Слишком легко далась ему такая добыча, как князь Верховский!
Не бывать этому!
Но дневник лекаря исчез! Без сомнения, его похитила Лидия! Теперь он в ее руках! Надо ее догнать и употребить все средства, чтобы вернуть похищенное!
И князь как безумный ринулся за женой. Но тут его ожидала неудача. Лидия в великой спешке, ну точно как ее несостоявшийся жених, съехала с квартиры, приказав прислуге вещи выслать вслед за ней. Он шел как пес по следу, но, увы, перехватить ее не смог. Они встретились только в Петербурге, в собственном доме.
Верховский не написал бедной Наде ни слова: он и не предполагал, что в погоне за похитительницей ему придется забежать так далеко. Он рассчитывал тотчас же вернуться. Как только выяснит, что ненавистная супруга собирается делать с дневником. И каков был его ужас, когда узнал. Главное условие сохранения страшной тайны – это неприкосновенность их брака! Но не просто формальная, как было прежде, а подавай ей истинный союз души и тела!
– Но я ненавижу тебя! Ты погубила меня! – кричал Верховский. – Неужели ты надеешься, что мы заживем, как голубки?
– А что, князь, вы ночью удавите меня подушкой? Так я не боюсь! Если со мной беда какая случится, бумажки будут преданы огласке надежным человеком! Так что в ваших интересах холить меня и лелеять, сдувать пылинки и смотреть в рот!
– Но я погубил девушку, чистую, невинную!
Я обобрал ее, оставил без средств к жизни!
– Ай, ай, как нехорошо! Но горю можно помочь! Надобно выслать ей денег и написать письмо. А что написать, сами придумайте, – цинично-равнодушно изрекла княгиня.
Но это было показное равнодушие. Она понимала, что Евгений действительно готов бросить все к черту и лететь назад, невзирая на ее угрозы. Что пересилит? Любовь и преданность или страх и подлость?
Верховский написал Наде письмо, но разве доверишь бумаге истинную подоплеку событий.
Он клялся, что вскоре уладит неожиданные семейные трудности и примчится за Надюшей.
Ответа нет. Еще бы, ведь он писал по старому адресу! Тогда он телеграфировал в клинику и получил страшную новость, после которой ему стало все равно. Он смирился с ролью породистого пса, которого злобная хозяйка и любит и бьет одновременно, таская за собой на поводке.
Но как быть с мечтой о семейном рае и уютном гнезде в Курской губернии? Отчего не явился милый друг Ростилав Еремеевич?
Княгиня обратилась в полицию и через некоторое время получила ответ. Нет такого господина, а есть Еремеев Ростислав Христианович, очень даже известный полиции ловкий мошенник, талантливый в своем роде человек. В Курской губернии родился, имение было, да только действительно ушло за долги. И вовсе не родительские, а самого Ростислава, пустившего родовое гнездо с молотка.
Лидия Матвеевна и Евгений мечты свои похоронили. Не удалось им покинуть друг друга и уплыть в другую, чистую и светлую, жизнь.
Верховский предполагал, что рано или поздно судьба сведет его с Ковалевскими. И вот свершилось! Дуэль! Это замечательно! Конечно, он не станет стрелять в старика, пропади он пропадом! Но на всякий случай надо побеспокоиться о секундантах, завещании и прочих неизбежных хлопотах.
Те же сложные вопросы пришлось решать и Василию Никаноровичу. И прежде всего, кого просить в секунданты? Дело-то подсудное! Друзья его кто в могиле, кто уж слишком стар для подобных вещей, да и доверить нельзя никому, ужасную причину поединка. Как ни крути, придется идти к Роеву. Он человек чести, это и его тайна. Только согласится ли, ведь за участие в дуэли грозит арест. Тогда конец карьере? Ну да попытка не пытка!
Владимир Иванович встретил Ковалевского с нескрываемым изумлением. Василий Никанорович отметил про себя, что Роев прекрасно выглядит.
– Почти на пороге перехватили меня, Василий Никанорович!
– Я помешал вашим планам, Владимир. Вижу, вы куда-то собрались? – Ковалевский растерянно потоптался на месте.
– Да, я приглашен в один дом, но, если у вас ко мне важное дело, я отменю свой визит, – спокойно согласился Роев и пригласил гостя в кабинет.
Ковалевский сел в предложенное кресло и без длительного вступления выложил все, что произошло, одним махом. По мере его рассказа Владимир становился все более бледным и напряженным. Все его усилия забыть эту историю и эту семью пошли прахом. Он надеялся, что рана пусть не зажила, но зарубцевалась. Но нет! Боль, прежняя, сильная, пронзила его, когда он узнал о телеграмме!
– Позвольте мне стреляться вместо вас! – воскликнул он. – Ваши годы…
– Нет, Владимир! Нет! Надя умерла, а ваша жизнь еще впереди. Зачем ломать ее из-за подлеца. А мне все равно! Прошу вас только в секунданты. А я заранее градоначальнику напишу, мы с ним давно знакомы. Так что на этот счет не беспокойтесь, неприятностей не будет, или обойдетесь пустяком, Роев широкими шагами ходил из угла в угол.
С каким же остервенением он разорвал бы ненавистного соблазнителя на куски!
– И еще просьба, – безжизненным голосом проговорил Ковалевский. – Если я не вернусь с дуэли, Наденьку забрать из чужой земли. Пусть покоится рядом со мной! Я фамилию доктора запомнил, он, верно, поможет вам отыскать могилу бедной девочки!
Владимир с ужасом посмотрел на Ковалевского.
– Я понимаю, что это хлопотное дело! Придется просить специального разрешения.
– Я обещаю вам! – печально, но твердо произнес Владимир, взяв ладони Ковалевского в свои руки.
Они обменялись рукопожатием и приступили к обсуждению деталей поединка. Доставление письма сопернику, пистолеты, переговоры с противной стороной – все это теперь были заботы секунданта. Владимир Иванович отнесся к своей новой роли предельно скрупулезно, отчаянно страдая, что сам не может сойтись с соперником и погубителем бедной Нади. Но как хорош Ковалевский. Глаза его горели, ноздри трепетали, взгляд стал решительным, а движения резкими. Да, недаром в прошлом он слыл молодцом, храбрецом и красавцем! Возможная гибель от пули соперника не пугала его, он печалился только о своей ненаглядной Катерине Андреевне, которая останется на свете одна-одинешенька!
Домой Василий Никанорович вернулся уже далеко за полночь. Он оставил Роева горевать о смерти Нади, а сам запретил себе убиваться о потере. Он не может дать слабину душе, воли слезам, пока этот негодяй ходит по земле!
Именно поэтому он решил ничего не говорить жене. Ковалевский представил ее крик, слезы, это будет невыносимо тяжело и может сломить его дух.
На его звонок вышла заспанная горничная, зевая во весь рот, приняла его пальто и шляпу.
На вопрос о жене пробормотала:
– Барыня вас не дождались и давно почивать изволят.
– Завтра уйду рано и если к обеду не вернусь, к Роеву пусть пошлет. Ну, ступай с Богом!
Горничная ушла, шаркая туфлями, а Ковалевский прошел в кабинет и сел писать завещание. Завтра поутру он еще успеет к нотариусу.
Он так и не прилег. Налил в кувшин воды, поплескался в тазу для умывания, надел парадный мундир с орденами и сел у окна встречать утреннюю зарю.
В десятом часу удивленная Катерина Андреевна, недавно вставшая с постели, услыхала звонок в передней. Кого это принесло в такую рань?
Пришел какой-то расстроенный и взволнованный Роев, чем еще более ее встревожил.
– Разве Василий Никанорович еще не вставал? – осторожно спросил пришедший.
Ковалевская поспешно направилась сначала в спальню супруга, а не обнаружив его там, в кабинет. Тело Василия Никаноровича еще не остыло. С открытыми глазами он сидел перед окном, и лицо его было спокойно.
Глава двадцать вторая
Смерть мужа подкосила Ковалевскую. Как в тумане она выслушала рассуждения доктора об ударе, ставшем причиной смерти. Роеву пришлось взять большую часть забот о похоронах на себя. Он снова, как в былые времена, оказался в этом доме на правах своего человека, друга семьи. Только немыслимо тяжела была эта ноша, ведь никто не сказал Катерине Андреевне, что у нее теперь нет не только мужа, но и дочери! Владимиру пришлось уведомить Верховского о скоропостижной смерти его соперника. Если бы не слово, данное Ковалевскому, Роев сам бы тотчас же вызвал негодяя на дуэль. Но невозможно было подвергать себя риску, не выполнив обещания! Владимир Иванович долго и мучительно терзался, как сказать Катерине Андреевне о своей печальной миссии, но не смог придумать ничего достойного. Он решил, что скажет ей тогда, когда выполнит просьбу Василия Николаевича. И вот уж тогда ничто не помешает ему вызвать на дуэль Верховского и отомстить за свои страдания и бесчестье Ковалевских.
Будучи на прекрасном счету у начальства, он без особого труда был отпущен со службы «по семейным обстоятельствам», выправил паспорт и поспешно выехал в Париж.
В дороге Владимир Иванович старался не думать, зачем он едет в столь прекрасный город.
Да! Не так он мечтал его посетить, не по такой ужасной надобности. Франция прекрасная страна, но когда сердце плачет от горя, то глаза слепы! Роев остановился в фешенебельной гостинице и в тот же день приступил к поискам.
Клинику он обнаружил скоро и без особого труда. С трепетом и тяжелым чувством вступил он на ее порог. Доктор Семуньи встретил русского посетителя настороженно. Роев представился и постарался как можно более внятно объяснить причину своего визита. При этом, как ни пытался Владимир сдержать себя, волнение охватывало его, и к глазам подступали предательские слезы. Ему вовсе не хотелось устраивать перед незнакомым человеком сентиментальное представление. Доктор выслушал его внимательно и спокойно. Вообще Роев понравился ему с первого взгляда. Открытое лицо, искренние эмоции.
И как могла милая Надин не оценить такого человека! За версту видна его порядочность! Конечно, он не так головокружительно красив, как пресловутый Верховский, но что проку от такой красоты, если душа черная?
– Значит, сударь, как я вас понял, отец мадемуазель скоропостижно скончался, а вам поручено найти ее могилу и, по возможности, переправить тело на родину?
– Вы совершенно правильно меня поняли, господин доктор! И я смею просить вас о содействии в этом. Разумеется, все расходы будут мною оплачены. – Роев напряженно всматривался в лицо собеседника. Доктор как будто сомневался. – Я понимаю, сударь, что это сложная процедура, полицейские и прочие формальности…
– Погодите, – перебил гостя Семуньи, – скажите, отчего вы позволили ей уехать с этим проходимцем, почему не примчались по горячим следам, почему не увезли домой тогда, когда все еще можно было остановить?
Роев промолчал. Почему? Если бы он мог ответить на этот вопрос?
– Мне трудно объяснить вам, вы человек незнакомый. Но Надя была совершенно свободна, понимаете, свободна в своем выборе! Я слишком ее любил и уважал, я не мог вести себя как собственник, у которого похитили любимую игрушку. Она предпочла не меня, это больно, унизительно, но это ее право!
– Значит, если бы она решила жить или умирать и выбрала бы смерть, вы бы тоже смирились с ее правом свободного выбора? – тихо спросил доктор.
– Не понимаю, к чему этот странный разговор, – пожал плечами Роев, – разве теперь есть выбор?
– В том-то и дело, что есть! – воскликнул доктор. – Надя умерла для Верховского, для всех, кто ее знал. Написать страшный ответ – это была ее воля. Она решила покончить со всей прежней жизнью таким образом.
– Надя жива?! – закричал Владимир, не веря своим ушам.
– Да, жива! И более того, очень скоро родится ребенок, остались считанные дни!
– Бот мой! Где она? Я должен увидеться с ней!
– Зачем?
Роев с недоумением посмотрел на собеседника, полагая, что ослышался.
– Зачем вы хотите увидеться с ней? Она заявит вам, чтобы вы оставили ее в покое, что она умерла для всех вас, что будет жить, как Бог на душу положит. – Доктор говорил нарочито строго.
Владимир смотрел на него с возрастающим непониманием.
– Простите, я слишком волнуюсь и толком не пойму, к чему вы клоните?
– А к тому, что вы опять проявите свое надуманное благородство и предоставите ей право выбора. Принять вашу помощь или не принять? Устроить свою жизнь и жизнь ребенка или обречь на мучительную нищету и убогое существование? Уж коли вы приехали, так спасайте ее, даже против ее воли! Смотреть больно на несчастную, но я не могу стать приютом для обманутых девушек! – добавил доктор для острастки.
Но Владимира не надо было уговаривать. Еще не веря в сказочный исход драмы, он двинулся вслед за. Семуньи. Остановившись перед дверью, тот произнес:
– Я желаю вам удачи, мсье Роев. Помните, у вас всего несколько дней. И ничего не говорите о смерти отца. Пока нельзя волновать. Обождите тут.
Владимир приник ухом к двери. До слуха донеслось: «..'.русский господин.., нет, не князь… спокойней.., капель.., капель».
Потом Семуньи вышел и буквально втолкнул Владимира в комнату. Роев, войдя, замер. Перед ним на кушетке сидела женщина. Если бы он не знал, что это Надя, то в первый момент, наверное, и не признал, так «интересное положение» и перенесенные невзгоды отразились на бедняжке. Фигура безобразно расплылась, огромный живот бессильны были скрыть складки платья. Но более всего ужаснуло Владимира Надино лицо. Оно показалось ему серым, а глаза безжизненными и потухшими. Надя сидела с поникшей головой. Когда он вошел, она повернулась, и в ее взоре промелькнули смешанные чувства. Она узнала его и в первую секунду обрадовалась, но в следующий миг снова наплыла пелена тоски, и она уныло протянула ему руку.
– Наденька! Надюша! Слава Тебе, Господи!
Ты жива! Я нашел тебя! – Роев ринулся к ней и хотел обнять, но она с испугом отстранилась.
– Пожалуйста, Владимир Иванович! Осторожнее!
– Да, да, конечно! – торопливо произнес он и осторожно поцеловал ее в лоб.
Наступило молчание. Надя, казалось, совсем не радовалась приезду бывшего жениха. Владимир, смущенный, старался не разглядывать ее фигуру. Она поймала его взгляд.
– Вам неприятно видеть меня в таком положении?
– Помилуй Бог, Надежда Васильевна! После того, как я ехал по поручению вашего отца забрать ваш прах, видеть вас живой, пусть даже в таком состоянии, для меня великое счастье!
– Отчего папа не приехал сам, а послал вас?
– Слишком тягостное предстояло испытание для пожилого человека.
Роев напрягся, ожидая вопроса о здоровье родителей.
– Они здоровы?
– Не совсем, Василий Никанорович сильно хворает, не мог перенести такого удара, – солгал Роев.
Губя Нади искривились, вот-вот заплачет.
Владимир, памятуя о наставлении доктора, быстро произнес:
– Теперь, когда я нашел вас, я намерен всячески помогать вам. Вы совершенно, абсолютно во всем можете положиться на меня. Я оплачу ваше лечение и.., ваши роды, – добавил он с некоторой заминкой.
– О нет! Все это ни к чему! – Надя решительно замотала головой. – Послушайте, Владимир Иванович! Ну как же я могу принять вашу помощь после того горя, которое я вам причинила! Я же не бесстыжая и не бессовестная!
– Надежда Васильевна! – Роев старался говорить как можно мягче и спокойней. – Я никогда, ни одного мгновения не думал о вас в подобном роде! Мое уважение и любовь, да, да, именно любовь, остались прежними!
– Но вы не можете просто так простить меня и принять вот это! – Она выпятила живот.
– Я могу простить вас: всякий, даже умудренный жизненным опытом человек делает ошибки. Вы слишком молоды, вы ошиблись, поскользнулись. Позвольте подставить вам руку и уберечь от падения! А то, что касается вашего ребенка…
Он замолк на секунду, принимая решение, а затем выдохнул:
– Здесь я вижу один выход. Если вы пожелаете, я снова предлагаю вам стать моей женой.
Мы постараемся заключить брак как можно скорее, и родившийся ребенок будет иметь имя, мое имя! Таким образом через некоторое время мы сможем вернуться домой, и вся эта история умрет.
Надя не верила собственным ушам. Не может быть, чтобы Роев говорил искренне.
– Вы хотите сказать, что примете меня такой, какой я теперь стала, примете моего несчастного ребенка, будете растить его как своего и никогда не вспомните, что зачат он был от вашего соперника?
– Именно так я и хочу поступить! – твердо заявил Владимир – А что касается вас, я думаю, что вы остались прежней, чистой и искренней. Только сейчас вы очень одиноки, несчастны и испуганы. Доверьтесь мне, Надя, ведь вы знаете меня всю жизнь, я-то вас не обману!
– Володя, Володя! – Она начала плакать. – Это слишком большая жертва с вашей стороны!
Как я могу отплатить вам за то, что вы приняли на себя мое бесчестье – Мне многого не надо! – тихо прошептал он, прикасаясь губами к ее волосам. – Люби меня!
– Разве я могу теперь кого-нибудь любить! – Надя закрыла лицо руками.
– Время лечит. Постепенно пройдет горечь унижения. Родится малыш, мы вернемся домой, мы будем еще счастливы, Наденька!
Доктор Семуньи, стоявший за дверьми, удовлетворенно кивал головой, слыша доносившиеся рыдания и страстные речи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24
Не бывать этому!
Но дневник лекаря исчез! Без сомнения, его похитила Лидия! Теперь он в ее руках! Надо ее догнать и употребить все средства, чтобы вернуть похищенное!
И князь как безумный ринулся за женой. Но тут его ожидала неудача. Лидия в великой спешке, ну точно как ее несостоявшийся жених, съехала с квартиры, приказав прислуге вещи выслать вслед за ней. Он шел как пес по следу, но, увы, перехватить ее не смог. Они встретились только в Петербурге, в собственном доме.
Верховский не написал бедной Наде ни слова: он и не предполагал, что в погоне за похитительницей ему придется забежать так далеко. Он рассчитывал тотчас же вернуться. Как только выяснит, что ненавистная супруга собирается делать с дневником. И каков был его ужас, когда узнал. Главное условие сохранения страшной тайны – это неприкосновенность их брака! Но не просто формальная, как было прежде, а подавай ей истинный союз души и тела!
– Но я ненавижу тебя! Ты погубила меня! – кричал Верховский. – Неужели ты надеешься, что мы заживем, как голубки?
– А что, князь, вы ночью удавите меня подушкой? Так я не боюсь! Если со мной беда какая случится, бумажки будут преданы огласке надежным человеком! Так что в ваших интересах холить меня и лелеять, сдувать пылинки и смотреть в рот!
– Но я погубил девушку, чистую, невинную!
Я обобрал ее, оставил без средств к жизни!
– Ай, ай, как нехорошо! Но горю можно помочь! Надобно выслать ей денег и написать письмо. А что написать, сами придумайте, – цинично-равнодушно изрекла княгиня.
Но это было показное равнодушие. Она понимала, что Евгений действительно готов бросить все к черту и лететь назад, невзирая на ее угрозы. Что пересилит? Любовь и преданность или страх и подлость?
Верховский написал Наде письмо, но разве доверишь бумаге истинную подоплеку событий.
Он клялся, что вскоре уладит неожиданные семейные трудности и примчится за Надюшей.
Ответа нет. Еще бы, ведь он писал по старому адресу! Тогда он телеграфировал в клинику и получил страшную новость, после которой ему стало все равно. Он смирился с ролью породистого пса, которого злобная хозяйка и любит и бьет одновременно, таская за собой на поводке.
Но как быть с мечтой о семейном рае и уютном гнезде в Курской губернии? Отчего не явился милый друг Ростилав Еремеевич?
Княгиня обратилась в полицию и через некоторое время получила ответ. Нет такого господина, а есть Еремеев Ростислав Христианович, очень даже известный полиции ловкий мошенник, талантливый в своем роде человек. В Курской губернии родился, имение было, да только действительно ушло за долги. И вовсе не родительские, а самого Ростислава, пустившего родовое гнездо с молотка.
Лидия Матвеевна и Евгений мечты свои похоронили. Не удалось им покинуть друг друга и уплыть в другую, чистую и светлую, жизнь.
Верховский предполагал, что рано или поздно судьба сведет его с Ковалевскими. И вот свершилось! Дуэль! Это замечательно! Конечно, он не станет стрелять в старика, пропади он пропадом! Но на всякий случай надо побеспокоиться о секундантах, завещании и прочих неизбежных хлопотах.
Те же сложные вопросы пришлось решать и Василию Никаноровичу. И прежде всего, кого просить в секунданты? Дело-то подсудное! Друзья его кто в могиле, кто уж слишком стар для подобных вещей, да и доверить нельзя никому, ужасную причину поединка. Как ни крути, придется идти к Роеву. Он человек чести, это и его тайна. Только согласится ли, ведь за участие в дуэли грозит арест. Тогда конец карьере? Ну да попытка не пытка!
Владимир Иванович встретил Ковалевского с нескрываемым изумлением. Василий Никанорович отметил про себя, что Роев прекрасно выглядит.
– Почти на пороге перехватили меня, Василий Никанорович!
– Я помешал вашим планам, Владимир. Вижу, вы куда-то собрались? – Ковалевский растерянно потоптался на месте.
– Да, я приглашен в один дом, но, если у вас ко мне важное дело, я отменю свой визит, – спокойно согласился Роев и пригласил гостя в кабинет.
Ковалевский сел в предложенное кресло и без длительного вступления выложил все, что произошло, одним махом. По мере его рассказа Владимир становился все более бледным и напряженным. Все его усилия забыть эту историю и эту семью пошли прахом. Он надеялся, что рана пусть не зажила, но зарубцевалась. Но нет! Боль, прежняя, сильная, пронзила его, когда он узнал о телеграмме!
– Позвольте мне стреляться вместо вас! – воскликнул он. – Ваши годы…
– Нет, Владимир! Нет! Надя умерла, а ваша жизнь еще впереди. Зачем ломать ее из-за подлеца. А мне все равно! Прошу вас только в секунданты. А я заранее градоначальнику напишу, мы с ним давно знакомы. Так что на этот счет не беспокойтесь, неприятностей не будет, или обойдетесь пустяком, Роев широкими шагами ходил из угла в угол.
С каким же остервенением он разорвал бы ненавистного соблазнителя на куски!
– И еще просьба, – безжизненным голосом проговорил Ковалевский. – Если я не вернусь с дуэли, Наденьку забрать из чужой земли. Пусть покоится рядом со мной! Я фамилию доктора запомнил, он, верно, поможет вам отыскать могилу бедной девочки!
Владимир с ужасом посмотрел на Ковалевского.
– Я понимаю, что это хлопотное дело! Придется просить специального разрешения.
– Я обещаю вам! – печально, но твердо произнес Владимир, взяв ладони Ковалевского в свои руки.
Они обменялись рукопожатием и приступили к обсуждению деталей поединка. Доставление письма сопернику, пистолеты, переговоры с противной стороной – все это теперь были заботы секунданта. Владимир Иванович отнесся к своей новой роли предельно скрупулезно, отчаянно страдая, что сам не может сойтись с соперником и погубителем бедной Нади. Но как хорош Ковалевский. Глаза его горели, ноздри трепетали, взгляд стал решительным, а движения резкими. Да, недаром в прошлом он слыл молодцом, храбрецом и красавцем! Возможная гибель от пули соперника не пугала его, он печалился только о своей ненаглядной Катерине Андреевне, которая останется на свете одна-одинешенька!
Домой Василий Никанорович вернулся уже далеко за полночь. Он оставил Роева горевать о смерти Нади, а сам запретил себе убиваться о потере. Он не может дать слабину душе, воли слезам, пока этот негодяй ходит по земле!
Именно поэтому он решил ничего не говорить жене. Ковалевский представил ее крик, слезы, это будет невыносимо тяжело и может сломить его дух.
На его звонок вышла заспанная горничная, зевая во весь рот, приняла его пальто и шляпу.
На вопрос о жене пробормотала:
– Барыня вас не дождались и давно почивать изволят.
– Завтра уйду рано и если к обеду не вернусь, к Роеву пусть пошлет. Ну, ступай с Богом!
Горничная ушла, шаркая туфлями, а Ковалевский прошел в кабинет и сел писать завещание. Завтра поутру он еще успеет к нотариусу.
Он так и не прилег. Налил в кувшин воды, поплескался в тазу для умывания, надел парадный мундир с орденами и сел у окна встречать утреннюю зарю.
В десятом часу удивленная Катерина Андреевна, недавно вставшая с постели, услыхала звонок в передней. Кого это принесло в такую рань?
Пришел какой-то расстроенный и взволнованный Роев, чем еще более ее встревожил.
– Разве Василий Никанорович еще не вставал? – осторожно спросил пришедший.
Ковалевская поспешно направилась сначала в спальню супруга, а не обнаружив его там, в кабинет. Тело Василия Никаноровича еще не остыло. С открытыми глазами он сидел перед окном, и лицо его было спокойно.
Глава двадцать вторая
Смерть мужа подкосила Ковалевскую. Как в тумане она выслушала рассуждения доктора об ударе, ставшем причиной смерти. Роеву пришлось взять большую часть забот о похоронах на себя. Он снова, как в былые времена, оказался в этом доме на правах своего человека, друга семьи. Только немыслимо тяжела была эта ноша, ведь никто не сказал Катерине Андреевне, что у нее теперь нет не только мужа, но и дочери! Владимиру пришлось уведомить Верховского о скоропостижной смерти его соперника. Если бы не слово, данное Ковалевскому, Роев сам бы тотчас же вызвал негодяя на дуэль. Но невозможно было подвергать себя риску, не выполнив обещания! Владимир Иванович долго и мучительно терзался, как сказать Катерине Андреевне о своей печальной миссии, но не смог придумать ничего достойного. Он решил, что скажет ей тогда, когда выполнит просьбу Василия Николаевича. И вот уж тогда ничто не помешает ему вызвать на дуэль Верховского и отомстить за свои страдания и бесчестье Ковалевских.
Будучи на прекрасном счету у начальства, он без особого труда был отпущен со службы «по семейным обстоятельствам», выправил паспорт и поспешно выехал в Париж.
В дороге Владимир Иванович старался не думать, зачем он едет в столь прекрасный город.
Да! Не так он мечтал его посетить, не по такой ужасной надобности. Франция прекрасная страна, но когда сердце плачет от горя, то глаза слепы! Роев остановился в фешенебельной гостинице и в тот же день приступил к поискам.
Клинику он обнаружил скоро и без особого труда. С трепетом и тяжелым чувством вступил он на ее порог. Доктор Семуньи встретил русского посетителя настороженно. Роев представился и постарался как можно более внятно объяснить причину своего визита. При этом, как ни пытался Владимир сдержать себя, волнение охватывало его, и к глазам подступали предательские слезы. Ему вовсе не хотелось устраивать перед незнакомым человеком сентиментальное представление. Доктор выслушал его внимательно и спокойно. Вообще Роев понравился ему с первого взгляда. Открытое лицо, искренние эмоции.
И как могла милая Надин не оценить такого человека! За версту видна его порядочность! Конечно, он не так головокружительно красив, как пресловутый Верховский, но что проку от такой красоты, если душа черная?
– Значит, сударь, как я вас понял, отец мадемуазель скоропостижно скончался, а вам поручено найти ее могилу и, по возможности, переправить тело на родину?
– Вы совершенно правильно меня поняли, господин доктор! И я смею просить вас о содействии в этом. Разумеется, все расходы будут мною оплачены. – Роев напряженно всматривался в лицо собеседника. Доктор как будто сомневался. – Я понимаю, сударь, что это сложная процедура, полицейские и прочие формальности…
– Погодите, – перебил гостя Семуньи, – скажите, отчего вы позволили ей уехать с этим проходимцем, почему не примчались по горячим следам, почему не увезли домой тогда, когда все еще можно было остановить?
Роев промолчал. Почему? Если бы он мог ответить на этот вопрос?
– Мне трудно объяснить вам, вы человек незнакомый. Но Надя была совершенно свободна, понимаете, свободна в своем выборе! Я слишком ее любил и уважал, я не мог вести себя как собственник, у которого похитили любимую игрушку. Она предпочла не меня, это больно, унизительно, но это ее право!
– Значит, если бы она решила жить или умирать и выбрала бы смерть, вы бы тоже смирились с ее правом свободного выбора? – тихо спросил доктор.
– Не понимаю, к чему этот странный разговор, – пожал плечами Роев, – разве теперь есть выбор?
– В том-то и дело, что есть! – воскликнул доктор. – Надя умерла для Верховского, для всех, кто ее знал. Написать страшный ответ – это была ее воля. Она решила покончить со всей прежней жизнью таким образом.
– Надя жива?! – закричал Владимир, не веря своим ушам.
– Да, жива! И более того, очень скоро родится ребенок, остались считанные дни!
– Бот мой! Где она? Я должен увидеться с ней!
– Зачем?
Роев с недоумением посмотрел на собеседника, полагая, что ослышался.
– Зачем вы хотите увидеться с ней? Она заявит вам, чтобы вы оставили ее в покое, что она умерла для всех вас, что будет жить, как Бог на душу положит. – Доктор говорил нарочито строго.
Владимир смотрел на него с возрастающим непониманием.
– Простите, я слишком волнуюсь и толком не пойму, к чему вы клоните?
– А к тому, что вы опять проявите свое надуманное благородство и предоставите ей право выбора. Принять вашу помощь или не принять? Устроить свою жизнь и жизнь ребенка или обречь на мучительную нищету и убогое существование? Уж коли вы приехали, так спасайте ее, даже против ее воли! Смотреть больно на несчастную, но я не могу стать приютом для обманутых девушек! – добавил доктор для острастки.
Но Владимира не надо было уговаривать. Еще не веря в сказочный исход драмы, он двинулся вслед за. Семуньи. Остановившись перед дверью, тот произнес:
– Я желаю вам удачи, мсье Роев. Помните, у вас всего несколько дней. И ничего не говорите о смерти отца. Пока нельзя волновать. Обождите тут.
Владимир приник ухом к двери. До слуха донеслось: «..'.русский господин.., нет, не князь… спокойней.., капель.., капель».
Потом Семуньи вышел и буквально втолкнул Владимира в комнату. Роев, войдя, замер. Перед ним на кушетке сидела женщина. Если бы он не знал, что это Надя, то в первый момент, наверное, и не признал, так «интересное положение» и перенесенные невзгоды отразились на бедняжке. Фигура безобразно расплылась, огромный живот бессильны были скрыть складки платья. Но более всего ужаснуло Владимира Надино лицо. Оно показалось ему серым, а глаза безжизненными и потухшими. Надя сидела с поникшей головой. Когда он вошел, она повернулась, и в ее взоре промелькнули смешанные чувства. Она узнала его и в первую секунду обрадовалась, но в следующий миг снова наплыла пелена тоски, и она уныло протянула ему руку.
– Наденька! Надюша! Слава Тебе, Господи!
Ты жива! Я нашел тебя! – Роев ринулся к ней и хотел обнять, но она с испугом отстранилась.
– Пожалуйста, Владимир Иванович! Осторожнее!
– Да, да, конечно! – торопливо произнес он и осторожно поцеловал ее в лоб.
Наступило молчание. Надя, казалось, совсем не радовалась приезду бывшего жениха. Владимир, смущенный, старался не разглядывать ее фигуру. Она поймала его взгляд.
– Вам неприятно видеть меня в таком положении?
– Помилуй Бог, Надежда Васильевна! После того, как я ехал по поручению вашего отца забрать ваш прах, видеть вас живой, пусть даже в таком состоянии, для меня великое счастье!
– Отчего папа не приехал сам, а послал вас?
– Слишком тягостное предстояло испытание для пожилого человека.
Роев напрягся, ожидая вопроса о здоровье родителей.
– Они здоровы?
– Не совсем, Василий Никанорович сильно хворает, не мог перенести такого удара, – солгал Роев.
Губя Нади искривились, вот-вот заплачет.
Владимир, памятуя о наставлении доктора, быстро произнес:
– Теперь, когда я нашел вас, я намерен всячески помогать вам. Вы совершенно, абсолютно во всем можете положиться на меня. Я оплачу ваше лечение и.., ваши роды, – добавил он с некоторой заминкой.
– О нет! Все это ни к чему! – Надя решительно замотала головой. – Послушайте, Владимир Иванович! Ну как же я могу принять вашу помощь после того горя, которое я вам причинила! Я же не бесстыжая и не бессовестная!
– Надежда Васильевна! – Роев старался говорить как можно мягче и спокойней. – Я никогда, ни одного мгновения не думал о вас в подобном роде! Мое уважение и любовь, да, да, именно любовь, остались прежними!
– Но вы не можете просто так простить меня и принять вот это! – Она выпятила живот.
– Я могу простить вас: всякий, даже умудренный жизненным опытом человек делает ошибки. Вы слишком молоды, вы ошиблись, поскользнулись. Позвольте подставить вам руку и уберечь от падения! А то, что касается вашего ребенка…
Он замолк на секунду, принимая решение, а затем выдохнул:
– Здесь я вижу один выход. Если вы пожелаете, я снова предлагаю вам стать моей женой.
Мы постараемся заключить брак как можно скорее, и родившийся ребенок будет иметь имя, мое имя! Таким образом через некоторое время мы сможем вернуться домой, и вся эта история умрет.
Надя не верила собственным ушам. Не может быть, чтобы Роев говорил искренне.
– Вы хотите сказать, что примете меня такой, какой я теперь стала, примете моего несчастного ребенка, будете растить его как своего и никогда не вспомните, что зачат он был от вашего соперника?
– Именно так я и хочу поступить! – твердо заявил Владимир – А что касается вас, я думаю, что вы остались прежней, чистой и искренней. Только сейчас вы очень одиноки, несчастны и испуганы. Доверьтесь мне, Надя, ведь вы знаете меня всю жизнь, я-то вас не обману!
– Володя, Володя! – Она начала плакать. – Это слишком большая жертва с вашей стороны!
Как я могу отплатить вам за то, что вы приняли на себя мое бесчестье – Мне многого не надо! – тихо прошептал он, прикасаясь губами к ее волосам. – Люби меня!
– Разве я могу теперь кого-нибудь любить! – Надя закрыла лицо руками.
– Время лечит. Постепенно пройдет горечь унижения. Родится малыш, мы вернемся домой, мы будем еще счастливы, Наденька!
Доктор Семуньи, стоявший за дверьми, удовлетворенно кивал головой, слыша доносившиеся рыдания и страстные речи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24