А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Благодаря дорожным анекдотам оставшаяся часть экскурсии прошла оживленно и завершилась все в той же библиотеке. Пока они ждали Хэмфри с чаем, Адам звонил куда-то по телефону, а Перегрин разгуливал вдоль книжных полок, вглядываясь в корешки. Его внимание привлек небольшой томик в сафьяновом переплете. Повинуясь неожиданному импульсу, он взял книгу с полки, повертел в руках, любуясь переплетом, перелистал и обнаружил, что это первое издание “Психологии алхимии” Карла Юнга, вышедшее в 1944 году. Надпись по-немецки на титульном листе “Филиппе Синклер” была сделана самим Юнгом.
На правое плечо Перегрина легла тень.
— Моя мать училась у Юнга, — сказал Адам. — Она у меня тоже психиатр. Вскоре после того, как они с отцом поженились, он послал ей эту книгу в подарок.
С открытой книгой в руках Перегрин повернулся лицом к хозяину.
— Так она родом из Швейцарии?
— Нет, она американка, — сказал Адам. — Однако, когда началась Вторая мировая война, она училась у Юнга в Швейцарии. Когда Штаты в сорок втором вступили в войну, моя мать записалась в армейскую медицинскую службу. Там они и познакомились с отцом — в полевом госпитале. Все остальное, как говорится, уже история.
Перегрин закрыл книгу и осторожно поставил на место.
— Насколько я понял, она еще жива?
— О, еще как, — рассмеялся Адам. — В настоящее время она в Америке, руководит клиникой в Нью-Гемпшире. Пока отец был жив, это было постоянной причиной для ссор: он считал, что мать как владелица поместья должна постоянно находиться здесь. Однако после его смерти большую часть времени она проводит там. Моя мать утверждает, что работа помогает ей сохранить молодость.
Возможно, он рассказал бы и больше, но вежливый стук Хэмфри возвестил о прибытии чая с булочками. Следуя за Адамом обратно к камину, Перегрин отметил про себя, что члены семьи Синклеров, похоже, отличаются незаурядностью.
Вечер в Стратмурне прошел без приключений. Простой, но изысканный ужин завершился бренди в уже знакомой библиотеке.
— Предлагаю сегодня отправиться спать пораньше, — сказал Адам. — Мне кажется, вы согласитесь со мной, что вчерашний вечер был, как бы это сказать, несколько беспокойным, а завтра после утреннего обхода в Джорданберне мне предстоит ехать в Глениглз. Там состоится ежеквартальное собрание Фонда охраны шотландской старины, и я буду выступать. Возможно, вам хотелось бы поехать со мной?
— Да, но…
— Вы мне вовсе не помешаете, если вы этого боитесь, — с улыбкой перебил его Адам. — Мне кажется, вам будет интересно, а мне это даст возможность познакомить вас с некоторыми моими добрыми друзьями, членами Фонда, — друзьями, которые вполне могут дать вам новые заказы, — добавил он, с улыбкой поднимая свой бокал, — если перспектива моего общества в течение дня и двух-трех занудных докладов вас мало прельщают.
Разогретый бренди и несомненным дружеским расположением хозяина, Перегрин неожиданно для себя согласился. Только позже, в своей комнате, перед сном, он вдруг понял, что это первое общественное мероприятие за несколько месяцев, на которое он позволил себя пригласить. Более того, до него дошло, что за весь день он даже не вспомнил о том отчаянии, которое пригнало его сюда, в Стратмурн, всего сутки назад.
Утро следующего дня, понедельника, выдалось ясным и погожим. После раннего завтрака Адам съездил в Эдинбург к своим пациентам, оставив Перегрина на несколько часов, и вернулся вскоре после одиннадцати, чтобы забрать его.
— Движение было менее оживленным, чем я ожидал, — сказал Адам, перегнувшись через пассажирское кресло, чтобы открыть пассажирскую дверцу “ягуара”. — Возможно, мы даже успеем не торопясь перекусить. Я сказал нескольким своим друзьям, что мы попробуем присоединиться к ним, если успеем до часу дня.
Они приехали в отель “Глениглз” даже раньше условленного времени. Друзьями Адама оказались герцог Глендейрн, президент и главный попечитель Фонда, и другие титулованные лица, часть которых была уже знакома с работами Перегрина. Они приняли его очень тепло, что помогло ему справиться с обычной застенчивостью, и к концу ленча Перегрин уже чувствовал себя почти как дома.
По дороге в конференц-зал Перегрин заглянул в программу, которую дал ему Адам. Утренняя программа, как он обнаружил, включала в себя собрание общества и несколько докладов по различным аспектам шотландской истории. На вторую половину дня было запланировано еще несколько выступлений и дискуссий, которые не казались скучными, как того боялся Перегрин.
Вкладом Адама в это мероприятие был последний по списку доклад, озаглавленный им “Интуитивная археология”. Странное дело, но никто из участников не ушел до самого конца собрания. Более того, к удивлению Перегрина, люди, на протяжении всего мероприятия входившие и выходившие из зала, как один вернулись, когда герцог объявил имя Адама. Сэр Адам Синклер явно был одним из наиболее популярных выступавших.
— Мое выступление задумано как опыт творческого воображения, — предупредил Адам своих слушателей и улыбнулся, завоевав этим всеобщее внимание. — Я предлагаю вам на следующие пятьдесят минут отказаться от всей наработанной эмпирической методологии, чтобы исследовать интуицию в качестве непосредственного инструмента археологических изысканий.
— Интуиция, — повторил он, окинув помещение взглядом, — это такая штука, которой, по мнению многих, больше у женщин, чем у мужчин. — Это замечание вызвало смех аудитории. — Люди, занятые в так называемых фундаментальных науках, предпочитают не доверять ей, ибо ее невозможно “доказать” научной логикой. Люди, занятые в прикладных науках — к которым относится и психиатрия, — знают, что интуиция может стать очень и очень ценным инструментом, особенно если интуитивные выводы подтверждаются результатами. Во всяком случае, связь логики с интуицией не столь пряма и очевидна, как хотелось бы верить представителям фундаментальных наук.
Адам сделал паузу и перевернул страницу. Перегрин устроился в кресле поудобнее и приготовился внимательно слушать. Доклад обещал быть именно таким интересным, как он ожидал.
— Собственно, интуицию используют многие представители фундаментальных наук, — продолжил Адам, — хотя большинство весьма неохотно признается в этом. В конце концов, это лежит вне “логики”. Тем не менее не секрет, что многие исследователи более других способны рождать верные гипотезы на основе хрупких или сомнительных физических доказательств. Рассматривая проблему в исторической перспективе, мне хотелось бы предположить, что интуиция и в самом деле способна играть очень большую роль в реконструкции истории на основе артефактов…
Затем последовал ряд исторических анекдотов из жизни великих археологов. Перегрин слушал, и постепенно ему становилось ясно, что описываемые Адамом свойства на самом деле были разновидностью экстрасенсорного восприятия. Он огляделся по сторонам, пытаясь понять, заметили ли другие слушатели смену темы доклада. Однако прежде, чем он пришел к какому-то выводу, доклад принял еще более радикальный характер.
— Если мы допустим, что интуиция действительно играет жизненно важную роль в археологических исследованиях, — невозмутимо продолжал Адам, — мы окажемся перед необходимостью несколько изменить наше определение реальности. С этой целью я предлагаю временно отказаться от понятий Ньютоновской физики и расширить концепцию природы, включив в нее то изменчивое поле, в котором действует интуиция.
Аудитория оживилась. Не глядя в записи, Адам, заговорщически подавшись вперед с кафедры, продолжил:
— Вся физическая реальность традиционно определяется тремя измерениями: высотой, шириной и глубиной. Однако подобная оценка не в состоянии учесть того, что объекты — и люди в том числе — существуют в таком измерении, как время. Временной фактор представляет собой нечто, что я за неимением более удачного термина назову “резонансом”.
Перегрин жадно подался вперед. Ему вдруг показалось, что он вот-вот услышит что-то, жизненно важное для него лично.
— Проведем аналогию, — спокойно продолжал тем временем Адам. — Резонанс можно интерпретировать как некую разновидность экзистенциального эха, неуловимую тень того, какими бывают вещи. Как психолог-теоретик я должен признать, что способность воспринимать резонанс — редкая функция человеческой психики. В древние времена эта способность была профессиональным отличием жрецов, заклинателей и мистиков. В нынешние времена она жизненно важна для тех, чья профессиональная деятельность может зависеть от этого: археологов, психиатров, художников…
Художников? Перегрина потрясла неожиданно нахлынувшая волна догадок. Уж не за этим ли Адам пригласил его с собой? Он все еще пытался разобраться в своих изрядно запутанных мыслях, когда послышались аплодисменты. Художник поднял взгляд и увидел, что Адам спускается с кафедры к поджидавшей его с вопросами толпе.
Прошло не меньше получаса, прежде чем Адам смог к нему присоединиться. К этому времени Перегрин достаточно совладал со своими мыслями и чувствами, чтобы следовать за Адамом, который принимал поздравления и раскланивался. Когда они добрались до стоянки, уже вечерело. Пока они не выехали на ведущее в сторону Стратмурна шоссе, Перегрин сдерживался и только там задал вопрос, мучивший его больше часа:
— Этот резонанс, о котором вы говорите, — не значит ли это, что предметы способны порой генерировать образы из своего прошлого?
Губы Адама изогнулись в хитрой улыбке.
— Вы ведь внимательно слушали, не так ли? Да, суть именно в этом. Кстати, эти принципы действуют и в отношении людей. Эти резонансы иногда описываются в кругу психологов как “ауры”. И они могут резонировать как назад, так и вперед по времени.
— Ох, — только и сказал Перегрин. С минуту он молча смотрел на бегущую им навстречу полосу шоссе. — А проблема, с которой столкнулся я, — решился он наконец, — ну, способность видеть то, чего не видят другие, — может быть каким-то образом связана с этим резонансом?
— Пока это только теория, — сказал Адам. — Я не могу с уверенностью вам ответить. Я предлагаю вам самому найти ответ — во сне.
Больше он об этом не говорил. Перегрин предпринял еще несколько попыток выудить из него хоть какие-то детали, но в конце концов сдался и перевел разговор на другие темы, не менее захватывающие, но не имеющие непосредственного отношения к самому Перегрину. Позже, в Стратмурне, он так и отправился спать, нисколько не просвященный. Он не надеялся заснуть быстро, не говоря уже о том, чтобы видеть сны.
Но в постели, под расписанным звездами потолком, он постепенно отключился от всего и даже не заметил, что засыпает, пока не погрузился в Сон.
Глава 6
Сон начался с того, что он задремал и проснулся. Он все еще лежал в Синей комнате Стратмурн-Хауса, но дверь была приоткрыта, и из нее лился какой-то неземной свет. Перегрин встал с кровати и подошел к двери. Заглянув в проем, он понял, что стоит на пороге иной реальности.
Ему полагалось видеть перед собой другую такую же дверь, которая выходила в коридор, оклеенный обоями по эскизам Уильяма Морриса — узоры из ивовой лозы. Вместо этого перед ним находилось квадратное помещение, совершенно пустое, со стенами, вся поверхность которых отсвечивала серебром зеркал. Стена справа прерывалась высоким арочным проемом, сквозь который виднелась анфилада других помещений. Свет, заливавший помещения, казалось, струился с той стороны, из какой-то удаленной точки.
Перегрина вдруг охватило острое желание найти источник света. Спящая часть его “я” вышла на середину квадратной комнаты, и с трех сторон на него прыгнули его отражения. Перегрин застыл: отражения были похожи на него не полностью.
Его спящее “я” было в современной одежде — в которую он был одет, отправившись к Адаму Синклеру за помощью. Но на том, кто смотрел на него из зеркала, не было ничего, кроме сандалий и полосатой шерстяной хламиды, наброшенной на левое плечо, как бывает на рисунках на древнегреческих амфорах. Впрочем, за исключением одежды и прически отражение во всем было схоже с Перегрином — и во внешности, и в манерах. Сквозь сон он понял: то, что он видит, возможно, и есть подлинная, хоть и глубоко спрятанная часть его самого.
Перегрин поспешно прошел через арку в соседнюю комнату. Она также была покрыта зеркалами, но здесь его отражение щеголяло в короткой тунике и кожаных доспехах римского центуриона. В следующей комнате его приветствовало длинноволосое отражение в богатых византийских одеждах из шелка. Одно отражение сменялось другим, не менее подробным, словно манекен в музее одежды. Только лицо всякий раз оставалось одним и тем же — его собственным.
Эта странная галерея зеркал в конце концов привела его к высокой двери. Украшенная резьбой, словно дверь храма, она плавно отворилась, стоило Перегрину нерешительно потянуть за ручку. Почему-то он не испытывал никакого страха, поэтому переступил порог и, оглядевшись, остановился.
Помещение, в котором он оказался, было сводчатым, словно православный храм где-нибудь в Греции, с куполом, богато украшенным золотом, мрамором и мозаикой. Из металлического светильника, свисавшего с потолка на золотых цепях, струился свет. Прямо под ним, на беломраморном возвышении, причудливый пьедестал поддерживал мерцающий шар размером с королевскую державу.
Перегрин, понимавший, что все это ему снится, с восхищением разглядывал державу. Она переливалась перламутром и напоминала огромную жемчужину. Ее великолепие притягивало взгляд как магнит. Не задумываясь о том, что делает, он пересек помещение, поднялся на возвышение и протянул к ней руки.
Он коснулся шара кончиками пальцев — и яркая вспышка ослепила его словно молния. Отшатнувшись, Перегрин заслонил глаза руками.
Когда он отнял ладони от лица, часовня исчезла, а сам он висел в море переливающегося света. Перегрина охватил страх высоты, и он отчаянно забился в попытках нащупать твердь. От беспорядочных движений по окружающей его полупрозрачной субстанции побежали волны цвета, разбившегося на калейдоскоп буйных красок.
Перегрин словно оказался в центре разноцветного урагана. Он бился в волнах этого неосязаемого прилива, словно пловец, борющийся за жизнь, с каждой секундой все сильнее теряя ориентацию. Он в панике завопил, призывая на помощь.
В ответ ему послышался хор ободряющих и успокаивающих голосов. Они говорили на разных языках, но он понимал их все. Он вдруг понял, что слышит многочисленные эха собственного голоса, и каждый голос говорил ему одно: Успокойся. Успокойся и знай, что ты господин всего.
Он прекратил дергаться. И сразу же дикие пульсации света начали успокаиваться. Перегрин не шевелился — и буря улеглась. Постепенно буйство красок сменилось ровным световым полем, напоминающим жемчужное озеро, — и он мог идти по его глади! Немного напуганный и изрядно пораженный, он двинулся через это безмолвие…
Вокруг него, постепенно поглотив все остальные цвета, разгорелся мягкий синий свет. Он попытался сконцентрировать взгляд и обнаружил, что глаза его закрыты. Он открыл их и уставился в знакомое уже нарисованное звездное небо. Он снова лежал в своей комнате в Стратмурне.
Озадаченный Перегрин в смятении сел в постели, вспоминая только что виденный сон И тут же какой-то внутренний импульс мягко, но решительно заставил его изложить все это на бумаге. Тут же, на столике у изголовья, нашлись ручка с блокнотом. Он включил лампу и принялся записывать подробности своего сна.
Когда он закончил, было уже больше восьми. Вспомнив, что хозяин дома имеет привычку вставать рано, он поспешно завершил свой туалет и с блокнотом под мышкой спустился к завтраку. Слегка запыхавшись, он появился в утренней гостиной. Адам наливал себе чай, с газетой у локтя. Судя по виду из окон эркера, день обещал быть туманным.
— С добрым утром, — выпалил Перегрин, одарив хозяина немного сконфуженной улыбкой. — Надеюсь, я не совсем уж осрамился, опоздав на завтрак?
— Ни в коем случае, — рассмеялся Адам, отодвигая газету. — Я и сам только сел. Присаживайтесь. — Он внимательно посмотрел на него. — Что-нибудь забыли?
— Нет, ничего. — Перегрин с готовностью уселся напротив Адама. — Мне приснился совершенно необычный сон. Ничего, если мы поговорим о нем?
— Разумеется, — ответил Адам. — Вы записали?
Перегрин кивнул, выложил блокнот на стол и подвинул его к Адаму.
— Вот — все, что я запомнил. Только вам не обязательно читать все это прямо сейчас, — вдруг усовестился он. — Лучше сначала позавтракать.
Адам взял блокнот и с улыбкой взвесил его в руке.
— Мне кажется, я справлюсь и с тем, и с другим, — весело ответил он. — И потом, мне кажется, с этим завтрак будет куда интереснее, чем с газетой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34