А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Сеня шла, равнодушная к этой красоте, не замечая по сторонам даже ярких алых цветочков, пламеневших огненными своими лепестками среди белых, голубых, сиреневых соседей. И вдруг!
– Что же ты не наберешь огневика? Он скоро уже спрячется! – раздался тоненький, такой знакомый голосок, и девочка, заслышав его, вздрогнула от радости.
Не смея еще верить своим ушам, она опустилась на траву – ноги не держали! Дрожащими руками развернула платок, в котором несла бездвижных своих друзей. На ладонь ее скользнула принцесса, и Сеня, проведя пальцем по серебристой спинке, проговорила с нежностью:
– Пина! Милая моя Пиночка, как я рада, что ты очнулась!
Филипп, сидя на платке, разминал онемевшие мускулы на лапках. Подняв серьезный взгляд на девочку, он сказал:
– Счастье, что ты не оставила нас в дупле… Больше всего я боялся, что ты не догадаешься, где мы. Решишь, что твои бедные друзья погибли, и, погоревав, уйдешь. У меня отлегло от сердца только тогда, когда я услышал удары по глиняной стенке. У-у-ух, чуть не оглох!
Сеня в удивлении смотрела на принца.
– Как это ты услышал?– непонимающе спросила она. Филипп улыбнулся.
– Ты же сама потом догадалась, что мы парализованы. Слышать-то мы все слышали, а пошевелиться не могли.
Я изо всех сил старался открыть глаза, и тебе, по-моему, удалось это заметить…
– Но если бы ты не додумалась приложить к укусам белый мох, не известно еще, чем бы все это закончилось, – добавила Пина.
Сенин нос наморщился от удовольствия – все-таки приятно, когда тебя хвалят! Она с улыбкой огляделась по сторонам. Какая вокруг красота! Какие повсюду чудесные цветы! Да!… А как же огневик? Надо поскорей набрать его…
Девочка сорвала дюжину цветочков – хорошо, что она так вовремя вспомнила! Там, где только что горели алые звезды, теперь остались лишь маленькие серые головки-бутоны, и они на глазах клонились к земле.
– Но какая все же странная птица, – пробормотала Сеня; страшные воспоминания еще не оставили ее.
– Обыкновенный каменный дятел, – объяснил Филипп. – Внутри клюва у него есть особый нарост, его называют ядовитым зубом. Птица прокалывает этим зубом пойманную жертву – и в дупло. Когда вылупится птенец, он съест все, что наготовили ему родители, мощным клювом-топориком разобьет глиняную дверь и уже взрослым выйдет из своего безопасного гнезда, – принц чуть помолчал и добавил: – Мне было так жаль тебя… Ты, бедняга, плакала без конца, и тебе никак было нельзя сообщить, что мы-то живы…
Брат с сестрой глядели на девочку своими круглыми черными глазками, и Сене подумалось, что они за ужасную ту ночь настрадались, верно, не меньше нее. Но теперь все позади!
Она набрала полную грудь воздуха и, с шумом выпустив его, замерла, наслаждаясь мгновением, стараясь запечатлеть в памяти все: и яркую мозаику цветов на серебристом ковре трав, и золотые струи воды, подсвеченные восходящим солнцем, и сверкающую голову Одинокой, водопадами льющую вниз свои ледяные слезы. Тонкий аромат цветов наполнял прохладный утренний воздух… Жизнь снова была восхитительной!
Сеня по-прежнему держала в руках букетик огневика; цветочки закрылись и безвольно повисли на тонких, подсыхающих уже стебельках. Девочка с надеждой взглянула на принцессу.
– А когда ты сможешь приготовить увеличительный порошок? – спросила она, Ей хотелось, чтобы счастье было полным.
– Вечером, – ответила принцесса. – Это все же волшебство… Оно не любит яркого света.
Сеня присоединила букетик к связке сухих трав. Ящерицы сидели у нее по плечам – в мироздании, вчера чуть было не рухнувшем, все вернулось на свои места!
Девочка зашагала было по берегу реки, но Филипп, внимательно осматривавший горы, остановил ее.
– Пожалуй, нам нет больше смысла приближаться к Одинокой. Посмотри-ка сама.
Сеня огляделась. И в самом деле: вершина Толстой маячила теперь далеко позади, а здесь своим длинным пологим боком она прижималась к великанше, и, конечно же, переваливать через гору стоило именно здесь, в самом невысоком месте.
Склон горы с виду был некрутой, но взбираться по нему оказалось не так уж и просто. Никакой тропинки само собой не было и в помине, и Сеня поднималась напрямую, карабкаясь иногда чуть не на четвереньках, хватаясь обеими руками то за ветки, то за пучки травы, то за торчащие из осыпающейся земли корни. Она часто отдыхала, но все равно чувствовала себя очень усталой – бессонная ночь давала себя знать. Поэтому в полдень, когда опустилась жара, девочка отыскала тенистое местечко и улеглась спать. Ящерицы по просьбе Сени устроились внутри рюкзака и обещали не вылезать из него до тех пор, пока она не проснется.

Умывшись из фляги и таким образом взбодрившись, девочка продолжала свое восхождение. Теперь ее не тянуло посидеть через каждые три десятка шагов – что значат два часа спокойного сна! – но к вечеру она, конечно, снова выдохлась. В который раз она пыталась разглядеть вершину, но за деревьями ровным счетом ничего не было видно – поди догадайся, то ли ты у самой цели, то ли еще на середине пути!
– Да будет ли когда-нибудь этому конец? – особо ни к кому не обращаясь, пробормотала девочка. Филипп успокоил ее:
– Осталось недолго. Когда увидишь вдруг впереди горы – значит, ты уже на перевале.
И действительно, скоро глазам открылась совсем другая картина. Сеня одолела очередной каменистый уступ и внезапно, хотя и ждала этого каждое мгновение, увидела впереди скалистую рогатку – казалось, два исполинских растопыренных пальца уткнулись в небо. Это была гора Рогатая. За нею скрывалась долина Саттар. По правую руку высились крутые склоны Одинокой, а от Рогатой к далеким снежным вершинам уходил не-высокий хребет, густо поросший серебряным лесом. Некоторые из тех дальних гор могли быть даже побольше, чем Одинокая. За ними теперь будет каждый вечер садиться солнце, да и сейчас оно стояло уже над одной из вершин, больше всего походя на огромную сияющую игрушку, одетую на верхушку рождественской елки.
Сеня заторопилась – пора подыскать место для ночлега; еще немного, и начнет темнеть. С этой стороны гора была скалистой, лес начинался далеко внизу; правда, между скалами и лесом тянулись обширные заросли кустарника, но ночевать на камнях под кустом не хотелось.
Девочка запрыгала вниз по уступам и, спустившись на сотню метров, оглядела скалы снизу. Она нашла то, что искала, чуть в стороне и повыше от того места, где сейчас стояла; темная дыра наверняка была входом в пещеру. Сеня подобралась к провалу и осторожно заглянула внутрь. Пусто! Пещерка оказалась небольшой и уютной, с сухим земляным полом. Девочка поторопилась натаскать сюда побольше сушняка, и скоро в пещере запылал жаркий огонь. Ящерицы сидели на камешке неподалеку от костра и ждали, пока девочка покончит с делами.
Сеня нагуляла сегодня зверский аппетит и с удовольствием жевала совсем уже черствый хлеб с твердым, как резина, овечьим сыром. Ужин пришлось запить тепловатой водой из фляги – чай сегодня готовить было не из чего; воды оставалось едва на донышке.
После скудной этой трапезы девочка расстелила на полу плащ и стала развязывать пучки трав. Брат с сестрой, переговариваясь, засновали по сухим стебелькам. Филипп рубил мечом веточки, а Пина стаскивала в кучку лишайники и разную мелочь. Сеня, отыскав два плоских камня, положила один из них на плащ, насыпала сверху сухие травки и принялась растирать их вторым камнем, как мельничным жерновом. Пина бегала вокруг, выбирая из ссыпавшегося порошка кусочки коры, перетирая лапками крупные частички, и скоро ее красный плащик посерел от мельчайшей травяной пыли.
Наконец девочка собрала готовый порошок и пересыпала его на большой камень, который лежал посередине пещеры. Принцесса забралась на него и лапкой показала, чтобы Сеня и Филипп отодвинулись подальше.

Склонившись над порошком, Агриппина быстро забормотала какие-то заклинания. Костер ярко горел, серые камни в его свете казались багровыми, смутные тени метались по низкому своду пещеры, а тень от крохотной ящерицы протянулась через всю стену… Сеня, затаив дыхание, смотрела на принцессу. Ее золотая корона ярко вспыхивала в свете огня, полы красного плаща взметывались вверх, когда колдунья взмахивала лапками… Вдруг откуда-то потянуло ветерком, и по пещере, закручивая мусор и пыль, заплясал маленький смерч. Он кружился и кружился по пещере, а принцесса изваянием застыла на камне, и только алый плащ ее отлетал назад, когда мимо проносился танцующий смерч. Он описывал круги вокруг принцессы – все меньшие и меньшие… Наконец, прыгнув на камень, закружил серый порошок, поднимая его под самый свод пещеры. Принцесса при этом, качнувшись, едва устояла на месте, но спустя мгновение уже все стихло – смерч пропал, будто бы его и не было вовсе, а порошок остался лежать на камне закрученной высокой горкой. Филипп вдруг кинулся к костру и, выхватив меч, сунул его сверкающее острие в огонь. Потом он побежал к камню и протянул свой меч принцессе. Она ухватила тяжелый клинок и, с видимым усилием подняв его, сделала себе небольшой надрез на левом запястье. На серебристой коже медленно проступила кровь. Алая капля упала на вершину горки, и порошок вдруг вспыхнул. Клуб черного дыма скрыл принцессу, а когда он рассеялся, на камне у ног ящерицы лежала маленькая кучка черной золы.
Агриппина довольно улыбнулась.
– Готово!
Сеня перевела дыхание. Сделать порошок, как выяснилось, было совсем непросто… А Пина-то, оказывается, – самая настоящая колдунья!
Принцесса, видя ошарашенное лицо девочки, рассмеялась.
– Ты не беспокойся! Я, кроме этого, ничего делать не умею. Не дай Бог, бояться меня начнешь!
Принц тем временем успел уже забраться на камень. Ему явно не терпелось! Он набрал пригоршню черного порошка, отсыпал половину на ладонь сестры и сказал:
– Подожди, пока я отойду подальше, не то стукнемся лбами!
Пина чуть повременила, высыпала порошок в рот и замерла.
Сеня во все глаза следила за происходящим. Она много раз увеличивалась в своей жизни, но никогда не видела, что при этом происходит.
А было вот что; принцесса, а за ней и принц, исчезли… Мгновения тянулись… Сеня перепугалась – вдруг Пина что-нибудь напутала, и они исчезнут насовсем!
Но нет! Будто легкий вздох пронесся по пещере, что-то тоненько зазвенело, и мощная фигура принца выросла у стены. Снова звон – и вот стоит Пина. Ящерицы еще не успели прийти в себя, а девочка уже кинулась к ним, затеребила их, обнимая, вне себя от радости, что все так славно получилось! Брат с сестрой были довольны не меньше ее. Сегодня положительно был счастливый день!
Агриппина с Сеней как в былые дни уселись рядышком у костра – так стало удобно разговаривать! А Филипп засуетился, подбрасывая дрова в костер – на редкость это приятное чувство, когда тебе под силу все, что хочется сделать. Он спустился к кустарнику и нарубил здоровенную кучу веток, так что постель вышла просторная и мягкая.
В эту ночь девочке снились необычайно легкие и приятные сны.


XIV. Восьмой день путешествия

Утром первым поднялся Филипп и сразу вышел из пещеры оглядеть окрестности при свете дня. Девочка просыпалась с трудом: за прошедшие дни накопилась усталость. Пина собрала на камне простенький завтрак; у них оставалось теперь только немного крупы и соли, а дальше придется добывать пропитание неизвестно как и где… До крошки подъев сухой хлеб с сыром, они допили воду – каждому по глотку – и покинули гостеприимную пещерку. Растянувшись цепочкой, преодолели заросли кустарника и вошли в лес. Идти под гору было, конечно, проще, чем карабкаться на верхотуру, но приходилось быть осторожными, чтобы, не дай Бог, оступившись на скользком корне или камне, не покатиться вниз. Филипп шел первым, выбирая дорогу, помогая спутницам преодолевать трудные участки пути, и они еще не успели как следует утомиться, когда услышали доносившийся снизу шум воды. Взяв вправо, друзья довольно скоро вышли к огромному, яростно ревущему водопаду. Он был рожден ледником где-то наверху Одинокой и низвергался здесь с высокой скалы, давая начало еще одной горной реке; она приходилась родной сестрой той речке, по берегу которой Сеня забралась так высоко в горы. Вода падала здесь в гулкое узкое ущелье, на самом краю которого сейчас стояли путники, и мощный этот поток казался сверху тоненьким ручейком. Бурливая речушка, светлой змейкой выползавшая из белых клубов водяной пыли, быстро скользила по дну расщелины, с завидной ловкостью огибая скалы, пока не исчезала за изгибом ущелья.
Осторожно, стараясь не поскользнуться на мокрых камнях, Филипп подобрался к воде, подставил флягу под пенистую струю, и когда из горлышка брызнул фонтанчик – фляжка наполнилась за считанные мгновения, отскочил в сторону, но был уже с ног до головы облит ледяным дождем, а синий плащ его потемнел от влаги. Вода была такая студеная, что стыли зубы, и пить приходилось маленькими глоточками по очереди. Когда все напились вволю, принц снова наполнил флягу и, привешивая ее к поясу, сказал:
– Дальше пойдем вдоль края ущелья. Но идти придется по лесу. К сожалению… Пора бы уж нам чуть поосторожничать. Времени-то пролетело вон сколько: после побега – четвертые сутки! Погоня наверняка началась… Я надеюсь, они еще далеко… Но… – он чуть помедлил.
– В общем, следите за небом!
Сеня тут же подняла глаза кверху. Небо накрывало горы огромной голубой чашей; солнце сияло, и не было ни облачка. Мерно шумела вода, приглушая веселое щебетание птиц… Было так светло и покойно, что, казалось, не может быть места злу в этом чудесном мире…
Идти по склону горы оказалось непросто. Обидно было, что приходится пробираться сквозь заросли кустов, обдираясь в кровь, когда рядом, можно сказать, ровная дорога; скальный край ущелья был почти плоским, без трещин и завалов. Но зато в лесу во множестве росли ягоды – они как раз начинали поспевать. Не все они, конечно, были съедобны, но принцесса-то хорошо знала, какие можно есть, а какие нельзя, и так как обеда не предвиделось, лесные дары были сейчас весьма кстати. После полудня Пина наткнулась в чащобе на заросли орешника. Крупные, молочно-белые ядра были такие вкусные, и орехов было так много, что голода после пиршества никто не чувствовал. Набрали их еще и с собой. Кроме того, сметливая принцесса всю долгую дорогу выискивала, откапывала какие-то коренья, которые она и складывала в подол плаща.
Шум воды, доносившийся из ущелья, со временем делался все громче, Отвесные стены теснины становились чем дальше, тем ниже, а к вечеру путники смогли выйти уже и на самый берег потока; каменная темница осталась позади, и здесь речка весело журчала, открытая со всех сторон солнцу, ничем не стесненная – мелкая и широкая.
Филипп по камушкам пробрался к середине реки; он стоял теперь на большом валуне, вглядываясь в чистые струи потока.
– Здесь столько рыбы! – наконец воскликнул он.
– Что толку? Руками все равно не поймать, – заметила Пина; она отмывала в реке коренья от земли, раскладывая их затем на гальке подсушиться.
Сеня запрыгала по камням к Филиппу. И правда: в прозрачной воде часто мелькали крупные розовые рыбки с красными плавниками. Принц в задумчивости глядел на них; потом, видно, что-то придумав, торопливо выбрался на берег и направился к лесу. Вернулся он с большой охапкой длинных тонких веток. Усевшись на землю, Филипп принялся плести из них что-то вроде корзины. Он провозился с ней довольно долго, но, несмотря на все его прилежание, корзина вышла совсем кривая. Нимало этим не смущенный, принц с гордостью оглядел свое кособокое творение и понес его к реке. Бочком опустив плетенку в воду, так что донышко ее оказалось ниже по течению, Филипп положил внутрь увесистый камень, чтобы сооружение не снесло потоком, и занялся костром. Сеня и Пина, не обращая на его действия ни малейшего внимания, расслабленно сидели в тени дерева. Каково же было их удивление, когда принц подошел к ним с корзиной, в которой билось несколько крупных рыбин.

Оказалось – все просто! Рыба, попавшая в плетенку, уже не могла из нее выплыть – такое здесь было сильное течение – и оставалась в ловушке. Вот когда засуетились Сеня с Агриппиной! Девочка кинулась с котелком за водой, а принцесса принялась чистить уже снулую рыбу, Когда вода закипела, Пина набросала в котелок нарезанных кореньев, пряных травок, добавила пару горстей крупы, не забыв про соль. Запах готовящейся на костре ухи дразнил, ну, просто нестерпимо! Друзья с трудом пережили время, пока она варилась. Потом, обжигаясь, единственной ложкой, по очереди глотали ароматное варево, и казалось, ничего не может быть вкуснее!
Когда дети покончили с едой – на дне котелка не осталось ни капли, ни крошки! – они залили костер водой и забросали дымящееся еще кострище галькой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25