Если честно, то я уважаю ее и боюсь. Уважаю за железные нервы. Боюсь за влияние, которое она оказывает на сына.
Свекровь дома. Голос ее сух, лишен эмоций. Я сообщаю о беде. В воздухе повисает пауза.
– Я приеду в воскресенье, – наконец сообщает свекровь. И предупреждает дальнейшие предложения:
– Остановлюсь у подруги. До больницы доберусь сама.
Золото, а не женщина, Когда Стас нас знакомил, она сказала:
– Деточка, даже не говорите, как вас зовут, все равно не запомню.
– Потом повернулась к Стасу Я же говорила тебе всегда, что жен много, мать – одна.
Свекровушка в самом деле никак не называла меня. В лучшем случае деточкой. Я в отместку тоже никак не называла ее. Но Катюшка любила бабушку, а та любила ее. Это меня поражало.
Стас у нее единственный ребенок. Великим трудом достался. Первая беременность закончился выкидышем, вторая была внематочная, третья замерший плод, и наконец – Стас. В муках выносила, в муках родила и в муках воспитала. Оторвала от себя с кровью и отдала в чужие женские руки.
И женщины не сделали ее сына счастливым. По-моему, она возненавидела весь женский пол, кроме себя и Катюшки. Когда я увидела отношения свекра и свекрови, изумилась: я словно гляделась в зеркало. Все то же: муж в вечном полупоклоне, она на пьедестале. Но с одной существенной разницей: она была счастлива этим, я – нет.
Чайник свистит. Наливаю старую заварку. Достаю из хлебницы зачерствевшее печенье.
Мне предстоит сегодня куча дел. Во-первых, привести в порядок нашу квартиру. Нелюбовь к разбросанным вещам – единственное положительное качество, унаследованное мной от мамы. По ее же словам.
Во-вторых, надо найти старые фотографии.
В-третьих, разжиться у Стаса деньгами. У него-то спрашивать про заначки бесполезно.
В-четвертых, завтра снова быть у Стаса, и с чем-то домашним. Надо напомнить ему, что я неплохо готовлю.
Сказать про квартиру, что в ней кавардак – ничего не сказать. Это остатки Ледового побоища.
Я начинаю с ящиков: вытряхиваю барахло на пол. Что нужно – назад, что нет – в мусорное ведро. В ведро тут же летят дырявые носки Стаса. Терпеть не могу штопать, Дешевле купить новые.
Туда же отправляются его старые семейные трусы в розовых цветочках. Между прочим, свекровушкин свадебный подарок. Когда в первую брачную ночь выяснилось, что под свадебными брюками моего новоявленного мужа скрываются семейные трусы в трогательный розовый цветочек, с меня разом слетел любовный настрой, я свалилась на скрипучий диван и скорчилась от смеха, суча ногами по белоснежным простыням. Стас обиделся:
– А вот мама сказала, что в первую ночь я буду хорошо выглядеть…
В ящиках письменного стола – обрывки бумаг с неизвестными мне телефонами. Неоплаченные счета. Огрызки карандашей. Ручки, которые не пишут. Мелочь. Моя старая губная помада.
В книжном шкафу пара альбомов с нашими фотографиями: свадебные, из роддома, с поездки на шашлыки. Где-то в книгах наверняка есть заначка. Трясу книжки, все подряд. В глубине шкафа, на одной из полок тонкая полиэтиленовая папка. Достаю из нее черно-белые фотки: Стас и девушка. Девушка полненькая, улыбчивая, ясноглазая. Это его вторая жена. Надо же! А мне клялся, что выбросил их на помойку. Их свадебная фотография. Еще – расслабленная девочка на коленях матери. Боже, неужели у Стаса есть такой ребенок? Я не черствая. Я хотела сохранить свою семью. И считала, что бывшим женам в нашей жизни делать нечего. Но Стас иного мнения. Говорит, что несет ответственность за того, кого породил, даже если не может выносить присутствие своего ребенка – очень больно.
Жену зовут Наташей. Она живет на другом конце Москвы. Я никогда не встречалась с ней. Никогда не разговаривала по телефону. Не видела ее дочь. Но каждый месяц, когда Стас отдает мне деньги, он честно говорит:
– Триста долларов я отвез Наташе.
Наташа копит деньги на операцию. Она хочет счастья своей дочери так же, как я своей. Но я принимаю смиренно эти ежемесячные пожертвования не потому, что хочу счастья чужому ребенку. Я могу сколько угодно закатывать скандалы, и даже побить Стаса, но мои выходки не изменят ЭТО решение Стаса. Он прогнется передо мной в чем угодно, но только не здесь.
Я оставляю фотографии. На всякий случай. В конце концов это не мое прошлое, не мне решать, отправлять ли его на помойку. Пусть дождутся хозяина. Но сам факт мне неприятен.
Заначку я обнаруживаю в доступном месте – в конверте в книге Грэма Грина. Три тысячи долларов. Золотой фонд нашей семьи. Теперь, когда Стаса ограбили, а сам он заболел, денег в нашем доме не предвидится. Что же будет с бизнесом?
У меня голова идет кругом. Слишком много забот разом. Справлюсь ли?
***
Телефон в этот вечер звонит еще раз. На этот раз из милиции – врач сообщил им, что у пациента с амнезией объявилась жена. Любезно просят проехать в отделение. – Я только что с поезда, и не намерена сегодня выходить куда- либо. Поймите мое состояние, – я не склонна к вежливости.
– Я могу подъехать к вам, – говорит милиционер.
Неохотно соглашаюсь, называю адрес. Спускаюсь в магазин за продуктами.
Гость носит звание капитана и должность оперуполномоченного. Его фамилия вызывает у меня смутную улыбку – Квасков. Сам – представительный, серьезный, с оценивающим взглядом, от которого трудно спрятаться, но меня раздражает исходящий от него запах дешевых сигарет. Он прокурен до желтизны. Даже его одежда пахнет табаком. Стараюсь держаться подальше.
Предлагаю кофе и печенье. Квасков охотно соглашается. Судя по тому, как он смотрит на печенье, обедом его не кормили.
Квасков сначала переписывает мои паспортные данные, придирчиво изучает штамп загса, потом сухо рассказывает мне обстоятельства, при которых обнаружили Стаса.
– Чем занимается ваш муж?
– Бизнесом. У него антикварный магазинчик на паях с другом. Так, ничего серьезного.
– Вы знаете, куда он отправился в тот день?
– Спросите у его партнера, Глеба Перфильева. Мне муж о делах почти ничего не рассказывает. Судя по всему, ехал за товаром в Питер, там у него есть какой-то партнер, который скупает на рынках все, что представляется ему ценным.
– Были ли у вашего мужа деньги?
– Разумеется. По словам Глеба, три тысячи долларов.
– Он кому-нибудь рассказывал о предстоящей поездке?
– Не знаю. Мне – нет. Но вообще Стас на язык не воздержан. Мог и сболтнуть лишнего.
– А какие у него отношения с Перфильевым?
– Вот только не надо! – раздражаюсь я. – На кой ляд Перфильеву эти три штуки баксов? Так или иначе, это его собственные деньги.
– Может, между ними возник конфликт, который они не смогли решить мирным путем?.
– Зачем так сложно? Если бы Глеб хотел избавиться от Стаса, что вряд ли, то подкараулил бы его в темном переулке и пырнул бы ножом.
– Почему ножом? – оживляется Квасков.
– Потому что у него нет пистолета.
Потом Квасков пытается выведать у меня, не я ли инициировала нападение на собственного мужа по причине его отказа от развода. Я фыркаю:
– У меня есть желание развестись. Но убить – нет. Простите, не мой профиль.
– И по причине будущего-развода вы живете с дочерью у матери последние полгода?
– И поэтому тоже.
– А еще почему? – настаивает Квасков.
– Потому что с мамой мне удобнее. Муж с головой ушел в бизнес. Он зарабатывает нам на квартиру и операцию дочери.
– Она у вас больна?
– Нет. Я имею в виду его дочь от первого брака.
– Сколько же раз он был женат?
– Два.
Квасков смущенно кхекает, Потом наводит справки о первой жене. Я любезно сообщаю, что и у нее мотивов для убийства бывшего мужа нет. Напротив, ей крайне невыгодна смерть Стаса, – она лишается денег, и притом хороших денег.
Квасков уходит, я обдумываю разговор и цепляюсь за слово «убийство». До меня только доходит, что сегодня Стаса могло бы не быть в живых. И от ужаса сердце проваливает в желудок.
***
Последний звонок в этот сумасшедший день раздается в тот момент, когда я готовлюсь ко сну; стою перед зеркалом в ванной, полусонная, снимаю ватным тампоном макияж.
Это объявилась Дежуля. Примчалась на своей новой «ауди», подаренной папой на день рождения.
Как всегда безапелляционно:
– Я внизу, у подъезда, сейчас поднимусь.
И плевать ей, что я валюсь с ног от усталости.
Смиренно ставлю чайник. Скоро кофе польется у меня из ушей.
Дежуля умирает от любопытства. Я стараюсь быть краткой, рассказывая ей впечатления от встречи со Стасом и визите Кваскова. Дежуля слушает жадно, раскрыв рот, замерев на полувздохе. Для нее моя беда развлечение, приключение из мексиканского сериала. Будет о чем посплетничать в кругу знакомых. А круг этот чрезвычайно широк.
Дежуля – одноклассница Стаса и Глеба. В свое время у нее был роман с Глебом, который, однако, ничем серьезным не закончился. Стороны разошлись с минимальными потерями и спустя время нашли в себе силы для обычного приятельского общения.
Дежуля прекрасно знает первую жену Стаса – Наташу. О Наташе она невысокого мнения, о чем, не стесняясь, в свойственной ей манере, говорила в лицо не только Стасу и Наташе, но всем друзьям. По обрывкам разговоров я уяснила, что Наташа оказалась еще слабее Стаса. Он подобрал ее из семьи алкоголиков, и она была благодарна ему за любовь и ласку, но, как злословила Дежуля, Стас искал себе мамочку, а нашел дочку.
Впрочем, и Стаса приятельница не жаловала. Однажды за длинный язык Дежулю отлучили от дома, но развод Стаса снова открыл ей двери. Я как-то пошутила, что Дежуля мне досталась по наследству от первой жены. Стаса шутка покоробила, сама Дежуля долго потешалась: ты недалека от истины, когда-то мы с Наташей были в приятельских отношениях.
– Зачем ты ее приваживаещь? – спросил однажды Стас. – Она подлая. Сдаст тебя со всеми потрохами просто так, под настроение. Подруг надо выбирать очень тщательно.
– Твой Глеб ничем не лучше, – возмутилась я. – Такой же меленький и подленький.
– У нас деловые интересы.
– А у нас чисто женские, – отбилась я.
– Она может сделать тебе больно.
– Как? – удивилась я. – У меня нет ничего, что можно была бы отобрать.
– А вдруг есть, просто ты об этом не знаешь? – вдруг спросил Стас.
Сегодня мне кажется, что он намекал на себя.
Когда я, наконец, завершаю свай отчет о событиях прошедшего дня, Дежуля облегченно выдыхает:
– И что ты намерена делать?
– Не знаю, – осторожно говорю я.
– По-моему, ты хотела развестись, – напоминает она.
– Не сейчас.
– Почему? – удивляется она. – Кто он тебе теперь? Чужой мужик.
– Я с ним три года под одной крышей прожила.
– Жалость еще ни один брак не спасла.
– При чем тут жалость? – раздражаюсь я. – Элементарная порядочность. Он меня кормил, поил три года, а теперь я его пинком под зад: иди отсюда, калека?
– Может, он еще вспомнит, – обнадеживает Дежуля, внимательно глядя мне в лицо. Я вижу свое отражение в ее зеленых радужках, и это кажется символичным: там, за черными зрачками моей приятельницы – пустота. Все, на что она способна, отражать меня. Впрочем, это обман. Дежуля не так проста, как кажется.
– В мире нет ничего невозможного, – соглашаюсь я.
Дежуля морщит лоб:
– Света, а Наташа еще не в курсе?
– Нет.
– Может, стоит ей сообщить?
Я чувствую смутную угрозу.
– Не стоит. Сначала мы разберемся в своих отношениях, а потом можно будет сообщить Наташе.
– Ну, на это не стоит надеяться: о Наташе Стасу могут рассказать и мама, и Глеб.
– Чему быть того не миновать, но мне будет лучше, если ты промолчишь. Ты же моя подруга.
– Как скажешь, как скажешь, – соглашается Дежуля. Но что-то в ее тоне меня настораживает…
***
Стас со мной не разговаривает. Только вежливо здоровается. Мы просто сидим молча в палате. На его лице написано отвращение к жизни. Врач сказал, что скоро Стас поправится и его можно будет забрать" домой.
Тупик.
Что я буду делать с ним дома? Кормить с ложечки?
Надо что-то решать и при этом брать ответственность за принятое решение на свои плечи. Но я боюсь, что допущу ошибку. Единственный способ свалить с себя этот груз – посоветоваться с матерью. Может, она примет решение за меня. Это, конечно, трусость, но я по-прежнему растеряна, и выслушать меня так серьезно и внимательно кроме матери некому.
Собралась с духом, позвонила домой. Подробно и обстоятельно рассказала матери события последних дней. Она слушает, изредка многозначительно вздыхая. На фоне ее молчания – веселый визг Катюшки.
– Мам, что мне делать? – говорю я наконец.
– Ты просишь моего советами?
– Да.
– Да всю жизнь от моих советов бегаешь!
– Теперь готова выслушать. Что мне делать?
– Поступить по совести.
– Это как?
– Это так, как ты считаешь нужным.
– А я не уверена, что приму правильное решение.
– Даже если неправильное, оно будет твоим.
– А ты примешь его, мое решение? Ты меня поддержишь?
– А куда я денусь? – удивляется мама. – К несчастью, ты все же моя дочь.
– Мам, ты по-прежнему думаешь, что он – не моя судьба?
Мама молчит, обдумывая ответ. Потом говорит:
– Нет, наверное, все же не твоя.
– Почему?
– Он уже был женат, в той семье остался ребенок-инвалид.
– Что ж, разведенный мужчина не имеет права на новый брак?
– В такой ситуации – нет.
– В какой «такой»?
– Ты знаешь, у меня нет причин ненавидеть Стаса. Нет причин и любить его. Я воспринимаю его как факт. Конечно, он твой муж, но ведь я имею право на личное мнение! И оно таково: твой Стас – безответственный безнравственный сопливый мальчишка. И я не понимаю, как ты могла выйти замуж за него!
– Ладно, я все поняла, можешь не продолжать дальше.
– Нет, потерпи! Возможно, у нас в ближайшем будущем не будет повода для откровений. Света, ты хоть раз всерьез думала о его первом браке? Он бросил Наташу и дочь в тяжелую минуту. Повернулся и ушел, он, видите ли, не в силах видеть страдания ребенка! А Наташа в силах?! Он взвалил всю ношу на плечи жены. Был бы мужиком остался бы с ними.
– Но ведь он каждый месяц возит им такие деньги!
– Милая, а ты не думаешь, что им там нужны не деньги, а отец, муж? Чтобы мужик в доме был, которому можно было бы не только в жилетку плакаться, но бремя ответственности на его плечи возложить. Чтобы помощник был в доме и защитник. Ь твой Стас сбежал, поджав хвост. И ребенка предал, и жену. И тебя предаст однажды. Слишком слабый, слишком зависимый от чужого мнения.
– Но ведь он – человек, он имеет право на счастье! Неужели ему нужно приковать себя к больному ребенку?
– Вот этого я и не понимаю: как можно быть счастливым, кого-то предав? Почему-то его жена за новым счастьем не побежала.
– С нее спрос другой, она – мать.
– Да, это беда нашего времени. Женщина отвечает в семье за все, мужчина – ни за что. Света, у вашего поколения какое-то извращенное представление о семье. Для вас брак – в первую очередь секс или какие-то удовольствия. Впрочем, какой пример я могла тебе преподать? Моя семейная жизнь тоже не сложилась. Правда, по другим причинам…
– По каким?
Мать замялась. Она не любила вспоминать подробности развода. И вообще не любила вспоминать, что была когда-то замужем. Это было мне понятным: кому нравится вспоминать свои ошибки?
– Я слишком много хотела от твоего отца. Решила, что могу переделать взрослого человека. Мол, возьму, отсеку все лишнее, и получится то, что я хочу. А он не хотел переделываться… Ну, это ошибки воспитания моей матери. Я почему-то была уверена, что ты моих ошибок не повторишь. Мне и в голову не могло прийти, что ты наляпаешь своих собственных…
– А он, он был твоей судьбой? – я возвращаю мать к любопытной, обычной закрытой в нашей семье теме – отце.
– Конечно, был, – не задумываясь, отвечает мать. – Иначе бы я давно связала бы свою жизнь с другим человеком. Но твоего отца невозможно заменить, а на копии я не согласна… К сожалению, как показывает мой жизненный опыт, что имеем, то не ценим…
– Стас серьезно болен, – осторожно говорю я. – Подло бросать его в такое время. Это, если по совести.
– Вот и не бросай, – вдруг говорит мама.
Я ошарашена:
– Мама, недавно ты была обеими руками за развод.
– Тогда были другие обстоятельства.
– Но если он – не моя судьба, зачем я трачу на него время?
– Затем, что надо быть человеком, а не подлой тварью. Стас много сделал для тебя и Катюшки. Правда, это не то, что я бы хотела видеть от него, но все же…
1 2 3 4 5 6 7 8 9
Свекровь дома. Голос ее сух, лишен эмоций. Я сообщаю о беде. В воздухе повисает пауза.
– Я приеду в воскресенье, – наконец сообщает свекровь. И предупреждает дальнейшие предложения:
– Остановлюсь у подруги. До больницы доберусь сама.
Золото, а не женщина, Когда Стас нас знакомил, она сказала:
– Деточка, даже не говорите, как вас зовут, все равно не запомню.
– Потом повернулась к Стасу Я же говорила тебе всегда, что жен много, мать – одна.
Свекровушка в самом деле никак не называла меня. В лучшем случае деточкой. Я в отместку тоже никак не называла ее. Но Катюшка любила бабушку, а та любила ее. Это меня поражало.
Стас у нее единственный ребенок. Великим трудом достался. Первая беременность закончился выкидышем, вторая была внематочная, третья замерший плод, и наконец – Стас. В муках выносила, в муках родила и в муках воспитала. Оторвала от себя с кровью и отдала в чужие женские руки.
И женщины не сделали ее сына счастливым. По-моему, она возненавидела весь женский пол, кроме себя и Катюшки. Когда я увидела отношения свекра и свекрови, изумилась: я словно гляделась в зеркало. Все то же: муж в вечном полупоклоне, она на пьедестале. Но с одной существенной разницей: она была счастлива этим, я – нет.
Чайник свистит. Наливаю старую заварку. Достаю из хлебницы зачерствевшее печенье.
Мне предстоит сегодня куча дел. Во-первых, привести в порядок нашу квартиру. Нелюбовь к разбросанным вещам – единственное положительное качество, унаследованное мной от мамы. По ее же словам.
Во-вторых, надо найти старые фотографии.
В-третьих, разжиться у Стаса деньгами. У него-то спрашивать про заначки бесполезно.
В-четвертых, завтра снова быть у Стаса, и с чем-то домашним. Надо напомнить ему, что я неплохо готовлю.
Сказать про квартиру, что в ней кавардак – ничего не сказать. Это остатки Ледового побоища.
Я начинаю с ящиков: вытряхиваю барахло на пол. Что нужно – назад, что нет – в мусорное ведро. В ведро тут же летят дырявые носки Стаса. Терпеть не могу штопать, Дешевле купить новые.
Туда же отправляются его старые семейные трусы в розовых цветочках. Между прочим, свекровушкин свадебный подарок. Когда в первую брачную ночь выяснилось, что под свадебными брюками моего новоявленного мужа скрываются семейные трусы в трогательный розовый цветочек, с меня разом слетел любовный настрой, я свалилась на скрипучий диван и скорчилась от смеха, суча ногами по белоснежным простыням. Стас обиделся:
– А вот мама сказала, что в первую ночь я буду хорошо выглядеть…
В ящиках письменного стола – обрывки бумаг с неизвестными мне телефонами. Неоплаченные счета. Огрызки карандашей. Ручки, которые не пишут. Мелочь. Моя старая губная помада.
В книжном шкафу пара альбомов с нашими фотографиями: свадебные, из роддома, с поездки на шашлыки. Где-то в книгах наверняка есть заначка. Трясу книжки, все подряд. В глубине шкафа, на одной из полок тонкая полиэтиленовая папка. Достаю из нее черно-белые фотки: Стас и девушка. Девушка полненькая, улыбчивая, ясноглазая. Это его вторая жена. Надо же! А мне клялся, что выбросил их на помойку. Их свадебная фотография. Еще – расслабленная девочка на коленях матери. Боже, неужели у Стаса есть такой ребенок? Я не черствая. Я хотела сохранить свою семью. И считала, что бывшим женам в нашей жизни делать нечего. Но Стас иного мнения. Говорит, что несет ответственность за того, кого породил, даже если не может выносить присутствие своего ребенка – очень больно.
Жену зовут Наташей. Она живет на другом конце Москвы. Я никогда не встречалась с ней. Никогда не разговаривала по телефону. Не видела ее дочь. Но каждый месяц, когда Стас отдает мне деньги, он честно говорит:
– Триста долларов я отвез Наташе.
Наташа копит деньги на операцию. Она хочет счастья своей дочери так же, как я своей. Но я принимаю смиренно эти ежемесячные пожертвования не потому, что хочу счастья чужому ребенку. Я могу сколько угодно закатывать скандалы, и даже побить Стаса, но мои выходки не изменят ЭТО решение Стаса. Он прогнется передо мной в чем угодно, но только не здесь.
Я оставляю фотографии. На всякий случай. В конце концов это не мое прошлое, не мне решать, отправлять ли его на помойку. Пусть дождутся хозяина. Но сам факт мне неприятен.
Заначку я обнаруживаю в доступном месте – в конверте в книге Грэма Грина. Три тысячи долларов. Золотой фонд нашей семьи. Теперь, когда Стаса ограбили, а сам он заболел, денег в нашем доме не предвидится. Что же будет с бизнесом?
У меня голова идет кругом. Слишком много забот разом. Справлюсь ли?
***
Телефон в этот вечер звонит еще раз. На этот раз из милиции – врач сообщил им, что у пациента с амнезией объявилась жена. Любезно просят проехать в отделение. – Я только что с поезда, и не намерена сегодня выходить куда- либо. Поймите мое состояние, – я не склонна к вежливости.
– Я могу подъехать к вам, – говорит милиционер.
Неохотно соглашаюсь, называю адрес. Спускаюсь в магазин за продуктами.
Гость носит звание капитана и должность оперуполномоченного. Его фамилия вызывает у меня смутную улыбку – Квасков. Сам – представительный, серьезный, с оценивающим взглядом, от которого трудно спрятаться, но меня раздражает исходящий от него запах дешевых сигарет. Он прокурен до желтизны. Даже его одежда пахнет табаком. Стараюсь держаться подальше.
Предлагаю кофе и печенье. Квасков охотно соглашается. Судя по тому, как он смотрит на печенье, обедом его не кормили.
Квасков сначала переписывает мои паспортные данные, придирчиво изучает штамп загса, потом сухо рассказывает мне обстоятельства, при которых обнаружили Стаса.
– Чем занимается ваш муж?
– Бизнесом. У него антикварный магазинчик на паях с другом. Так, ничего серьезного.
– Вы знаете, куда он отправился в тот день?
– Спросите у его партнера, Глеба Перфильева. Мне муж о делах почти ничего не рассказывает. Судя по всему, ехал за товаром в Питер, там у него есть какой-то партнер, который скупает на рынках все, что представляется ему ценным.
– Были ли у вашего мужа деньги?
– Разумеется. По словам Глеба, три тысячи долларов.
– Он кому-нибудь рассказывал о предстоящей поездке?
– Не знаю. Мне – нет. Но вообще Стас на язык не воздержан. Мог и сболтнуть лишнего.
– А какие у него отношения с Перфильевым?
– Вот только не надо! – раздражаюсь я. – На кой ляд Перфильеву эти три штуки баксов? Так или иначе, это его собственные деньги.
– Может, между ними возник конфликт, который они не смогли решить мирным путем?.
– Зачем так сложно? Если бы Глеб хотел избавиться от Стаса, что вряд ли, то подкараулил бы его в темном переулке и пырнул бы ножом.
– Почему ножом? – оживляется Квасков.
– Потому что у него нет пистолета.
Потом Квасков пытается выведать у меня, не я ли инициировала нападение на собственного мужа по причине его отказа от развода. Я фыркаю:
– У меня есть желание развестись. Но убить – нет. Простите, не мой профиль.
– И по причине будущего-развода вы живете с дочерью у матери последние полгода?
– И поэтому тоже.
– А еще почему? – настаивает Квасков.
– Потому что с мамой мне удобнее. Муж с головой ушел в бизнес. Он зарабатывает нам на квартиру и операцию дочери.
– Она у вас больна?
– Нет. Я имею в виду его дочь от первого брака.
– Сколько же раз он был женат?
– Два.
Квасков смущенно кхекает, Потом наводит справки о первой жене. Я любезно сообщаю, что и у нее мотивов для убийства бывшего мужа нет. Напротив, ей крайне невыгодна смерть Стаса, – она лишается денег, и притом хороших денег.
Квасков уходит, я обдумываю разговор и цепляюсь за слово «убийство». До меня только доходит, что сегодня Стаса могло бы не быть в живых. И от ужаса сердце проваливает в желудок.
***
Последний звонок в этот сумасшедший день раздается в тот момент, когда я готовлюсь ко сну; стою перед зеркалом в ванной, полусонная, снимаю ватным тампоном макияж.
Это объявилась Дежуля. Примчалась на своей новой «ауди», подаренной папой на день рождения.
Как всегда безапелляционно:
– Я внизу, у подъезда, сейчас поднимусь.
И плевать ей, что я валюсь с ног от усталости.
Смиренно ставлю чайник. Скоро кофе польется у меня из ушей.
Дежуля умирает от любопытства. Я стараюсь быть краткой, рассказывая ей впечатления от встречи со Стасом и визите Кваскова. Дежуля слушает жадно, раскрыв рот, замерев на полувздохе. Для нее моя беда развлечение, приключение из мексиканского сериала. Будет о чем посплетничать в кругу знакомых. А круг этот чрезвычайно широк.
Дежуля – одноклассница Стаса и Глеба. В свое время у нее был роман с Глебом, который, однако, ничем серьезным не закончился. Стороны разошлись с минимальными потерями и спустя время нашли в себе силы для обычного приятельского общения.
Дежуля прекрасно знает первую жену Стаса – Наташу. О Наташе она невысокого мнения, о чем, не стесняясь, в свойственной ей манере, говорила в лицо не только Стасу и Наташе, но всем друзьям. По обрывкам разговоров я уяснила, что Наташа оказалась еще слабее Стаса. Он подобрал ее из семьи алкоголиков, и она была благодарна ему за любовь и ласку, но, как злословила Дежуля, Стас искал себе мамочку, а нашел дочку.
Впрочем, и Стаса приятельница не жаловала. Однажды за длинный язык Дежулю отлучили от дома, но развод Стаса снова открыл ей двери. Я как-то пошутила, что Дежуля мне досталась по наследству от первой жены. Стаса шутка покоробила, сама Дежуля долго потешалась: ты недалека от истины, когда-то мы с Наташей были в приятельских отношениях.
– Зачем ты ее приваживаещь? – спросил однажды Стас. – Она подлая. Сдаст тебя со всеми потрохами просто так, под настроение. Подруг надо выбирать очень тщательно.
– Твой Глеб ничем не лучше, – возмутилась я. – Такой же меленький и подленький.
– У нас деловые интересы.
– А у нас чисто женские, – отбилась я.
– Она может сделать тебе больно.
– Как? – удивилась я. – У меня нет ничего, что можно была бы отобрать.
– А вдруг есть, просто ты об этом не знаешь? – вдруг спросил Стас.
Сегодня мне кажется, что он намекал на себя.
Когда я, наконец, завершаю свай отчет о событиях прошедшего дня, Дежуля облегченно выдыхает:
– И что ты намерена делать?
– Не знаю, – осторожно говорю я.
– По-моему, ты хотела развестись, – напоминает она.
– Не сейчас.
– Почему? – удивляется она. – Кто он тебе теперь? Чужой мужик.
– Я с ним три года под одной крышей прожила.
– Жалость еще ни один брак не спасла.
– При чем тут жалость? – раздражаюсь я. – Элементарная порядочность. Он меня кормил, поил три года, а теперь я его пинком под зад: иди отсюда, калека?
– Может, он еще вспомнит, – обнадеживает Дежуля, внимательно глядя мне в лицо. Я вижу свое отражение в ее зеленых радужках, и это кажется символичным: там, за черными зрачками моей приятельницы – пустота. Все, на что она способна, отражать меня. Впрочем, это обман. Дежуля не так проста, как кажется.
– В мире нет ничего невозможного, – соглашаюсь я.
Дежуля морщит лоб:
– Света, а Наташа еще не в курсе?
– Нет.
– Может, стоит ей сообщить?
Я чувствую смутную угрозу.
– Не стоит. Сначала мы разберемся в своих отношениях, а потом можно будет сообщить Наташе.
– Ну, на это не стоит надеяться: о Наташе Стасу могут рассказать и мама, и Глеб.
– Чему быть того не миновать, но мне будет лучше, если ты промолчишь. Ты же моя подруга.
– Как скажешь, как скажешь, – соглашается Дежуля. Но что-то в ее тоне меня настораживает…
***
Стас со мной не разговаривает. Только вежливо здоровается. Мы просто сидим молча в палате. На его лице написано отвращение к жизни. Врач сказал, что скоро Стас поправится и его можно будет забрать" домой.
Тупик.
Что я буду делать с ним дома? Кормить с ложечки?
Надо что-то решать и при этом брать ответственность за принятое решение на свои плечи. Но я боюсь, что допущу ошибку. Единственный способ свалить с себя этот груз – посоветоваться с матерью. Может, она примет решение за меня. Это, конечно, трусость, но я по-прежнему растеряна, и выслушать меня так серьезно и внимательно кроме матери некому.
Собралась с духом, позвонила домой. Подробно и обстоятельно рассказала матери события последних дней. Она слушает, изредка многозначительно вздыхая. На фоне ее молчания – веселый визг Катюшки.
– Мам, что мне делать? – говорю я наконец.
– Ты просишь моего советами?
– Да.
– Да всю жизнь от моих советов бегаешь!
– Теперь готова выслушать. Что мне делать?
– Поступить по совести.
– Это как?
– Это так, как ты считаешь нужным.
– А я не уверена, что приму правильное решение.
– Даже если неправильное, оно будет твоим.
– А ты примешь его, мое решение? Ты меня поддержишь?
– А куда я денусь? – удивляется мама. – К несчастью, ты все же моя дочь.
– Мам, ты по-прежнему думаешь, что он – не моя судьба?
Мама молчит, обдумывая ответ. Потом говорит:
– Нет, наверное, все же не твоя.
– Почему?
– Он уже был женат, в той семье остался ребенок-инвалид.
– Что ж, разведенный мужчина не имеет права на новый брак?
– В такой ситуации – нет.
– В какой «такой»?
– Ты знаешь, у меня нет причин ненавидеть Стаса. Нет причин и любить его. Я воспринимаю его как факт. Конечно, он твой муж, но ведь я имею право на личное мнение! И оно таково: твой Стас – безответственный безнравственный сопливый мальчишка. И я не понимаю, как ты могла выйти замуж за него!
– Ладно, я все поняла, можешь не продолжать дальше.
– Нет, потерпи! Возможно, у нас в ближайшем будущем не будет повода для откровений. Света, ты хоть раз всерьез думала о его первом браке? Он бросил Наташу и дочь в тяжелую минуту. Повернулся и ушел, он, видите ли, не в силах видеть страдания ребенка! А Наташа в силах?! Он взвалил всю ношу на плечи жены. Был бы мужиком остался бы с ними.
– Но ведь он каждый месяц возит им такие деньги!
– Милая, а ты не думаешь, что им там нужны не деньги, а отец, муж? Чтобы мужик в доме был, которому можно было бы не только в жилетку плакаться, но бремя ответственности на его плечи возложить. Чтобы помощник был в доме и защитник. Ь твой Стас сбежал, поджав хвост. И ребенка предал, и жену. И тебя предаст однажды. Слишком слабый, слишком зависимый от чужого мнения.
– Но ведь он – человек, он имеет право на счастье! Неужели ему нужно приковать себя к больному ребенку?
– Вот этого я и не понимаю: как можно быть счастливым, кого-то предав? Почему-то его жена за новым счастьем не побежала.
– С нее спрос другой, она – мать.
– Да, это беда нашего времени. Женщина отвечает в семье за все, мужчина – ни за что. Света, у вашего поколения какое-то извращенное представление о семье. Для вас брак – в первую очередь секс или какие-то удовольствия. Впрочем, какой пример я могла тебе преподать? Моя семейная жизнь тоже не сложилась. Правда, по другим причинам…
– По каким?
Мать замялась. Она не любила вспоминать подробности развода. И вообще не любила вспоминать, что была когда-то замужем. Это было мне понятным: кому нравится вспоминать свои ошибки?
– Я слишком много хотела от твоего отца. Решила, что могу переделать взрослого человека. Мол, возьму, отсеку все лишнее, и получится то, что я хочу. А он не хотел переделываться… Ну, это ошибки воспитания моей матери. Я почему-то была уверена, что ты моих ошибок не повторишь. Мне и в голову не могло прийти, что ты наляпаешь своих собственных…
– А он, он был твоей судьбой? – я возвращаю мать к любопытной, обычной закрытой в нашей семье теме – отце.
– Конечно, был, – не задумываясь, отвечает мать. – Иначе бы я давно связала бы свою жизнь с другим человеком. Но твоего отца невозможно заменить, а на копии я не согласна… К сожалению, как показывает мой жизненный опыт, что имеем, то не ценим…
– Стас серьезно болен, – осторожно говорю я. – Подло бросать его в такое время. Это, если по совести.
– Вот и не бросай, – вдруг говорит мама.
Я ошарашена:
– Мама, недавно ты была обеими руками за развод.
– Тогда были другие обстоятельства.
– Но если он – не моя судьба, зачем я трачу на него время?
– Затем, что надо быть человеком, а не подлой тварью. Стас много сделал для тебя и Катюшки. Правда, это не то, что я бы хотела видеть от него, но все же…
1 2 3 4 5 6 7 8 9