Матросы выбрали Элисаар, заявив, что, если потребуется, выкрасят волосы в черный цвет, как когда-то сделал бог-герой Ральднор, и рассмеялись. Эрн-Йиру, на три четверти уроженцу Равнин, но имевшему бабку родом из Оммоса, не слишком понравилось их решение. Однако на кораблях Мойхи царило такое же народовластие, как и в ее городах, поэтому «Красотка» повернула к Новому Элисаару.
Поначалу матросы сочли сплошной облачный покров и звенящий воздух последствиями шторма. Но потом приборы корабля начали вести себя странно, а небо сделалось ненормально серым. Через некоторое время, не видя берега, лишенные луны, звезд и солнца, они сдались и вверили себя воле богов.
Под утро они услышали чудовищные взрывы на юго-западе.
— Кто-то с кем-то воюет, — произнес Эрн-Йир, приняв шум за грохот баллист и раскалывающихся кораблей. В последнее время пираты Вольного Закориса в основном отирались на северо-востоке, так что это могло быть только какое-нибудь столкновение между Шансаром и Элисааром, которое если и могло доставить кому-то неприятности, то уж никак не потрепанной «Красотке». Светловолосые или нет, члены команды уже начали представлять себе верфи и рынки Саардсинмеи.
Разгорелся эффектный закат, темное, словно металлическое, небо начало раскаляться. Появились птицы, и команда радостно приветствовала их, ибо они означали, что берег уже недалеко. Некоторые из них даже ненадолго сели на корабль, и это сочли добрым знаком. Стоял штиль, парус был бесполезен. Гребцы сели на весла, и корабль устремился на запад, ведомый светом солнца.
Разглядев в закатных лучах берег, все вздохнули полной грудью. Через четыре часа они будут в Саардсинмее. И никаких признаков войны.
Краски заката становились все ярче, и команда позволила себе полюбоваться ими…
Затем взошла луна. Стояла Застис, и все знали, как должен выглядеть лунный диск в эту пору. Но на этот раз он не был красным. Из беспредельной киновари востока поднялся пылающий оранжевый шар, окаймленный пурпурным ореолом, который, казалось, сверкает, как само солнце.
Запад тоже был окаймлен красным факельным светом. Океан поглощал краски и превращался в огонь.
По левому борту они увидели стелющийся дым и решили, что загорелся чей-то корабль. Дымное облако лежало на воде, словно искусно выточенная скала, и медленно плыло на запад.
Любая звезда в небесах казалась каплей крови, Застис вообще не была видна. Закат длился уже три часа.
Моряки гребли к элисаарскому городу, ибо он был порождением людей, чем-то понятным и доступным. Так они думали, пока не увидели его своими глазами.
Корабль из Мойи замер в миле от берега, пока его команда смотрела на Саардсинмею.
— Это не шансарцы, — прошептал палубный офицер Эрн-Йиру. — Это сделали не люди и не какое-то земное оружие…
— Боги, — отозвался Эрн-Йир. — Это сделали боги.
И не гадая, каким орудием боги вызвали тяжелый черный хаос, нависший над морем, команда направила корабль к берегу, испытывая ужас и сострадание, но вопреки всему надеясь, что еще сможет чем-то помочь.

Книга четвертая
Иска
Глава 11
Истинное рабство
Она была во чреве Ясмат, в руке судьбы. Она была в темноте, которая раскачивалась туда-сюда.
Но темнота оказалась неоднородной, она состояла наполовину из воды, наполовину из воздуха. Затем она распахнулась, словно разрезанная длинной раскаленно-красной вспышкой. Запахло солью, илом и смолой. От свежести воздуха у нее закружилась голова. Она жадно глотала его, словно пытаясь напиться, протягивала к нему руки…
То ли из-за этого движения, то ли повинуясь собственному порыву, огромное чрево, где она находилась, внезапно перевернулось. В миг рождения, падая в море, Пандав непроизвольно оттолкнулась, прыгнув в огненную волну, как черный дельфин. Она сама не знала, почему сделала так.
Упав в воду, она ударилась о нее. Соленая масса накрыла ее с головой и толкала вниз, словно сильная рука. Внизу она видела бездну. Но дерево-колонна богини, с которого она спрыгнула, держалось на воде, только раскрылось на две выдолбленные половинки ствола, накрепко связанные скобами.
Подняв руки, Пандав устремилась к поверхности, пробившись сквозь преграду моря в красный свет, и втащила себя на качающуюся в волнах колонну.
Ее тело было избитым и измученным, словно над ним потрудились мастера пыток. Каждая его часть, даже зубы и лоно, отзывалась пронзительной болью. Она прижалась лицом к внутренности колонны, безвольно опустив руки, одна из которых свесилась в воду. Без этого бочонка из дерева, краски и бронзы она была бы выброшена из времени и пространства и сдалась на милость пустынного моря крови.
Пандав лежала, погрузившись в кроваво-красную дрему. Но даже сквозь дымку беспамятства она заметила восход лиловой луны и появившийся на его фоне силуэт корабля.
Даже когда крюк с глухим стуком зацепил колонну, девушка не вскинулась. У нее не было сил на это.
Ее медленно поднимали на корабль.
Пандав видела под собой его отражение в воде, а над собой — единственный высокий парус. Корабль принадлежал Ша’лису и потому был построен по шансарским образцам. Над поручнями она разглядела грязные лица мужчин со светлой кожей, которые уставились на свою добычу.
— Надо же, какая черная висская рыбка!
— А может, это ее огоньком припекло до такого цвета?
Когда двое из них начали спускать ей крутящуюся веревку, Пандав представила, как сейчас соскользнет с колонны и позволит себе провалиться в вечность на дне моря… Ее удержала от этого только упрямая жажда жизни, выработанная на стадионе.
Мужчина грубо поднял и ощупал ее. Изломанная болью, она застонала, и это ее спасло.
— Так ты еще жива? Надо же, живая! — с этими словами они бросили ее на палубу. Над ней навис владелец корабля, он же капитан. Светлые волосы, черные глаза. Плохо. Полукровки часто бывают весьма нетерпимы.
— Ты спасена, — сказал капитан-полукровка. — Ашара сжалилась над тобой, Уголек. Ты с какого-то другого корабля?
Она с трудом разомкнула губы, чтобы обругать его. Возможно, тогда он ее убьет. Но слова не пришли. Снова желание жить — или она просто забыла, как говорят?
Капитан указал на свою каюту, неказистое сооружение посреди корабля. Его люди отнесли ее туда и бросили на койку хозяина. Вскоре он вошел, тщательно задвинув за собой кожаный полог у входа, и они остались наедине.
— Не бойся, я тебя не трону, — начал полукровка. — Не хочу пачкаться. Но кто-то из этих может. От Звезды у них все время зудит, и они готовы на все, хоть друг с другом, хоть со скотиной. Они — грязь. Видит Ашара, торговля — это мое проклятие. Но теперь ты моя рабыня. Поняла? — он уставился на нее глазами Виса, смотрящими с грязного и небритого светлого лица. — Отдыхай. Вечером можешь поесть, а потом расскажешь мне, кто ты такая, — он склонился к ней: — Видишь ли, если у тебя богатая семья, она сможет заплатить мне выкуп, и ты вернешься домой.
— У меня нет семьи, — голос вернулся к Пандав. — Я рабыня, принадлежащая городу Саардсинмее, — она чуть усмехнулась, что далось ей с трудом.
— Которого больше нет, — отозвался капитан. — Мы подошли и полюбовались на него, когда утих шторм. От твоего проклятого города ничего не осталось.
— Землетрясение, — произнесла она.
— И в придачу огромная волна из океана. Ваш Рорн прихлопнул тот рубиновый мусор, что остался от твоей Саардсинмеи. Не слишком ли много для тебя?
— И никакой прибыли для тебя, — спокойно откликнулась Пандав.
— В таком случае я продам тебя, как только мы доберемся до Иски.
Когда он оставил ее одну, девушка заметила, что небо и море все еще отсвечивают красным. Хотя она не вникла до конца в то, что сказал капитан о Саардсинмее, знание уже заняло место в ее мозгу. На каком-то уровне она прекрасно понимала, что с ней произошло — запертая в колонне, она потеряла сознание, колонна покатилась, а потом отступающая волна унесла ее в море в своей пасти. Чудесное спасение. Однако нечто внутри нее говорило, что если город погиб, то она погибла тоже, ибо рухнуло все, чем она была в этой жизни. Однажды с ней уже случилось такое — в Закорисе, в день, когда ее забрали из деревни. Она никогда не жалела о той, первой своей жизни. Но теперь и жизнь рабыни-императрицы уплывала от нее все дальше.
Ей хотелось знать, что из себя прежней она потеряла, и кто такая она сейчас. Роясь в себе сквозь пелену физической боли и душевной апатии, она обнаружила внутреннее пространство за гранью мыслей и чувств и спряталась там с умиротворяющим сознанием, что на самом деле ничто не имеет значения — ни то, что она потеряла, ни то, что разрушено; даже ее имя и суть утратили смысл. Пандав уснула.
«Овар» был кораблем из гаваней северного Ша’лиса, а его команда — отбросами с северных причалов. Порой торгуя и по возможности пиратствуя, корабль болтался по морским путям между мелкими портами шансарской провинции и Вардийским Закорисом, лишь иногда заходя южнее, к Новому Элисаару. В ходе выполнения одного из таких редких заказов — доставки в Иску элисаарского железа и племенных свиней — шторм застиг «Овара» недалеко от берега. Гонимый ветром под светом недоброго заката, его капитан решился зайти на юг дальше обычного в поисках тех, кто не смог справиться с бурей. В скверную погоду часто можно поживиться легкой добычей.
Тем не менее, взглянув на море и землю вокруг великого южного города, корабль свернул со своего пути. Позже в тот же день, встретив корабли, оставшиеся невредимыми, они услышали новости о колоссальном землетрясении, огненной горе, пробудившейся у самой Саардсинмеи, и волне, заслонившей небо.
— Наконец-то богиня устала терпеть их, — бросил капитан, обычно равнодушный к любым богам.
Закат в этот день был столь же зловещим, как и тот, что предвещал бурю, и зарево не погасло даже ночью. Через час после его начала, когда по правому борту возник берег Нового Элисаара, они увидели в море что-то плавучее. Невеликое сокровище — какой-то раскрытый бочонок, и на нем черная висская женщина. В Иске ее можно будет продать, но, честно говоря, они зря проделали весь этот путь.
Она стала собственностью капитана, но он сообщил ей, что, пока у него есть хоть какой-то выбор, ей не придется пожинать плоды такого положения. Он звал ее Угольком и испытывал отвращение при мысли о том, чтобы коснуться ее черной кожи, не осознавая, что ей столь же противна его бледность. Ни ее высокомерия, ни учтивости он не замечал, оставаясь невозмутимым.
Странности с закатами и рассветами шли на убыль. По мере их исчезновения гигантская волна и землетрясение казались людям с «Овара» все более нереальными, словно и не было ничего подобного. Лишь закорианская девушка, видевшая меньше всех, помнила о них.
Ее гордость никуда не делась, несмотря на то, что она больше не была Пандав. Когда спросили ее имя, она с осторожностью назвалась Пенгду. Они решили, что для их языков это слишком сложно, как когда-то имя «Пандав» для нее самой, и остановились на кличке «Уголек». Вместе с гордостью в ее прекрасно сложенном теле сохранились и некоторые желания — хорошо есть и двигаться. Первое было недоступно не только ей, но и прочим на «Оваре», второе же могло стать искушением для команды, распаленной Звездой, поэтому она свела занятия к минимуму, вставая на мостик и делая растяжку у свиной загородки, в последних лучах солнца, когда жизнь на корабле замирала. Ее ушибы зажили очень быстро, и сейчас тело ныло лишь от желания двигаться. Спалось ей плохо, но бессонница была для девушки чем-то новым и не угнетала ее. Сидя в углу каюты, Пандав слушала, как ворчит и храпит капитан, и развлекала себя несложными планами его убийства. Но он был ее защитником, и она не могла позволить себе избавиться от него.
В Иске ее продадут в рабство. Она и не сомневалась в этом, и не верила до конца.
Она носила потрепанную рубашку, которую выдал ей капитан. Рубашка пахла несвежим телом, пока девушка не выполоскала ее в море. Под рубашкой, свисая с шеи, прятался небольшой нож, благодаря перламутровым ножнам принятый за безделушку. Неужели настанет час, когда она пустит его в ход против другого человека — или себя?
Все чаще, забывая про мир, она удалялась в безмыслие, в тот внутренний уголок своего сознания, который вел ее тело во время танца. Но иногда она думала, что, наверное, удары о внутренность колонны лишили ее разума, иначе почему же она стала такой кроткой и не заботится ни о чем?
Наконец корабль прибыл в убогий порт Иски. Вести о падении Саардсинмеи, искаженные и обросшие эффектными подробностями, уже достигли этих берегов, пройдя по пути через Ша’лис. Новые слухи были выгружены с корабля вместе со свиньями и железом. Желтоволосые моряки-полукровки гордо расхаживали по городу, укрытые, словно плащом, силой Ашары-Анак, и свысока глядели на темных искайцев.
— Раздевайся, — приказал Пандав владелец корабля. — Здешним ты не режешь глаза, а так понравишься им еще больше. Можешь даже станцевать для них. Я видел, как ты это делаешь — очень неплохо.
— Не буду я раздеваться, — дернулась Пандав. — И не буду танцевать ни для тебя, ни для них.
Капитан подошел к ней и замахнулся. До сих пор он не бил ее, не желая портить товар перед продажей.
Перед внутренним взором Пандав пронеслась вереница картин. Она могла бы убить этого хама, сбежать через порт и потом найти убежище или поселиться где-нибудь. Но что-то остановило ее. Иска не питала любви к закорианцам, которые грабили ее, где только могли, а теперь были еще и прокляты Анак, богиней, чей гнев признавался опасным.
— Ты сможешь продать меня, не заставляя обнажаться и без всяких представлений, — объяснила Пандав капитану. — В таких местах, как здесь, рабы нужны только для работы.
— Или для постели, — добавил он.
— Или для этого. Так позволь им заплатить тебе за возможность увидеть и получить.
Он пожал плечами.
— Распусти волосы.
Пандав заплетала волосы в косу и укрепляла на голове ремешком от рубашки. Она подумала, что теперь он решил использовать в качестве приманки ее длинную гриву. Но когда она выполнила приказ, капитан вытащил нож и обрезал ей волосы по самые уши.
— Продам изготовителю париков, — соизволил пояснить он.
Она ощутила, что желание убить его снова встает в ней, как волна… волна над ее городом, которую она не видела, но все эти дни пыталась вообразить. То, чем она была, ушло от нее безвозвратно.
Рынок рабов открывался с наступлением вечерней прохлады, когда наиболее состоятельные выходили прогуляться к причалам. На взгляд Пандав, они совершенно не уважали себя и на юге сошли бы за уборщиков улиц. Что же до рабов, то они выглядели столь жалко, что капитан так и просиял, увидев, насколько его товар превосходит все остальное.
Пока они ждали своей очереди у помоста, сквозь толпу покупателей пробилась небольшая процессия.
— Жрецы-безбожники, — капитан и его второй помощник сплюнули на пыльную землю.
Это были приверженцы Ках, узнаваемые по своим темно-красным и охристым одеяниям. Впереди шел Верховный жрец, и даже в сумерках мальчик нес над его бритой головой зонтик из перьев. В нескольких шагах позади этого явления следовало еще одно — толстая женщина, закутанная в газ, но с обнаженной тяжелой грудью. На ее руках позвякивали браслеты. Без сомнения, это была хозяйка храмовых шлюх.
Капитан тут же начал обсуждать со своим помощником недостатки этой особы. Они рассмеялись, но не слишком громко, ибо здесь благоговели перед своими жрецами, похожими на идолов, и даже толстые святые девицы получали часть этого благоговения.
Зажглись факелы. Настала очередь Пандав выйти на помост. Она стояла там, глядя исключительно в небо, еле видное сквозь неразбериху огней и крыш. Взирая на непоколебимые звезды, она слышала, как описывают ее предполагаемые достоинства — силу, гибкое тело, безупречное здоровье.
Блеск меди привлек внимание Пандав, и она наконец опустила взгляд к толпе. Она увидела расплывшуюся женщину, которая указывала на нее украшенной браслетами рукой. Пандав тоже понимала, кто такая эта женщина. Во дворах Дайгота имелись две или три танцовщицы из Иски.
Следом за женщиной протолкался к помосту и жрец. Показав на девушку, он протянул деньги. Капитан «Овара» выругался — со жрецами не торгуются. Он схватил за руку продавца рабов и начал протестовать, но без толку — деньги были уплачены, жрец уже отвернулся. Пандав поняла, что ее продали в местный храм. А поскольку среди служителей Ках не было иных женщин, кроме святых девиц, значит, ее приобрели, чтобы сделать шлюхой.
Храм съежился на каменном возвышении. Его окружали черные деревья, на которых вечно сидели птицы-падальщики, привлеченные смрадом жертв на алтарях. Позади в ограде располагался публичный дом Ках.
В первую ночь ее опоили дурманным питьем, отказаться от которого она не смогла — слишком была измучена жаждой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42