Эту веревку
бросают так, что она обвивается вокруг шеи, а разбойник прыгает сверху и
душит человека или тащит его на выкуп. Вмятины от камней доказывают, что
господин Сай был убит этой снастью, и согласитесь, - это дело рук не
Лони-Фазаненка.
Господин Андарз молчал довольно долго.
- Да, - сказал он, - все сходится. Видимо, разбойник, встречавшийся с
Саем, ограбил его и убил, не отдав письма. Отыщите этого разбойника!
Нан улыбнулся.
- Значит, Сай говорил, что вы не знаете продавца?
Андарз обиженно прижал большой палец к столу.
- Откуда? Я не общаюсь с лесными разбойниками. Он назначил свидание в
каком-то притоне...
- Сай врал, - сказал Нан.
Андарз недоуменно сощурился.
- В этом деле есть три обстоятельства, - сказал Нан. - Первое - это
то, что человек, который продавал это письмо, знал, что вы находитесь в
отчаянном положении. Что господин Нарай каждый день истребляет вас в
глазах государя. Что вы купите это письмо и отдадите его государю, а не
господину Нараю. Сколько людей это знает?
- Я вовсе не нахожусь в отчаянном положении, - возмутился Андарз. - Я
вот уже тринадцать лет как наставник государя! Я и без этого письма могу
потребовать отставки Нарая, когда сочту нужным!
- Сколько людей знает о вражде между вами и Нараем? - повторил Нан,
словно и не услышав ответа Андарза.
- Многие во дворце это знают, - ответил тихо Андарз.
- Во дворце, - высшие чиновники! Но разве высший чиновник станет
продавать вам письмо за шестьсот тысяч? Он найдет лучшее применение такому
капиталу, как это письмо! Только мелкий чиновник, который не имеет доступа
к государю, сделает из такой вещи товар! А кто из мелких чиновников
осведомлен о вашем положении?
- Только мои домашние, - сказал Андарз.
- Вот именно, - сказал Нан. Человек, продававший вам через Сая
письмо, был недостаточно высокопоставленным чиновником, чтобы использовать
его самому, и недостаточно мелкой сошкой, чтобы вообще не понять его
значение. Человек этот продавал вам письмо через Сая, тратя деньги на
посредника, не потому, что был вам незнаком, а наоборот, потому что вы
прекрасно его знали. Это был один из ваших секретарей или доверенных лиц:
вы же его сами и познакомили с Саем!
Андарз молчал.
- Обстоятельство второе. Почему этот человек предложил письмо вам, а
не Нараю? Нарай - восходящее солнце, вы - заходящая луна. Потому что, если
бы Нарай завладел письмом, он погубил бы не только вас, - но и все ваше
окружение, - стало быть, этот человек причастен к тем из ваших дел,
которым нет оправданья в глазах Нарая.
Обстоятельство третье заключается в том, что лесной разбойник не
станет просить осуйские деньги, потому что ему негде их будет разменять.
Этот человек просил у вас чеки, потому что он известен в Осуе, или потому
что собирается бежать в Осую! И он был прекрасно осведомлен, что у вас
есть осуйские деньги, потому что сам, вероятно, вел ваши дела...
- Что это? - вдруг перебил себя Нан.
Андарз замер. Нан распахнул окно: послышался шорох, ручная лисица
виновато покосилась на Нана и засеменила прочь, оставляя на вспаханной
земле следы, в которые словно стекался лунный свет.
Нан закрыл окно.
- Вы не могли бы показать мне само письмо?
Андарз подал принесенную с собой папку.
- Вот оно, - сказал Андарз. - Разумеется, оригинал написал на
лазоревой бумаге.
Нан раскрыл папку, и по мере того, как он читал письмо, глаза его
делались все изумленнее и изумленнее, словно он держал в руках не лист
бумаги, а ласточку о четырех ногах или иную природную несообразность.
Глаза Андарза, наоборот, делались все безумней и безумней: только
теперь, казалось, императорский наставник сообразил, что именно ему было
сказано: что среди ближайших его людей есть предатели, и что... Великий
Вей! Императорский наставник треснул кулаком по ореховому столику, отчего
тот деликатно присел на ножках и крякнул, и заорал:
- Но я не могу арестовать всех моих доверенных лиц! Я прослыву
ненадежным человеком! А те, кого я не успею схватить, перебегут к Нараю и
наговорят на меня множество несправедливостей, не зная, чем себя спасти!
Молодой чиновник аккуратно закрыл папку и сказал:
- Хотел бы завтра появиться у вас на обеде и поглядеть на тех, кого
вы называете своими доверенными лицами.
Спустя пятнадцать минут в небе вспыхнул фейерверк: огненные имена
приглашенных на праздник вспыхнули в небе, и, упав в воду, не гасли, а
продолжали гореть в воде. Первый министр империи, Ишнайя, обязанный этим
назначением своему другу Андарзу, и его собеседник, чиновник сообщений
Шима, с любопытством смотрели вверх: им было интересно, появится ли на
небе имя господина Нарая, приглашенного на праздник, но не явившегося.
Тихо раздвинулись кусты, и министр, оглянувшись, увидел молодого
чиновника судебного ведомства, удалявшегося по мягкой, словно серебром
обсыпанной дорожке из ночного сада.
- Кто это? - спросил Ишнайя.
Его собеседник пригляделся и хмыкнул.
- Это чиновника зовут Нан, - сказал он. Необыкновенно деятельный
молодой человек, сирота из провинции Соним, и делает за своего начальника
в Десятой Управе всю работу. Два дня назад с ним приключилась маленькая
неприятность: господин Нарай разгневался на судью Десятой Управы за отчет,
и судья покаялся, что отчет писал его помощник Нан, - на что Нарай велел
обоим явиться для покаяния. Очень способный молодой человек, но, как
видите, карьера его кончена.
"Надобно выяснить, зачем Андарз позвал этого бедняжку к себе", -
подумал Ишнайя.
В этот самый миг у поворота тропинки показался сам Андарз. Вельможа
щелкнул пальцами, подзывая своего управляющего, и громко сказал:
- Дия, господин Нарай не явился на праздник, - проследите, чтобы его
имя не запачкало неба.
Чиновники вокруг вздрогнули, и послышался звон бокала, разбившегося о
каменный бортик пруда.
Солнце давно уже закрыло свой совиный глаз, и серебряные гвоздики
звезд прибили к небосводу черный бархат ночи, - словом, миновала уже
вторая стража, когда Шаваш постучался в ворота веселого учреждения. Как он
прошел мимо запертых ночью ворот между кварталами, мы, признаться, не
знаем: может, пролез в собачий лаз. Ему открыли, и Шаваш взошел по
ступенькам на третий этаж, в комнатку девицы по имени Тася. Никакого
особого родства, кроме родства душ, между ними не было. В руках его была
корзинка с янтарного цвета уткой, и пирожками, тающими во рту, и
финиковыми лепешками, утешающими душу и разгоняющими печаль, и многим
другим, что немного пьяный Андарз, смеясь, лично сложил в корзинку.
Тася лежала в постели одна и с синяком под глазом, и плакала. Увидев
корзинку, она перестала плакать и стала есть утку.
- Сколько тебе лет, - спросил Тася, объев ножку.
- Двенадцать, - соврал Шаваш.
- Жалко, - сказала девица. - Если бы тебе было четырнадцать, ты бы
мог меня пасти. Ты бы побил меня и этого парня, и сейчас у нас были б
деньги, а не вот это, - и девица показала на синяк под глазом.
- Я могу достать тебе деньги, - сказал Шаваш, - только ты должна
сделать так, как я скажу.
- А что я должна сделать?
Шаваш помолчал.
- Завтра мы пойдем в Верхний Город. Ты скажешь, что ты моя старшая
сестра, и оставляешь меня в залог. Там есть человек, согласный меня
купить.
Девица перепугалась.
- Шаваш, - сказала она, - что с тобой? Ты ведь даже от шаек держался
в стороне! А теперь ты хочешь продать себя сильному человеку! Ведь у них
же нет, как в шайке, устава, что можно и что нельзя: эти богачи творят,
что хотят!
Шаваш усмехнулся:
- Ты пойдешь и продиктуешь следующий контракт: я, Тася, получаю
пятнадцать ишевиков в долг, и обязуюсь возвратить их сполна и без
процентов не позднее, чем через три месяца. Поручительством своей доброй
воли оставляю у заимодавца младшего брата Шаваша, около одиннадцати лет,
каковой Шаваш, буде долг не будет выплачен семнадцатого числа третьего от
ныне месяца, обязуется начать выплачивать его своей работой.
Тася слушала.
- Не забудь, - сказал Шаваш, указать: "буде долг не будет выплачет
семнадцатого числа". Если этой строчки нет, то я становлюсь рабом сразу
же, а если она есть, то я им станут только через три месяца. Нотариус
может попытаться опустить эту строчку, но ты слушай и смотри на меня. И
еще: ты напишешь, что взяла пятнадцать ишевиков, а тебе выдадут
двенадцать. Про остальные три ишевика только пишется, что их дают. Если бы
дело было при Золотом Государе, когда проценты были разрешены, тебе бы
дали двенадцать ишевиков и написали бы: под 20%, но теперь так как теперь
тот, кто берет проценты, торгует временем, то, чтобы их брать, поступают
так, как я тебе рассказал. Только смотри, Тася: не хвастайся, что у тебя
есть двенадцать ишевиков, потому что нынче честных людей меньше, чем
воров, да и честные люди тоже немножко воры.
- Ба, - сказала девица, - откуда ты все знаешь?
- От Исана Глупые Глаза.
Девица вздохнула.
- Какая разница, сказала она, есть строчка или нет? Откуда ты
возьмешь пятнадцать золотых через три месяца? И вообще большие люди делают
с маленькими людьми все, что хотят.
- А откуда берутся большие люди? - спросил Шаваш.
Девица, зная Шаваша, заподозрила, что он что-то задумал, но Шаваш,
конечно, ничего ей не рассказал: ни о своей находке, ни о том, как он
послушал сцену в суде, ни о том, как он подслушал разговор Нана с
Андарзом. Вы, конечно, изумитесь, каким это образом можно подслушать
разговор в беседке, окруженной со всех сторон воздухом и вспаханной
землей? Но дело в том, что у Шаваша имелся амулет в виде четырех лисьих
лапок. Эти амулеты обладали такой магической силой, что превращали вора в
лисицу и позволяли ему пробираться в самые неожиданные места. Но, к
сожалению, у Шаваша был не настоящий амулет, из высушенных лисьих лапок, а
поддельный, из деревянных. Поэтому Шаваш, конечно, не сумел превратиться в
лисицу. Зато он встал на эти лисьи лапки и прошел по вспаханной земле,
оставляя после себя лисий след. Он забился под фундамент и, таким образом,
все слышал. Он, можно даже сказать, предвосхитил некоторые наблюдения
молодого чиновника, так, ему сразу бросилось в глаза, что вор, похитивший
письмо, был не из простых, так как ни сам Шаваш, ни обширный круг его
знакомых никогда не имели дела с осуйскими деньгами. Он пережил очень
неприятную минуту, когда к нему подошла познакомиться какая-то лисица, а
чиновник наверху открыл окно.
Эту ночь Шаваш спал сладким сном. Ему снились красные ворота, через
которые входят крупные чиновники, и шишка ворот упиралась прямо в небеса.
Ворота были распахнуты, и никого, кроме Шаваша, перед ними не было.
Но, однако, что это за времена, когда через ворота, предназначенные
для чиновников девятого ранга, ходят осуйские торговцы!
3
Наутро Шаваш и Тася явились к синим воротам. Домоправитель Андарза
оформил ссуду. Все сошло, как по маслу, - только Тася получила не
двенадцать, а одиннадцать ишевиков. Домоправитель взял Шаваша за шкирку и
увел в усадьбу.
Дом господина Андарза издавна принадлежал императорским наставникам.
Дороги и дорожки, ведущие к главному дому, были посыпаны золотистым
песком, смешанным с благовониями. Среди цветущих кустов бродили барасинги
с золочеными рожками, и мелькали флигеля для слуг и жилища богов.
Некоторые из них были соединены с главным домом крытыми дорогами. Вообще в
этой усадьбе небо было значительно ближе к земле, чем в других местах
столицы, не считая, разумеется, самого государева дворца.
В нише у главного входа стояли две каменных человека, в длинных
покрашенных синим одеждах и с каменными лентами в руках. На одной ленте
было высечено "Стою по поручению господина Андарза". На другой: "Зорко
наблюдаю за входом и выходом." Шавашу это не очень-то понравилось.
Господин Андарз был колдуном, и вполне возможно, что за этими статуями
водились какие-нибудь дьявольские штуки: или они разгуливали по ночам, а
может, даже воровали кур, если были голодны.
Эконом Дия провел Шаваша в обеденную залу и показал ему большие
песочные часы. Они походили на две соединенные донышками чашки для вина.
Перед часами стоял золотой поднос, заполненный фигурками крестьян и
ремесленников. Каждый час песок пересыпался из одной чашки в другую.
Нижняя воронка наполнялась и нажимала своим весом на пружинку, золотые
фигурки на подносе начинали двигаться и кружиться: плотник махал топором,
прачка окунала белье в колоду для стирки, а на высокое золоченое окошко,
прямо на грудь выглядывавшей из окошка девицы, вспархивала птичка с
рубиновыми глазами и начинала ворковать. Шаваш сразу понял, что это
какое-то не очень квалифицированное колдовство, потому что если бы колдун
знал свое дело, он бы велел, чтобы не только фигурки вертелись, но и чашки
переворачивались сами собой. Во дворце государя были даже блюда, которые
наполнялись сами собой и кубки, которые подлетали во рту, но это были
священные предметы государства, и у Андарза их быть не могло.
Эконом сказал, что в обязанности Шаваша входит присутствовать на
обеде и по просьбе господина Андарза почтительно называть часы и минуты. В
остальное время Шавашу вменялось разносить по городу короба с подарками,
которые посылали друг другу важные чиновники, и ничего из этих коробов не
воровать.
Эконом ушел, а Шаваш остался при часах. У него даже ногти вспухли от
любопытства. Он снял алтарный камень и увидел внизу колесики, похожие на
те, которыми крутят мельницу, только гораздо меньше. Шаваш страшно
удивился. Он никогда не знал, что колдуны используют в своем деле
мельничные колеса. Вскоре нижняя чашка наполнилась, нажала на пружинку,
колесики задвигались, фигурки заплясали. Колесики двигались совсем не так,
как плясали фигурки. Изнутри было видно, что прелестная девица,
выглядывающая из окошка, состоит из одной головы с грудью и двух
колесиков. Шаваш пустил за золотое блюдо хомячка Дуню, и тот заметался
среди золотых истуканчиков.
Шаваш обернулся и заметил, что на него, уперев руку в толстый бок,
смотрит эконом Дия, и на лице у Дии странное выражение.
- Господин! - спросил Шаваш. - А почему часы надо переворачивать
руками? Ведь то же колесико, что движет фигуры на алтаре, может
переворачивать и сами чашки!
Эконом дал Шавашу затрещину и сказал:
- Так положено по древним предписаниям. Устав государя Иршахчана
предусматривает на этой должности человека, а не колесико!
После этого эконом отослал Шаваша на кухню.
Сам же эконом выскочил из главного дома и побежал по тропинке,
похожей на ручеек из золотого песка, туда, где в глубине сада тек
Оранжевый источник, каждый глоток воды из которого, согласно одной
старинной книге о достопримечательностях столицы, снимал по греху. Дия так
запыхался, что стал на колени и начал пить из источника. Посторонний
наблюдатель сказал бы, заметив, как жадно пьет Дия, что у этого человека
на душе множество грехов. Но Дия был человек образованный, то есть почитал
предрассудком существования не только источника, который снимает грех, но
и самого греха. Он пил из источника только потому, что у него пересохло во
рту.
Итак, Дия напился, а потом сел на скамейку у ручья, и стал глядеть на
сад. Перед господином Дией на ветке сидела птичка, с рубиновыми глазами и
шелковыми перышками. Дия снял птичку с ветки и стал рассеянно подкидывать
ее в руке. Птичка не сопротивлялась, потому что была собрана из зубчатых
колесиков и обрезков шелка, - это он, Дия, ее и собрал, как и часы в зале.
Дия был страшно рассержен словами мальчишки и позавчерашним указом Нарая,
перечислявшим три вида лентяев: торговцев, изобретателей машин, и
ярмарочных кривляк. "Даже маленькие рабы понимают то, что не понимает
господин Нарай, - думал Дия, - Великий Вей! Завтра же напишу письмо в
Осую! Надобно выпороть этого мальчишку и любой ценой выбираться из этой
страны."
Домоправитель Андарза, Дия, был человек низенький и жирный, как
сурок. У него были нежная, цвета вяленой дыни, кожа, грустные большие
глаза, формой напоминающие рыбу тунца, и нос пуговкой. Домоправитель Дия
все время задирал эти глаза к небу, молился и вздыхал.
Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
Полная версия книги 'Вейская империя 2. Дело О Лазоревом Письме'
1 2 3 4 5 6
бросают так, что она обвивается вокруг шеи, а разбойник прыгает сверху и
душит человека или тащит его на выкуп. Вмятины от камней доказывают, что
господин Сай был убит этой снастью, и согласитесь, - это дело рук не
Лони-Фазаненка.
Господин Андарз молчал довольно долго.
- Да, - сказал он, - все сходится. Видимо, разбойник, встречавшийся с
Саем, ограбил его и убил, не отдав письма. Отыщите этого разбойника!
Нан улыбнулся.
- Значит, Сай говорил, что вы не знаете продавца?
Андарз обиженно прижал большой палец к столу.
- Откуда? Я не общаюсь с лесными разбойниками. Он назначил свидание в
каком-то притоне...
- Сай врал, - сказал Нан.
Андарз недоуменно сощурился.
- В этом деле есть три обстоятельства, - сказал Нан. - Первое - это
то, что человек, который продавал это письмо, знал, что вы находитесь в
отчаянном положении. Что господин Нарай каждый день истребляет вас в
глазах государя. Что вы купите это письмо и отдадите его государю, а не
господину Нараю. Сколько людей это знает?
- Я вовсе не нахожусь в отчаянном положении, - возмутился Андарз. - Я
вот уже тринадцать лет как наставник государя! Я и без этого письма могу
потребовать отставки Нарая, когда сочту нужным!
- Сколько людей знает о вражде между вами и Нараем? - повторил Нан,
словно и не услышав ответа Андарза.
- Многие во дворце это знают, - ответил тихо Андарз.
- Во дворце, - высшие чиновники! Но разве высший чиновник станет
продавать вам письмо за шестьсот тысяч? Он найдет лучшее применение такому
капиталу, как это письмо! Только мелкий чиновник, который не имеет доступа
к государю, сделает из такой вещи товар! А кто из мелких чиновников
осведомлен о вашем положении?
- Только мои домашние, - сказал Андарз.
- Вот именно, - сказал Нан. Человек, продававший вам через Сая
письмо, был недостаточно высокопоставленным чиновником, чтобы использовать
его самому, и недостаточно мелкой сошкой, чтобы вообще не понять его
значение. Человек этот продавал вам письмо через Сая, тратя деньги на
посредника, не потому, что был вам незнаком, а наоборот, потому что вы
прекрасно его знали. Это был один из ваших секретарей или доверенных лиц:
вы же его сами и познакомили с Саем!
Андарз молчал.
- Обстоятельство второе. Почему этот человек предложил письмо вам, а
не Нараю? Нарай - восходящее солнце, вы - заходящая луна. Потому что, если
бы Нарай завладел письмом, он погубил бы не только вас, - но и все ваше
окружение, - стало быть, этот человек причастен к тем из ваших дел,
которым нет оправданья в глазах Нарая.
Обстоятельство третье заключается в том, что лесной разбойник не
станет просить осуйские деньги, потому что ему негде их будет разменять.
Этот человек просил у вас чеки, потому что он известен в Осуе, или потому
что собирается бежать в Осую! И он был прекрасно осведомлен, что у вас
есть осуйские деньги, потому что сам, вероятно, вел ваши дела...
- Что это? - вдруг перебил себя Нан.
Андарз замер. Нан распахнул окно: послышался шорох, ручная лисица
виновато покосилась на Нана и засеменила прочь, оставляя на вспаханной
земле следы, в которые словно стекался лунный свет.
Нан закрыл окно.
- Вы не могли бы показать мне само письмо?
Андарз подал принесенную с собой папку.
- Вот оно, - сказал Андарз. - Разумеется, оригинал написал на
лазоревой бумаге.
Нан раскрыл папку, и по мере того, как он читал письмо, глаза его
делались все изумленнее и изумленнее, словно он держал в руках не лист
бумаги, а ласточку о четырех ногах или иную природную несообразность.
Глаза Андарза, наоборот, делались все безумней и безумней: только
теперь, казалось, императорский наставник сообразил, что именно ему было
сказано: что среди ближайших его людей есть предатели, и что... Великий
Вей! Императорский наставник треснул кулаком по ореховому столику, отчего
тот деликатно присел на ножках и крякнул, и заорал:
- Но я не могу арестовать всех моих доверенных лиц! Я прослыву
ненадежным человеком! А те, кого я не успею схватить, перебегут к Нараю и
наговорят на меня множество несправедливостей, не зная, чем себя спасти!
Молодой чиновник аккуратно закрыл папку и сказал:
- Хотел бы завтра появиться у вас на обеде и поглядеть на тех, кого
вы называете своими доверенными лицами.
Спустя пятнадцать минут в небе вспыхнул фейерверк: огненные имена
приглашенных на праздник вспыхнули в небе, и, упав в воду, не гасли, а
продолжали гореть в воде. Первый министр империи, Ишнайя, обязанный этим
назначением своему другу Андарзу, и его собеседник, чиновник сообщений
Шима, с любопытством смотрели вверх: им было интересно, появится ли на
небе имя господина Нарая, приглашенного на праздник, но не явившегося.
Тихо раздвинулись кусты, и министр, оглянувшись, увидел молодого
чиновника судебного ведомства, удалявшегося по мягкой, словно серебром
обсыпанной дорожке из ночного сада.
- Кто это? - спросил Ишнайя.
Его собеседник пригляделся и хмыкнул.
- Это чиновника зовут Нан, - сказал он. Необыкновенно деятельный
молодой человек, сирота из провинции Соним, и делает за своего начальника
в Десятой Управе всю работу. Два дня назад с ним приключилась маленькая
неприятность: господин Нарай разгневался на судью Десятой Управы за отчет,
и судья покаялся, что отчет писал его помощник Нан, - на что Нарай велел
обоим явиться для покаяния. Очень способный молодой человек, но, как
видите, карьера его кончена.
"Надобно выяснить, зачем Андарз позвал этого бедняжку к себе", -
подумал Ишнайя.
В этот самый миг у поворота тропинки показался сам Андарз. Вельможа
щелкнул пальцами, подзывая своего управляющего, и громко сказал:
- Дия, господин Нарай не явился на праздник, - проследите, чтобы его
имя не запачкало неба.
Чиновники вокруг вздрогнули, и послышался звон бокала, разбившегося о
каменный бортик пруда.
Солнце давно уже закрыло свой совиный глаз, и серебряные гвоздики
звезд прибили к небосводу черный бархат ночи, - словом, миновала уже
вторая стража, когда Шаваш постучался в ворота веселого учреждения. Как он
прошел мимо запертых ночью ворот между кварталами, мы, признаться, не
знаем: может, пролез в собачий лаз. Ему открыли, и Шаваш взошел по
ступенькам на третий этаж, в комнатку девицы по имени Тася. Никакого
особого родства, кроме родства душ, между ними не было. В руках его была
корзинка с янтарного цвета уткой, и пирожками, тающими во рту, и
финиковыми лепешками, утешающими душу и разгоняющими печаль, и многим
другим, что немного пьяный Андарз, смеясь, лично сложил в корзинку.
Тася лежала в постели одна и с синяком под глазом, и плакала. Увидев
корзинку, она перестала плакать и стала есть утку.
- Сколько тебе лет, - спросил Тася, объев ножку.
- Двенадцать, - соврал Шаваш.
- Жалко, - сказала девица. - Если бы тебе было четырнадцать, ты бы
мог меня пасти. Ты бы побил меня и этого парня, и сейчас у нас были б
деньги, а не вот это, - и девица показала на синяк под глазом.
- Я могу достать тебе деньги, - сказал Шаваш, - только ты должна
сделать так, как я скажу.
- А что я должна сделать?
Шаваш помолчал.
- Завтра мы пойдем в Верхний Город. Ты скажешь, что ты моя старшая
сестра, и оставляешь меня в залог. Там есть человек, согласный меня
купить.
Девица перепугалась.
- Шаваш, - сказала она, - что с тобой? Ты ведь даже от шаек держался
в стороне! А теперь ты хочешь продать себя сильному человеку! Ведь у них
же нет, как в шайке, устава, что можно и что нельзя: эти богачи творят,
что хотят!
Шаваш усмехнулся:
- Ты пойдешь и продиктуешь следующий контракт: я, Тася, получаю
пятнадцать ишевиков в долг, и обязуюсь возвратить их сполна и без
процентов не позднее, чем через три месяца. Поручительством своей доброй
воли оставляю у заимодавца младшего брата Шаваша, около одиннадцати лет,
каковой Шаваш, буде долг не будет выплачен семнадцатого числа третьего от
ныне месяца, обязуется начать выплачивать его своей работой.
Тася слушала.
- Не забудь, - сказал Шаваш, указать: "буде долг не будет выплачет
семнадцатого числа". Если этой строчки нет, то я становлюсь рабом сразу
же, а если она есть, то я им станут только через три месяца. Нотариус
может попытаться опустить эту строчку, но ты слушай и смотри на меня. И
еще: ты напишешь, что взяла пятнадцать ишевиков, а тебе выдадут
двенадцать. Про остальные три ишевика только пишется, что их дают. Если бы
дело было при Золотом Государе, когда проценты были разрешены, тебе бы
дали двенадцать ишевиков и написали бы: под 20%, но теперь так как теперь
тот, кто берет проценты, торгует временем, то, чтобы их брать, поступают
так, как я тебе рассказал. Только смотри, Тася: не хвастайся, что у тебя
есть двенадцать ишевиков, потому что нынче честных людей меньше, чем
воров, да и честные люди тоже немножко воры.
- Ба, - сказала девица, - откуда ты все знаешь?
- От Исана Глупые Глаза.
Девица вздохнула.
- Какая разница, сказала она, есть строчка или нет? Откуда ты
возьмешь пятнадцать золотых через три месяца? И вообще большие люди делают
с маленькими людьми все, что хотят.
- А откуда берутся большие люди? - спросил Шаваш.
Девица, зная Шаваша, заподозрила, что он что-то задумал, но Шаваш,
конечно, ничего ей не рассказал: ни о своей находке, ни о том, как он
послушал сцену в суде, ни о том, как он подслушал разговор Нана с
Андарзом. Вы, конечно, изумитесь, каким это образом можно подслушать
разговор в беседке, окруженной со всех сторон воздухом и вспаханной
землей? Но дело в том, что у Шаваша имелся амулет в виде четырех лисьих
лапок. Эти амулеты обладали такой магической силой, что превращали вора в
лисицу и позволяли ему пробираться в самые неожиданные места. Но, к
сожалению, у Шаваша был не настоящий амулет, из высушенных лисьих лапок, а
поддельный, из деревянных. Поэтому Шаваш, конечно, не сумел превратиться в
лисицу. Зато он встал на эти лисьи лапки и прошел по вспаханной земле,
оставляя после себя лисий след. Он забился под фундамент и, таким образом,
все слышал. Он, можно даже сказать, предвосхитил некоторые наблюдения
молодого чиновника, так, ему сразу бросилось в глаза, что вор, похитивший
письмо, был не из простых, так как ни сам Шаваш, ни обширный круг его
знакомых никогда не имели дела с осуйскими деньгами. Он пережил очень
неприятную минуту, когда к нему подошла познакомиться какая-то лисица, а
чиновник наверху открыл окно.
Эту ночь Шаваш спал сладким сном. Ему снились красные ворота, через
которые входят крупные чиновники, и шишка ворот упиралась прямо в небеса.
Ворота были распахнуты, и никого, кроме Шаваша, перед ними не было.
Но, однако, что это за времена, когда через ворота, предназначенные
для чиновников девятого ранга, ходят осуйские торговцы!
3
Наутро Шаваш и Тася явились к синим воротам. Домоправитель Андарза
оформил ссуду. Все сошло, как по маслу, - только Тася получила не
двенадцать, а одиннадцать ишевиков. Домоправитель взял Шаваша за шкирку и
увел в усадьбу.
Дом господина Андарза издавна принадлежал императорским наставникам.
Дороги и дорожки, ведущие к главному дому, были посыпаны золотистым
песком, смешанным с благовониями. Среди цветущих кустов бродили барасинги
с золочеными рожками, и мелькали флигеля для слуг и жилища богов.
Некоторые из них были соединены с главным домом крытыми дорогами. Вообще в
этой усадьбе небо было значительно ближе к земле, чем в других местах
столицы, не считая, разумеется, самого государева дворца.
В нише у главного входа стояли две каменных человека, в длинных
покрашенных синим одеждах и с каменными лентами в руках. На одной ленте
было высечено "Стою по поручению господина Андарза". На другой: "Зорко
наблюдаю за входом и выходом." Шавашу это не очень-то понравилось.
Господин Андарз был колдуном, и вполне возможно, что за этими статуями
водились какие-нибудь дьявольские штуки: или они разгуливали по ночам, а
может, даже воровали кур, если были голодны.
Эконом Дия провел Шаваша в обеденную залу и показал ему большие
песочные часы. Они походили на две соединенные донышками чашки для вина.
Перед часами стоял золотой поднос, заполненный фигурками крестьян и
ремесленников. Каждый час песок пересыпался из одной чашки в другую.
Нижняя воронка наполнялась и нажимала своим весом на пружинку, золотые
фигурки на подносе начинали двигаться и кружиться: плотник махал топором,
прачка окунала белье в колоду для стирки, а на высокое золоченое окошко,
прямо на грудь выглядывавшей из окошка девицы, вспархивала птичка с
рубиновыми глазами и начинала ворковать. Шаваш сразу понял, что это
какое-то не очень квалифицированное колдовство, потому что если бы колдун
знал свое дело, он бы велел, чтобы не только фигурки вертелись, но и чашки
переворачивались сами собой. Во дворце государя были даже блюда, которые
наполнялись сами собой и кубки, которые подлетали во рту, но это были
священные предметы государства, и у Андарза их быть не могло.
Эконом сказал, что в обязанности Шаваша входит присутствовать на
обеде и по просьбе господина Андарза почтительно называть часы и минуты. В
остальное время Шавашу вменялось разносить по городу короба с подарками,
которые посылали друг другу важные чиновники, и ничего из этих коробов не
воровать.
Эконом ушел, а Шаваш остался при часах. У него даже ногти вспухли от
любопытства. Он снял алтарный камень и увидел внизу колесики, похожие на
те, которыми крутят мельницу, только гораздо меньше. Шаваш страшно
удивился. Он никогда не знал, что колдуны используют в своем деле
мельничные колеса. Вскоре нижняя чашка наполнилась, нажала на пружинку,
колесики задвигались, фигурки заплясали. Колесики двигались совсем не так,
как плясали фигурки. Изнутри было видно, что прелестная девица,
выглядывающая из окошка, состоит из одной головы с грудью и двух
колесиков. Шаваш пустил за золотое блюдо хомячка Дуню, и тот заметался
среди золотых истуканчиков.
Шаваш обернулся и заметил, что на него, уперев руку в толстый бок,
смотрит эконом Дия, и на лице у Дии странное выражение.
- Господин! - спросил Шаваш. - А почему часы надо переворачивать
руками? Ведь то же колесико, что движет фигуры на алтаре, может
переворачивать и сами чашки!
Эконом дал Шавашу затрещину и сказал:
- Так положено по древним предписаниям. Устав государя Иршахчана
предусматривает на этой должности человека, а не колесико!
После этого эконом отослал Шаваша на кухню.
Сам же эконом выскочил из главного дома и побежал по тропинке,
похожей на ручеек из золотого песка, туда, где в глубине сада тек
Оранжевый источник, каждый глоток воды из которого, согласно одной
старинной книге о достопримечательностях столицы, снимал по греху. Дия так
запыхался, что стал на колени и начал пить из источника. Посторонний
наблюдатель сказал бы, заметив, как жадно пьет Дия, что у этого человека
на душе множество грехов. Но Дия был человек образованный, то есть почитал
предрассудком существования не только источника, который снимает грех, но
и самого греха. Он пил из источника только потому, что у него пересохло во
рту.
Итак, Дия напился, а потом сел на скамейку у ручья, и стал глядеть на
сад. Перед господином Дией на ветке сидела птичка, с рубиновыми глазами и
шелковыми перышками. Дия снял птичку с ветки и стал рассеянно подкидывать
ее в руке. Птичка не сопротивлялась, потому что была собрана из зубчатых
колесиков и обрезков шелка, - это он, Дия, ее и собрал, как и часы в зале.
Дия был страшно рассержен словами мальчишки и позавчерашним указом Нарая,
перечислявшим три вида лентяев: торговцев, изобретателей машин, и
ярмарочных кривляк. "Даже маленькие рабы понимают то, что не понимает
господин Нарай, - думал Дия, - Великий Вей! Завтра же напишу письмо в
Осую! Надобно выпороть этого мальчишку и любой ценой выбираться из этой
страны."
Домоправитель Андарза, Дия, был человек низенький и жирный, как
сурок. У него были нежная, цвета вяленой дыни, кожа, грустные большие
глаза, формой напоминающие рыбу тунца, и нос пуговкой. Домоправитель Дия
все время задирал эти глаза к небу, молился и вздыхал.
Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
Полная версия книги 'Вейская империя 2. Дело О Лазоревом Письме'
1 2 3 4 5 6