Можайский подчеркивал, что председатель комиссии высказал свое отрицательное отношение к военному использованию аппарата, проявлял недоверие к принципам, положенным в основу проекта. Александр Федорович сообщал, что Паукер
"отвергал возможность установить на аппарате нефтяную машину"
на том нелепом основании, будто
"огонь из цилиндра по трубке сообщится с резервуаром и воспламенит всю нефть".
Он приводил слова Паукера,
"что не будет возможности укрепить машину в лодке аппарата, и что при ходе поршней от ударов, лодку будет раскачивать и разрушится весь аппарат".
Анализируя все высказанные Паукером возражения, Можайский сделал такой вывод:
"Все эти суждения, доказывающие полнейшее незнакомство с действительным, практическим и современным состоянием техники, клонились, как я могу заключить из последствий к тому, чтобы сразу убить во мне уверенность в возможности осуществления моего проекта".
Действия Паукера не имели ничего общего с научным разбором проекта самолета, они были бесчестны, и Можайский просил Зверева "не объясняя настоящей причины, лично посетить следующее заседание комиссии", и разрешить допустить на него окончившего военную академию подполковника Аргашакова, помогавшего Александру Федоровичу при проверке вычислений и испытаний моделей. Не доверяя Паукеру, Можайский хотел, чтобы следующее заседание происходило при свидетелях, и совершенно прямо сказал об этом в письме.
"Настоящая же цель моей просьбы была вызвана необходимостью иметь в заседании свидетелей тому, что я мог, судя по первому заседанию, ожидать и в последующих".
Однако тот протокол, который Паукер прочитал на заседании 12 апреля, не был обнародован. Петров настоял, чтобы из протокола изъяли все, что компрометировало саму комиссию, все то, что, по словам Можайского, доказывало "полнейшее незнакомство с действительным, практическим и современным состоянием техники".
Паукеру пришлось изменить первоначальный текст. Можайскому вручили такую выписку из протокола совещания:
"Журнал заседания 12 апреля,
Председатель ген.лейт. Паукер.
Члены: полковник Вальберг
полковник Петров
в отсутствии ген.майор Герн.
Заседание было открыто чтением представленных вновь капитаном 1-го ранга Можайским 2-х записок:
1. Об общих соображениях, на коих основано устройство предлагаемого им воздухоплавательного аппарата.
2. О самом устройстве этого аппарата с чертежами его. Комиссия, обсудив доставленные сведения, нашла, что осуществимость аппарата г. Можайского зависит, главным образом, от того, способен ли гребной винт, предлагаемых размеров, вращаемый машиной с предлагаемой скоростью, примерно, 200 оборотов в минуту, дать всему аппарату поступательное движение с такой скоростью, какая необходима для того, чтобы он парил в воздухе. По сему комиссия пригласила г. Можайского представить хотя бы приблизительные опытные данные и исчисления, разъясняющие означенный вопрос, что г. Можайский и обещал исполнить. Сведения сии по их получении комиссией будут рассмотрены в следующем ее заседании.
Г. Паукер.
Н. Петров.
Член делопроизводитель Вальберг".
Такое изменение первоначального текста протокола можно было рассматривать, как отказ Паукера от своих возражений и своего отношения к проекту Можайского.
В своем письме к Звереву Александр Федорович писал, что не нашел в полученном документе ничего того, что комиссия 12 апреля признала за невероятное. Все возражения Паукера были выкинуты из протокола и
"в нем оставлен для меня лишь один только вопрос, касающийся работы винта в воздухе".
"Этим изменением своего протокола комиссия фактически подтвердила неосновательность своего недоверия к представленным мною данным и тем дала мне некоторую надежду на то, что мало-помалу мне удастся рассеять недоверие комиссии и в отношении всего моего проекта".
Но Паукер не собирался вникать в дополнительные расчеты и вычисления Можайского, они его совершенно не интересовали. Приглашение, адресованное Можайскому, представить "опытные данные и исчисления, разъясняющие означенный вопрос" было рассчитано на оттяжку времени.
Паукер действовал сознательно, обдуманно, он старался приложить все усилия, чтобы уничтожить замечательное изобретение раньше, чем оно появится на свет.
Можайский продолжал настаивать на новом совещании. Он приготовил вычисления, которые доказывали, что выводы, доложенные на заседании комиссии 12-го апреля, подтверждаются законами и цифрами механики. Он надеялся убедить комиссию и добиться разрешения строить самолет.
"В ожидании мнения комиссии о способе приложения моих вычислений к делу, просил о назначении дня заседания".
Но напрасно ожидал Александр Федорович, будто ему дадут возможность защитить проект. Заседание так и не было созвано. Вместо приглашения на заседание Можайский получил через канцелярию требование выслать свои вычисления. Можайский повиновался и отправил на квартиру председателя комиссии все дополнительные вычисления.
Да, Паукер хотел получить от Можайского все материалы, но не желал открыто обсуждать проект в присутствии Можайского. Вдруг опять профессор Петров откажется признавать возражения председателя комиссии авторитетными.
Затем последовало письменное предложение: "выслать дополнительные документы и доказательства". Требовать дополнительных доказательств, не сообщая изобретателю, почему комиссию не удовлетворяют уже представленные, можно было только из желания умышленно затянуть дело. Это понял Можайский и отказался удовлетворить требование Паукера. Александр Федорович так ответил Паукеру:
"не зная мнения комиссии о представленных ей мною вычислениях и не зная, в какой части моих вычислений требуются доказательства, я не могу удовлетворить желание комиссии, а прошу для большого удобства и ускорения хода дела дать мне возможность иметь честь лично в присутствии комиссии дать ответы на ее вопросы, на неполноты, неясности или ошибки в моих вычислениях, если таковые оказались".
Прошло несколько недель. Паукер не писал, не приглашал Можайского. Наконец Можайский получил свои вычисления. Никаких письменных объяснений не было, кроме замечаний и поправок, сделанных рукой Паукера на полях рукописи.
Можайский внимательно изучил их и пришел к выводу, что поправки Паукера неверны. Генерал предлагал безо всякой надобности довести размеры аппарата и мощность двигателей до громадных размеров, и тем как бы доказать невозможность его полета.
"Признав заметки ошибочными и неосновательными, - писал Можайский, - я письменно обратился к г. председателю с некоторыми объяснениями и просьбой обратить на них внимание и почтить меня ответом. При этом я прибавил, что формулы, написанные им, я приму для переделки моих вычислений".
Можайский обратился к Паукеру с личным письмом. Не как к председателю комиссии, а как к ученому. Александр Федорович не мог допустить мысли, что этот человек, тридцать с лишним лет носящий мундир русского офицера, может сознательно предавать национальные интересы России.
Это письмо должен был передать Паукеру старший сын Александра Федоровича. Но Паукер не принял письма и, не распечатывая, возвратил его.
Вместо ответа 20 июня Можайский получил из канцелярии Инженерного управления бумагу. Писал делопроизводитель комиссии, полковник Вальберг. По поручению председателя комиссии Вальберг уведомлял, что комиссия не считает себя обязанной вступать в объяснения по своим замечаниям, и, сделав свое заключение о проекте, представила его по начальству.
Не выслушав мнения самого изобретателя, Паукер поспешил составить заключение и срочно отослал его высшему начальству.
В этом документе сжато излагалось существо предложения Можайского:
"Снаряд г. Можайского состоит из обширной плоскости (3800 кв.фут.), прикрепленной к ней гондолы для помещения людей, машин, топлива и проч., и из значительной величины винтов (диаметром до 4-х сажен). Винты, приводимые во вращательное движение машиною, должны сообщить плоскости, поставленной наклонно к горизонту, быстрое поступательное движение (со скоростью в 25 английских миль в час или 36,2 футов в секунду) и тем заставить весь снаряд подняться на воздух и двигаться по данному направлению. Для управления же аппаратом приспособлен руль в виде широкого хвоста".
Затем Паукер ссылался на иностранные авторитеты, упоминая Хэнсона и Стрингфеллоу, Петтигрю, ныне давно и заслуженно забытого, но попадавшего у Паукера в разряд "замечательных авторов по воздухоплаванию".
"Несмотря на весьма тщательные опыты, - писал по начальству Паукер, произведенные над такими снарядами, они оказываются вполне неудовлетворительными",
так где же русскому изобретателю Можайскому пытаться что-нибудь создать.
В этом заключении Паукер выкладывал свое главное возражение:
"При правильном устройстве снаряд может двигаться по воздуху по определенному направлению только при совершенно спокойном воздухе, или при весьма ровном ветре, направление которого сохраняет неизменное наклонение к горизонту. В противном случае снаряд быстро меняет движение, как в горизонтальном, так и в вертикальном направлении. Опасность эта происходит преимущественно от значительного протяжения наклонной плоскости и от неподвижности соединения ее с гондолой".
Наконец Паукер выносил смертный приговор самолету:
"Вычисления г. Можайского... не могут служить подтверждением возможности устройства снаряда по его чертежам. В остальных же объяснениях г. Можайского комиссия также не находит ручательства, чтобы опыты над снарядом г. Можайского, даже и после различных возможных в нем изменений, могли привести к полезным практическим результатам, если не будет устроен им снаряд на совершенно иных основаниях, с подвижными крыльями, могущими не только изменять свое положение относительно гондолы, но и свою форму во время полета".
Итак, Паукер обращал Можайского назад, к идее машущих крыльев. Долой новаторскую мысль - нужно подражать природе. А то, что из этого до сих пор ничего не выходило, так это только к лучшему - у России не будет воздухолетательных снарядов.
Паукер пытался заверить начальство, будто и комиссия Менделеева придерживалась такого же мнения:
"Подобные усовершенствования без сомнения были в виду первой комиссии, рассматривавшей первоначально предложения Можайского и считавшей возможным ассигновать небольшую сумму на его опыты". Последние строки заключения предназначались специально для высшего начальства, скупого на ассигнования: "Но сумма, испрашиваемая ныне г. Можайским, настолько значительная, что комиссия не решается присоветовать ее ассигнования на опыты, ныне уже не обещающие, судя по сделанным опытам, какого-либо полезного результата".
Паукер надеялся нанести смертельный удар ценному русскому изобретению. Он рассчитывал, что Можайский, оказавшийся бессильным пробить эту каменную стену бездушия, не имея средств, откажется от дальнейших попыток создать самолет.
И верно, приговор Паукера оказался сильным ударом. Но все же не достаточно сильным, чтобы сломить Можайского. Человек исключительной настойчивости, убежденный в правоте своих научных суждений, Александр Федорович не прекратил работ по созданию самолета.
Свою горечь, негодование, протест Можайский выразил так:
"Таким, вовсе не предвидимым для меня способом, комиссия, обсуждая и ведя дело канцелярским и келейным путем, отняла у меня возможность представить ей мои окончательные выводы о размерах частей аппарата, силы его машины и других условий. Кроме того, комиссия, обсуждая дело и представляя из себя судей над моим трудом, постановила приговор, отняв у меня право не только личной защиты, которое по совершенным понятиям и законоположению дается всякому судимому, но даже не дала мне возможности высказаться письменно и опровергнуть ее ошибочность взгляда на мой проект. А также отняла возможность представить ей вполне и окончательно разработанный проект аппарата, который я надеялся разъяснить комиссии лично в заседании, которое было мне ею обещано.
... Я имею право не признать мнение комиссии за правдивое и не верить в безгрешность и безошибочность его еще и потому, что комиссия в заседании своем 12 апреля признавала за невероятное даже и то, что наукою и механикою признано за аксиому. Сверх того, комиссия, высказывая свое недоверие к представленным ей мною данным, не пожелала как во время самого заседания, так и впоследствии после ошибок, сделанных ею на полях моих вычислений, дать мне время и возможность доказать правдивость данных и моей теории"..."
Уверенность в своей правоте Можайский черпал в поддержке и внимании Менделеева, который оценил исследования Можайского. Вспоминая о деятельности первой комиссии, Александр Федорович говорил, как велико ее значение в его работах:
"Благодаря первой комиссии, рассматривающей мой проект в январе 1877 г. и ее ходатайству об отпуске мне денег для опытов над модельками и тому пути, на который она меня направила, я мог изучить вопрос воздухоплавания вполне основательно и если мне не удалось на модельках получить ряд научных и параллельных выводов, то практическая сторона дела при постройке моделек, определение их размеров и форм, наблюдение полета и разбега моделек, свойства движущейся в воздухе плоскости, работа винтов и проч., ознакомили меня основательно с практической стороной вопроса, и если бы вторая комиссия пожелала бы вникнуть во все это и проверить мои знания, то конечно, убедилась бы, что проект возможен для осуществления и что размеры аппарата и силы машины, определенные мною как в смете, так и в объяснительной записке моего проекта, представленной 12-го апреля, определены верно, что все цифры моих вычислений подтверждены опытами, а опыты цифрами механики, но комиссия лишила меня возможности доказать ей все это..."
Против грубого произвола Можайский протестовал и как патриот, которому дороги интересы родной науки и страны. Он писал:
"Вообще я не ожидал такого безучастия, которое комиссия высказала к моему труду, результат которого по мнению протокола 1-ой комиссии мог принести государству громадную пользу в военном значении.
... Я желал быть полезным своему отечеству, и заняться разработкой моего проекта, для чего и оставил место своего служения..."
В заключение Можайский писал:
"... Я трудился не для своего личного интереса, а для пользы государства и действовал при этом не по личному усмотрению, а по указанию комиссии, назначенной правительством..."
Враги России в лице Паукера оказались бессильными пресечь деятельность Можайского. Он был уверен в своих знаниях, в своей правоте и хотел принести пользу своему отечеству. А это давало ему силу преодолеть все преграды и завершить начатое дело.
Можайский не одинок
Отказ поддержать изобретение был старым, давно проверенным, надежным приемом. Этим приемом пользовались барскиспесивые, облеченные властью царские чиновники, в своей тупой ограниченности не желавшие признавать талантливость великого русского народа, и прямые враги России, прикрытые от подозрений русскими мундирами, орденами, званиями. Тормозить - стало заповедью всех врагов нового.
Только железная напористость Фролова, выдающийся талант Кулибина, творческое горение Ползунова, энтузиазм и настойчивость Черепановых, гений Ломоносова могли противостоять этому сопротивлению и ценой великого труда, в ожесточенной борьбе доводить изобретения до конца. А сколько талантливых людей, повергнутых в отчаяние и нищету, не выдерживало этой борьбы. Сколько замечательных мыслей, высказанных простыми русскими людьми оставались не претворенными в жизнь, хотя их охотно подхватывали за рубежом.
Нанося свой удар, Паукер надеялся, что дело Можайского можно считать законченным. Его чутье, развившееся за десятки лет службы, безошибочно подсказывало, что в самодержавной Российской империи бесполезно жаловаться, протестовать, искать правду. Чтобы направить Александра Федоровича по ложному пути, Паукер, через некоторое время после отказа поддержать изобретение Можайского, принял благожелательное решение по явно нелепому проекту "динамоптера" - летательного аппарата с машущими крыльями, который придумал некто Бертенсон.
И все-таки, несмотря ни на что, Можайский победил. В чем же причина его победы? Чтобы создать самолет - мало одного желания. Мечта, не подкрепленная знаниями, порождает хрупкий, непрочный проект, который рушится, будто карточный домик, под беспощадным огнем научной критики.
Проект самолета, созданный Можайским, стоял на незыблемом фундаменте прочных знаний. За каждым словом Можайского скрывался научный расчет, а не беспочвенная фантазия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22