– Значит, мой адрес все еще в записной книжке Франсис? – Я кивнула. – Жаль, что я не поддерживала с ней отношений. Сама не знаю почему.
– Вы с мамой давно дружили?
– Со школы. Потом вместе посещали курсы секретарей в Ньюкасле при рекламном агентстве. Они изменили нашу жизнь.
– Каким образом?
– Элен познакомилась там с твоим отцом, он работал иногда на это агентство, а я встретила Роджера, одного из партнеров фирмы. Твои мама и папа полюбили друг друга, и Элен уговорила Дэвида вернуться в Ситонклифф еще до твоего рождения.
– Отец охотно поехал туда?
– Не уверена. Но он пошел бы за ней повсюду, это я знаю точно.
– А что насчет его работы?
– Ему удалось сохранить некоторых клиентов, потом он нашел новых, но Элен убедила его, что он зря растрачивает свой талант. Она хотела сделать из Дэвида «настоящего» художника, так она говорила.
– А он как к этому относился?
– О, он с ней во всем соглашался. Но ведь ему нужно было кормить семью, он был человеком долга.
– И тем не менее, она в конце концов убедила его бросить работу на рекламщиков?
– Твоя бабушка очень любила дочь и скучала, когда Элен была в отъезде. Миссис Темплтон была рада обеспечивать вас всех, только бы вы жили с ней. Одним словом, Дэвид пошел на поводу у твоей матери, как обычно. Но мне кажется, что здесь-то и кроется причина всех проблем…
– Да, я знаю.
– Знаешь? Откуда? Ты ведь была совсем маленькой.
Я вынула из сумки три ее письма.
– Разбирая семейный архив, я нашла вот это.
Джейн Фрирз с интересом перечитывала письма, написанные ею четырнадцать лет назад. А я вспомнила их энергичность, напористость и недоумевала, как их могла написать эта сидящая напротив меня понурая женщина. Закончив чтение, она вложила последнее письмо в конверт и прижала все три обеими руками к груди с такой силой, что я испугалась, уж не собирается ли она их порвать.
– Не надо! – воскликнула я, протянув руку. Она неохотно вернула мне письма.
– Бетани, ты вообще… что-нибудь помнишь о том лете?
– Да, немного, но вы бы мне очень помогли, объяснив кое-что.
– Попытаюсь, но… Даже не знаю, с чего начать. Лучше ты задавай мне вопросы.
– Ну, мама плохо себя чувствовала, это очевидно. Я помню что-то насчет высокого давления…
– Да, а еще у нее был токсикоз. Элен сильно тошнило, она часто раздражалась, у нее постоянно болела голова, пухли ноги и руки. Ей даже пришлось снять обручальное кольцо. Мне кажется, она его так больше и не надела. Не знаю, что с ним случилось…
– Ее состояние – это серьезно?
– Все может случиться, без надлежащего ухода и лечения токсикоз – опасная штука. А она еще ухудшила свое состояние, не выполняя предписаний.
– Не отдыхала, например?
– Был период, когда врач пригрозил положить Элен в клинику для сохранения беременности. Она пообещала, что будет отдыхать дома, и врач успокоился. – Миссис Фрирз печально покачала головой.
– Но она не могла отдыхать и вообще вести себя разумно, поскольку внушила себе, что отец завел роман? – подсказала я.
– Я не могла в это поверить. Кто угодно, только не Дэвид! Они ведь так любили друг друга. Я ей так и писала, уговаривала, успокаивала… Впрочем, ты читала мои письма. Уговоры на нее не действовали, она бродила повсюду, если его не оказывалось в доме и он не плясал под ее дудку.
– Плясал под ее дудку?
Миссис Фрирз покраснела.
– Бетани, я очень любила твою мать, но надо признать: порой она бывала чересчур уж требовательной. До того лета твой отец вел себя, как святой, а в те дни… Думаю, ему просто хотелось сбежать ненадолго, передохнуть немного, так сказать.
– Однако потом вы решили, что у мамы были основания для подозрений?
Она долго молчала, оценивающе глядя на меня, затем сказала:
– Бетани, мне очень жаль, но… Да, я ей поверила. И твоя бабушка тоже.
– Почему? Потому что мама увидела его с… с кем-то? Вы же сами напоминали ей, что у нее ухудшилось зрение…
– Но не настолько, чтобы не узнать собственного мужа, увидев его…
– Знаю, на монастырских развалинах с какой-то женщиной.
– Они обнимались, во всяком случае ей так показалось.
– Она ведь могла ошибиться, разве не так?
– Бетани, но ведь и ты их видела.
ГЛАВА 17
Слова миссис Фрирз так потрясли меня, что я почти ждала нового всплеска воспоминаний. Но нет, никаких голосов, никаких видений. Джейн с беспокойством смотрела на меня.
– Не лучше ли оставить прошлое в покое, Бетани? – спросила она. – Должна быть основательная причина, чтобы ты вот так все забыла.
– Поймите, мне позволили вырасти так, будто первых семи лет вовсе не было в моей жизни. Я хочу вернуть эти годы. И хорошие воспоминания, и плохие. А главное – хочу вернуть маму.
– Конечно, дорогая. – Джейн вздохнула. – Я не могу тебе в этом отказать, даже если мне придется причинить тебе боль.
– Значит, в тот день я видела моего отца и… и…
– Нет, в тот день ты их не видела. Несколькими днями позже. Я не знаю, где это случилось. Твоя мама позвонила и рассказала мне. То был наш последний разговор…
– И что она сказала?
– Странно, но Элен показалась мне тогда вполне спокойной. Она заявила: теперь ты должна будешь мне поверить, Джейн. И рассказала, что отдыхала, когда твоя кузина вернулась без тебя. Сара отказалась сказать, где ты, но у нее был такой вид, будто она что-то скрывает, будто знает, чего не должна знать. Это подлинные слова твоей мамы.
«Бетани, подожди, я должен с тобой поговорить!» – Голос моего отца. И мой: «Нет, нет, уходи, я не хочу тебя слушать!»
Я взглянула на Джейн. Она продолжала свой рассказ.
– Сара вошла в дом через террасу, поэтому Элен бросилась искать тебя в саду. Она услышала, как ты плачешь в летнем домике. А потом и голос твоего отца. Он уговаривал тебя, пытался успокоить…
«Не плачь, Бетани, пожалуйста, не плачь!»
«Но я видела, видела, ты ее целовал! Сара тоже видела и сказала: значит, ты нас больше не любишь!»
«Нет, она ошибается. Я люблю тебя, Бе-тани… И твою маму…»
«Ты не можешь любить маму и целовать кого-то еще. Так Сара говорит. Она сказала, ты нас бросишь…»
«Забудь, что говорила Сара. Я никогда вас не брошу!»
«Тогда почему?.. Почему?.. Почему?!» Мое горло сжалось при воспоминаниях о своих детских рыданиях. Но на этот раз я лишь слышала голоса. Никаких картинок. Наверное, подсознательно оберегала себя от страданий. Голоса замолкли…
Я посмотрела на Джейн Фрирз. Она, конечно, не заметила, что со мной происходит нечто необычное.
– И что тогда сделала мама? – спросила я ее.
– Когда Элен услышала достаточно, она вернулась в дом. Ей не хотелось устраивать сцену супружеских объяснений у тебя на глазах… Она сказала, что ей было стыдно.
– Стыдно? Почему?
– Она ведь до этого момента полагала, будто твой отец вовлек тебя в свои дела. Заставлял шпионить за ней, докладывать ему… – Мне не удалось скрыть своей обиды, и Джейн заметила это. – Пойми, Бетани, она плохо себя чувствовала, не могла рассуждать здраво. Ты ведь должна обижаться!
– Какие уж теперь обиды…
– В общем, поняв, что ошибалась, она не хотела втягивать тебя в эту историю.
– Мама рассказала бабушке об услышанном?
– Не знаю точно, но не думаю. Иначе Франсис ни на минуту не оставила бы ее одну.
Впрочем, я уже достаточно знала свою мать, чтобы понять: она ничего не сказала бабушке. Она догадывалась, что бабушка бы немедленно отправила ее в роддом и сама разобралась с отцом.
– Значит, потом она снова пошла искать отца?
– Наверное, так и было.
– И нашла? Нашла его с той?..
– Не знаю. Никто не знает. Знал твой отец. И, возможно, ты, Бетани.
– Но что же все-таки случилось?
– Когда Франсис вернулась от приятельницы, дома не было никого, абсолютно никого. А потом появился Дэвид с тобой на руках. Это было ужасно! Ты насквозь промокла, будто побывала в воде. Он сказал, что Элен упала в море… ее так и не нашли…
– Но искали?
– Конечно! Вызвали спасателей, те искали, пока была надежда, что она еще жива. И даже позже. Но тела так и не нашли.
– Откуда вы все это знаете? Вы ездили в Ситонклифф?
– Нет, я позвонила в тот вечер, чтобы узнать, как Элен себя чувствует. Твоя бабушка сходила с ума от беспокойства, но еще надеялась, что ее найдут.
– Она сказала что-нибудь об отце? Обо мне?
– Тогда нет. Она знала, как я любила твою мать, поэтому написала мне позже длинное письмо, где и рассказала многое из того, о чем я сегодня говорила.
– Она не написала, как это произошло? Почему мама упала в море?
– Нет. Думаю, она точно не знала. Она писала, что произошел несчастный случай и что никто не виноват.
Я нахмурилась. Почему бабушка сочла нужным подчеркнуть в письме Джейн Фрирз, что никто не виноват?
– А она не говорила… не писала… Мой отец действительно встречался с тетей Дирдре?
– Нет, я думаю, мы просто согласились с твоей мамой. Согласились тем более легко, что эта ужасная женщина и в самом деле встречалась с кем-то в то лето. Потому и старалась постоянно улизнуть, оставляя тебя и Сару без присмотра.
– А я в разговоре с отцом там, в летнем домике, упоминала имя тети?
– Знаешь, Элен лишь сказала мне: знай, Джейн, все подтвердилось, я была права.
– Но вы сами как думаете?
– Не могу поверить, что твой отец был способен увлечься такой женщиной, как Дирдре. Я встречалась с ней лишь однажды еще девушкой, перед поездкой в Лондон, но мне и этого достаточно.
– Кто же тогда это мог быть?
– Для меня это осталось загадкой, Бетани. Твоя мама видела стройную брюнетку. Дирдре… Или кого-то еще…
В Лондоне сентябрь значительно теплее, чем на нортамберлендском побережье. Я заметила разницу, едва сошла с поезда накануне. Однако день был пасмурным, и в гостиной Джейн Фрирз становилось все прохладнее. Она, видно, заметила, что я слегка дрожу, и настояла еще на одной чашке кофе. Но почему-то не предложила включить обогреватель.
– Вот, выпей. Может, хочешь все-таки перекусить?
– Нет, спасибо, кофе достаточно. Джейн не настаивала.
– Ну, Бетани, помогло тебе то, что я рассказала? Повторю: я не уверена, что есть смысл копаться в прошлом. Какое все это имеет значение после стольких-то лет? Твои мать, отец, бабушка… Их ведь уже нет.
– Но я-то здесь, я должна знать.
Я ограничилась этим замечанием, и она, очевидно, сочла его естественным – дочь хочет знать, что сломало жизнь ее родителей. Не было смысла напоминать ей, что Сара и Дирдре все еще здесь, что ничего не кончилось. Зачем зря волновать Джейн Фрирз? Я чувствовала, что у нее своих бед хватает.
Она держала кофейную чашку обеими руками, как бы грея их, и задумчиво смотрела в пространство.
– Знаешь, я никогда больше не была в Ситонклиффе. Хотела поехать на отпевание твоей матери, но не с кем было оставить детей, Роджер отказался мне помочь.
– Вам, вероятно, тяжело пришлось – воспитывать их одной.
– Одной? Ты о чем?
– Ну, простите, но в одном из писем, что, мол, ваш пример – из худших… Вот я и подумала, что вам муж, Роджер, повел себя так же, как мой отец.
Джейн Фрирз с горечью рассмеялась.
– Нет, дорогая моя, все было как раз наоборот. Я ведь еще писала, что твоя мать оказалась единственной, кто не винил во всем меня, помнишь?
– Помню.
– Роджер был женат, так что это я разбила семью. Когда его жена узнала о нашем романе, она вернулась рожать во Францию, к родителям, и осталась там. Двое их старших мальчиков – они только что пошли в школу – достались Роджеру. К матери ездили на каникулы.
– Но… Он на вас женился?
– Разумеется. Роджеру нужна была нянька и домработница – я обходилась дешевле. Развод стоил ему прекрасного дома, пришлось его продать. Собственного ребенка мы с ним не могли себе позволить. – Она заметила сочувственное выражение моего лица и попыталась улыбнуться. – Но я была счастлива. Я любила его, даже умудрилась привязаться к его несчастным детям. Мы с Роджером платили за них в школе и университете. А потом он умер.
– Мне очень жаль…
– Я никогда больше не видела мальчиков. Они проводят все свое свободное время во Франции с сестрой. Наверное, это естественно… Но ты меня не жалей. Твоя мать бы не стала. Она, вероятно, сказала бы: за что боролась, на то и напоролась. – Увидев мою реакцию на эту хлесткую фразу, Джейн улыбнулась. – Однако сказала бы это Элен без всякого злорадства.
Едва я открыла дверь квартиры, как но витавшим в ней ароматам поняла: готовится что-то вкусное. На столе стояли свечи, свежие цветы и бокалы.
В сравнении с гостиной, выглядевшей как картинка из журнала «Дом и сад», на кухне был полный хаос. В раковине – очистки овощей. По столу разбросан различный кухонный инвентарь. Все наши кастрюли и сковородки в деле. И среди этого хаоса и клубов пара – раскрасневшаяся Джози.
– Привет, тебе давно было пора появиться!
– Что ты готовишь?
– Жареного цыпленка, разве не чувствуешь? Фаршированного, с жареной картошкой. Все уже в духовке. И еще у нас есть самые разные свежие овощи. – Она показала на кастрюлю.
– Тебе помочь? Ты приведешь себя в порядок, а потом, если хочешь, я исчезну.
– Ты это о чем?
– Ну, раз Мэтью придет…
– Мэтью не придет. Ужин для нас с тобой.
– Но почему?
– Потому что я не знаю, сколько времени пройдет, пока мы снова встретимся, если вообще когда-нибудь…
– Джози, мы обязательно…
– Надеюсь. Но на всякий случай давай попируем. В честь нашей дружбы, напри мер. Вот вроде все и готово. Я сейчас подам, а ты открой вино.
– Ладно. Где оно?
– В холодильнике, вместе с двумя порциями шоколадного мусса. Вино, кстати, в бутылке с навинчивающейся пробкой, так что штопор тебе не понадобится.
На самом деле в холодильнике я нашла не одну, а две бутылки белого вина. Впрочем, мы с Джози за ужином легко справились с одной и начали вторую. Покончив с муссом, мы отнесли посуду на кухню и устроились с початой бутылкой у телевизора. Джози наполнила бокалы и торжественно повернулась ко мне.
– Ты когда-нибудь думала о самогипнозе?
Я так и вытаращила на нее глаза. Может, я упустила что-то из нашего разговора?
– Прости, не понимаю.
Она повторила четко и раздельно:
– Самогипноз. Ты когда-нибудь думала об этом?
– Нет, вообще-то нет. – Я терпеливо ждала разъяснений.
– Стоит попытаться. Ну, если ты хочешь вспомнить… вернуть память.
– Теперь ясно. А как это делается?
– Надо встать перед зеркалом и представить себе, будто у тебя в середине лба точка. Ты смотришь на эту точку и воображаешь, что идешь по туннелю. – И все?
– Дальше не помню. Я читала статью в журнале, пациент оставил в палате. Могу прислать его тебе, если хочешь.
– Ладно.
Я откинулась на подушки и закрыла глаза. Согласиться было проще. Не говорить же Джози, что совсем не уверена, хочу ли я знать правду. Я стала ее, этой правды, бояться.
ГЛАВА 18
На этот раз Джози меня не провожала. День выдался дождливым. Чем дальше к северу, тем хуже становилась погода. Струи дождя так и били по стеклам вагона.
После Донкастера дождь немного стих, и уже можно было кое-что разглядеть – машины, из-под колес которых летели брызги воды; игрушечных коров, покорно стоявших среди залитых водой лугов, реки и каналы, вода в которых была того же серо-стального цвета, что и небо.
Во время остановки в Дарлингтоне я позвонила Хуссейнам и сообщила время своего прибытия в Ньюкасл. Имран ждал меня у вокзала.
– Приятно снова вас видеть, мисс Лайлл. Но, пожалуйста, поторопитесь, парковка здесь запрещена. – Он довольно критически оглядел два моих больших чемодана, поставил их в багажник и улыбнулся. – А теперь – домой, в Дюн-Хаус.
Бетти встретила меня куда более холодно.
– Значит, вернулись. – Вот и все, что она сказала, когда я вошла в кухню.
– А вы меня не ждали?
– Я даже не знала, что вы собираетесь уезжать. Мне сообщила об этом Мэнди О'Коннор.
– Мэнди? Когда вы ее видели?
– Утром в воскресенье. Я ждала автобус, сидела в кафе. Ей захотелось поболтать, когда она принесла мне чашку чаю, вот она и призналась, что вы ей очень нравитесь. – В голосе Бетти звучало явное недовольство. – Мэнди решила, что я-то уж знаю о вашем отъезде. Разубеждать ее я не стала, но огорчилась, если сказать честно.
Я была не права и понимала это.
– Простите меня, Бетти. Я должна была позвонить вам до отъезда в Лондон. Я… такого больше не случится.
Мое искреннее раскаяние слегка смягчило ее.
– Ну да ладно. Вы что-нибудь ели?
– Да так, немного перекусила в поезде.
– Ха! Идите снимайте пальто, и мы пообедаем. А я уж собиралась сунуть все в холодильник, если вы не объявитесь.
После обеда, когда мы уже пили чай, я спросила, не звонил ли мне кто-нибудь, надеясь, что Грег объявился. Но он не звонил. Зато этим утром звонила секретарша мистера Симпсона. Она сообщила, что его не будет в офисе до конца недели. Но если я хочу назначить с ним встречу на любое время после его возвращения, она будет рада помочь мне.
Поверенный моей бабушки наверняка решил, что мне уже пора прийти к какому-то решению, и был прав. Я даже пожалела, что придется ждать неделю, прежде чем можно будет сообщить ему о моем решении остаться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23