- А что это под Дубровкой? Кто помнит?
- И помнить нечего, побросал пулеметы и смотался, вот и вся твоя Дубровка.
Захваченный в вагонах архив был передан в политотдел.
- Пригодится для истории, - говорил Котовский. - Пусть знают будущие поколения, с какой дрянью приходилось нам возиться, от кого охранять родину.
Рождественские морозы. Серебряный месяц как елочное украшение. Небо густо-синее, от этого еще белее кажется снег. Ходит дед Мороз по березнячку, по задворкам, палочкой постукивает. Ну и мороз загнул! Дух захватывает! Снег под ногами хрустит, каждый шаг звонко отдается в обледенелом воздухе.
Крепкие морозы стоят на Украине. А там еще жди крещенских! Дым из печных труб уходит вверх узеньким столбиком. Звезды вмерзли в небо. Тишина. А потом как налетит ветер, как начнет по селам гулять метелица, света божьего не видно, от соседа до соседа не доберешься, такие наметет сугробы, с острыми гребнями, с зализами. Налетит и утихнет - разбирайся как хочешь!
Тридцать первого декабря, под самый Новый год, Котовский вступил в командование Семнадцатой кавалерийской дивизией. И в тот же день получил приказание преследовать банду Махно.
Нестор Махно не украсил памяти о себе славными делами. Черное имя его проклинают на Украине. Ни один атаман из всей батьковщины времен гражданской войны не совершил столько казней, погромов, как Нестор Махно. Свиреп был Махно, не было предела его вероломству. Никаких убеждений у него не было. Самый что ни на есть отъявленный бандит. "Идеи" ему придумывала окружавшая его свита: махровые анархисты, эсеры, с бычьей злобой кулачье и просто сорвиголовы. Так и прослыл Махно сторонником анархизма.
Котовский, приступая к действиям по ликвидации этой банды, вспомнил почему-то, как он в кокорозенской школе вступил в единоборство с быком. Бык был дьявольски силен, наполнен яростью и злобой, но все-таки это был всего лишь бык, и Котовский победил его.
Вызвал Котовского для личной беседы Фрунзе, командующий вооруженными силами Украины и Крыма. Котовский встречался с Фрунзе неоднократно, и между ними завязалась большая дружба. Котовскому нравился Фрунзе. Отзывчивый, сердечный, он отличался широким кругозором, глубоким пониманием военных и политических задач. Фрунзе много сделал для укрепления Красной Армии и страстно отстаивал здоровые, верные установки в этом отношении. Даже внешний облик командующего сразу располагал к нему. Приятно было смотреть на его крепкую, коренастую фигуру. Обычно он был в гимнастерке, нашивки носил синие, кавалерийские. Кривая сабля у него была окована серебром.
- Война, - при встрече сказал Фрунзе, - приняла более острую, более опасную форму - форму политического бандитизма...
Вся зима и весна прошли в изнурительной погоне за бандитами, а в середине лета Махно был тяжело ранен. Тогда он распустил своих головорезов, предоставив каждому заботиться о дальнейшей своей судьбе. Сам пробрался за границу. Встречали его в Бухаресте, позднее он появился в Париже. Даже дал интервью газетчикам. Они спрашивали:
- Намерены ли вы, месье, возобновить войну с Советами?
- Я думаю, что нет, - отвечал Махно. - С меня, кажется, довольно. Пусть другие дураки занимаются этим делом.
Растаяла, как тяжелый сон, махновщина, и только плачут вдовы по своим растерзанным бандитами мужьям да чернеют остовы домов сельсоветов, сожженных этими мнимыми защитниками справедливости.
Исчез Махно. Но возникают в вечерних сумерках другие разбойничьи рожи. Вот напали на ссыпной пункт в селе Кошеватое. Вот появился Лихо в Китайгородских лесах, предприимчивый Цветковский насобирал где-то сто восемь отпетых убийц. Вот бродят бандиты Иво, одетые в красноармейскую форму...
Встречались совсем мелкие банды. Машевский в селе Шабельна располагал всего пятнадцатью разбойниками. Вскоре он примкнул к атаману Лихо. Они: прятались при малейшей опасности в лесу "Кальницкая дача". По агентурным сведениям, через румынскую границу заслано до десяти тысяч петлюровцев. Их назначение - выжидать, не начнется ли война с Советской Россией, и тогда тревожить тылы.
Приходилось охранять сахарные заводы, ссыпные пункты, держать отряды в селах, оберегать железнодорожные узлы...
Поступал тревожный сигнал - немедленно организовывалась погоня. Выезжал на место происшествия взвод, эскадрон. Никого не обнаруживали и возвращались обратно. Не успевали вернуться, как приходило сообщение, что неизвестными обстрелян транспорт сахара на шоссе, что подожгли склад, что убили председателя сельсовета... Бандиты совершали нападение и тотчас прятались. Они были наглы и трусливы. Они изматывали силы красноармейцев, вредили из-за угла, не давали спокойно работать населению.
- Коней только замучили! - досадовал Савелий Кожевников. - И куда они лезут с такой мелочью? Собери миллион солдат, тогда и пробуй.
- Чудак ты, Савелий, - удивлялся Марков. - Да они же нарочно так действуют, чтобы досаждать, беспокоить... Это и называется - малая форма войны.
- И не стыдно им такой пакостью заниматься? Разве это война!
И Савелий неодобрительно покрутил головой.
6
Однажды вернулся из разведки Белоусов и сообщил, что влево от дороги, в деревне Казимировке, стоит какая-то удивительная белогвардейская часть: на всех плащи, а на фуражках белые кресты нашиты.
- Может, монахи какие?
- Не похоже, чтобы монахи. И пулеметов много.
Свернули на Казимировку. Здесь дорога была еще хуже. Ухаб на ухабе. Вскоре показалась деревня. Котовцев встретили ружейным и пулеметным огнем.
Один эскадрон спешился и пошел в атаку. Дело привычное, воевали не первый год. Да и белокрестиков, видать, немного. Однако огонь был жесток. Атакующие откатились. Пошли второй раз, третий. И снова неудачно.
- А ведь и вправду удивительные! Виданное ли дело, чтобы мы по три раза в атаку ходили? Да у них и артиллерии нет, да мы не таких в бегство обращали!
Выкатили орудия, грохнули. Молчат! Стали с флангов щупать пулеметами. Начали наконец злиться: тоже неприступная крепость нашлась, соломенная Казимировка! Решили бросить роту в обход, выгнать их из деревни, на чистом месте покончить канитель привычной конной атакой. Но и тут белокрестики подпустили не сразу.
Ну, тогда бросились конники на "ура", до того-то действовали с прохладцей. И, конечно, вскоре по всему выгону возле Казимировки только фуражки с белыми крестами валялись. Очень рассердились конники.
А белокрестики, как увидели, что конец, сами стали расстреливать себя из винтовок. А не то приставят запаленную гранату к голове - трах, и готово. Осколками многих котовцев переранили.
Часть белокрестиков взяли котовцы в плен и решили тут же расстрелять их за нанесение урона. Поставили к забору. Только что собрался кто-то произнести им краткое напутственное слово, как прискакал на взмыленном коне Котовский с обнаженным клинком:
- Отставить! Уж не у Махно ли н-научились обращению с пленными? Да такого достойного противника надо за урок благодарить! Кто так умеет драться? Т-только русские!
И Котовский протянул огромную ручищу бледному офицеру, стоявшему впереди.
Тот поднял взгляд. И вдруг на его лице появилось удивление:
- Котовский?! Вот это встреча!
- Я же говорил, что мы встретимся. Насколько я помню, в последний раз мы расстались в Одессе, на Итальянской улице. Вы спасли меня в тот раз от патруля и сказали, что завидуете моей вере в народ, в свободу, в справедливость...
- Да, да, я помню все это...
Бойцы ничего не понимали. Чуть не пустили в расход хорошего человека!.. Белокрестики - и уважать! Пленные - и командир пожимает руку!
Но дальше произошли еще более удивительные события.
- Кто старший по чину? - спросил пленных Котовский.
- Я, - выступил вперед Орешников.
- Вот и хорошо. Предлагаю, капитан Орешников, под личную ответственность и ваше честное слово доставить пленных в штаб и явиться с донесением о выполнении задания.
Вскоре Орешников был зачислен в одну пехотную дивизию. Вначале ему казалось, что все относятся к нему с подозрением. Он пристально приглядывался к каждому, и в любом слове ему чудился какой-то намек, что-то касающееся его, обидное и оскорбительное.
Между тем никто и не думал на что-нибудь намекать или чему-нибудь удивляться. Пожалуй, у некоторых бойцов даже было особое почтение к бывшему белому офицеру.
- Рассказывают, в Одессе Котовскому помогал! Значит, не очень-то белый.
- Надо же! Из офицеров, а какой обходительный!
- А что же, по-твоему? Не все же они четвероногие!
Орешников сначала работал в штабе. Делал он все скромно, без лишних разговоров. Даже старый писарь Онищенко проникся к нему расположением, на что уж отличался неуживчивым характером.
Вскоре Орешников отпросился в строй. Ему дали сначала взвод, а потом он стал командовать ротой. И хороший командир из него получился!
- Радуюсь, что мы наконец в одном лагере, Николай Лаврентьевич! сказал однажды Котовский, случайно встретив его. - Вы знаете, у меня всегда было убеждение, что мы шли врозь только по недоразумению. Как вы себя чувствуете? Обжились маленько?
- Откровенно говоря, все еще никак не могу акклиматизироваться, признался Орешников. - Наш брат интеллигенция очень мнительны...
- И щепетильны.
- Да, да, и это есть. И с болезненным самолюбием.
- И с вечным самоанализом. Знаю!
- То мне думается, не слишком ли я подыгрываюсь. То грызут сомнения, что не лучше ли было так и умереть белым, даже в том случае, если это была непростительная ошибка...
- Ничего, это пройдет. Главное, вы запомните, что вы совсем не являетесь редким исключением. Очень много офицеров царской армии с первых же дней революции сражаются в наших рядах. И еще как сражаются! Немало царских генералов, и, заметьте, талантливых, в Реввоенсовете, в академиях. Они обучают новые кадры, разрабатывают стратегические планы... Ведь не одни же на свете Деникины да колчаки? Есть и генерал Александров, и генерал Николаев, гнавшие Юденича. А Шапошников? А Егоров?
Несмотря на то что жила дивизия самым обыкновенным образом, строго, деловито, по-военному, Николаю Орешникову все казалось необычным, все вызывало острый интерес.
"Вот они какие, красные, - думал он постоянно. - Вот они какие, большевики!"
Совершенно особое впечатление произвел на Орешникова "Интернационал". Он присутствовал на митинге-концерте. Лектор ему не понравился, концерт был посредственный. Но вот по предложению председательствующего был исполнен гимн... Орешникова поразил даже не самый мотив, не слова, а выражение лиц исполнявших гимн. Пели все присутствующие, весь зал, причем все встали, и была в этом пении суровая торжественность и, как казалось Орешникову, что-то религиозное, восторженное.
Общее настроение увлекло его, и он сам незаметно стал подтягивать:
Добьемся мы освобожденья
Своею собственной рукой!..
Он весь день находился под впечатлением этого пения.
Когда дивизия участвовала в ликвидации бандитских шаек и Орешникову пришлось на деле столкнуться с возмутительными фактами, самому увидеть жестокость, дикость бандитов, самому снимать с виселиц пойманных бандитами комсомольцев, председателей сельсоветов, сельских активистов, когда самому Орешникову пришлось и вылавливать этих разбойников и даже выдержать несколько настоящих сражений с ними, - Орешников утратил чувство настороженности.
И когда в числе других он был награжден орденом, он уже с полным достоинством и удовлетворением принял эту награду.
Его от души поздравляли.
- Служу трудовому народу! - отчетливо и громко произнес он.
7
Начинали сеять хлеб на полях. Котовский настоятельно требовал, чтобы Красная Армия помогала трудовому крестьянству.
- Мы должны и подводу дать бедняку, у которого бандиты лошадь угнали, и сами встать рядом с ним, поработать. Нужно, чтобы народ полюбил красноармейца, чтобы понял, что красноармеец - его друг и защитник.
Однако в посевной кампании котовцы не успели принять участия. Перед ними была поставлена новая трудная задача: ехать в Тамбовщину для борьбы с кулацкими бандами Антонова. Бригаду Котовского посылали на этот участок по рекомендации Фрунзе.
- Если ему поручить - значит, дело будет сделано. У него на врагов революции тяжелая рука! - говорил Фрунзе, выдвигая эту кандидатуру.
И вот уже отпечатаны на машинке строки приказа: "24 апреля начать отправку в Тамбовщину бывшей Отдельной кавбригады, выделив ее из состава Семнадцатой дивизии".
Поданы вагоны. Отдельная бригада размещает коней. Некоторые кони спокойно занимают свои места в новом стойле на колесах. Другие встают на дыбы, отбиваются, шарахаются от железнодорожного состава... Хохот... окрики... ржание... топот копыт...
Котовский сам наблюдает за погрузкой. Новый командир Семнадцатой дивизии, прощаясь, благодарит Котовского:
- Под вашим руководством, как начальника дивизии, все части получили единую спайку...
- Не сюда, не сюда! - кричит Котовский, поглядывая на платформу. - В следующий вагон заводите!
Свисток паровоза. Тронулся последний эшелон. Замелькали поля.
Эх, миленький, усатенький,
В рубашке полосатенькой,
Шапочка с наборчиком,
Гармошка с колокольчиком!
Заливается песня, переборы двухрядки такие, что хватает от разъезда до разъезда. Каждая теплушка поет. В каждой своя песня и свой припев:
...Шел отряд у берега,
Шел издалека,
Шел под Красным знаменем
Командир полка...
...Смело мы в бой пойдем
За власть Советов!..
Зеленеют озими. Садят картошку на огородах. Летят, спешат облака, а всё отстают от поезда.
Штабной вагон такой же, как и все остальные, только стол посредине. Котовский и комиссар Борисов перечитывают приказ командования, обсуждают задачи, знакомятся с обстановкой и районом мятежников.
- Воспользовались, негодяи, что войска переброшены на фронт! говорил, хмурясь, Котовский. - Смотри, как разгулялись!
- Да, - разглядывал карту Тамбовской губернии комиссар, - Тамбовский, Кирсановский, Борисоглебский уезды захвачены антоновцами.
- Что это за газета?
- "Известия" Тамбовского губисполкома. Пишут, что бандиты расхищают имущество кооперативов и коммун... убивают семьи красноармейцев... Пленным красноармейцам сдирают кожу на руках - делают "перчатки", вырезают полосы на теле - "ремни"...
- Кто у них главные? Антонов и Токмаков? И знаменитый палач Плужников? Покопаться, так наверняка концы уходят за рубеж, там эта сатанинская кухня.
Летит эшелон мимо полей, мимо пашен. Смотрит, смотрит на мелькающие березы, избы, речки, лужайки сосредоточенный, растревоженный Савелий. Выспрашивает на больших станциях железнодорожников, ларечников, торговок всякой снедью:
- А что, родимые, Пенза тут далече будет?
- Какая тебе Пенза? Курск скоро будет. Курские соловьи.
Над штабным вагоном развевается флаг. Многие теплушки украшены свежими ветками березы. А в теплушках тренькает балалайка, звенят молодые голоса:
...Белая армия, черный барон
Снова готовят нам царский трон...
- Тетенька, почем огурчики?
...Утром на околице
Придержу коня.
Проводи, любимая,
На войну меня...
- Смотри, ребя, пашут. Хорошая, видать, земля.
- А ты разглядел? С птичьего полета?
- Сыздаля видно: чернозем!
...Эх, яблочко,
Трошки зелено!
С беляками кончать
Нонче велено!..
...На полице сухари,
На окошке каша,
Околеют богачи
Воля будет наша...
Плакаты на железнодорожных станциях. Красные полотнища на вагонах:
"Да здравствует Первое мая - смотр мировой революции!"
"Мы на горе всем буржуям мировой пожар раздуем!"
Котовский поздравляет бойцов с праздником. Походные кухни работают полным ходом. Выданы сверх пайка спички и папиросы. Достали двадцать пять ящиков яблок. Одним словом, настоящий праздник.
Миновали Курск. Миновали Елец. Грохочут колеса. Покачиваются рыжие теплушки.
Лекпом Андрей Алексеевич Хошаев, которого бойцы видывали на поле боя в самое горячее время, свертывает цигарку желтыми от йода и табачного перегара пальцами и рассказывает командиру Лебеденко о вологодских лесах, о грибах, об охоте:
- Наш комиссар - вологжанин, он небось знает, какие там леса: нет им ни конца ни начала. Груздей - хочешь на телегу грузи, хочешь - в подол собирай. Груздями мы могли бы всю Россию напитать.
- Хорошая закуска! - соглашается Лебеденко, сроду не собиравший грибов.
- Идешь по такому лесу - смолой пахнет, в легкие попадает один чистый кислород, как из кислородной подушки дышишь!
- Ну, это уж, положим, ты хватил через край.
- Хочешь, побожусь? Ели стоят - в два обхвата. Березки серьги свесили, белотелые, стройные, хоть сейчас под венец - невесты!
- Да-а! - вздохнул Лебеденко. - Жизнь!
- Рябчиков этих, глухарей!.. - Лекпом замолкает, чтобы лизнуть свернутую цигарку. - Белки тоже...
Эту беседу слушает медсестра Шура Ляхович. Ей нравится, как рассказывает о лесах Андрей Алексеевич.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70