Лидия на цыпочках прошла в переднюю гостиную дома Троубриджей. Муж проследовал за ней. Сняв шляпку, она бегло оглядела уютную комнату.
– Ты уверен?
Насвистывая шотландскую мелодию, Брюс закрыл двери гостиной и, направившись к окну фасада, задернул занавески в розах. Продолжая насвистывать, он положил на решетку камина два полена и развел огонь.
– Здесь холодно. – Брюс потер ладони, чтобы согрелись. – Ага! – воскликнул он, заметив на круглом столике в центре комнаты хрустальный графин и бокалы. Он пересек комнату, чтобы плеснуть себе и Лидии по глоточку. – То, что доктор прописал.
Приняв из его рук бренди, Лидия отпила немного.
– Я чувствую себя здесь не в своей тарелке, – обронила она нерешительно, хотя была очень рада снова видеть мужа. – Я не так представляла себе твое возвращение домой.
– Сейчас только половина второго дня, Лидия. Мы можем отметить мое возвращение еще и вечером, – предложил он, снимая с нее пелерину.
Затем его пальцы, слегка утратившие сноровку, начали расстегивать пуговички платья на ее спине.
Лидия с нетерпением приступила к поиску его застежек. Их первоначальная неторопливость вскоре переросла в лихорадку. К тому времени, когда Брюс достиг двадцать второй пуговки, он понял, что сыт по горло женской модой! И был готов вышвырнуть всю одежду в окно, включая пару кружевных панталон и шелковую сорочку. Но из уважения к любимой не сделал этого.
– О, Лидия! – Он опустился перед ней на колено, когда, тяжело дыша, она откинулась на кушетке. Его теплые руки заскользили по стройным икрам под шуршащей тканью. – Черт возьми, жена, где ты?
Лидия рассмеялась и сбросила нижнюю юбку, показав ему обольстительные бедра и круглые ягодицы.
– Раздень меня, Брюс, – прошептала она, чувствуя себя в чужом доме совершенной распутницей. – Только будь аккуратен! Помни, мне в этом же возвращаться.
В рекордное время Брюс освоил искусство раздевания женщины, чья страсть разгоралась до такой степени, что обжигала ему руки. В последнюю очередь он стащил с нее сорочку и запустил в дальний угол комнаты панталоны, лишь чудом не угодившие в чучело совы на книжном шкафу.
Снедаемая нетерпением оказать ему радушный прием, Лидия бросилась в его объятия.
Брюс принялся ласкать ее полные груди.
– Не спеши, Лидия, мы только пришли сюда, – рассмеялся он.
– Это ты только что пришел, Брюс, а я ждала тебя все это время. – Прижавшись к его груди, она принялась покрывать его лицо и шею страстными поцелуями. – Три долгих месяца, – добавила она задыхаясь.
Брюс уже видел этот ее взгляд. И бисеринки пота над ее пухлой верхней губой. Те крохи самообладания, которые он еще сохранял, покинули его. Встретившись губами в ненасытном поцелуе, они утонули в тумане гипнотических чар любви. Слившись в жарких объятиях, они знали, что обречены провести жизнь вместе, занимаясь любовью. Горячие нетерпеливые руки играли с ее кудрями. Лидия обольстительно прижималась к Брюсу, и оба сходили с ума от ожидания.
– Если ты сейчас же что-то не сделаешь, я закричу, – предупредила она и опрокинула его на спину.
Кушетка под тяжестью их тел жалобно скрипнула.
– Возьми меня немедленно, Брюс! – взмолилась Лидия.
– Милая, дай мне хотя бы раздеться, – воззвал он к ее здравомыслию.
Брюс встал, снимая с себя штаны, и, опустившись на кушетку, осторожно подмял под себя жену. Изогнувшись в поисках рая, Лидия тут же его обрела. Комната закружилась. Увлеченные вихрем неукротимой страсти, Лидия и Брюс двигались в одном ритме. Подхваченные могучей волной, они поднялись из морских глубин к заоблачным высям. Это было восхитительно, потрясающе, неповторимо.
Придя к финишу, Брюс издал крик.
Волны экстаза унесли Лидию далеко в море, а затем вернули на берег на белом гребне пены.
Никогда еще Лидия не была так счастлива.
– Добро пожаловать домой, любимый! – Она вытерла пот с его лба.
– Да, жена, – отозвался он с улыбкой. – Война, которой, казалось, не будет конца, завершилась.
Пока остальные жители Нью-Лондона палили из пушек, танцевали на улицах и пили эль, Лидия и Брюс по-своему отмечали великий праздник.
Брюс вывесил белый флаг. Он оказался неспособным ко второму раунду, хотя жена и расхваливала его сексуальные способности. Он обнял Лидию и, как гигантский хищник, потащил к камину, перед которым завалился на толстый шерстяной ковер. Урча как котенок, Лидия положила голову ему на плечо.
Вдруг часы Троубриджей пробили четыре, вернув обоих к реальности.
Лидия подняла голову:
– Куда утекло время?
Она зевнула, слушая стук сердца мужа и тихое тиканье каминных часов. Налетев, словно шторм, ее подхватила и унесла с собой маленькая домашняя революция.
Брюс улыбнулся при виде того, во что они превратили когда-то опрятную гостиную. Одежда Лидии была разбросана повсюду, в то время как его собственная лежала в относительном порядке. Встав, он начал собирать ее вещи. Чулок – на люстре? Брюс посмотрел на жену.
– Так-так. Что за неряха! – подразнил он ее, снимая подвязки с фарфоровой куклы на горке с безделушками.
Лидия тоже поднялась. В янтарном свете огня ее кожа сияла в обрамлении бледного золота волос. Эту картину Брюс навеки сохранит в своем сердце.
– Лидия, Лидия, как же я люблю тебя!
С охапкой шелка и кружев в руках он опустился на колени у ее ног.
Лидия улыбнулась своему герою, вернувшему одежду, которую он срывал с нее в приливе страсти. «Ни один поэт, – думала она, – не смог бы описать те чувства, которые вызывает у меня этот мужчина».
Она погладила его по плечу. И когда Брюс, приподняв ее ножку, принялся натягивать чулок на стройную голень, у нее затуманился взор. Лидия запрокинула голову и приоткрыла губы.
Брюс без труда узнал красноречивые симптомы женщины, чей ненасытный аппетит вызывал у него восхищение.
– Ну-ну, Лидия, – простонал он. – Мы должны поторопиться, пока добрый доктор не пришел искать нас.
Лидия разочарованно надула губы и протянула к нему руки. Брюс поднялся, убежденный, что «нет» ее не устроит, и наклонился, чтобы поцеловать ее.
Она вдруг рассмеялась глубоким грудным смехом, заливаясь, как школьница, захмелевшая от излишне выпитого вина из одуванчиков.
– Подай мне одежду, Брюс, я должна одеться.
К пяти часам Макгрегоры вернулись в ратушу, чтобы забрать своего беспокойного ребенка. Присоединившись к Харрисам за ужином, они покормили Изабеллу, а затем приняли участие в вечернем празднике.
Повсюду велись оживленные разговоры, подогреваемые выстрелами пробок шампанского и многочисленными тостами, произносимыми коммодором Декейтером и прочими знаменитостями Нью-Лондона. Лейтенант Шоу и другие вернувшиеся с войны герои флота галантно танцевали со всеми дамами, разделяя честь с присутствующими британскими офицерами. Лидия и Брюс тоже станцевали несколько танцев, пока Беа Троубридж развлекала Изабеллу.
Наконец оркестр объявил перерыв.
Когда Брюс провожал Лидию из зала, его заметил один из музыкантов.
– Брюс Макгрегор! – зычным голосом окликнул его трубач. Брюс обернулся и расплылся в улыбке:
– Роджер Брюстер, как поживешь? Как жена и детишки?
Они обменялись рукопожатиями. Брюс представил ему Лидию, после чего Брюстер познакомил их с другими музыкантами.
– Брюс, мы столько часов играли, что у нас отваливаются руки. Не согласишься ли ты сыграть для нас на волынке?
Весело рассмеявшись, Брюс покачал головой.
– Прошу почтения, парни. Моя волынка – дома, – сказал он и добавил: – И что такое волынка без килта?
Лидия прижалась к его руке и, привстав на цыпочки, доверительно шепнула:
– Твоя волынка и килт – у Харрисов, Брюс.
Брюс удивленно повел бровями.
– Ты отдала мою волынку? – спросил он, едва сдерживая гнев.
– Нет, милый! Я одолжила ее Кристоферу, потому что он выразил желание ее освоить. А твой килт у миссис Харрис, потому что я хотела заказать еще один из твоей родовой шотландки для наших детей.
Музыканты повторили свою просьбу, и Брюс сдался:
– Ладно, парни, сейчас я вас околдую. Дайте нам только несколько минут.
Вскоре Кристофер Харрис, запыхавшись, вернулся в здание ратуши и принес с собой волынку и килт. Одевшись подобающим образом, Брюс взял в руки инструмент и проверил старые трубки. Сделав несколько пробных переборов, он принялся очаровывать горожан звуками старой волынки.
Пригласив на танцевальную площадку молодых людей, Брюс сыграл шотландскую польку. Заразившись весельем народного хоровода, сыграл рил, а потом, чтобы продемонстрировать возможности инструмента, переключился на балладу, сентиментальные звуки которой могли разбить сердце девушки.
Следующим номером он исполнил любимую португальскую балладу своей матери.
– В честь маленькой Изабеллы, – провозгласил он и поклонился жене и ребенку.
Он спел балладу на португальском языке, и у Лидии по коже побежали мурашки при воспоминании о том времени, когда она впервые услышала эту любовную песню в его исполнении.
Воодушевленный теплым приемом, Брюс играл то песни, то танцы, стараясь угодить старикам и молодежи. И все же она бы предпочла, чтобы Брюс играл немного тише. Когда, кружась и пританцовывая, Брюс проходил мимо, извлекая из трубок ирландскую джигу, звучавшую так, словно чья-то несчастная душа корчилась в агонии, Лидия улыбнулась ему. Как мог Брюс сотворить такое со столь прекрасной музыкой Изумрудного острова?
Брюс прошелся мимо в своем килте, сверкая коленками. От удовольствия ее сердце встрепенулось, и Лидия ответила на его озорной кивок ослепительной, многообещающей улыбкой.
Ей больше не пережить разлуки с Брюсом даже на день. Она уже решила, что следующим летом всей семьей отправится с ним в море.
Но зачем ждать?
Она взглянула на их маленькую дочку, уснувшую на ее груди. Розовый бутон губок Изабеллы дрогнул в тайной улыбке. Она мирно спала и не слышала завываний древнего инструмента.
Лидия подняла глаза и встретилась с пылким взглядом красавца мужчины, певшего ей серенаду перед толпой друзей и соседей. Улыбка Лидии говорила о ее вечной любви и преданности. «Придется настоять, чтобы Брюс дал нашим детям достойное музыкальное образование», – твердо решила Лидия.
После чего незаметно прикрыла уши лентами шляпки. Ничего не случится, если она слегка приглушит резкие звуки своего любимого музыкального инструмента.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33