и даже леди Бертрам эти ужасы не оставляли равнодушной, и, случалось, она поднимала глаза от своего рукоделья и говорила: «Боже мой! Как неприятно. И как же это людям охота отправляться в плаванье».
С иным чувством слушал рассказы Уильяма Генри Крофорд. Вот бы ему тоже побывать в море и столько же увидеть, совершить, перестрадать. Сердце его разгорячилось, воображение разыгралось, и юноша, который, не достигши и двадцати лет, прошел чрез такие телесные тяготы и душевные испытания, вызывал у него величайшее уважение. Перед сияньем героизма, деятельности, неутомимости, выносливости его себялюбивая привычка потворствовать своим слабостям выглядела постыдно и жалко; и, недовольный собою, он желал бы оказаться неким Уильямом Прайсом и, обладая таким же чувством собственного достоинства и счастливым рвением, отличиться, собственным трудом достичь богатства и положения.
Желанье это было скорее нетерпеливым, чем стойким. От раздумий о прошлом и вызванных ими сожалений Крофорда пробудил вопрос Эдмунда о планах на завтрашнюю охоту, и он нашел, что нисколько не хуже быть богатым с самого начала жизни и иметь в своем распоряжении лошадей и конюхов. В одном отношении это даже лучше, ибо позволяет, если возникнет такое желание, оказать кому-нибудь услугу. При свойственном Уильяму задоре, храбрости и любознательности, он не прочь был поохотиться, и Крофорд без малейшего для себя неудобства мог предоставить в его распоряжение верховую лошадь, надобно было лишь преодолеть колебания сэра Томаса, который лучше племянника знал цену подобному одолжению, да развеять опасения Фанни. Она боялась за Уильяма; и сколько бы он ни рассказывал, как часто ездил верхом в разных странах, как вместе с другими верхом поднимался в горы, какие доставались ему необъезженные лошади и мулы и как он ухитрялся избегать страшных падений, ничто ее не убеждало, что он сумеет справиться с породистым гунтером во время охоты на лисицу; и так же, пока Уильям не вернулся здоровый и невредимый, избежав несчастного случая и позора, не могла она примириться с риском или испытать толику благодарности к Крофорду, на которую он с полным правом рассчитывал, за то, что одолжил ее брату лошадь. Однако ж, когда оказалось, что Уильяму это не причинило никакого вреда, Фанни признала это любезностью и в ту минуту, когда лошадь опять была предложена брату, даже наградила владельца улыбкою; а в следующую минуту с величайшей сердечностью, да так, что отказаться было невозможно, Крофорд передал лошадь в распоряжение Уильяма на все то время, пока тот пробудет в Нортгемптоншире.
Глава 7
В эту пору два семейства встречались почти так же часто, как осенью, на что ни один из членов прежнего общества не смел и надеяться. Во многом этому способствовало возвращенье Генри Крофорда и приезд Уильяма Прайса, но во многом тому была причиною терпимость, с какою сэр Томас принимал усилия пастора поддерживать добрососедские отношения. Не обремененный более заботами, которые вначале не давали ему покою, теперь, когда душа его была свободна, он согласился, что Гранты и их молодежь и вправду заслуживают того, чтоб у них бывать; и хотя у него и в мыслях не было строить планы или замышлять суливший выгоды брак для кого-либо из дорогой его сердцу молодежи, к которому могли привести эти постоянные встречи, и презирал подобную предусмотрительность, почитая ее унизительной, он не мог не замечать, правда, лишь в общем, не придавая этому значения, что мистер Крофорд особо отличает его племянницу, не мог, вероятно (но не отдавал себе в том отчета), и удержаться от того, чтоб тем охотнее отвечать согласием на приглашения Грантов.
Однако, когда после многих споров и многих сомнений — «Ведь сэр Томас, кажется, к нам не расположен, а леди Бертрам так тяжела на подъем!» — Гранты наконец отважились на такое приглашение, готовность, с какою сэр Томас согласился отобедать в пасторате вместе со всей семьею, была вызвана только воспитанностью и доброжелательностью и не имела касательства к мистеру Крофорду, который в его глазах был всего лишь одним из членов этой милой семьи, и только во время этого визита ему впервые пришло в голову, что кто-либо из тех, кто склонен к подобного рода праздным наблюдениям, пожалуй, счел бы Крофорда поклонником Фанни Прайс.
По ощущенью всех присутствовавших встреча оказалась весьма приятная; собралось как раз столько, сколько надобно, любителей поговорить и любителей послушать, а что до самого обеда, он, как всегда у Грантов, был изыскан и обилен, совершенно таков, к каким все привыкли, и потому ни у кого, кроме тетушки Норрис, не вызвал никаких чувств, она же не могла спокойно видеть множество кушаний, которыми был уставлен огромный стол, поминутно ждала какого-нибудь подвоха от слуг, проходящих у ней за спиною, и вынесла некое весьма свежее убежденье, что при таком множестве блюд какое-нибудь уж непременно остынет.
Как заранее предполагали миссис Грант и ее сестра, вечером, когда составилась партия в вист, осталось достаточно народу для какой-нибудь карточной игры, где каждый играет за себя, и, как всегда в подобных случаях, все с готовностию согласились, поскольку иного выбора у них не было. Недолго думая, решили играть в «спекуляцию»; и леди Бертрам скоро оказалась в тяжелейшем положении, поскольку ей предложили самой выбрать, во что она хочет играть, предпочтет ли вист или нет. Она заколебалась. По счастью, рядом был сэр Томас.
— Чем мне заняться, сэр Томас? Вистом или «спекуляцией» — что меня более развлечет?
На миг задумавшись, сэр Томас присоветовал «спекуляцию». Сам он собирался играть в вист и, должно быть, почувствовал, что, имея ее партнером, не очень и развлечется.
— Прекрасно, — ответила ее светлость, очень довольная. — Тогда, пожалуйста, «спекуляция», миссис Грант. Я совсем ее не знаю, но Фанни меня научит.
Тут, однако ж, вмешалась Фанни, с тревогой объявив о своем полном неведении: она в жизни не играла в эту игру и не видела, как в нее играют; и леди Бертрам опять было заколебалась, но все принялись ее уверять, что нет ничего проще, что это самая простая карточная игра, а Генри Крофорд самым серьезным образом стал просить у ней позволения сесть между ее светлостью и мисс Прайс и учить их обеих, и тогда все образовалось; сэр Томас, миссис Норрис, доктор и миссис Грант — само превосходство ума и чувство собственного достоинства — сели за один стол, а оставшихся шестерых мисс Крофорд рассадила за другим. Генри Крофорд, к его удовольствию, был посажен подле Фанни и оказался занят по горло, поскольку должен был распоряжаться картами двух игроков, как, разумеется, и своими собственными, ибо, хотя Фанни в первые же три минуты отлично овладела правилами игры, ему надо было еще ободрять ее, разжигать в ней жадность, ожесточать сердце, что было нелегко, в особенности же когда ей предстояло играть против Уильяма; а что до леди Бертрам, ему пришлось весь вечер быть в ответе за ее репутацию и удачу; в самом начале игры он успел помешать ей заглянуть в ее карты, и уже до самого конца ему пришлось каждый раз подсказывать ей, что с ними делать.
Он был отменно настроен, действовал со счастливой легкостью и превосходил всех прочих живостью, находчивостью и игровой дерзостию, что делало честь игре; и круглый стол был весьма отраден своим несходством с чопорной сдержанностью и степенной молчаливостью игроков в вист.
Дважды сэр Томас справлялся, довольна ли и успешно ли играет его благоверная, но
тщетно: никакой паузы не могло хватить для его обстоятельной манеры разговора; и об успехах леди Бертрам мало что было известно до тех пор, пока после окончания первого роббера миссис Грант не подошла к ней и не поинтересовалась:
— Надеюсь, ваша милость довольна игрою.
— О да, конечно! Право, очень занимательно. Престранная игра. Я так и не знаю, в чем она состоит. Я только не должна заглядывать в свои карты, а все остальное делает мистер Крофорд.
— Бертрам, — сказал Крофорд немного погодя, улучив минуту затишья в игре. — Я вам еще не рассказал, что со мной произошло вчера, когда я возвращался домой. — Накануне они вместе охотились, и в разгар гона, на изрядном расстоянии от Мэнсфилда, когда оказалось, что его лошадь потеряла подкову, Генри Крофорд был вынужден прервать охоту и постараться доехать до дому. — Я вам говорил, что, проехав старую крестьянскую усадьбу, где растут тисы, я заблудился, а все оттого, что терпеть не могу спрашивать дорогу; но я вам не говорил, что мне, по обыкновению, повезло, — со мною всегда так: стоит мне в чем-то промахнуться, и промах непременно обернется выигрышем, — ехал я, ехал, и приехал как раз туда, где мне давно любопытно было побывать. Поворотил я за край бугристого поля и очутился посреди уединенной деревушки; вокруг пологие холмы, путь мне преграждает узкий ручей, который надобно перейти вброд, справа, на эдаком пригорке, стоит церковь, для подобного места поразительно большая и внушительная, и никакого дома вроде господского, только вблизи того пригорка с церковью виднеется один — скорее всего пасторат. Короче говоря, я оказался в Торнтон Лейси.
— Похоже на то, — сказал Эдмунд. — Но в какую сторону вы поворотили, когда миновали усадьбу Сиуэла?
— Никогда не отвечаю на такие коварные неуместные вопросы, но. даже если б я и стал отвечать на все, о чем вы могли бы спрашивать добрый час. все равно вы б мне не доказали, что это не Торнтон Лейси. потому что это был именно Торнтон Лейси.
— Значит, вы кого-то спросили?
— Нет, я никогда не спрашиваю. Но я сказал какому-то человеку, который чинил живую изгородь, что это Торнтон Лейси, и он согласился.
— У вас хорошая память. Я и забыл, что так много рассказывал вам об том месте.
В Торнтон Лейси ему предстояло вскорости поселиться, как было отлично известно мисс Крофорд; и она тем усиленней заинтересовалась покупкою билета Уильяма Прайса.
— И как же вам понравилось то, что вы увидели? — продолжал Эдмунд.
— Очень даже понравилось. Счастливчик вы. Там хватит работы на пять лет, до того, как он станет пригоден для жилья.
— Нет-нет, все совсем не так плохо. Скотный двор необходимо перенести, согласен. Но больше, по-моему, ничего не надобно. Дом совсем неплохой, и, когда скотный двор не будет его загораживать, к нему откроется вполне приемлемый подъезд.
— Скотный двор надобно убрать и на его месте насадить деревья, чтоб не видна была кузница. Фасад дома следует повернуть с севера на восток, чтобы главный вход и основные комнаты обращены были на восток, где вид и вправду прелестный. Это, без сомненья, можно сделать. Вот с той стороны и должен быть подъезд, через теперешний сад. А на теперешних задах дома надобно насадить новый сад — он будет очень красив, будет полого спускаться на юго-восток. Склон этот как будто нарочно для того и предназначен. Я проехал пятьдесят ярдов по аллее от церкви к дому, хотел все получше рассмотреть, и представил, как это можно переустроить. Нет ничего проще. Луга за будущим садом и за теперешним, что тянутся вдоль аллеи, на которой я стоял, и, изгибаясь, поворачивают к главной дороге, идущей через деревню, их все, конечно же, надобно объединить; луга прелестные, красиво перемежаются купами деревьев. Они, верно, принадлежат приходу. А если нет, вам следует их приобрести. Теперь о ручье — что-то с ним надобно делать, но что, я пока не решил. Есть у меня две-три идеи.
— Есть и у меня две-три идеи, — сказал Эдмунд. — И одна из них, что лишь очень немногое из того, что вы предложили касательно Торнтон Лейси, претворится в жизнь. Мне следует удовольствоваться куда меньшей красотою и украшением. Я думаю, дом и прилегающие к нему земли можно сделать удобными и придать им вид жилища джентльмена без особых затрат, и этого должно быть довольно; и, я надеюсь, этого будет довольно всем тем, кому я дорог.
Тон Эдмунда и мимолетный взгляд, брошенный на мисс Крофорд, когда он выразил эту надежду, вызвал у ней подозренье и досаду, и она поспешно закончила сдавать Уильяму Прайсу и, за чрезмерно дорогую цену оставив у себя валета, воскликнула:
— Вот, ставлю на карту последнее, как и положено решительной женщине. Холодная рассудительность не для меня. Я не из тех, кто сидит сложа руки. Если я проиграю игру, так не оттого, что не боролась за победу.
Она выиграла, но заплатила за победу слишком дорого. Вновь начали сдавать карты, и Крофорд опять заговорил о Торнтон Лейси.
— Мой план, возможно, не самый лучший. У меня недостало времени. Но сделать там надобно немало. Торнтон Лейси того заслуживает, и, если вы сделаете много меньше того, что можно было бы там сделать, вы будете не удовлетворены. (Простите, ваша милость, вам не следует заглядывать в карты. Вот так, пусть просто лежат перед вами.) Дом того заслуживает, Бертрам. Вы говорите, ему надобно придать вид усадьбы джентльмена. Этого можно достичь, избавившись от скотного двора, потому что, если б не эта чудовищная помеха, я в жизни не видел, чтоб от подобного дома исходило бы такое благородство, чтоб он так выгодно отличался от обыкновенного пастората, от жилища людей с доходом в несколько сотен в год. Не какие-нибудь отдельные комнатушки с низкими потолками, где крыш столько ж, сколько окошек, — не стиснутый по-плебейски квадратный арендаторский дом, нет, это дом просторный, он весь составляет единое целое, видом своим напоминает особняк, жилище почтенного семейства, которое живет в нем из поколения в поколение, по крайней мере, лет двести и сейчас располагает двумя-тремя тысячами в год. — Мисс Крофорд слушала, а Эдмунд согласно кивнул. — И потому, что там ни делай, он все равно будет выглядеть жилищем джентльмена. Но он может стать значительнее, лучше. (Дай-ка я взгляну, Мэри. Леди Бертрам дает дюжину за эту королеву. Нет-нет, дюжины она не стоит. Леди Бертрам не дает дюжину. Ей нечем будет ответить. Продолжайте, продолжайте.) Усовершенствованиями, которые я предложил, его можно еще более облагородить (я вовсе не настаиваю, чтоб вы следовали моему плану, хотя, между прочим, сомневаюсь, что кто-нибудь придумает лучший). Его можно превратить в настоящий загородный дом. Благодаря разумным усовершенствованиям он из жилища джентльмена станет жилищем человека образованного, современного, со вкусом, с хорошим знакомством. Все это может отпечататься на нем; и дом приобретет такой вид, что каждый проезжий станет почитать его хозяина крупным землевладельцем, тем более что нет поблизости настоящей дворянской усадьбы, которая могла бы с ним соперничать; обстоятельство, которое, между нами говоря, делает тем драгоценней такое местоположение с точки зрения привилегий и независимости. Вы-то, надеюсь, согласны, — сказал он мягче, поворотясь к Фанни. — Вы там были?
Фанни ответила коротким «нет» и попыталась прикрыть свой интерес к сему предмету пристальным вниманием, с которым стала следить за братом, а он изо всех сил старался навязать ей невыгодную сделку, провести ее, но Крофорд продолжал:
— Нет, нет, вам не следует расставаться с королевой. Вы дали за нее слишком большую цену, а ваш брат предлагает вам меньше половины. Нет-нет, сэр, руки прочь, руки прочь, ваша сестра не отдает королеву. Она уже решила. Вы выиграете, — продолжал он, снова поворотясь к Фанни, — без сомненья, выиграете.
— А Фанни предпочла бы, чтоб выиграл Уильям, — сказал Эдмунд, улыбнувшись ей. — Бедная Фанни! Ей не дали сплутовать не в свою пользу, а ей так хотелось!
— Мистер Бертрам, — сказала мисс Крофорд несколько минут спустя, — Генри такой превосходный советчик по части усовершенствований, что, если вы станете затевать что-нибудь такое в Торнтон Лейси, вам без его помощи не обойтись. Только подумать, как он оказался полезен в Созертоне! Только подумать, какие там затеяли огромные перемены благодаря тому, что он поехал с нами туда однажды жарким августовским днем, чтоб осмотреть парк, — только вспомнить, как заиграл всеми красками его талант. Мы съездили туда и воротились домой, а уж что там было придумано, никакими словами не передать!
Взгляд Фанни, печальный, даже укоризненный, на миг обратился на Крофорда, но, встретясь с ним взглядом, она тотчас отвела глаза. Что-то поняв, он посмотрел на сестру, покачал головою и со смехом ответил:
— Не так уж и много в Созертоне было придумано, но день был такой жаркий, и мы все ходили в поисках друг друга, сбитые с толку. — Как только он смог укрыться за общим говором, он прибавил тихонько, обращаясь к одной только Фанни: — Мне было б жаль, если б вы судили о моих способностях строить планы по тому дню в Созертоне. Сейчас я все вижу по-иному. Не думайте, будто я такой, каким представился вам тогда.
Тетушка Норрис услыхала слово «Созертон» в минуту счастливого отдыха после решающей взятки, которая ей досталась благодаря их с сэром Томасом искусной игре против козырей, находящихся на руках у доктора и миссис Грант, и, весьма тем обрадованная, воскликнула:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53
С иным чувством слушал рассказы Уильяма Генри Крофорд. Вот бы ему тоже побывать в море и столько же увидеть, совершить, перестрадать. Сердце его разгорячилось, воображение разыгралось, и юноша, который, не достигши и двадцати лет, прошел чрез такие телесные тяготы и душевные испытания, вызывал у него величайшее уважение. Перед сияньем героизма, деятельности, неутомимости, выносливости его себялюбивая привычка потворствовать своим слабостям выглядела постыдно и жалко; и, недовольный собою, он желал бы оказаться неким Уильямом Прайсом и, обладая таким же чувством собственного достоинства и счастливым рвением, отличиться, собственным трудом достичь богатства и положения.
Желанье это было скорее нетерпеливым, чем стойким. От раздумий о прошлом и вызванных ими сожалений Крофорда пробудил вопрос Эдмунда о планах на завтрашнюю охоту, и он нашел, что нисколько не хуже быть богатым с самого начала жизни и иметь в своем распоряжении лошадей и конюхов. В одном отношении это даже лучше, ибо позволяет, если возникнет такое желание, оказать кому-нибудь услугу. При свойственном Уильяму задоре, храбрости и любознательности, он не прочь был поохотиться, и Крофорд без малейшего для себя неудобства мог предоставить в его распоряжение верховую лошадь, надобно было лишь преодолеть колебания сэра Томаса, который лучше племянника знал цену подобному одолжению, да развеять опасения Фанни. Она боялась за Уильяма; и сколько бы он ни рассказывал, как часто ездил верхом в разных странах, как вместе с другими верхом поднимался в горы, какие доставались ему необъезженные лошади и мулы и как он ухитрялся избегать страшных падений, ничто ее не убеждало, что он сумеет справиться с породистым гунтером во время охоты на лисицу; и так же, пока Уильям не вернулся здоровый и невредимый, избежав несчастного случая и позора, не могла она примириться с риском или испытать толику благодарности к Крофорду, на которую он с полным правом рассчитывал, за то, что одолжил ее брату лошадь. Однако ж, когда оказалось, что Уильяму это не причинило никакого вреда, Фанни признала это любезностью и в ту минуту, когда лошадь опять была предложена брату, даже наградила владельца улыбкою; а в следующую минуту с величайшей сердечностью, да так, что отказаться было невозможно, Крофорд передал лошадь в распоряжение Уильяма на все то время, пока тот пробудет в Нортгемптоншире.
Глава 7
В эту пору два семейства встречались почти так же часто, как осенью, на что ни один из членов прежнего общества не смел и надеяться. Во многом этому способствовало возвращенье Генри Крофорда и приезд Уильяма Прайса, но во многом тому была причиною терпимость, с какою сэр Томас принимал усилия пастора поддерживать добрососедские отношения. Не обремененный более заботами, которые вначале не давали ему покою, теперь, когда душа его была свободна, он согласился, что Гранты и их молодежь и вправду заслуживают того, чтоб у них бывать; и хотя у него и в мыслях не было строить планы или замышлять суливший выгоды брак для кого-либо из дорогой его сердцу молодежи, к которому могли привести эти постоянные встречи, и презирал подобную предусмотрительность, почитая ее унизительной, он не мог не замечать, правда, лишь в общем, не придавая этому значения, что мистер Крофорд особо отличает его племянницу, не мог, вероятно (но не отдавал себе в том отчета), и удержаться от того, чтоб тем охотнее отвечать согласием на приглашения Грантов.
Однако, когда после многих споров и многих сомнений — «Ведь сэр Томас, кажется, к нам не расположен, а леди Бертрам так тяжела на подъем!» — Гранты наконец отважились на такое приглашение, готовность, с какою сэр Томас согласился отобедать в пасторате вместе со всей семьею, была вызвана только воспитанностью и доброжелательностью и не имела касательства к мистеру Крофорду, который в его глазах был всего лишь одним из членов этой милой семьи, и только во время этого визита ему впервые пришло в голову, что кто-либо из тех, кто склонен к подобного рода праздным наблюдениям, пожалуй, счел бы Крофорда поклонником Фанни Прайс.
По ощущенью всех присутствовавших встреча оказалась весьма приятная; собралось как раз столько, сколько надобно, любителей поговорить и любителей послушать, а что до самого обеда, он, как всегда у Грантов, был изыскан и обилен, совершенно таков, к каким все привыкли, и потому ни у кого, кроме тетушки Норрис, не вызвал никаких чувств, она же не могла спокойно видеть множество кушаний, которыми был уставлен огромный стол, поминутно ждала какого-нибудь подвоха от слуг, проходящих у ней за спиною, и вынесла некое весьма свежее убежденье, что при таком множестве блюд какое-нибудь уж непременно остынет.
Как заранее предполагали миссис Грант и ее сестра, вечером, когда составилась партия в вист, осталось достаточно народу для какой-нибудь карточной игры, где каждый играет за себя, и, как всегда в подобных случаях, все с готовностию согласились, поскольку иного выбора у них не было. Недолго думая, решили играть в «спекуляцию»; и леди Бертрам скоро оказалась в тяжелейшем положении, поскольку ей предложили самой выбрать, во что она хочет играть, предпочтет ли вист или нет. Она заколебалась. По счастью, рядом был сэр Томас.
— Чем мне заняться, сэр Томас? Вистом или «спекуляцией» — что меня более развлечет?
На миг задумавшись, сэр Томас присоветовал «спекуляцию». Сам он собирался играть в вист и, должно быть, почувствовал, что, имея ее партнером, не очень и развлечется.
— Прекрасно, — ответила ее светлость, очень довольная. — Тогда, пожалуйста, «спекуляция», миссис Грант. Я совсем ее не знаю, но Фанни меня научит.
Тут, однако ж, вмешалась Фанни, с тревогой объявив о своем полном неведении: она в жизни не играла в эту игру и не видела, как в нее играют; и леди Бертрам опять было заколебалась, но все принялись ее уверять, что нет ничего проще, что это самая простая карточная игра, а Генри Крофорд самым серьезным образом стал просить у ней позволения сесть между ее светлостью и мисс Прайс и учить их обеих, и тогда все образовалось; сэр Томас, миссис Норрис, доктор и миссис Грант — само превосходство ума и чувство собственного достоинства — сели за один стол, а оставшихся шестерых мисс Крофорд рассадила за другим. Генри Крофорд, к его удовольствию, был посажен подле Фанни и оказался занят по горло, поскольку должен был распоряжаться картами двух игроков, как, разумеется, и своими собственными, ибо, хотя Фанни в первые же три минуты отлично овладела правилами игры, ему надо было еще ободрять ее, разжигать в ней жадность, ожесточать сердце, что было нелегко, в особенности же когда ей предстояло играть против Уильяма; а что до леди Бертрам, ему пришлось весь вечер быть в ответе за ее репутацию и удачу; в самом начале игры он успел помешать ей заглянуть в ее карты, и уже до самого конца ему пришлось каждый раз подсказывать ей, что с ними делать.
Он был отменно настроен, действовал со счастливой легкостью и превосходил всех прочих живостью, находчивостью и игровой дерзостию, что делало честь игре; и круглый стол был весьма отраден своим несходством с чопорной сдержанностью и степенной молчаливостью игроков в вист.
Дважды сэр Томас справлялся, довольна ли и успешно ли играет его благоверная, но
тщетно: никакой паузы не могло хватить для его обстоятельной манеры разговора; и об успехах леди Бертрам мало что было известно до тех пор, пока после окончания первого роббера миссис Грант не подошла к ней и не поинтересовалась:
— Надеюсь, ваша милость довольна игрою.
— О да, конечно! Право, очень занимательно. Престранная игра. Я так и не знаю, в чем она состоит. Я только не должна заглядывать в свои карты, а все остальное делает мистер Крофорд.
— Бертрам, — сказал Крофорд немного погодя, улучив минуту затишья в игре. — Я вам еще не рассказал, что со мной произошло вчера, когда я возвращался домой. — Накануне они вместе охотились, и в разгар гона, на изрядном расстоянии от Мэнсфилда, когда оказалось, что его лошадь потеряла подкову, Генри Крофорд был вынужден прервать охоту и постараться доехать до дому. — Я вам говорил, что, проехав старую крестьянскую усадьбу, где растут тисы, я заблудился, а все оттого, что терпеть не могу спрашивать дорогу; но я вам не говорил, что мне, по обыкновению, повезло, — со мною всегда так: стоит мне в чем-то промахнуться, и промах непременно обернется выигрышем, — ехал я, ехал, и приехал как раз туда, где мне давно любопытно было побывать. Поворотил я за край бугристого поля и очутился посреди уединенной деревушки; вокруг пологие холмы, путь мне преграждает узкий ручей, который надобно перейти вброд, справа, на эдаком пригорке, стоит церковь, для подобного места поразительно большая и внушительная, и никакого дома вроде господского, только вблизи того пригорка с церковью виднеется один — скорее всего пасторат. Короче говоря, я оказался в Торнтон Лейси.
— Похоже на то, — сказал Эдмунд. — Но в какую сторону вы поворотили, когда миновали усадьбу Сиуэла?
— Никогда не отвечаю на такие коварные неуместные вопросы, но. даже если б я и стал отвечать на все, о чем вы могли бы спрашивать добрый час. все равно вы б мне не доказали, что это не Торнтон Лейси. потому что это был именно Торнтон Лейси.
— Значит, вы кого-то спросили?
— Нет, я никогда не спрашиваю. Но я сказал какому-то человеку, который чинил живую изгородь, что это Торнтон Лейси, и он согласился.
— У вас хорошая память. Я и забыл, что так много рассказывал вам об том месте.
В Торнтон Лейси ему предстояло вскорости поселиться, как было отлично известно мисс Крофорд; и она тем усиленней заинтересовалась покупкою билета Уильяма Прайса.
— И как же вам понравилось то, что вы увидели? — продолжал Эдмунд.
— Очень даже понравилось. Счастливчик вы. Там хватит работы на пять лет, до того, как он станет пригоден для жилья.
— Нет-нет, все совсем не так плохо. Скотный двор необходимо перенести, согласен. Но больше, по-моему, ничего не надобно. Дом совсем неплохой, и, когда скотный двор не будет его загораживать, к нему откроется вполне приемлемый подъезд.
— Скотный двор надобно убрать и на его месте насадить деревья, чтоб не видна была кузница. Фасад дома следует повернуть с севера на восток, чтобы главный вход и основные комнаты обращены были на восток, где вид и вправду прелестный. Это, без сомненья, можно сделать. Вот с той стороны и должен быть подъезд, через теперешний сад. А на теперешних задах дома надобно насадить новый сад — он будет очень красив, будет полого спускаться на юго-восток. Склон этот как будто нарочно для того и предназначен. Я проехал пятьдесят ярдов по аллее от церкви к дому, хотел все получше рассмотреть, и представил, как это можно переустроить. Нет ничего проще. Луга за будущим садом и за теперешним, что тянутся вдоль аллеи, на которой я стоял, и, изгибаясь, поворачивают к главной дороге, идущей через деревню, их все, конечно же, надобно объединить; луга прелестные, красиво перемежаются купами деревьев. Они, верно, принадлежат приходу. А если нет, вам следует их приобрести. Теперь о ручье — что-то с ним надобно делать, но что, я пока не решил. Есть у меня две-три идеи.
— Есть и у меня две-три идеи, — сказал Эдмунд. — И одна из них, что лишь очень немногое из того, что вы предложили касательно Торнтон Лейси, претворится в жизнь. Мне следует удовольствоваться куда меньшей красотою и украшением. Я думаю, дом и прилегающие к нему земли можно сделать удобными и придать им вид жилища джентльмена без особых затрат, и этого должно быть довольно; и, я надеюсь, этого будет довольно всем тем, кому я дорог.
Тон Эдмунда и мимолетный взгляд, брошенный на мисс Крофорд, когда он выразил эту надежду, вызвал у ней подозренье и досаду, и она поспешно закончила сдавать Уильяму Прайсу и, за чрезмерно дорогую цену оставив у себя валета, воскликнула:
— Вот, ставлю на карту последнее, как и положено решительной женщине. Холодная рассудительность не для меня. Я не из тех, кто сидит сложа руки. Если я проиграю игру, так не оттого, что не боролась за победу.
Она выиграла, но заплатила за победу слишком дорого. Вновь начали сдавать карты, и Крофорд опять заговорил о Торнтон Лейси.
— Мой план, возможно, не самый лучший. У меня недостало времени. Но сделать там надобно немало. Торнтон Лейси того заслуживает, и, если вы сделаете много меньше того, что можно было бы там сделать, вы будете не удовлетворены. (Простите, ваша милость, вам не следует заглядывать в карты. Вот так, пусть просто лежат перед вами.) Дом того заслуживает, Бертрам. Вы говорите, ему надобно придать вид усадьбы джентльмена. Этого можно достичь, избавившись от скотного двора, потому что, если б не эта чудовищная помеха, я в жизни не видел, чтоб от подобного дома исходило бы такое благородство, чтоб он так выгодно отличался от обыкновенного пастората, от жилища людей с доходом в несколько сотен в год. Не какие-нибудь отдельные комнатушки с низкими потолками, где крыш столько ж, сколько окошек, — не стиснутый по-плебейски квадратный арендаторский дом, нет, это дом просторный, он весь составляет единое целое, видом своим напоминает особняк, жилище почтенного семейства, которое живет в нем из поколения в поколение, по крайней мере, лет двести и сейчас располагает двумя-тремя тысячами в год. — Мисс Крофорд слушала, а Эдмунд согласно кивнул. — И потому, что там ни делай, он все равно будет выглядеть жилищем джентльмена. Но он может стать значительнее, лучше. (Дай-ка я взгляну, Мэри. Леди Бертрам дает дюжину за эту королеву. Нет-нет, дюжины она не стоит. Леди Бертрам не дает дюжину. Ей нечем будет ответить. Продолжайте, продолжайте.) Усовершенствованиями, которые я предложил, его можно еще более облагородить (я вовсе не настаиваю, чтоб вы следовали моему плану, хотя, между прочим, сомневаюсь, что кто-нибудь придумает лучший). Его можно превратить в настоящий загородный дом. Благодаря разумным усовершенствованиям он из жилища джентльмена станет жилищем человека образованного, современного, со вкусом, с хорошим знакомством. Все это может отпечататься на нем; и дом приобретет такой вид, что каждый проезжий станет почитать его хозяина крупным землевладельцем, тем более что нет поблизости настоящей дворянской усадьбы, которая могла бы с ним соперничать; обстоятельство, которое, между нами говоря, делает тем драгоценней такое местоположение с точки зрения привилегий и независимости. Вы-то, надеюсь, согласны, — сказал он мягче, поворотясь к Фанни. — Вы там были?
Фанни ответила коротким «нет» и попыталась прикрыть свой интерес к сему предмету пристальным вниманием, с которым стала следить за братом, а он изо всех сил старался навязать ей невыгодную сделку, провести ее, но Крофорд продолжал:
— Нет, нет, вам не следует расставаться с королевой. Вы дали за нее слишком большую цену, а ваш брат предлагает вам меньше половины. Нет-нет, сэр, руки прочь, руки прочь, ваша сестра не отдает королеву. Она уже решила. Вы выиграете, — продолжал он, снова поворотясь к Фанни, — без сомненья, выиграете.
— А Фанни предпочла бы, чтоб выиграл Уильям, — сказал Эдмунд, улыбнувшись ей. — Бедная Фанни! Ей не дали сплутовать не в свою пользу, а ей так хотелось!
— Мистер Бертрам, — сказала мисс Крофорд несколько минут спустя, — Генри такой превосходный советчик по части усовершенствований, что, если вы станете затевать что-нибудь такое в Торнтон Лейси, вам без его помощи не обойтись. Только подумать, как он оказался полезен в Созертоне! Только подумать, какие там затеяли огромные перемены благодаря тому, что он поехал с нами туда однажды жарким августовским днем, чтоб осмотреть парк, — только вспомнить, как заиграл всеми красками его талант. Мы съездили туда и воротились домой, а уж что там было придумано, никакими словами не передать!
Взгляд Фанни, печальный, даже укоризненный, на миг обратился на Крофорда, но, встретясь с ним взглядом, она тотчас отвела глаза. Что-то поняв, он посмотрел на сестру, покачал головою и со смехом ответил:
— Не так уж и много в Созертоне было придумано, но день был такой жаркий, и мы все ходили в поисках друг друга, сбитые с толку. — Как только он смог укрыться за общим говором, он прибавил тихонько, обращаясь к одной только Фанни: — Мне было б жаль, если б вы судили о моих способностях строить планы по тому дню в Созертоне. Сейчас я все вижу по-иному. Не думайте, будто я такой, каким представился вам тогда.
Тетушка Норрис услыхала слово «Созертон» в минуту счастливого отдыха после решающей взятки, которая ей досталась благодаря их с сэром Томасом искусной игре против козырей, находящихся на руках у доктора и миссис Грант, и, весьма тем обрадованная, воскликнула:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53