получилось? – спросила Тэффи, наконец слезая с седла.
– Наверняка. А сейчас я хочу снять тебя на чертовом колесе. – Ник был полон энергии.
– Ник, я не могу. – Она взглянула в сторону огромного колеса с раскачивающимися сиденьями. – Мне… мне не по себе.
– И ты туда же! – Он провел ладонью по своим слишком длинным волосам. – Почему с вами, женщинами, вечно что-то происходит?
– Если бы я немного отдохнула…
– Нет времени, я хочу закончить с колесом до того, как пойдут пастухи… С тобой все в порядке? – В начальственном тоне Ника появились тревожные нотки. – О Господи…
Тэффи еще успела заглянуть в его растерянные синие глаза и заметить, как изменилось хмурое лицо звукооператора, а потом ей стало совсем нехорошо. Она не знала, то ли весь этот гвалт, гомон, свист, треск доносится с ярмарки, то ли у нее шумит в ушах.
Тэффи все еще пыталась это понять, когда надежные сильные руки обняли ее за талию и не дали упасть.
– Спокойно, мышка, я тебя поймал.
В первый момент она подумала, что его низкий голос почудился ей, как бывает, когда снится музыка, но потом она услышала новую реплику и ощутила его дыхание на волосах.
– Ты что, не видишь – ее сейчас стошнит!
Тэффи с негодованием повысила голос:
– Вовсе нет!
На самом деле ее протест скорее напоминал едва слышный писк истощенной птицы, но он все-таки привлек внимание Поля Сейлера.
– Ты уверена?
– Меня не стошнит, – убежденно сказала она. – Я ничего не ела.
– И давно? – Поль погладил ее по щеке.
– Не имеет значения. – Она опустила тяжелые веки, чтобы его не видеть. – Главное – что желудок у меня совсем пустой, и поэтому меня не может стошнить.
Он ее больше не слушает, вдруг осознала Тэффи. Вместо этого он принялся кричать что-то Нику поверх ее головы, наверное по-английски, но разобрать было трудно.
Ник был недоволен, это было ясно по его тону, но вскоре он прекратил спорить. Во всяком случае, когда она открыла глаза, Ника поблизости уже не было.
– Ну а теперь, мышка, – Поль пробирался сквозь толпу, все еще поддерживая ее за талию, – я бы хотел повести тебя в мой любимый ресторан и угостить Judd matt Gaardebounen (копченой уткой с бобами)…
– Она застрянет у меня в глотке, – пробормотала Тэффи, стараясь унять дрожь в коленках.
– …но тебя надо накормить поскорее. – Вероятно, он даже не расслышал ее. – Поэтому ограничимся Thuringer.
– Не хочу… – Она очнулась под полосатым навесом и вдохнула те самые запахи, которые причиняли ей танталовы муки, пока она сидела на карусели. – А что такое Thuringer?
– Увидишь.
И Тэффи увидела. Подали румяные сосиски, запеченные в тесте до появления хрустящей корочки, и ее порция каким-то образом исчезла, когда Поль не прикончил и половины своей. Тэффи удивленно уставилась на пустую бумажную тарелку, вспоминая свои слова, сказанные минуту назад. Что она там такое говорила? Ах да. Что еда застрянет у нее в глотке…
Поль заказал ей еще одну порцию. Она хотела было отказаться, но перед ней поставили тарелку, и сама не зная, как это произошло, Тэффи откусила большущий кусок. На этот раз она смогла распробовать его по-настоящему, и никогда раньше приправы не были такими вкусными, мясо – настолько хорошо прожаренным, а хлеб не таял на языке так быстро.
– Так-то лучше, правда? – Он скомкал свою салфетку и бросил ее в урну.
Тэффи кивнула. Проглотив последний кусок, она обрела обычную остроту восприятия. Яркие цвета ярмарочных балаганчиков больше не резали глаз, а шум превратился в приятный гулкий фон.
– Гораздо лучше, спасибо. – У нее прибавилось сил, чтобы перекрикивать этот гул, и это было кстати: ведь ей так много нужно было сказать. – Знаешь…
– Да? – Он ждал, что она скажет. Он, мужчина, перевернувший всю ее жизнь.
– …спасибо. Не знала, что от еды так много зависит.
– Тебе наверняка не приходилось задумываться об этом раньше.
– Да… в общем, не приходилось.
Но и сейчас, когда Тэффи снова была с Полем, ее мысли были не о еде. Футболки, рабочие комбинезоны или свободные рубашки, какие носит Ник, не для него, думала Тэффи. Даже в этот жаркий воскресный полдень он остается официальным и сверхъестественно спокойным в темном костюме, белой рубашке и галстуке. Тэффи любовалась безупречно причесанными волосами на его надменно вскинутой голове, и в ее памяти всплыл образ Люцифера, Князя Тьмы среди праздничной толпы…
Боясь утратить вновь приобретенную силу, она тоже выбросила салфетку и замялась, не зная, с чего начать. Может, стоит начать с самого главного?
– Поль, прости меня.
Изогнутые брови удивленно приподнялись.
– Простить… за что?
В ярком солнечном свете она разглядела в его глазах два оттенка: теплый коричневый и проглядывающий сквозь него темно-серый; янтарь и сталь, свет и тьма, нежность и жестокость… Во что ей верить?
Тэффи отвела глаза, вычерчивая носком босоножки замысловатый узор на асфальте.
– За то, что я притворялась, и за то, в чем тебя обвиняла…
– Обвиняла меня? В чем? – настаивал Поль.
Она вздохнула, понимая, что он не собирается помогать ей.
– Ну, ты знаешь… Что ты слишком благоразумен и осторожен, – быстро закончила она. – Еще много разного, но это – хуже всего.
– Я хочу, чтобы ты просила прощения только за это.
Тэффи смущенно посмотрела ему в лицо и встретила мягкий янтарный взгляд, от которого ей стало так легко, что она осмелилась продолжить:
– Ну а сцена, которую я закатила?
– Ты не давала обета молчания, мышка. Если расстроена, почему бы не закатить сцену?
– Потому что это по-детски, – призналась она впервые в жизни. – И вдобавок свалить всю вину на тебя.
– Я и вправду приложил к этому руку.
– В общем – нет. И ударилась я сама. – Она потрогала локоть.
– Бедная мышка.
Он опять подшучивает над ней, значит, все в порядке. Почему раньше она не понимала, что подсмеиваются обычно над людьми, которые нравятся? Он подсмеивается над ней, значит, она ему нравится, и больше ей ничего не нужно, разве что быть рядом с ним и пробираться сквозь притихшую и теперь более управляемую толпу.
– У меня вопрос, – начала Тэффи, когда они проходили мимо бело-золотой карусели. – Откуда ты там взялся?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15