Но в сидящей рядом девушке он любил как раз то, что до сих пор в женщинах познал менее всего -- ее чистоту.
Стрелка уже была на нуле, когда он заметил справа щит, который черным рисунком сообщал, что до заправочной станции -- пятьсот метров. Едва девушка успела сказать, что у нее свалился камень с души, как он уже сворачивал влево, въезжая на площадку перед бензоколонкой. Но пришлось остановиться на краю, потому что перед ним стоял огромный бензовоз, из которого через толстый шланг в колонку сливался бензин.
-- Придется подождать, -- сказал молодой человек девушке и вышел из машины. -- Это надолго? -- обратился он к мужчине в спецовке.
-- Одну минуточку, -- ответил тот, на что молодой человек буркнул:
-- Знаем мы эту минуточку! -- Он хотел возвратиться в машину, но увидел, что девушка тоже вышла.
-- Я отойду пока, -- сказала она.
-- Куда? -- спросил он, намеренно вызывая ее смущение. Они были знакомы уже целый год, но девушка все еще стеснялась его. А его умиляла и трогала эта стеснительность, -- и потому, что этим она отличалась от женщин, с которыми он сталкивался раньше, и потому, что он знал о законе всеобщей недолговечности, который делал для него ценной и стыдливость его девушки.
2.
Девушка действительно переживала не самые приятные минуты, когда во время их частых и длительных поездок просила его остановиться где-нибудь у лесочка. Она всегда сердилась, когда он с наигранным удивлением спрашивал, что случилось. Она знала, что ее стыдливость смешна и старомодна. Ей не раз приходилось убеждаться, что сослуживцы смеются над ее чувствительностью и умышленно провоцируют при любом удобном случае. И она уже заранее стыдилась того, что будет стыдиться. Очень часто ей страстно хотелось чувствовать себя в своем теле непринужденно, беззаботно и безбоязненно, как это получалось у большинства женщин вокруг. Она даже придумала для себя особое воспитательное убеждение: повторяла себе, что каждый человек при рождении получает одно из миллионов приготовленных для него тел, словно предназначенную для него одну из миллионов комнату в какой-то бесконечной гостинице; что тело поэтому случайно и безлично, как предоставленная в пользование готовая вещь. Но хотя она себя настойчиво в этом убеждала, чувствовать так никогда не получалось. Она сама в чрезвычайной степени была своим телом и потому ощущала его всегда со страхом и скованностью.
С такой же скованностью подходила она и к молодому человеку, с которым познакомилась год назад и с которым была счастлива, -- может быть, именно потому, что он никогда не отделял ее тела от ее души и она могла жить с ним цельной. В этой нераздвоенности было счастье, но сразу же за счастьем -подозрения, которые томили ее: часто ей казалось, что другие женщины, -- те, нестеснительные,-- гораздо притягательнее и соблазнительные и что молодой человек, который не скрывал, что женщин этого типа хорошо знает, когда-нибудь бросит ее ради одной из них. (Он заявлял, что пресыщен такими женщинами на всю жизнь, но она знала, что он значительно моложе, чем думает о себе). Она хотела, чтобы он принадлежал ей безраздельно, а она так же безраздельно -ему, но часто ей казалось, что чем больше она пытается дать ему все, тем больше внутри его что-то сопротивляется, -- именно то, что дает человеку любовь неглубокая, поверхностная, обыкновенный флирт. И она страдала оттого, что не могла преодолеть свою серьезность, не умела быть хотя бы немножко легкомысленной.
Но сейчас она не мучилась и ни о чем таком не думала. Ей было хорошо. Шел первый день их отпуска (двухнедельного отпуска, о котором она мечтала весь год), небо было голубым (весь год ей очень хотелось, чтоб небо было обязательно голубым), и он был с нею. От его вопроса она покраснела и молча отошла от автомобиля. Обошла заправочную станцию, одиноко стоявшую среди полей у обочины дороги. Метрах в ста дальше по дороге начинался лес. Она дошла до него, затерялась за кустиком, лелея в себе ощущение легкости и покоя. (Даже радость от присутствия любимого лучше всего пережить наедине с собой. Если бы его присутствие было непрерывным, то и радость присутствовала бы только в своем беспрерывном ускользании. Удержать это ощущение можно только в одиночестве).
Потом она вышла на шоссе. Отсюда ей была видна станция: бензовоз уже отъехал, и "фелиция" подвигалась к красной башенке колонки. Девушка пошла вперед по шоссе, изредка оглядываясь, не едет ли "фелиция". Увидела ее, остановилась и замахала рукой так, как это делают незнакомые путники на дорогах. "Фелиция" притормозила и остановилась. Молодой человек наклонился, и, опуская стекло, улыбнулся:
-- Вам куда, барышня?
-- Вы в Быстрицу? -- спросила она с кокетливой улыбкой.
-- Садитесь, пожалуйста! -- Молодой человек открыл дверцу, она села, и машина тронулась с места.
3.
Молодой человек всегда радовался, когда его девушка была веселой. Это бывало нечасто: у нее была довольно трудная работа, много сверхурочных без отгулов, дома больная мать, и она очень уставала. Не отличаясь ни крепкими нервами, ни уверенностью в себе, она часто пребывала в тревожном напряжении. Поэтому он умел встречать каждое проявление ее веселости с нежной заботой покровителя. Улыбнувшись, он сказал:
-- Мне сегодня повезло. Пять лет я вожу машину, а такую очаровательную попутчицу встречаю впервые.
Девушка была благодарна ему за такой комплимент, ей захотелось подольше ощутить теплоту его слов, и поэтому она сказала:
-- А вы неплохо умеете лгать!
-- Я похож на лжеца?
-- Похоже, вам нравится обманывать женщин, -- сказала девушка, и в ее словах непроизвольно прозвучали нотки прежней робости, потому что она действительно верила, что ее милый любит пофлиртовать.
Ревность девушки обычно сердила молодого человека, но сейчас он не принял ее близко к сердцу: ведь слова эти предназначались не ему, а незнакомому водителю. И он небрежно спросил:
-- Вам это мешает?
-- Если бы мы с вами встречались, мне бы это не нравилось, -- сказала она, и слова эти прозвучали тонким воспитательным намеком молодому человеку. Но конец фразы уже относился к незнакомому водителю: -- Я вас не знаю, так что меня это не трогает.
-- В своем мужчине женщина всегда находит массу недостатков -- гораздо больше, чем в чужом, -- ответил он, и это был тонкий воспитательный намек девушке. -- Но раз ничего нас не связывает, мы могли бы отлично понять друг друга.
Девушка намеренно обошла воспитательный подтекст и снова обратилась только к незнакомому мужчине за рулем:
-- Что из того, когда мы сейчас разойдемся?
-- Почему?
-- Ведь в Быстрице я должна выйти.
-- А если я выйду с вами?
При этих словах девушка посмотрела на него, убеждаясь, что он выглядит сейчас именно так, как она представляла его себе в мучительнейшие минуты ревности. Она ужаснулась, как он льстиво кокетничает с ней, незнакомой попутчицей, и особенно тому, как ему идет это. И она вызывающе резко ответила:
-- И что же вы, простите, делали бы со мной?
-- Ну, уж с такой красавицей я бы долго не размышлял, -- галантно произнес молодой человек, и слова эти были адресованы не столько случайной попутчице, сколько его девушке.
Но девушке показалось, что она на этом комплименте поймала его, словно этим хитрым трюком заставила его признаться. На мгновение ею овладела злость, и она сказала:
-- Не слишком ли вы самоуверенны?
Молодой человек взглянул на девушку: ее упрямое лицо, казалось, исказило судорогой. Он почувствовал жалость к ней и захотел снова увидеть ее прежний, обычный взгляд (он называл его детским, простым). Склонившись к ней, он обнял ее плечи и тихо произнес имя, которым обычно называл ее, тем самым желая прекратить игру.
Но девушка вывернулась из-под его руки и сказала:
-- Не слишком ли вы торопитесь?
Отстраненный таким образом, молодой человек сказал:
-- Извините, барышня, -- и молча уставился на шоссе перед собой.
4.
Жалкая ревность, однако, испарилась так же быстро, как и пришла. Ведь она понимала, что это всего лишь игра. Ей даже показалось немного смешным, как в ревнивой ярости она оттолкнула молодого человека. Не хотелось, чтоб он именно так и понял ее. К счастью, у женщин есть чудесная способность задним числом изменять смысл своих поступков. И она решила, что оттолкнула его не со злости, а лишь для продолжения игры, которая своей забавностью так подходит к первому дню отпуска.
И она снова стала случайной попутчицей, которая только что поставила на место назойливого водителя, но лишь для того, чтобы растянуть процесс овладевания и придать ему большей остроты. Повернувшись к водителю, она ласково сказала:
-- Я не хотела вас обидеть.
-- Извините, больше я вас не трону, -- ответил молодой человек
Он был сердит на девушку, что она не послушалась его и отказалась вернуться к самой себе,когда ему этого захотелось; а так как девушка продолжала настаивать на своей маске, он перенес свою злость на чужую попутчицу, в роли которой она выступала, и внезапно изменил характер своей роли: оставив комплименты, которыми хотел польстить своей девушке, он стал твердым мужчиной, повернутым к женщине лишь грубой стороной своей мужественности: волей, иронией, самоуверенностью.
Эта роль была совершенно противоположна его заботливому отношению к девушке. До их знакомства он действительно относился к женщинам скорее грубовато, чем деликатно, однако демонически твердым не был никогда, поскольку не отличался ни сверхъестественной волей, ни бесцеремонностью. Он не был таким, хотя и очень хотел когда-то быть похожим на подобных мужчин. Наивное желание, но что поделаешь: юношеские стремления обходят все ловушки зрелого духа и часто сохраняются до глубокой старости. И это юношеское стремление быстро использовало возможность воплотиться в предлагаемую роль.
Ироническая холодность молодого человека была девушке очень удобна, ибо освобождала ее от нее самой. Она сама -- это прежде всего ревность. В тот момент, когда она перестала видеть в молодом человеке галантного соблазнителя, а увидела лишь его неприступное лицо, ее ревность утихла. Девушка могла теперь забыть о себе и отдаться своей роли.
Своей роли? Какой? Это роль из скверных романов: женщина останавливает на дороге машину не для того, чтобы ехать, а для того, чтобы соблазнить мужчину за рулем. Коварная соблазнительница, что превосходно распоряжается своими прелестями. Девушка вошла в этот дурацкий образ из бульварной литературы с легкостью, которая ее и удивила, и обворожила.
И так они ехали и разговаривали, Чужой водитель и чужая пассажирка.
5.
Больше всего молодому человеку не хватало в жизни беззаботности. Дорога его жизни была прочерчена с беспощадной строгостью: служба не ограничивалась ежедневными восемью часами, но до самого последнего времени включала и скуку обязательных собраний, и домашнюю подготовку, и внимание бесчисленных коллег обоего пола к его пока еще бедноватой внутренней жизни, которая никогда не оставалась утаенной и в последнее время стала предметом сплетен и вмешательства общественности. И даже двухнедельный отпуск не дал ему свободы и раскованности; унылая тень строгого планирования лежала и на нем. Из-за обычной острой нехватки жилья на лето он вынужден был заказать комнату в Татрах за полгода вперед, а для этого потребовалось ходатайство профсоюза его предприятия, вездесущая душа которого, таким образом, не переставала держать его в поле зрения.
Он смирился, но все же его иногда преследовал грозный образ дороги, по которой он мчится, беззащитно открытый всем, не смея никуда свернуть. Этот образ предстал перед ним и сейчас; как-то странно слились эта воображаемая дорога и та, по которой он сейчас ехал. И вдруг шальная мысль пришла ему в голову.
-- Куда, вы сказали, вам нужно? - спросил он девушку.
-- В Банску-Быстрицу, -- ответила она.
-- Что вы там собираетесь делать?
-- У меня там свидание.
-- С кем?
-- С одним мужчиной.
"Фелиция" как раз подъезжала к большой развилке, и водитель притормозил, чтобы посмотреть на указатели. Потом резко свернул вправо.
-- Что случится, если вы не приедете на это свидание?
-- Это сейчас на вашей совести, и вы должны обо мне позаботиться
-- Вы, наверное, не заметили, что я свернул на Новый Замок?
-- Что? Вы с ума сошли!
-- Не беспокойтесь, я о вас позабочусь,-- ответил молодой человек.
Игра вдруг перешла на уровень выше. "Фелиция" удалялась не только от воображаемой цели -- Банской-Быстрицы, но и от цели истинной, куда они и направлялась с утра: к Татрам и заказанной комнате. Жизнь, в которую играют, внезапно атаковала жизнь подлинную. Молодой человек удалялся от самого себя и своей строгой дороги, с которой до сих пор не сворачивал.
-- Но ведь вы говорили, что едете к Низким Татрам! - удивилась девушка.
-- Еду, барышня, куда мне захочется. Я свободный человек и делаю, что хочу и что мне нравится.
6.
Когда они подъехали к Новым Замкам, начало смеркаться. Молодой человек никогда здесь не был, и потребовалось время, чтоб сориентироваться. Несколько раз он останавливался и расспрашивал прохожих, где находится гостиница. Здесь было несколько раскопанных улиц, так что дорога к гостинице, которая, по словам местных жителей, была где-то недалеко, вела такими крюками и объездами, что до нее они добирались почти час. Гостиница выглядела неказисто, но она была единственной в городе, а ехать дальше уже не хотелось. Он велел девушке подождать и вышел из машины.
Выходя, он был, разумеется, самим собой, и ему было неприятно, что к ночи он очутился совсем не там, где предполагал, -- тем неприятнее, что никто его к этому не понуждал и чего, собственно, он и сам не хотел. Он выругал себя за сумасбродство, но потом махнул рукой: комната в Татрах подождет до завтра, и ничего не случится, если он отметит первый день отпуска чем-то незапланированным.
Он прошел через прокуренный, битком набитый шумный ресторан и спросил, где администратор. Его послали к лестнице, где за стеклянной дверью под щитом с ключами сидела поблекшая блондинка. С трудом он получил ключ от единственного свободного номера.
Девушка, оставшись одна, тоже сбросила маску. Ее не беспокоило, что они очутились в неожиданном месте. Она настолько была преданна молодому человеку, что никогда не сомневалась в том, что он делает, доверчиво вручала ему свою судьбу. Но в ее голове снова мелькнула мысль, что, пожалуй, именно так, как сейчас она, ожидают молодого человека в его машине другие женщины, с которыми он сталкивается в командировках. Как ни странно, эта мысль не причинила ей боли; девушка снова улыбнулась при мысли, что чужой женщиной стала сейчас она, -- одной из тех безответственных и бесстыдных женщин, к которым она его ревновала. Ей казалось, что им всем она сейчас натягивает нос, что она нашла способ овладеть их оружием, дать молодому человеку то, чего до сих пор дать не умела: легкость, нестыдливость и несвязанность. Ею овладело особое чувство удовлетворения: она одна-единственная может стать всеми этими женщинами сразу и безраздельно, только собой, увлечь и поглотить своего любимого.
Молодой человек открыл дверцу и провел девушку в ресторан. В грохоте, грязи и дыму нашелся единственный свободный столик в углу.
7.
-- И как же вы теперь обо мне позаботитесь? - вызывающе спросила девушка.
-- Какой вы предпочитаете апперитив?
Девушка не особенно разбиралась в спиртном. Когда ей приходилось пить вино, предпочитала вермут. Но сейчас она уверенно сказала:
-- Водку.
-- Отлично! - сказал молодой человек, -- пусть будет водка. Надеюсь, не опьянеете?
-- Ну, а если да?
Молодой человек не ответил и, подозвав официанта, заказал две водки и бифштекс. Через минуту тот появился с двумя рюмками на подносике.
Мужчина поднял рюмку и сказал:
-- За вас!
-- Чего-нибудь остроумнее вы не могли бы придумать?
В этой ее игре было нечто, начинавшее его раздражать. Теперь, когда они сидели лицом к лицу, мужчине стало казаться, что не только слова делали девушку чужой -- она вся целиком изменилась, в движениях, в мимике, стала удручающе точно походить на женщин, которых он так хорошо знал и к которым чувствовал легкое отвращение.
И он, держа рюмку в поднятой руке, исправил свой тост:
-- Ладно, в таком случае пью не за вас, а за ваше племя, в котором так удачно сочетается лучшее от животных и худшее от человека.
-- Вы всех женщин относите к этому племени?
-- Нет, только тех, что похожи на вас.
-- Знаете, это мне тоже не кажется остроумным.
-- Ну, хорошо. -- Молодой человек все еще держал рюмку на весу. -- Тогда я пью не за ваше племя, а за вашу душу. Согласны? За вашу душу, которая зажигается, когда опускается от головы вниз, к животу, и гаснет, когда поднимается снова вверх, в голову.
Девушка тоже подняла рюмку:
-- Ну, так за мою душу, которая опускается к животу!
1 2 3 4 5 6
Стрелка уже была на нуле, когда он заметил справа щит, который черным рисунком сообщал, что до заправочной станции -- пятьсот метров. Едва девушка успела сказать, что у нее свалился камень с души, как он уже сворачивал влево, въезжая на площадку перед бензоколонкой. Но пришлось остановиться на краю, потому что перед ним стоял огромный бензовоз, из которого через толстый шланг в колонку сливался бензин.
-- Придется подождать, -- сказал молодой человек девушке и вышел из машины. -- Это надолго? -- обратился он к мужчине в спецовке.
-- Одну минуточку, -- ответил тот, на что молодой человек буркнул:
-- Знаем мы эту минуточку! -- Он хотел возвратиться в машину, но увидел, что девушка тоже вышла.
-- Я отойду пока, -- сказала она.
-- Куда? -- спросил он, намеренно вызывая ее смущение. Они были знакомы уже целый год, но девушка все еще стеснялась его. А его умиляла и трогала эта стеснительность, -- и потому, что этим она отличалась от женщин, с которыми он сталкивался раньше, и потому, что он знал о законе всеобщей недолговечности, который делал для него ценной и стыдливость его девушки.
2.
Девушка действительно переживала не самые приятные минуты, когда во время их частых и длительных поездок просила его остановиться где-нибудь у лесочка. Она всегда сердилась, когда он с наигранным удивлением спрашивал, что случилось. Она знала, что ее стыдливость смешна и старомодна. Ей не раз приходилось убеждаться, что сослуживцы смеются над ее чувствительностью и умышленно провоцируют при любом удобном случае. И она уже заранее стыдилась того, что будет стыдиться. Очень часто ей страстно хотелось чувствовать себя в своем теле непринужденно, беззаботно и безбоязненно, как это получалось у большинства женщин вокруг. Она даже придумала для себя особое воспитательное убеждение: повторяла себе, что каждый человек при рождении получает одно из миллионов приготовленных для него тел, словно предназначенную для него одну из миллионов комнату в какой-то бесконечной гостинице; что тело поэтому случайно и безлично, как предоставленная в пользование готовая вещь. Но хотя она себя настойчиво в этом убеждала, чувствовать так никогда не получалось. Она сама в чрезвычайной степени была своим телом и потому ощущала его всегда со страхом и скованностью.
С такой же скованностью подходила она и к молодому человеку, с которым познакомилась год назад и с которым была счастлива, -- может быть, именно потому, что он никогда не отделял ее тела от ее души и она могла жить с ним цельной. В этой нераздвоенности было счастье, но сразу же за счастьем -подозрения, которые томили ее: часто ей казалось, что другие женщины, -- те, нестеснительные,-- гораздо притягательнее и соблазнительные и что молодой человек, который не скрывал, что женщин этого типа хорошо знает, когда-нибудь бросит ее ради одной из них. (Он заявлял, что пресыщен такими женщинами на всю жизнь, но она знала, что он значительно моложе, чем думает о себе). Она хотела, чтобы он принадлежал ей безраздельно, а она так же безраздельно -ему, но часто ей казалось, что чем больше она пытается дать ему все, тем больше внутри его что-то сопротивляется, -- именно то, что дает человеку любовь неглубокая, поверхностная, обыкновенный флирт. И она страдала оттого, что не могла преодолеть свою серьезность, не умела быть хотя бы немножко легкомысленной.
Но сейчас она не мучилась и ни о чем таком не думала. Ей было хорошо. Шел первый день их отпуска (двухнедельного отпуска, о котором она мечтала весь год), небо было голубым (весь год ей очень хотелось, чтоб небо было обязательно голубым), и он был с нею. От его вопроса она покраснела и молча отошла от автомобиля. Обошла заправочную станцию, одиноко стоявшую среди полей у обочины дороги. Метрах в ста дальше по дороге начинался лес. Она дошла до него, затерялась за кустиком, лелея в себе ощущение легкости и покоя. (Даже радость от присутствия любимого лучше всего пережить наедине с собой. Если бы его присутствие было непрерывным, то и радость присутствовала бы только в своем беспрерывном ускользании. Удержать это ощущение можно только в одиночестве).
Потом она вышла на шоссе. Отсюда ей была видна станция: бензовоз уже отъехал, и "фелиция" подвигалась к красной башенке колонки. Девушка пошла вперед по шоссе, изредка оглядываясь, не едет ли "фелиция". Увидела ее, остановилась и замахала рукой так, как это делают незнакомые путники на дорогах. "Фелиция" притормозила и остановилась. Молодой человек наклонился, и, опуская стекло, улыбнулся:
-- Вам куда, барышня?
-- Вы в Быстрицу? -- спросила она с кокетливой улыбкой.
-- Садитесь, пожалуйста! -- Молодой человек открыл дверцу, она села, и машина тронулась с места.
3.
Молодой человек всегда радовался, когда его девушка была веселой. Это бывало нечасто: у нее была довольно трудная работа, много сверхурочных без отгулов, дома больная мать, и она очень уставала. Не отличаясь ни крепкими нервами, ни уверенностью в себе, она часто пребывала в тревожном напряжении. Поэтому он умел встречать каждое проявление ее веселости с нежной заботой покровителя. Улыбнувшись, он сказал:
-- Мне сегодня повезло. Пять лет я вожу машину, а такую очаровательную попутчицу встречаю впервые.
Девушка была благодарна ему за такой комплимент, ей захотелось подольше ощутить теплоту его слов, и поэтому она сказала:
-- А вы неплохо умеете лгать!
-- Я похож на лжеца?
-- Похоже, вам нравится обманывать женщин, -- сказала девушка, и в ее словах непроизвольно прозвучали нотки прежней робости, потому что она действительно верила, что ее милый любит пофлиртовать.
Ревность девушки обычно сердила молодого человека, но сейчас он не принял ее близко к сердцу: ведь слова эти предназначались не ему, а незнакомому водителю. И он небрежно спросил:
-- Вам это мешает?
-- Если бы мы с вами встречались, мне бы это не нравилось, -- сказала она, и слова эти прозвучали тонким воспитательным намеком молодому человеку. Но конец фразы уже относился к незнакомому водителю: -- Я вас не знаю, так что меня это не трогает.
-- В своем мужчине женщина всегда находит массу недостатков -- гораздо больше, чем в чужом, -- ответил он, и это был тонкий воспитательный намек девушке. -- Но раз ничего нас не связывает, мы могли бы отлично понять друг друга.
Девушка намеренно обошла воспитательный подтекст и снова обратилась только к незнакомому мужчине за рулем:
-- Что из того, когда мы сейчас разойдемся?
-- Почему?
-- Ведь в Быстрице я должна выйти.
-- А если я выйду с вами?
При этих словах девушка посмотрела на него, убеждаясь, что он выглядит сейчас именно так, как она представляла его себе в мучительнейшие минуты ревности. Она ужаснулась, как он льстиво кокетничает с ней, незнакомой попутчицей, и особенно тому, как ему идет это. И она вызывающе резко ответила:
-- И что же вы, простите, делали бы со мной?
-- Ну, уж с такой красавицей я бы долго не размышлял, -- галантно произнес молодой человек, и слова эти были адресованы не столько случайной попутчице, сколько его девушке.
Но девушке показалось, что она на этом комплименте поймала его, словно этим хитрым трюком заставила его признаться. На мгновение ею овладела злость, и она сказала:
-- Не слишком ли вы самоуверенны?
Молодой человек взглянул на девушку: ее упрямое лицо, казалось, исказило судорогой. Он почувствовал жалость к ней и захотел снова увидеть ее прежний, обычный взгляд (он называл его детским, простым). Склонившись к ней, он обнял ее плечи и тихо произнес имя, которым обычно называл ее, тем самым желая прекратить игру.
Но девушка вывернулась из-под его руки и сказала:
-- Не слишком ли вы торопитесь?
Отстраненный таким образом, молодой человек сказал:
-- Извините, барышня, -- и молча уставился на шоссе перед собой.
4.
Жалкая ревность, однако, испарилась так же быстро, как и пришла. Ведь она понимала, что это всего лишь игра. Ей даже показалось немного смешным, как в ревнивой ярости она оттолкнула молодого человека. Не хотелось, чтоб он именно так и понял ее. К счастью, у женщин есть чудесная способность задним числом изменять смысл своих поступков. И она решила, что оттолкнула его не со злости, а лишь для продолжения игры, которая своей забавностью так подходит к первому дню отпуска.
И она снова стала случайной попутчицей, которая только что поставила на место назойливого водителя, но лишь для того, чтобы растянуть процесс овладевания и придать ему большей остроты. Повернувшись к водителю, она ласково сказала:
-- Я не хотела вас обидеть.
-- Извините, больше я вас не трону, -- ответил молодой человек
Он был сердит на девушку, что она не послушалась его и отказалась вернуться к самой себе,когда ему этого захотелось; а так как девушка продолжала настаивать на своей маске, он перенес свою злость на чужую попутчицу, в роли которой она выступала, и внезапно изменил характер своей роли: оставив комплименты, которыми хотел польстить своей девушке, он стал твердым мужчиной, повернутым к женщине лишь грубой стороной своей мужественности: волей, иронией, самоуверенностью.
Эта роль была совершенно противоположна его заботливому отношению к девушке. До их знакомства он действительно относился к женщинам скорее грубовато, чем деликатно, однако демонически твердым не был никогда, поскольку не отличался ни сверхъестественной волей, ни бесцеремонностью. Он не был таким, хотя и очень хотел когда-то быть похожим на подобных мужчин. Наивное желание, но что поделаешь: юношеские стремления обходят все ловушки зрелого духа и часто сохраняются до глубокой старости. И это юношеское стремление быстро использовало возможность воплотиться в предлагаемую роль.
Ироническая холодность молодого человека была девушке очень удобна, ибо освобождала ее от нее самой. Она сама -- это прежде всего ревность. В тот момент, когда она перестала видеть в молодом человеке галантного соблазнителя, а увидела лишь его неприступное лицо, ее ревность утихла. Девушка могла теперь забыть о себе и отдаться своей роли.
Своей роли? Какой? Это роль из скверных романов: женщина останавливает на дороге машину не для того, чтобы ехать, а для того, чтобы соблазнить мужчину за рулем. Коварная соблазнительница, что превосходно распоряжается своими прелестями. Девушка вошла в этот дурацкий образ из бульварной литературы с легкостью, которая ее и удивила, и обворожила.
И так они ехали и разговаривали, Чужой водитель и чужая пассажирка.
5.
Больше всего молодому человеку не хватало в жизни беззаботности. Дорога его жизни была прочерчена с беспощадной строгостью: служба не ограничивалась ежедневными восемью часами, но до самого последнего времени включала и скуку обязательных собраний, и домашнюю подготовку, и внимание бесчисленных коллег обоего пола к его пока еще бедноватой внутренней жизни, которая никогда не оставалась утаенной и в последнее время стала предметом сплетен и вмешательства общественности. И даже двухнедельный отпуск не дал ему свободы и раскованности; унылая тень строгого планирования лежала и на нем. Из-за обычной острой нехватки жилья на лето он вынужден был заказать комнату в Татрах за полгода вперед, а для этого потребовалось ходатайство профсоюза его предприятия, вездесущая душа которого, таким образом, не переставала держать его в поле зрения.
Он смирился, но все же его иногда преследовал грозный образ дороги, по которой он мчится, беззащитно открытый всем, не смея никуда свернуть. Этот образ предстал перед ним и сейчас; как-то странно слились эта воображаемая дорога и та, по которой он сейчас ехал. И вдруг шальная мысль пришла ему в голову.
-- Куда, вы сказали, вам нужно? - спросил он девушку.
-- В Банску-Быстрицу, -- ответила она.
-- Что вы там собираетесь делать?
-- У меня там свидание.
-- С кем?
-- С одним мужчиной.
"Фелиция" как раз подъезжала к большой развилке, и водитель притормозил, чтобы посмотреть на указатели. Потом резко свернул вправо.
-- Что случится, если вы не приедете на это свидание?
-- Это сейчас на вашей совести, и вы должны обо мне позаботиться
-- Вы, наверное, не заметили, что я свернул на Новый Замок?
-- Что? Вы с ума сошли!
-- Не беспокойтесь, я о вас позабочусь,-- ответил молодой человек.
Игра вдруг перешла на уровень выше. "Фелиция" удалялась не только от воображаемой цели -- Банской-Быстрицы, но и от цели истинной, куда они и направлялась с утра: к Татрам и заказанной комнате. Жизнь, в которую играют, внезапно атаковала жизнь подлинную. Молодой человек удалялся от самого себя и своей строгой дороги, с которой до сих пор не сворачивал.
-- Но ведь вы говорили, что едете к Низким Татрам! - удивилась девушка.
-- Еду, барышня, куда мне захочется. Я свободный человек и делаю, что хочу и что мне нравится.
6.
Когда они подъехали к Новым Замкам, начало смеркаться. Молодой человек никогда здесь не был, и потребовалось время, чтоб сориентироваться. Несколько раз он останавливался и расспрашивал прохожих, где находится гостиница. Здесь было несколько раскопанных улиц, так что дорога к гостинице, которая, по словам местных жителей, была где-то недалеко, вела такими крюками и объездами, что до нее они добирались почти час. Гостиница выглядела неказисто, но она была единственной в городе, а ехать дальше уже не хотелось. Он велел девушке подождать и вышел из машины.
Выходя, он был, разумеется, самим собой, и ему было неприятно, что к ночи он очутился совсем не там, где предполагал, -- тем неприятнее, что никто его к этому не понуждал и чего, собственно, он и сам не хотел. Он выругал себя за сумасбродство, но потом махнул рукой: комната в Татрах подождет до завтра, и ничего не случится, если он отметит первый день отпуска чем-то незапланированным.
Он прошел через прокуренный, битком набитый шумный ресторан и спросил, где администратор. Его послали к лестнице, где за стеклянной дверью под щитом с ключами сидела поблекшая блондинка. С трудом он получил ключ от единственного свободного номера.
Девушка, оставшись одна, тоже сбросила маску. Ее не беспокоило, что они очутились в неожиданном месте. Она настолько была преданна молодому человеку, что никогда не сомневалась в том, что он делает, доверчиво вручала ему свою судьбу. Но в ее голове снова мелькнула мысль, что, пожалуй, именно так, как сейчас она, ожидают молодого человека в его машине другие женщины, с которыми он сталкивается в командировках. Как ни странно, эта мысль не причинила ей боли; девушка снова улыбнулась при мысли, что чужой женщиной стала сейчас она, -- одной из тех безответственных и бесстыдных женщин, к которым она его ревновала. Ей казалось, что им всем она сейчас натягивает нос, что она нашла способ овладеть их оружием, дать молодому человеку то, чего до сих пор дать не умела: легкость, нестыдливость и несвязанность. Ею овладело особое чувство удовлетворения: она одна-единственная может стать всеми этими женщинами сразу и безраздельно, только собой, увлечь и поглотить своего любимого.
Молодой человек открыл дверцу и провел девушку в ресторан. В грохоте, грязи и дыму нашелся единственный свободный столик в углу.
7.
-- И как же вы теперь обо мне позаботитесь? - вызывающе спросила девушка.
-- Какой вы предпочитаете апперитив?
Девушка не особенно разбиралась в спиртном. Когда ей приходилось пить вино, предпочитала вермут. Но сейчас она уверенно сказала:
-- Водку.
-- Отлично! - сказал молодой человек, -- пусть будет водка. Надеюсь, не опьянеете?
-- Ну, а если да?
Молодой человек не ответил и, подозвав официанта, заказал две водки и бифштекс. Через минуту тот появился с двумя рюмками на подносике.
Мужчина поднял рюмку и сказал:
-- За вас!
-- Чего-нибудь остроумнее вы не могли бы придумать?
В этой ее игре было нечто, начинавшее его раздражать. Теперь, когда они сидели лицом к лицу, мужчине стало казаться, что не только слова делали девушку чужой -- она вся целиком изменилась, в движениях, в мимике, стала удручающе точно походить на женщин, которых он так хорошо знал и к которым чувствовал легкое отвращение.
И он, держа рюмку в поднятой руке, исправил свой тост:
-- Ладно, в таком случае пью не за вас, а за ваше племя, в котором так удачно сочетается лучшее от животных и худшее от человека.
-- Вы всех женщин относите к этому племени?
-- Нет, только тех, что похожи на вас.
-- Знаете, это мне тоже не кажется остроумным.
-- Ну, хорошо. -- Молодой человек все еще держал рюмку на весу. -- Тогда я пью не за ваше племя, а за вашу душу. Согласны? За вашу душу, которая зажигается, когда опускается от головы вниз, к животу, и гаснет, когда поднимается снова вверх, в голову.
Девушка тоже подняла рюмку:
-- Ну, так за мою душу, которая опускается к животу!
1 2 3 4 5 6