- А никто не просит,- сказал Хильман.- Хорошо попросили бы если - мо-
жет, и дал бы.
- А меня вот гложет... Да нет, просто устал.
- Когда ехать-то?
- Не знаю. Приедет какой-то шишковатый из министерства, скажет.
- Мне намекнули,- сказал Хильман,- что все это не на одну неделю и
куда-то в тыл. Представляешь?
- В ты-ыл? - недоверчиво протянул Петер.- Что-то ты путаешь, старик.
- Ничего я не путаю. Что я, нашего главного не знаю? Он когда губу
вот так делает - то на передовую. А если вот так - то или флот, или тыл.
Проверено.
- Твои бы слова - да богу в уши,- сказал Петер.
Он не знал, почему это невозможно, но это было действительно невоз-
можно - войти к Летучему Хрену и сказать: "Знаешь, я страшно устал. Мне
надо отдохнуть, потому что, если я не отдохну, я сломаюсь по-настоящему.
Я очень устал". Странно, конечно, но он точно знал, что это невозможно,
хотя никто и никогда не пытался этого сделать. Небеса бы обрушились, ес-
ли бы кто-то попытался сказать это Летучему Хрену. Молния бы сорвалась с
ясного неба...
- ...вечером,- сказал Хильман, это он приглашал на коньяк, и Петер
кивнул: "Хорошо",- но вспомнил Брунгильду и добавил: "Посмотрим".
Хильман опять легко обиделся и легко распростился с обидой. "Да приду я,
приду",- успокоил его Петер, и, по своему чертикову обыкновению, Хильман
пропал мгновенно - только пыль взметнулась над тропою, только стук копыт
отдался эхом...
Новенькие занимались с аппаратурой, и Камерон, который маячил тут же,
исподтишка показал Петеру большой палец.
Петер лег, не разуваясь, задрал ноги на спинку кровати. Неизвестно
еще, какими окажутся обещанные итальянские ботинки, а эти надо оставить
себе: мягкие, легкие, нигде не давят, не трут и не хлябают... Он задре-
мал и проснулся от голосов.
- Потому что это дрянь, дрянь, дрянь! - шепотом кричал один из нович-
ков.- Потому что мне страшно подумать, что будет, если мы победим!
- А что будет? - говорил второй.- Ничего нового не будет. Зато навер-
няка объявят амнистию, и все твои драгоценные...
- Да разве в этом дело! Ты вдумайся: победит система, для которой
главным в человеке является что? Ум? Совесть? Деловитость, может быть?
Нет. Тупость, исполнительность и форма черепа. Все. Представляешь - что
из этого получится лет через пятьдесят? Это же конец, конец...
- Тихо ты, услышат.
- Боишься? А представляешь: целое поколение, которое всего боится?
Прелесть, а? А ведь они этого добиваются - и добьются. Каждый не от слов
своих, не от дел - от мыслей вздрагивать будет! Не дай бог, догадается
кто! Хочешь такого?
- Перестань, правда. Ну что - тебе ответ нужен? Так я не знаю ответ
а...
Ай да ребятки мне достались, подумал Петер. Это что же с молодежью-то
делается? А, Петер?
Он встал, пошумел немного, чтобы не подумали чего, и вышел к ним, по-
тягиваясь.
- Вольно, мужики,- сказал он, предупреждая их позыв бросить камеры и
встать.- Начинаем зачет. Итак, на время: зарядить камеры!
Мужики чуть суетились, но справились с этим делом вполне прилично.
- Теперь пошли на натуру.
Петер увел их в развалины неподалеку и заставил снимать друг друга,
непрерывно перебегая и заботясь при этом о собственной безопасности.
Чтобы создать кой-какие иллюзии, он щедрой рукой разбрасывал взрывпакеты
и два раза пальнул шумовыми ракетами - есть такие, с сиреной; вторая из
этих ракет заметалась рикошетами по двору и произвела впечатление на не-
го самого. Потом, придерживая за пояса, чтобы не разбрелись и не попада-
ли, он отвел ребят в лабораторию. Пленку проявили мигом, девочки-лабо-
рантки были на высоте; тут же зарядили проектор и стали смотреть, что
получилось. На экране что-то возникало и металось, обычно не в фокусе,
три-четыре раза появлялся и пропадал человек с камерой в руках, невоз-
можно было понять, кто именно, мелькали тени, дымки разрывов, стены, не-
бо, упорно вновь и вновь появлялась в кадре торчащая из груды щебня бал-
ка с кроватной сеткой наверху... Вторая пленка была не лучше, только
один кадр годился: это когда оператор снимал его самого с ракетницей в
руках в момент выстрела: черненький дьявол, разбрасывая огонь и дым,
рванулся прямо в объектив... Петер несколько раз прокрутил это место.
Дальше шла прежняя неразбериха, но это было хорошо.
- Это хорошо,- сказал он.- Рука не дрогнула.
- Не успел испугаться, - сказал темноглазый, Шанур.
- Это хорошо,- повторил Петер.- Рука должна быть твердой. Даже если
снимаешь собственный расстрел.
Он гонял их по этому полигону еще трижды. Лучше не становилось, но
это от усталости, к концу дня оба ног не переставляли, зато завтра, ког-
да отоспятся, уже не будут вздрагивать и торопиться...
Брунгильда как сквозь землю провалилась, он так и не нашел ее, и с
оставшейся бутылкой шнапса Петер заявился в гости. Хильман поселился у
Бури, инженера-оптика; Бури занимал длинную, как вагон, комнату в полу-
подвале, свободное место у него было всегда, и постояльцам он был рад.
Посидели, выпили и шнапс, и коньяк, поговорили. Впрочем, говорили
главным образом Бури и Хильман, Петеру все больше молчалось. Хильман
красочно и с массой подробностей рассказывал, как ходил в смертный де-
сант на Жопу Адмирала; Петер хорошо помнил этот северный архипелаг из
двух близлежащих островов, получивших такое прозвище за округлость, мяг-
кую покатость и обширность. Прозвище настолько привилось, что даже в
официальных документах после названия аббревиатурно пояснялось, что же
конкретно имеется в виду. В позапрошлом году Петер сам ходил туда в де-
сант. Три дня морская пехота и кавалергарды выбивали из окопов маленький
гарнизон; низкая облачность и дожди не давали действовать авиации. На
четвертый день прояснилось, и над островами повисла целая авиадивизия.
Вечером, когда там сгорело все, что могло гореть, кавалергарды пошли
вперед. По ним не было сделано ни единого выстрела: бомбардировщики сме-
шали с землей всех. Потом, выходит, архипелаг снова сдали, подумал Петер
без особой грусти. Сдали, опять взяли... Перепихалочки и потягушки - и
вся война. Плевать.
Голоса, кажется, звучали громче, но Петера почему-то не проняло, ему
стало скучно, и он пошел опять искать Брунгильду и опять не нашел. В его
отсутствие Хильман и Бури заспорили о чем-то, дело дошло до взаимных ос-
корблений, и решили стреляться - здесь же, в подвале, с пятнадцати ша-
гов, три выстрела, беглым огнем. Отметили барьеры, отошли, стали схо-
диться. Хильман начал стрелять первым, расстрелял сразу все патроны, и
все три раза промахнулся. Бури промахнулся дважды. Поняв, что наделал -
пуля попала журналисту в лоб, тот умер мгновенно,- Бури сбежал. Его пой-
мали через месяц и по приговору полевого суда повесили за дезертирство.
Если бы он не убежал, максимум, что грозило ему - это передовая или три
года лагерей.
- Итак, господа офицеры, вы поступаете под команду человека штатско-
го, так сказать, шпака... да; тем не менее господин министр счел возмож-
ным сделать такое, хотя это и не в традициях нашей доблестной армии.
Позвольте представиться: Гуннар Мархель, первый советник министра. Мы с
вами отправляемся в то место, откуда начнется наше победоносное шествие,
наш марш в историю, наше, с позволения сказать, вознесение над всеми ны-
нешними трудностями и неудачами. Экспедиция наша продлится около двух
месяцев, и за это время мы станем свидетелями и участниками величайшего
торжества нашего военно-инженерного гения, свидетелями и летописцами ве-
ликого свершения наших доблестных войск - творцов и носителей нашей гря-
дущей и неминуемой победы. Эта неминуемость нашей победы, думаю, сыграла
свою роль, отрицательную, подчеркиваю, роль в деле торжества наших идеа-
лов и нашего оружия, потому что вызвала расслабленность и заторможен-
ность у некоторых молодых солдат и офицеров, уверовавших в то, что побе-
да, раз она неминуема, придет все равно - независимо от того, как ты во-
юешь. Нет, господа! Победа сама не придет! Победу надо добывать потом
своим и кровью своей, ибо потоки пота и крови под ее фундамент - необхо-
димое условие ее неминуемости! Его Императорское Величество просил лично
передать вам, что всегда и во все времена герои на плечах своих поднима-
ли и удерживали здание победы, и не стоит верить своим глазам, если вы,
ослепленные красотой этого здания, не видите, на чьих плечах оно держит-
ся. Но Его Величество никогда не забывает этого, вот потому-то и встре-
чают с таким подъемом на фронте и в тылу бессмертные речи Императора,
как всегда посвященные бессмертным подвигам наших героев, достойных нас-
ледников ратной славы великих предков, сокрушивших Древний Рим, Вавилон,
Византию, Сирию и Египет! Тех, кто пронес сквозь века и страны чистоту и
беспредельную преданность идеалам гиперборейским, воплощенным издревле в
великих атлантах: Гангусе, Слолише и Ивурчорре! От самого Заратустры и
до нашего дорогого Императора пролегла вечная дорога истины, и никому не
удастся опорочить ее прямизну! По машинам!
Слава богу, все, подумал Петер. Но силен советник. Без бумажки, а как
по писаному. Редкость по нынешним временам. Все так боятся оговориться,
что перестают говорить совсем, а только пишут. И слава богу, что у него
своя машина. Что-то мне не хочется сводить с ним дорожное знакомство -
все равно придется, я знаю, но потом... но как неохота!
- Мужики! - в свою очередь обратился он с речью к своим.Маршрута я не
знаю, все засекречено до этого самого, следуем за лидером. Так вот: сле-
дить за воздухом в восемь глаз. Тип самолета не разбирать, сразу давать
команду "Воздух!" - и из машины. Если есть кювет, то лучше всего в кю-
вет. Нет кювета - отбегайте шагов на дцать - и носом в землю. И не ме-
таться. Вообще не шевелиться, пока все не закончится. Ясно?
- А говорили, что у них авиации нет совсем,- сказал Шанур.
- Кто говорил? - грустно спросил Петер.
- В газетах писали, и по радио тоже было,- сказал Шанур, и Армант по-
кивал - да, мол, я тоже слышал.
- Ребята,- вздохнул Петер,- это вам просто очень наврали. У них такие
штурмовики, что дай вам бог успеть навалить в штаны. Усекли? Тогда впе-
ред.
И они покатили.
Сначала новички, повергнутые Петером в состояние особой насторожен-
ности, глазели в небо так, что стали навертываться облака. Потом они
скисли и задремали, будить их Петер не стал, от полудремных наблюдателей
толку было чуть. От наблюдателей вообще толку было немного, штурмовики,
например, налетали на бреющем, и чтобы хоть как-то среагировать, времени
не оставалось, все решалось на уровне везения - невезения, попадет - не
попадет... Очень высоко прошли три девятки тяжелых бомбовозов, но расс-
мотреть, свои это или чужие, нельзя было даже в телеобъектив. Конечно,
тяжелые бомбить дорогу не будут, не за такой малостью их посылают, одна-
ко... Утреннее солнце стояло справа-сзади, значит, едем на север, вдоль
фронта, и до передовой здесь километров семьдесят - сто. Навстречу
сплошным потоком шли грузовики, то с пехотой в кузовах, то крытые бре-
зентом, то с ящиками, бочками, бревнами и вообще всем, что только можно
перевозить на машинах; прошла и колонна этих самых новейших и секретных
до безумия установок: многоосные трейлеры волоклись за танками, у кото-
рых вместо башен торчали какие-то непонятные фиговины - и все под бре-
зентом; говорили, что снаряд такой установки выжигает местность в радиу-
се километра. И перед колонной, и позади нее шло множество зенитных са-
моходок - наготове, с торчащими вверх стволами. Надо полагать, для штур-
мовиков эта колонна была бы крепким орешком - хотя и лакомым, конечно. И
то, что их тащут днем...
Потом встречные машины перестали попадаться. Это был плохой признак.
Очень плохой. Это значило, что впереди что-то случилось, а что еще может
случиться на рокадном шоссе, кроме?..
Продвижение замедлилось, а потом и вовсе прекратилось. Господин Гун-
нар Мархель нервно расхаживал возле машины, поглядывая на часы. Как ток,
пробежало известие, что на перекресток впереди, километрах в двадцати
отсюда, положили бомбовый ковер. Ясно было, что следует ждать налета.
Машины поползли в стороны от дороги, полотно расчищалось, и некоторые,
самые отчаянные и бесшабашные, или те, кто ну никак не мог задерживаться
и пережидать, тронулись потихоньку вперед. Господин Мархель был из отча-
янных - то ли по характеру, то ли по свойственному штатским недомыслию.
Он помахал рукой Петеру и полез в свою машину. Ох, как надо было бы пе-
реждать, но черный "мерседес" уже катился вперед, пробираясь между ос-
тавшимися на дороге машинами. "Во дурень",- сказал шофер Эк. Петер с ним
согласился - молча, конечно,- но приказал следовать за начальством. Но-
вички, почуяв, что дело серьезное, крутили головами с удвоенным усерди-
ем. Но первым заметил штурмовики все-таки Эк. Это случилось, когда они
почти подъехали к злополучному перекрестку - стоял знак-указатель, что
до него всего два километра и головным в колоннах следует подать звуко-
вой сигнал...
Эк не стал кричать "Воздух!" или как-то иначе выражать свое отношение
к происходящему - он просто газанул, круто вывернул руль вправо, перес-
кочил через кювет и погнал к лесу. Эти триста метров они пролетели почти
мгновенно, и тем не менее штурмовики успели раньше. Рев моторов и грохот
пушечных очередей покрыл все на свете. Петер и не заметил, как оказался
на земле - зеленые угловатые самолеты наискось промелькнули над дорогой.
Черный "мерседес" перевернуло и подбросило, в мелкую щепу разнесло гро-
мадный крытый грузовик, обломки его долго и медленно падали сверху, а за
дорогой взорвался и огромным чадным костром заполыхал бензовоз. "Сейчас
вернутся, сейчас вернутся!" - кричал кто-то рядом. Штурмовики - эти же
или другие - вновь пронеслись над дорогой, еще ниже, по самым головам,
треща пулеметами, передние кромки их крыльев так и исходили короткими
злыми язычками; загорелось еще несколько машин. Штурмовики на этот раз
не пропали из виду, а, развернувшись и набрав высоту, спикировали на
что-то, невидимое отсюда, и сбросили бомбы; потом еще раз развернулись и
прошли опять над тем же местом, добивая из пушек и пулеметов то, что там
еще оставалось. Наконец все стихло. Едва ли налет продолжался больше
трех минут.
Отряхиваясь, Петер поднялся. Звенело в ушах, поэтому казалось, что
вокруг страшно тихо. Их полугрузовичок стоял невредимый, и Эк уже копал-
ся в кабине, что-то там приводя в порядок. Баттен, техник-лаборант, вы-
лез из-под машины и, щурясь, глядел вверх. Армант и Шанур рука об руку
шли к машине, Шанур прихрамывал, но легонько. Петер вздохнул с облегче-
нием - Бог не выдал на этот раз. Он снова стал отряхиваться и только тут
вспомнил о начальстве.
Черный "мерседес" лежал колесами кверху, и одно еще вращалось. Стоял
резкий бензиновый запах - бак разнесло, бензин вытек, но почему-то не
загорелся. Таким мелочам Петер привык не удивляться, ему пришлось нас-
мотреться такого, во что уж точно нельзя было поверить: например, он ви-
дел стоящего мертвеца. Снаряд авиапушки попал в мотор, мотор разнесло, а
дальше взрывная волна и осколки ворвались в кабину... Ничего там нельзя
было разобрать, в кабине,- кто есть кто. Петер отошел от машины, и тут
она загорелась. Что-то тлело, тлело - и дотлело до бензина. Вот и все.
Приехали.
- Зачем вы подожгли машину? - спросили сзади.
Петер оглянулся. Это был невредимый, хотя и грязный донельзя господин
Гуннар Мархель - невредимый, грязный и во гневе.
- Так зачем вы ее подожгли?
- Скажите еще, что и налет я устроил,- сказал Петер, не желая вдруг
сдерживаться.
- Я видел: вы подошли к машине, осмотрели ее, отошли - и она загоре-
лась. Что, разве не так?
- Все так,- сказал Петер.- А что?
- Так зачем вы ее подожгли?
- Я не поджигал.
- Вы же сами признались!
- В чем?
- В том, что поджигали!
- Наоборот, я это категорически отрицаю.
- Но вы подошли к машине, потом отошли, и она загорелась! Следова-
тельно, вы ее подожгли, не так ли?
- Разумеется, не так.
- А как?
- Я подошел к машине, осмотрел ее, отошел, и она загорелась.
- Без причины?
- Без причины даже лягушки не квакают.
- Ну?
- В смысле?
- В смысле - я жду от вас признания.
- В чем?
- В том, что вы подожгли машину, принадлежащую министерству пропаган-
ды.
- Я же говорю, что не поджигал.
- Что же она - сама загорелась?
- Выходит, что так.
- Эти басни вы будете рассказывать трибуналу!
- Даже так?
- Именно так!
- Тогда,- сказал Петер, медленно начиная сатанеть,- вам придется да-
вать объяснения тому же трибуналу, поскольку это именно вы машину подор-
вали и теперь пытаетесь свалить вину на меня.
1 2 3 4 5 6 7 8