– Да, но точнее было бы сказать – которые он дает в долг. Потому что, если мы выиграем это дело, фирма должна будет компенсировать расходы.
Адвокат Сакауэ, задавая вопросы, смотрела на Синго Цуюки с симпатией и теплотой. Цуюки отвечал бесстрастно, своим обычным невыразительным голосом. На суде он был самым рьяным сторонником Фумико, хотя обычно держался с ней строже всех. Лишившись работы, Фумико стала помогать в исполкоме профсоюза завода в Тамати, и он безжалостно отчитывал ее, если она опаздывала или не являлась без предупреждения. А ведь Фумико требовалось полтора часа, чтобы доехать от Одавары до Тамати.– На работе бы разве простили тебе эти опоздания, прогулы?! – громко выговаривал он Фумико, не обращая внимания на посторонних. Цуюки не выделял Фумико из других – девушка как девушка. Но его возмущал сам факт ее увольнения – по причине самой несостоятельной. Работа для человека естественна; естественна, как то, например, что на дубе, что растет под окном зала суда, распускаются почки. Абсолютно естественным для Цуюки было и противиться несправедливости, коль скоро она мешает этой природе. Вот почему он боролся за Фумико – боролся спокойно, без лишнего шума, хотя и не преувеличивая ее заслуг.Недавно руководству профсоюза стало известно, что США используют в войне против Вьетнама мини-телевизоры, созданные фирмой «Шайн». Во Вьетнам было уже отправлено около миллиона телевизоров, кроме того, по спецзаказу отправлялись мегафоны, транзисторные приемники, радиоаппаратура, германиевые транзисторы и диоды, конденсаторы, трансформаторы и прочие радиотехнические детали. В последнее время поставки выросли, однако все это держалось в тайне, так что Цуюки и других мучили тревога и беспокойство. Мысль, что плоды их труда служат разрушению жизни вьетнамского народа, жестокому уничтожению мирных жителей, была нестерпимой, они сами словно становились соучастниками этого злодеяния. Человек рождается, растет, рожает детей, растит их – в этом и заключается жизнь, и она должна быть мирной. Именно потому так силен Вьетнам и так уязвима Америка; первый следует естественному процессу природы, вторая – пытается идти вспять, считал Цуюки.Такано Фумико была уволена как раз в период активизации участия фирмы в этой противоречащей естеству войне. Чтобы никто не мешал наживать эти грязные деньги, фирме требовалось раздавить профсоюз. Чем активнее переводила фирма на военные рельсы заводы, тем упорней стремилась она уничтожить профсоюз. Цуюки был убежден, что здесь существует неразрывная связь.Он был в неглаженых брюках, в несвежей сорочке и видавшем виды пиджаке. «Побрейтесь, Цуюки, когда будете выступать в суде», – сказала ему вчера адвокат Сакауэ при обсуждении предстоящего судебного заседания, и сегодня он был свежевыбрит.
– Свидетель, случалось ли за время вашей работы в фирме, чтобы после окончания испытательного срока фирма отказывала кандидату в приеме на постоянную работу?– Да. Дважды. Кажется, человек был уличен в воровстве… В общем, что-то в этом роде. Точно не помню.– Значит, это случается крайне редко?– Да.– А были ли подобные случаи на заводе в Одавара?– Я не слышал.– Когда профсоюз узнал об увольнении Такано?– 27 июня 1961 года. Это был период репрессий против членов профсоюза «Шайн» – администрация грозила им суровой карой за участие в весенней борьбе, требовала писать объяснительные записки.Профсоюз счел это незаконным, антирабочим актом, и мы вместе с председателем исполкома Сиро Икэноуэ поехали разобраться в обстановке на заводе в Одавара, с нами отправилась и адвокат Сакауэ. Одна из работниц, которой администрация грозила взысканиями, – Танэко Накамити – рассказала нам о Такано.– И что тогда предпринял профсоюз?– Мы затребовали медицинское заключение. В нем говорилось, что у Такано депрессия истерического характера и потому она не годится для жизни в коллективе. Мы знаем Такано и не могли в это поверить. Мы начали расследование.– Когда вы получили медицинское заключение?– Насколько я помню, в тот же день – 27 июня.– Вы ходили вместе с Такано к начальнику общего отдела Кано?– Да.– Расскажите об этом подробнее.– Такано была очень бледна, вся дрожала, повторяла, что не пойдет одна за заключением, и умоляла нас пойти вместе с ней. Но Нода заявил, что он намерен встретиться с Такано с глазу на глаз.– Почему он не хотел, чтобы присутствовали посторонние?– Мы могли помешать ему, стали бы протестовать.– А вы, свидетель, и ваши товарищи часто протестуете против решений администрации?– Да, если решения администрации нас не удовлетворяют, мы решительно протестуем.– Старались ли вы вовлечь в профсоюз Такано?– Не могу сказать, что больше других.– Разве она не выделялась среди новичков?– Только тем, что активно участвовала в вечерах народных танцев и семинарах.– Вечера народных танцев также служат увеличению численности вашего профсоюза?– Конечно.– Почему профсоюз считает необходимым бороться против увольнения Фумико Такано?– Я начну с решений, последовавших за весенним выступлением. Администрация пыталась препятствовать работе профсоюза. Например, сразу перевела на другую работу недавнего выпускника школы, молодого рабочего, стоило тому сблизиться с активистами, прикрепляла к каждому новичку наставника, которому вменялось в обязанности вести антипрофсоюзную агитацию, запугивала каждого, кто хотел вступить в профсоюз. Но мы не отступили, а продолжали проводить вечера народных танцев и семинары, вот новички и тянулись к профсоюзу. Тогда фирма, чтобы отбить у новичков охоту вступать в профсоюз, пожертвовала Такано. В этом стремлении фирмы ограничить приток новичков в профсоюз мы усматриваем желание уничтожить его. Вот почему мы боремся против увольнения Фумико.– Вопросов больше не имею.– Есть ли вопросы у стороны ответчика? – бесцветным голосом спросил председатель у адвоката Баба. «Интересно, о чем он думает?» – подумала Фумико: каждый раз, когда она смотрела на серое, вытянутое лицо председателя, ее охватывало беспокойство. Адвокат Баба встал.– Я хотел бы уточнить только одно. Из вашего заявления следует, что администрация поступила антигуманно, выдворив Такано из общежития. Но знаете ли вы, что ей отвели жилье на территории завода?– Испытательный срок Фумико Такано закончился 15 июля, а 18 июля Кано уже запретил ей появляться на территории завода и приказал покинуть общежитие. Но профсоюз расценил этот приказ как противозаконный.
Фумико вспомнила, как в тот день Кано пригласил ее в медпункт и сказал: «Ты больше не работаешь в фирме, и тебе придется освободить место в общежитии. Ты больна, болезнь будет прогрессировать, поэтому тебе бы лучше поехать домой, в деревню». Совет был весьма любезный, однако было ясно, что ей действительно лучше вернуться домой. Но разве могла она предполагать, что профсоюз так активно встанет на ее защиту? Как же теперь все бросить и вернуться в деревню! И из дома нет никаких вестей, может быть, родители не хотят, чтобы она возвращалась… На людях Фумико старалась казаться бодрой, но, оставшись одна, впадала в уныние.Как-то раз, затеяв стирку, она включила газ, чтобы согреть воду, но вдруг к ней подошла комендант и, не говоря ни слова, газ выключила. Раньше все соседки по комнате, следуя примеру Танэко, поддерживали Фумико, но последнее время одна из них – Кадзуко Маруки, – сдружившись с наставником, под его влиянием все хуже и хуже относилась к ней. Часто Кадзуко вроде бы по дружбе говорила Фумико: «Сегодня меня спрашивали девушки из соседнего общежития: что это, мол, ваша Такано, говорят, больна, а за ней все не приезжают?!» Или: «Тебе надо поменьше краситься! Из-за тебя у нас неприятности, но мы терпим, а вот тебе-то уж не пристало щеголять в туфлях на высоких каблуках…»Однажды в жаркий июльский день один из вахтеров дал Фумико монету в сто иен: «Купи себе хоть мороженое» – пожалел ее. Фумико была очень рада, ведь обычно вахтеры были на стороне фирмы. В магазинчике возле общежития она купила две порции по 20 иен и, придя домой, тут же съела. Одна из соседок Фумико видела это, и потом Фумико слышала, как она говорила: «За нее тут борются, а она себе по два мороженых покупает, мы и то по одному…» И Фумико поняла, что далеко не все, кто ее окружают, – ее сторонники и тем более – друзья. Она почувствовала себя страшно одинокой, и ей захотелось позвонить в профсоюз, но вдруг Фумико услышала: «Нечего телефоном пользоваться: встретишься – наговоришься». До сих пор комендант не говорила ей такого.Но Фумико не уезжала из общежития, хотя ей запретили ходить в столовую – вахтеры не пропускали ее, объяснив, что это приказ администрации. И только потому, что Накамити и Нобуко Ито приносили ей еду в общежитие, Фумико не сидела голодной. Но уже через неделю им запретили выносить из столовой посуду, и Фумико пришлось готовить самой. Теперь она перебивалась дешевым супом в пакетах и хлебом.Тем временем администрация начала переселять работниц из общежития, где жила Фумико, – там начинался ремонт – в новое общежитие. Танэко Накамити получила приказ перейти на завод в Тамати, и в новом общежитии, естественно, не было места для Фумико. На собрании две трети девушек изъявили желание остаться вместе с Фумико в старом корпусе, остальные же, заявив, что не хотят больше жертв, переехали в новое общежитие. Но потом и оставшиеся стали потихоньку переезжать, сдаваясь под нажимом администрации.Три месяца одиноко жила Фумико на четвертом этаже, где были отключены и газ, и электричество. Она держалась стойко, и в груди ее зрела решимость не отступать теперь уже до конца.На первых двух этажах шел ремонт: оттуда постоянно доносился грохот и шум. Когда Фумико спускалась вниз, парни смеялись над ней и отпускали вслед сальные шуточки. Фумико готова была укусить этих грубиянов, ударить их, ответить им так, чтобы они поняли, что она не сдается. Но в профсоюзном комитете ее просили не поддаваться на провокации, и она, сделав вид, что не слышит, и низко опустив голову, проходила мимо, под непристойную брань, от которой молоденькой девушке невозможно не покраснеть.– Упрямая девица! – слышала Фумико шепот за спиной. И эти заодно с администрацией…Фумико было очень тоскливо. Вечерами, лежа одна, в полной темноте, она думала… Почему так получается? Напротив, в ярко освещенных окнах соседнего общежития, виднелись силуэты девушек, веселых и жизнерадостных. Ей хотелось плакать, и Фумико плакала. Даже при людях. От этого ей становилось немного легче. Слезы наворачивались на глаза, когда она лежала в этой темной комнате. В слезах, она наконец крепко засыпала… – Фумико держалась три месяца, несмотря на эти нечеловеческие условия. И тогда администрация, чтобы избавиться от нее, отгородила в помещении профсоюза угол – метров семь – и велела ей переехать туда. Сделано это было вовсе не из человеколюбия, а исключительно из желания изолировать ее от остальных работниц.– Это ваше личное мнение, свидетель?– Да, и мое, и всех членов профсоюза. * * * – Свидетель, вы были начальником Фумико Такано?– Да.– Что вы можете сказать о ее работе?– В общем работала она не хуже других, но для промывки плат она раз пять-шесть на дню заходила в цех травления и, случалось, часто болтала там.– Вам запомнилось что-нибудь еще?– Она часто заговаривала об отношениях между мужчинами и женщинами.– Что вы имеете в виду?– Как-то один инженер дал почитать ей книгу, а она объяснила это тем, что он интересуется ею. Еще рассказывала, что ей назначил свидание мастер.– Какая ложь! – вдруг громко вскрикнула Фумико, и адвокат Баба, и свидетель Тацудзо Ямасита, вздрогнув, обернулись. Фумико со злобой посмотрела на Ямаситу.– Прошу соблюдать тишину! – одернул ее председатель. Кэйко Исэ успокаивала Фумико, поглаживая по плечу. Но какое-то время все взоры были прикованы к девушке.– Пожалуйста, продолжайте, – сказал председатель.«Вот почему меня называют сумасшедшей… Я всегда делаю или говорю не подумав… – Фумико опустила голову, не в силах побороть отчаянной тоски. – Но ведь это чудовищная ложь! Как же он может давать ложные показания?!»– Кто этот инженер, о котором вы говорили?– Вообще-то, он не инженер, а ассистент, его фамилия Ниидзука. А мастера зовут Яда.– Эти факты действительно имели место?– Я спрашивал у Ниидзуки и Яды. Но они сказали, что ничего подобного не было. Хотя книгу Ниидзука ей действительно давал.– Ваши обязанности заключаются в контроле над работой девушек?– Да. Дисциплина, например. Поболтать, конечно, можно, но немного, когда же это переходит границы дозволенного, я делаю замечание.– Делали ли вы замечания Фумико Такано?– Неоднократно. Один раз я отчитал ее в цехе травления, но она выкрутилась.– Каким же образом?– Она ответила мне что-то на диалекте Тохоку, который я не понимаю.– А обычно Такано говорит не на диалекте?– Да.– Значит, во время работы Фумико Такано все время старалась быть в центре внимания?– Не только во время работы – и во время обеденного перерыва.– Как вела себя Такано со своими сослуживцами?– Насколько я помню, на заводе она была весела и активна, ни с кем не ссорилась. Но в общежитии с ней, я слышал, было нелегко.– Кто это говорил?– Кадзуко Маруки. В комнате они жили вшестером, и ладить с Такано было очень трудно. Например, получит она из дома письмо и насмехается: «Вот я получила, а ты – нет!» А уж если денежный перевод придет, то только об этом и разговоров. Думаю, потому-то Маруки и питала к Такано своего рода зависть. Она очень переживала, даже просила меня перевести ее на другое рабочее место.– Вопросов больше не имею.– Если у противоположной стороны есть вопросы, прошу быть краткими. – Председатель все время твердил «прошу быть краткими», когда выступал представитель профсоюза.– Цуюки, представитель истца, – сказал Цуюки и, пошептавшись с Сакауэ, встал.– Свидетель Ямасита, спрашивали ли ваше мнение насчет увольнения Такано?– Да.– Что же вы ответили?– Я сказал, что она не очень подходит для этой работы.– То есть что ее необходимо уволить. Я прошу вас повторить то, что вы сказали.– Я сказал… У меня есть некоторые претензии к Фумико Такано, но не увольнять же ее за это…– Нам известно, что когда-то вы довольно активно защищали Такано. Имел ли место подобный факт?– Она находилась в моем непосредственном подчинении, и я не хотел, чтобы ее увольняли.– Не кажется ли вам, что вы противоречите сами себе?– Нет… не думаю.– Были ли вы когда-нибудь членом профсоюза «Шайн»?– Да.– Когда уволили Фумико Такано, вы были членом профсоюза?– Да.– А сейчас?– Сейчас я перешел во второй профсоюз «Шайн».– Когда же вы перешли в этот профсоюз?– Точно не помню.– Подождите, – председатель поднял правую руку, – это не имеет непосредственного отношения к делу… Прошу задавать вопросы только относящиеся к делу, и лаконично.– Нет, это как раз имеет отношение к делу и очень важно.– На мой взгляд, к делу не относится, является ли свидетель членом первого или второго профсоюза, – бесстрастно повторил председатель.– Почему же?… Когда это случилось, свидетель был членом первого профсоюза, сейчас – второго. К тому же в настоящий момент он – свидетель ответчика. Мы бы хотели знать, что произошло за это время. – Шеки Цуюки вспыхнули, было видно, что он нервничает.– Хорошо. Я только хотел, чтобы вы не затягивали судебное разбирательство. Продолжайте.– Я как раз хотел на этом закончить. Зал зашумел и задвигался.– Прошу пригласить следующего свидетеля; на этом мы закончим сегодняшнее заседание.На свидетельское место поднялся ответственный за общежитие Нода.– Имя, фамилия, год и месяц рождения? – спросил председатель.– Нода Акира, 4 июля 1927 года.– Проживаете по адресу: Сагамихара, Хэйбэ, 13–07? Служащий фирмы?– Да.– Прошу задавать вопросы свидетелю. Поднялся адвокат Баба.– Сколько человек проживает в общежитии?– После того, как был построен новый корпус, – 480 человек.– А сколько работает на заводе в Одавара?– Около пятисот.– Что вы можете сказать о Фумико Такано?– После того как новички проработают у нас месяц, я знакомлюсь с ними лично. И я узнал, что Такано допускает ошибки в работе, много разговаривает о мужчинах, что якобы помощник мастера пригласил ее на свидание, ассистент дал ей книгу, а мастер подарил дамскую сумочку и так далее. Поговорив с людьми, я выяснил, что ничего подобного не было, что эти слухи распускает Такано. Я подумал еще тогда, что надо сделать ей замечание.– Какие ошибки в работе допускала Такано?– Однажды, например, при контрольном замере она смешала кондиционные детали с бракованными и отправила их на следующую операцию.– От кого вы это слышали?– От мастера Яды и инженера Ниидзуки.– А кто сказал вам, что ассистент приглашал Такано на свидание?– Об этом говорили в мужском общежитии.
1 2 3 4
Адвокат Сакауэ, задавая вопросы, смотрела на Синго Цуюки с симпатией и теплотой. Цуюки отвечал бесстрастно, своим обычным невыразительным голосом. На суде он был самым рьяным сторонником Фумико, хотя обычно держался с ней строже всех. Лишившись работы, Фумико стала помогать в исполкоме профсоюза завода в Тамати, и он безжалостно отчитывал ее, если она опаздывала или не являлась без предупреждения. А ведь Фумико требовалось полтора часа, чтобы доехать от Одавары до Тамати.– На работе бы разве простили тебе эти опоздания, прогулы?! – громко выговаривал он Фумико, не обращая внимания на посторонних. Цуюки не выделял Фумико из других – девушка как девушка. Но его возмущал сам факт ее увольнения – по причине самой несостоятельной. Работа для человека естественна; естественна, как то, например, что на дубе, что растет под окном зала суда, распускаются почки. Абсолютно естественным для Цуюки было и противиться несправедливости, коль скоро она мешает этой природе. Вот почему он боролся за Фумико – боролся спокойно, без лишнего шума, хотя и не преувеличивая ее заслуг.Недавно руководству профсоюза стало известно, что США используют в войне против Вьетнама мини-телевизоры, созданные фирмой «Шайн». Во Вьетнам было уже отправлено около миллиона телевизоров, кроме того, по спецзаказу отправлялись мегафоны, транзисторные приемники, радиоаппаратура, германиевые транзисторы и диоды, конденсаторы, трансформаторы и прочие радиотехнические детали. В последнее время поставки выросли, однако все это держалось в тайне, так что Цуюки и других мучили тревога и беспокойство. Мысль, что плоды их труда служат разрушению жизни вьетнамского народа, жестокому уничтожению мирных жителей, была нестерпимой, они сами словно становились соучастниками этого злодеяния. Человек рождается, растет, рожает детей, растит их – в этом и заключается жизнь, и она должна быть мирной. Именно потому так силен Вьетнам и так уязвима Америка; первый следует естественному процессу природы, вторая – пытается идти вспять, считал Цуюки.Такано Фумико была уволена как раз в период активизации участия фирмы в этой противоречащей естеству войне. Чтобы никто не мешал наживать эти грязные деньги, фирме требовалось раздавить профсоюз. Чем активнее переводила фирма на военные рельсы заводы, тем упорней стремилась она уничтожить профсоюз. Цуюки был убежден, что здесь существует неразрывная связь.Он был в неглаженых брюках, в несвежей сорочке и видавшем виды пиджаке. «Побрейтесь, Цуюки, когда будете выступать в суде», – сказала ему вчера адвокат Сакауэ при обсуждении предстоящего судебного заседания, и сегодня он был свежевыбрит.
– Свидетель, случалось ли за время вашей работы в фирме, чтобы после окончания испытательного срока фирма отказывала кандидату в приеме на постоянную работу?– Да. Дважды. Кажется, человек был уличен в воровстве… В общем, что-то в этом роде. Точно не помню.– Значит, это случается крайне редко?– Да.– А были ли подобные случаи на заводе в Одавара?– Я не слышал.– Когда профсоюз узнал об увольнении Такано?– 27 июня 1961 года. Это был период репрессий против членов профсоюза «Шайн» – администрация грозила им суровой карой за участие в весенней борьбе, требовала писать объяснительные записки.Профсоюз счел это незаконным, антирабочим актом, и мы вместе с председателем исполкома Сиро Икэноуэ поехали разобраться в обстановке на заводе в Одавара, с нами отправилась и адвокат Сакауэ. Одна из работниц, которой администрация грозила взысканиями, – Танэко Накамити – рассказала нам о Такано.– И что тогда предпринял профсоюз?– Мы затребовали медицинское заключение. В нем говорилось, что у Такано депрессия истерического характера и потому она не годится для жизни в коллективе. Мы знаем Такано и не могли в это поверить. Мы начали расследование.– Когда вы получили медицинское заключение?– Насколько я помню, в тот же день – 27 июня.– Вы ходили вместе с Такано к начальнику общего отдела Кано?– Да.– Расскажите об этом подробнее.– Такано была очень бледна, вся дрожала, повторяла, что не пойдет одна за заключением, и умоляла нас пойти вместе с ней. Но Нода заявил, что он намерен встретиться с Такано с глазу на глаз.– Почему он не хотел, чтобы присутствовали посторонние?– Мы могли помешать ему, стали бы протестовать.– А вы, свидетель, и ваши товарищи часто протестуете против решений администрации?– Да, если решения администрации нас не удовлетворяют, мы решительно протестуем.– Старались ли вы вовлечь в профсоюз Такано?– Не могу сказать, что больше других.– Разве она не выделялась среди новичков?– Только тем, что активно участвовала в вечерах народных танцев и семинарах.– Вечера народных танцев также служат увеличению численности вашего профсоюза?– Конечно.– Почему профсоюз считает необходимым бороться против увольнения Фумико Такано?– Я начну с решений, последовавших за весенним выступлением. Администрация пыталась препятствовать работе профсоюза. Например, сразу перевела на другую работу недавнего выпускника школы, молодого рабочего, стоило тому сблизиться с активистами, прикрепляла к каждому новичку наставника, которому вменялось в обязанности вести антипрофсоюзную агитацию, запугивала каждого, кто хотел вступить в профсоюз. Но мы не отступили, а продолжали проводить вечера народных танцев и семинары, вот новички и тянулись к профсоюзу. Тогда фирма, чтобы отбить у новичков охоту вступать в профсоюз, пожертвовала Такано. В этом стремлении фирмы ограничить приток новичков в профсоюз мы усматриваем желание уничтожить его. Вот почему мы боремся против увольнения Фумико.– Вопросов больше не имею.– Есть ли вопросы у стороны ответчика? – бесцветным голосом спросил председатель у адвоката Баба. «Интересно, о чем он думает?» – подумала Фумико: каждый раз, когда она смотрела на серое, вытянутое лицо председателя, ее охватывало беспокойство. Адвокат Баба встал.– Я хотел бы уточнить только одно. Из вашего заявления следует, что администрация поступила антигуманно, выдворив Такано из общежития. Но знаете ли вы, что ей отвели жилье на территории завода?– Испытательный срок Фумико Такано закончился 15 июля, а 18 июля Кано уже запретил ей появляться на территории завода и приказал покинуть общежитие. Но профсоюз расценил этот приказ как противозаконный.
Фумико вспомнила, как в тот день Кано пригласил ее в медпункт и сказал: «Ты больше не работаешь в фирме, и тебе придется освободить место в общежитии. Ты больна, болезнь будет прогрессировать, поэтому тебе бы лучше поехать домой, в деревню». Совет был весьма любезный, однако было ясно, что ей действительно лучше вернуться домой. Но разве могла она предполагать, что профсоюз так активно встанет на ее защиту? Как же теперь все бросить и вернуться в деревню! И из дома нет никаких вестей, может быть, родители не хотят, чтобы она возвращалась… На людях Фумико старалась казаться бодрой, но, оставшись одна, впадала в уныние.Как-то раз, затеяв стирку, она включила газ, чтобы согреть воду, но вдруг к ней подошла комендант и, не говоря ни слова, газ выключила. Раньше все соседки по комнате, следуя примеру Танэко, поддерживали Фумико, но последнее время одна из них – Кадзуко Маруки, – сдружившись с наставником, под его влиянием все хуже и хуже относилась к ней. Часто Кадзуко вроде бы по дружбе говорила Фумико: «Сегодня меня спрашивали девушки из соседнего общежития: что это, мол, ваша Такано, говорят, больна, а за ней все не приезжают?!» Или: «Тебе надо поменьше краситься! Из-за тебя у нас неприятности, но мы терпим, а вот тебе-то уж не пристало щеголять в туфлях на высоких каблуках…»Однажды в жаркий июльский день один из вахтеров дал Фумико монету в сто иен: «Купи себе хоть мороженое» – пожалел ее. Фумико была очень рада, ведь обычно вахтеры были на стороне фирмы. В магазинчике возле общежития она купила две порции по 20 иен и, придя домой, тут же съела. Одна из соседок Фумико видела это, и потом Фумико слышала, как она говорила: «За нее тут борются, а она себе по два мороженых покупает, мы и то по одному…» И Фумико поняла, что далеко не все, кто ее окружают, – ее сторонники и тем более – друзья. Она почувствовала себя страшно одинокой, и ей захотелось позвонить в профсоюз, но вдруг Фумико услышала: «Нечего телефоном пользоваться: встретишься – наговоришься». До сих пор комендант не говорила ей такого.Но Фумико не уезжала из общежития, хотя ей запретили ходить в столовую – вахтеры не пропускали ее, объяснив, что это приказ администрации. И только потому, что Накамити и Нобуко Ито приносили ей еду в общежитие, Фумико не сидела голодной. Но уже через неделю им запретили выносить из столовой посуду, и Фумико пришлось готовить самой. Теперь она перебивалась дешевым супом в пакетах и хлебом.Тем временем администрация начала переселять работниц из общежития, где жила Фумико, – там начинался ремонт – в новое общежитие. Танэко Накамити получила приказ перейти на завод в Тамати, и в новом общежитии, естественно, не было места для Фумико. На собрании две трети девушек изъявили желание остаться вместе с Фумико в старом корпусе, остальные же, заявив, что не хотят больше жертв, переехали в новое общежитие. Но потом и оставшиеся стали потихоньку переезжать, сдаваясь под нажимом администрации.Три месяца одиноко жила Фумико на четвертом этаже, где были отключены и газ, и электричество. Она держалась стойко, и в груди ее зрела решимость не отступать теперь уже до конца.На первых двух этажах шел ремонт: оттуда постоянно доносился грохот и шум. Когда Фумико спускалась вниз, парни смеялись над ней и отпускали вслед сальные шуточки. Фумико готова была укусить этих грубиянов, ударить их, ответить им так, чтобы они поняли, что она не сдается. Но в профсоюзном комитете ее просили не поддаваться на провокации, и она, сделав вид, что не слышит, и низко опустив голову, проходила мимо, под непристойную брань, от которой молоденькой девушке невозможно не покраснеть.– Упрямая девица! – слышала Фумико шепот за спиной. И эти заодно с администрацией…Фумико было очень тоскливо. Вечерами, лежа одна, в полной темноте, она думала… Почему так получается? Напротив, в ярко освещенных окнах соседнего общежития, виднелись силуэты девушек, веселых и жизнерадостных. Ей хотелось плакать, и Фумико плакала. Даже при людях. От этого ей становилось немного легче. Слезы наворачивались на глаза, когда она лежала в этой темной комнате. В слезах, она наконец крепко засыпала… – Фумико держалась три месяца, несмотря на эти нечеловеческие условия. И тогда администрация, чтобы избавиться от нее, отгородила в помещении профсоюза угол – метров семь – и велела ей переехать туда. Сделано это было вовсе не из человеколюбия, а исключительно из желания изолировать ее от остальных работниц.– Это ваше личное мнение, свидетель?– Да, и мое, и всех членов профсоюза. * * * – Свидетель, вы были начальником Фумико Такано?– Да.– Что вы можете сказать о ее работе?– В общем работала она не хуже других, но для промывки плат она раз пять-шесть на дню заходила в цех травления и, случалось, часто болтала там.– Вам запомнилось что-нибудь еще?– Она часто заговаривала об отношениях между мужчинами и женщинами.– Что вы имеете в виду?– Как-то один инженер дал почитать ей книгу, а она объяснила это тем, что он интересуется ею. Еще рассказывала, что ей назначил свидание мастер.– Какая ложь! – вдруг громко вскрикнула Фумико, и адвокат Баба, и свидетель Тацудзо Ямасита, вздрогнув, обернулись. Фумико со злобой посмотрела на Ямаситу.– Прошу соблюдать тишину! – одернул ее председатель. Кэйко Исэ успокаивала Фумико, поглаживая по плечу. Но какое-то время все взоры были прикованы к девушке.– Пожалуйста, продолжайте, – сказал председатель.«Вот почему меня называют сумасшедшей… Я всегда делаю или говорю не подумав… – Фумико опустила голову, не в силах побороть отчаянной тоски. – Но ведь это чудовищная ложь! Как же он может давать ложные показания?!»– Кто этот инженер, о котором вы говорили?– Вообще-то, он не инженер, а ассистент, его фамилия Ниидзука. А мастера зовут Яда.– Эти факты действительно имели место?– Я спрашивал у Ниидзуки и Яды. Но они сказали, что ничего подобного не было. Хотя книгу Ниидзука ей действительно давал.– Ваши обязанности заключаются в контроле над работой девушек?– Да. Дисциплина, например. Поболтать, конечно, можно, но немного, когда же это переходит границы дозволенного, я делаю замечание.– Делали ли вы замечания Фумико Такано?– Неоднократно. Один раз я отчитал ее в цехе травления, но она выкрутилась.– Каким же образом?– Она ответила мне что-то на диалекте Тохоку, который я не понимаю.– А обычно Такано говорит не на диалекте?– Да.– Значит, во время работы Фумико Такано все время старалась быть в центре внимания?– Не только во время работы – и во время обеденного перерыва.– Как вела себя Такано со своими сослуживцами?– Насколько я помню, на заводе она была весела и активна, ни с кем не ссорилась. Но в общежитии с ней, я слышал, было нелегко.– Кто это говорил?– Кадзуко Маруки. В комнате они жили вшестером, и ладить с Такано было очень трудно. Например, получит она из дома письмо и насмехается: «Вот я получила, а ты – нет!» А уж если денежный перевод придет, то только об этом и разговоров. Думаю, потому-то Маруки и питала к Такано своего рода зависть. Она очень переживала, даже просила меня перевести ее на другое рабочее место.– Вопросов больше не имею.– Если у противоположной стороны есть вопросы, прошу быть краткими. – Председатель все время твердил «прошу быть краткими», когда выступал представитель профсоюза.– Цуюки, представитель истца, – сказал Цуюки и, пошептавшись с Сакауэ, встал.– Свидетель Ямасита, спрашивали ли ваше мнение насчет увольнения Такано?– Да.– Что же вы ответили?– Я сказал, что она не очень подходит для этой работы.– То есть что ее необходимо уволить. Я прошу вас повторить то, что вы сказали.– Я сказал… У меня есть некоторые претензии к Фумико Такано, но не увольнять же ее за это…– Нам известно, что когда-то вы довольно активно защищали Такано. Имел ли место подобный факт?– Она находилась в моем непосредственном подчинении, и я не хотел, чтобы ее увольняли.– Не кажется ли вам, что вы противоречите сами себе?– Нет… не думаю.– Были ли вы когда-нибудь членом профсоюза «Шайн»?– Да.– Когда уволили Фумико Такано, вы были членом профсоюза?– Да.– А сейчас?– Сейчас я перешел во второй профсоюз «Шайн».– Когда же вы перешли в этот профсоюз?– Точно не помню.– Подождите, – председатель поднял правую руку, – это не имеет непосредственного отношения к делу… Прошу задавать вопросы только относящиеся к делу, и лаконично.– Нет, это как раз имеет отношение к делу и очень важно.– На мой взгляд, к делу не относится, является ли свидетель членом первого или второго профсоюза, – бесстрастно повторил председатель.– Почему же?… Когда это случилось, свидетель был членом первого профсоюза, сейчас – второго. К тому же в настоящий момент он – свидетель ответчика. Мы бы хотели знать, что произошло за это время. – Шеки Цуюки вспыхнули, было видно, что он нервничает.– Хорошо. Я только хотел, чтобы вы не затягивали судебное разбирательство. Продолжайте.– Я как раз хотел на этом закончить. Зал зашумел и задвигался.– Прошу пригласить следующего свидетеля; на этом мы закончим сегодняшнее заседание.На свидетельское место поднялся ответственный за общежитие Нода.– Имя, фамилия, год и месяц рождения? – спросил председатель.– Нода Акира, 4 июля 1927 года.– Проживаете по адресу: Сагамихара, Хэйбэ, 13–07? Служащий фирмы?– Да.– Прошу задавать вопросы свидетелю. Поднялся адвокат Баба.– Сколько человек проживает в общежитии?– После того, как был построен новый корпус, – 480 человек.– А сколько работает на заводе в Одавара?– Около пятисот.– Что вы можете сказать о Фумико Такано?– После того как новички проработают у нас месяц, я знакомлюсь с ними лично. И я узнал, что Такано допускает ошибки в работе, много разговаривает о мужчинах, что якобы помощник мастера пригласил ее на свидание, ассистент дал ей книгу, а мастер подарил дамскую сумочку и так далее. Поговорив с людьми, я выяснил, что ничего подобного не было, что эти слухи распускает Такано. Я подумал еще тогда, что надо сделать ей замечание.– Какие ошибки в работе допускала Такано?– Однажды, например, при контрольном замере она смешала кондиционные детали с бракованными и отправила их на следующую операцию.– От кого вы это слышали?– От мастера Яды и инженера Ниидзуки.– А кто сказал вам, что ассистент приглашал Такано на свидание?– Об этом говорили в мужском общежитии.
1 2 3 4