Марни застонала и инстинктивно начала ритмично двигаться, крепко прижимаясь к нему. Она тесно сплела руки вокруг талии Гая, потом подняла на его плечи.
– Прекрати, – выдохнула она.
Он не обратил на это внимания. Его пальцы сплелись и крепко, до боли, сжали ее. Марни тщетно пыталась бороться с собой, со своим жаждущим ласки телом.
– Почему бы тебе не перестать сражаться со мной, Марни? – страстным шепотом промурлыкал Гай, почувствовав эту борьбу. – Ты же знаешь, что тебе этого очень хочется.
– Нет…
– Да! – настаивал он.
Он открыл ее губы своими губами, его язык проник ей в рот.
Он был страстным, голодным, переполненным желанием. Марни почти перестала владеть собой. Она напрасно пыталась заставить себя хотя бы не так бурно реагировать на его прикосновения. Было слишком поздно. Их языки встретились, и такой прилив страсти овладел ею, что она чуть не потеряла сознание.
Он отвел руки от ее возбужденных грудей. Марни едва успела перевести дух, как они медленно скользнули вниз по ее телу и властно обхватили ее обнаженные ягодицы. Только тогда, когда он теснее прижался к ней, Марни поняла, что он развязал халат. Она не успела даже испугаться, когда он с силой вонзил свой пульсирующий член между ее возбужденными бедрами.
– Боже мой, – прошептал Гай.
Он стал жарко целовать ее шею.
Ее лицо прижималось к жестким волосам у него на груди. Она попыталась немного прийти в себя и начала глотать воздух, но громкий стук его сердца, который отдавался во всем теле, казалось, лишал ее рассудка. Они слились воедино. Его близость так действовала на нее, что она чувствовала себя как будто пьяной. Его крепкие пальцы не останавливались ни на минуту. Они гладили, сжимали и массировали ее нежное тело. Пальцы Марни сначала цеплялись за его мускулистые плечи, потом крепко обхватили его твердую шею.
Он как бы для пробы пошевелился внутри нее, потом начал сильно содрогаться и остановился. Его дыхание было настолько частым и бурным, что Марни поняла, что он теряет над собой контроль.
– Гай, – умоляюще шепнула Марни.
Она сама не знала, о чем она молила его.
– Не отталкивай меня, Марии, – лихорадочно шептал он. – Я хочу владеть тобой.
О Боже! Она опять закрыла глаза. Этого не должно было случиться. Она ведь делала все, чтобы это не случилось. Это всего лишь похоть! – гневно кричал внутренний голос. Обычная неконтролируемая похоть! В последний раз она видела его таким возбужденным в объятиях другой женщины.
– Нет!..
Она нашла в себе силы оттолкнуть его. Он был поражен и отлетел назад. Марни дрожала с ног до головы и отвернулась, прижав лицо к двери.
– Почему нет? – прохрипел он. Его голос был таким напряженным, что она едва узнала его. – Ты хочешь меня. Ты никогда не убедишь меня, что тебе не хочется этого.
– Я ненавижу себя за это! – грустно сказала Марни.
Она резко повернулась к нему. Ее глаза блестели от невыплаканных слез и обиды.
– Разве тебе непонятно, как мне горько желать мужчину, которого я собственными глазами видела под обнаженным телом другой женщины?!
Гай смутился, его руки протянулись к ней в жесте отчаяния.
– Нет, Марни, это…
Она снова увернулась от него, руками обхватила свое дрожащее тело.
– Нет, – она прервала Гая, даже не дав ему начать объяснения. – Гай, этот образ всегда будет стоять у меня перед глазами. Ничто не сможет стереть его из моей памяти. Ничто!
Она повернулась и, рыдая, выбежала, из комнаты, как будто бы вновь воочию увидела ту прежнюю ужасную сцену и то, что было после нее.
Он вернулся домой почти следом за ней. Марии заперлась у себя в студии и не стала открывать ему, как он ни молил ее об этом. Тогда он выломал эту дверь.
– Разреши мне все тебе объяснить! – переводя дыхание, начал он.
Он чуть не упал, когда крепкая деревянная дверь с выбитым замком с грохотом ударилась о стену.
– Это же вовсе не то, что ж думаешь!
Это был единственный раз, когда она видела его неаккуратно одетым. Он одевался впопыхах и выглядел весьма неряшливо. Рубашка не застегнута на все пуговицы, брюки помяты и без ремня. Пиджак как жеваный. Лицо белое и осунувшееся, глаза дико сверкают. Его роскошные гладкие темные волосы были в беспорядке – конечно, от бурных ласк Антеи!
На глаза Марни навернулись слезы. Опять эта картина! Она не может отвлечься от этого ужаса целых четыре года.
Она отказалась не только выслушать его, но даже смотреть на него. Он схватил ее, допытался обнять. Он трясся от волнения.
– Марни, – хриплым голосом умолял он ее, – выслушай меня.
От него несло виски. Этот запах смешивался с сильным запахом духов, и Марни начало мутить. Его прикосновение было отвратительным. Она с силой вырвалась от него и побежала в ванную. Там ее начало рвать. Гай стоял, прислонившись к двери. Он видел, как она страдала. В его глазах мерцали огни ада.
– Я был пьян, – сказал он. – Я пил весь день. Когда я приехал на вечеринку, я уже был почти в невменяемом состоянии. Дерек отвел меня наверх в эту комнату. Там он раздел меня и уложил в постель. Я ничего не помню до тех пор, пока Антея…
И тут Марни набросилась на него. Она была в тот момент как безумная. После того, как ее вырвало, она чувствовала себя слабой и нетвердо стояла на ногах, но боль и злоба погнали кровь горячим потоком по всему телу, и Марни накинулась на Гая. Она вцепилась ногтями в его лицо, била его ногами, что-то кричала…
Он стоял не сопротивляясь. Она и сейчас помнила его белое, мрачное лицо, муку в глазах. Он вытерпел все наскоки.
Силы окончательно покинули ее. Ноги стали ватными. Она прислонилась к косяку, чтобы не упасть, и смотрела, как течет кровь из его ран. Смотрела на эти струйки, а голова ее была пуста. Она даже не осознавала, что это она нанесла ему эти раны.
– Я тебя ненавижу, – прошептала она таким голосом, что он вздрогнул. – Ты даже не понимаешь, что ты сделал со мной. Я никогда не прощу тебя. Ни-ког-да!!!
Она шагнула вперед, желая уйти от него навсегда. Но Гай совершил ошибку, он схватил ее и начал просить, чтобы она выслушала его. Марни снова начала его бить. Она била его ногами и кулаками. Она била его не переставая, а Гай даже не шелохнулся. Наконец она, ослабев от изнеможения, упала в его объятия и зарыдала.
По-прежнему не говоря ни слова, он поднял ее и отнес в спальню. Там уложил ее и прикрыл покрывалом. На мгновение его взгляд задержался на ней, и он вышел из комнаты. Марни продолжала рыдать.
Она была одна в спальне.
И с тех пор она была одна везде.
7
– Послушай!
Напряжение между ними нисколько не смягчилось за эти два ужасных дня. Казалось, что Гай был сыт по горло, когда он вез ее из аэропорта в Лондон.
– Я не собираюсь больше спорить по этому поводу! Мы сейчас едем в мою квартиру, и ты будешь спать там сегодня.
Марни вздернула подбородок и надула губы. Выражение лица Гая было ненамного лучше. Спор о том, где она будет спать, продолжался с тех пор, как они сели на его личный самолет в Эдинбурге.
Марни чувствовала себя усталой, раздраженной, и у нее опять начиналась депрессия. Хуже всего ей было от того, что она почти не сомкнула глаз все два дня, пока они были в Эдинбурге. Она или ворочалась в постели, отгоняя от себя мрачные воспоминания, или же боролась со своим телом, которое предавало ее, напоминая, какие приятные мгновения они могла бы испытать с Гаем, если бы сдалась и перестала спорить с ним.
– Ради Бога, я не собираюсь никуда сбегать, – устало ответила Марни.
– Нет? Ну-ну. Я не верю тебе. Поэтому перестань спорить со мной.
– Мне хочется нормально выспаться в своей постели, прежде чем я буду встречаться с твоим отцом завтра. Боже мой, – продолжала жалобно Марни, глядя с отвращением на свое помятое платье. – Я выгляжу просто ужасно! Мне нужно принять душ, переменить одежду и выспаться в своей удобной постели! Я не собираюсь никуда бежать, Гай. Мне кажется, что у меня не осталось для этого сил и энергии, – безнадежно добавила она.
– Ты могла купить новую одежду в Эдинбурге. Ты отказалась от этого и предпочла плохо выглядеть. Все остальное ты найдешь в квартире, – закончил он.
– Но я могла бы приготовить вещи сегодня, а не заниматься этим завтра, – попыталась убедить его Марни.
– Нет.
Она гневно посмотрела на Гая.
– Ты обижал девочек, когда был мальчишкой? – ядовито спросила она, пытаясь оскорбить его в очередной раз.
– Ребенком я обладал потрясающим шармом, – ответил он с намеком на улыбку. – Это ты заставляешь меня переходить к тактике запугивания.
– Потому что я не разрешаю топтать меня ногами.
– Потому что ты никогда не знаешь, чего ты хочешь и когда лучше помолчать! – резко осадил ее Гай. Он посмотрел на нее и тяжело вздохнул. – Послушай, ты устала и я устал. И, черт побери, Марни, я все еще помню, как я оставил тебя и через час обнаружил, что ты исчезла. Я не собираюсь снова страдать, как я страдал до этого момента! – мрачно прибавил он.
Значит, он страдал – прекрасно! Она тоже страдала. Он заслужил это, а она нет! Она не жалела его, и ее не мучило раскаяние за то, что причинила ему боль. Она продолжает страдать до сих пор. И не ему устанавливать монополию на страдания!
Когда она вернулась в Лондон, нашлось много людей, которые с упоением рассказывали ей, как страдал «бедный Гай», как Роберто пришлось заниматься делами компании, пока отчаявшийся Гай пытался отыскать ее. Как Гай не смог найти ее и пытался утопить свое горе в вине. Он в течение долгого времени никого и ничего не хотел знать и пил, пил не переставая! Она перестала прятаться только тогда, когда у нее появились силы снова начать жить. Она дала знать Гаю о своем возвращении обычным способом – ему пришло уведомление, что она подает на развод.
Он возмущался, он бушевал, он угрожал ей. Когда он наконец понял, чтобы он ни делал, это не заставит ее изменить свое решение, он оставил ее в покое.
Но он не соглашался на развод.
– Я вынесу любое наказание, которые ты сочтешь нужным наложить на меня, Марни. Я выдержу все с высоко поднятой головой, – мрачно говорил он ей. – Но я не могу взять назад те клятвы, которые я давал тебе. Что бы ты ни говорила, они не будут взяты мной назад.
– Ах, как торжественно! Грош цена этим клятвам – ты сам же их и нарушил. Я повторяю, что больше никогда не буду твоей женой, – прямо заявила ему Марни.
– Нам обоим придется жить в подвешенном состоянии, если ты будешь продолжать упрямствовать.
– Ничего, переживем!
– Что ж, значит, так тому и быть, – согласился он. – Но никакого развода. Все прекрасно знают, что время постепенно излечивает раны. Марни, ты когда-нибудь простишь меня! Я буду ждать, когда настанет этот день.
Так, наверное, и было бы, если бы Марни не выложила свою козырную карту.
– Подпиши бумаги, Гай, или я изменю причину развода в заявлении и привлеку к этому делу Антею. Во время суда я устрою из вас такое посмешище, что шум будет на всю вселенную. Для начала соберу туда всю прессу.
Он все подписал. Они оба знали, как может пострадать от всего шума тот, о ком они не говорили, – его отец.
Машина остановилась. Они были в полумраке подземного гаража, который она когда-то так хорошо знала. Гараж был расположен под целым кварталом его роскошных апартаментов.
– Выходи! – сказал Гай, быстро отстегивая, ремень безопасности и легко вылезая из низко посаженной машины.
Марни сделала то же самое. Она потянулась, все тело болело. Гай подошел к багажнику и вытащил свой чемодан.
Они молча поднялись на лифте в пентхаус. Оба не решались смотреть друг на друга, чтобы не дай Бог, не разразилась еще одна ссора. Напряжение между ними не ослабевало.
«Ничего не меняется», – грустно подумала Марни, входя за ним в квартиру. Все выглядело точно так, как это было, когда она в последний раз была здесь. Правда, стены заново выкрашены, но все остальное казалось ей застывшим во времени.
– Ты знаешь, что где расположено, – сказал ей Тай. – Можешь спать в любой комнате для гостей, Я сейчас, только поставлю чемодан.
Он пошел по широкому коридору, выкрашенному в бежево-коричневые тона, к своей спальне.
– Пожалуйста, Марни, – сказал он ей не оглядываясь. – Посмотри, что миссис Дьюкс оставила в холодильнике на ужин, ладно?
– У тебя все еще служит миссис Дьюкс? – удивленно спросила она.
Его экономка с кислым лицом работала у Гая еще задолго до того, как Марни появилась в этом доме.
Он остановился и многозначительно посмотрел на нее.
– Понимаешь, никто не покидает меня, как это сделала ты, – протянул он и вышел.
Марни опять почувствовала себя обиженной. Она нашла приготовленную для ужина курицу в холодильнике. Сверху блюда лежала бумажка с подробной инструкцией, как ее следует разогревать.
Несмотря на плохое настроение, Марни улыбнулась. Она и Гай совершенно ничего не умели готовить, и у миссис Дьюкс выработалась привычка оставлять им подробные инструкции, чтобы они не испортили вкусно приготовленные блюда.
Марни четко выполнила все указания. Ей доставляло даже удовольствие, когда она один за другим выполняла все пункты программы миссис Дьюкс. Экономка была спокойной женщиной, достаточно приятной, хотя и скептически смотрящей на жизнь. Но Марни всегда понимала, что они никогда не сблизятся. Миссис Дьюкс считала кухню своим владением. Если она или Гай иногда ночью проскальзывали туда, чтобы взять что-то перекусить из холодильника, они делали это тайком, как двое нашкодивших детишек. Они обычно так и говорили: кухня миссис Дьюкс, плита миссис Дьюкс, холодильник миссис Дьюкс.
Марни стало больно от этих воспоминаний, хотя она и не желала признаваться себе в этом. Она быстро прошла по коридору к гостевым комнатам, чтобы выбрать себе место, где станет спать сегодня. Около одной из дверей замедлила шаг. Это была дверь в ее студию. Она не входила туда с той самой ночи четыре года назад, когда налетела в ярости на Гая.
Если кухня была епархией миссис Дьюкс, то студия была ее безраздельным владением. Широкие окна выходили на север. Помещение переделали, чтобы оно полностью соответствовало ее нуждам и вкусу. Гай предоставлял в ее распоряжение все, что только могло ей понадобиться для работы.
Марни медленно приоткрыла дверь и вошла внутрь. Она сама не знала, что хотела там увидеть.
У нее больно сжалось сердце. Комната была полностью пуста, из нее вывезли все, что когда-то было таким родным для Марни. На глаза навернулись слезы, она медленно сделала несколько шагов, которые гулко отозвались в пустых стенах.
Отсюда убрали все, абсолютно все. Ее мольберт, стоявший у окна. Рядом с ним размещалась чертежная доска. На ней она часами работала над набросками, прежде чем перейти к мольберту. Исчезли все полотна. Они стояли здесь рядами, прислоненные к стенам. Это были ее любимые произведения, которые не предназначались для продажи; только руки не доходили развесить их на стенах.
В этой комнате она рисовала Гая. Он стоял именно там. Она увлажнившимися глазами посмотрела на то место, где он позировал ей обнаженный. Он всегда выглядел таким мужественным, таким притягательным. И всегда дразнил ее:
– Тебе нравится эта поза?
И он принимал такую позу, которая одновременно была и соблазнительной, и раздражающей.
– Или, может, лучше стать так?
Он старался принять такую позу, которая граничила с неприличием, а Марни пыталась сохранить спокойствие профессионала и заставить его принять нужное ей положение.
– Как я могу спокойно стоять, когда на мне одежда Адама? – спрашивал он, когда Марни начинала отчитывать его.
– Ты вообще голый! – смеясь, отвечала ему Марни.
– Через минуту на тебе тоже будет такой же наряд, – грозно говорил он, приближаясь к ней.
Теперь в комнате не осталось ничего, только отзвук чего-то теплого и милого…
– Я велел очистить комнату, после того как стало ясно… что ты не собираешься возвращаться ко мне, – низкий голос проговорил откуда-то от двери.
Марни от неожиданности вздрогнула и резко повернулась. Он испытующе смотрел на нее своими темными глазами.
– Какое-то время я надеялся, что ты захочешь взять с собой свои картины, – спокойно продолжал он. – Но…
Он просто пожал плечами, и в комнате опять воцарилась тяжелая тишина.
Марни постаралась незаметно смахнуть с глаз слезы.
– Ч-что ты с ними сделал?
– Я отправил их в Оуклендс, – Гай еще раз пожал плечами. – В Оуклендсе находится все. Все твои вещи.
Он обвел глазами пустую комнату.
В те времена она не могла думать о том, что ей придется приехать к нему, чтобы забрать свои вещи. Она не могла этого сделать даже ради милых ее сердцу полотен.
– Но, – продолжал быстро Гай, – как мы только поселимся в Оуклендсе, ты можешь снова организовать себе там студию. Единственное условие: ты не станешь брать заказов со стороны. Уж извини. Ты нашла в кухне что-нибудь поесть?
Все так просто. Вопроса о том, станет ли она в будущем работать или нет, не существовало для него.
Она крепко сжала губы, и то мягкое настроение, которое навеяли ей воспоминания, улетучилось как дым.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16