Она любила мягкий свет ламп под абажурами, выгодно оттенявший ее красоту, потому что помнила твердо изречение Леди Ди: «Чтобы понравиться мужчине, надо принимать его дома, где вас окружают привычные вещи и где можно поставить свое кресло так, чтобы на вас падал самый выгодный свет».
Сильвия рассказывала об этом позднее со смехом, но она была одна из немногих женщин, имеющих смелость сознаваться в своих невинных женских уловках. Ее в течение долгих лет учили, наставляли, как держать себя в каждом жизненном случае, и она исполняла сложный светский ритуал вполне сознательно, всегда учитывая и понимая значение и цель каждого движения и поступка. В пансионе мисс Аберкромби светским манерам обучал девиц специалист по этой части. Он учил, что, садясь, надо сгибать только колени и никоим образом талию или спину, что руки не должны висеть плетьми вдоль бедер, а надо чуть-чуть согнуть локоть и грациозно отставить мизинец. Входить в комнату без колебаний, и, сосредоточив все свои мысли на человеке, к которому вы пришли, твердыми шагами направиться к нему.
Это было всего труднее для Сильвии, потому что в начале своей светской жизни она испытывала неодолимое волнение, входя в гостиные или бальные залы. У нее дрожали колени, стучали зубы, и, если бы это зависело от ее желания, она предпочла бы нигде не бывать и не подвергать себя столь тяжелым испытаниям.
16
Сильвия хотела вновь испытать силу своих чар на Франке. Но что-то мешало ей пустить в ход свое светское искусство. Франк опять был в дурном расположении духа. Он сидел нахмурившись и молча глядел в угол комнаты. Он не любит ее, это ясно. Она пристала к нему, увлекла его на миг, а теперь он думает о том, как бы ему выпутаться из этой истории…
Она ломала себе голову и тщетно придумывала, что бы ему такое сказать – занятное, интересное. Но о чем она может говорить с человеком, не принадлежащим к ее кругу, с человеком, не посещающим балов, званых обедов, не умеющим вести легкого светского разговора? Отчего он не скажет чего-нибудь? О, Господи, что это за человек! Он даже не смотрел на нее. Она отколола розу от корсажа и прикрепила ее булавкой к своим золотым волосам. Ее движение вывело его из раздумья, и она почувствовала, что он смотрит на нее. Наконец-то он опять в ее власти.
– Хорошо? – спросила Сильвия.
Конечно, ничего не могло быть очаровательнее алой розы в золотистых волосах, и Сильвия знала это. Ее маленькая хитрость желанного эффекта не произвела. Франк просто ответил «да» – и опять уставился в пространство.
Она сделала еще одну попытку: предложила ему незначительный светский вопрос:
– Вы сами настреляли этих перепелов?
Тогда он обернулся к ней.
– Мисс Сильвия, – начал он, – я должен поговорить с вами. Я о многом передумал за это время.
Он остановился.
Вот! Он обо многом передумал за это время и называет ее теперь «мисс Сильвия». Она хотела предупредить его, сказать ему, что он свободен, но она не в силах была разжать уста. Она чувствовала себя скованной ледяными обручами.
Он продолжал:
– Мисс Сильвия, я много думал за это время и пришел к выводу, что я не создан для любви. Я знаю, что для женщины моего круга я человек с запятнанным именем, сын преступника. Я замкнул мое сердце и, когда встречал женщину, которая могла меня заинтересовать, избегал ее так же, как избегал вас. Но вы… вы были настойчивы, и устоять против вас я не смог. Я был поражен глубиной охватившего меня чувства. Я даже в мечтах не представлял себе такого огненного вихря. И я думал, я тешил себя мыслью, что вы переживаете то же самое.
Сильвия глубоко и с облегчением вздохнула. Значит, он все-таки любит ее!
– Я говорил себе, – продолжал он, не дожидаясь ее ответа, – что наши пути не должны больше скрещиваться, что лучше уехать куда-нибудь далеко и забыть все это. Вслед затем я уверял себя, что могу дать вам счастье, что женюсь на вас. Теперь я вижу, что это невозможно.
Он опять замолчал. Сильвия чувствовала, что от звука его голоса кровь приливает и отливает от ее лица, стучит в ее ушах. Она едва слышала, что он говорил, она понимала только, что он любит ее.
– Сильвия, – серьезно говорил он, словно убеждая в чем-то и самого себя, – надо обождать. Вы должны раньше уяснить себе, какие обязательства налагает на вас любовь ко мне. Кругом вас столько людей – беззаботных, счастливых. В моей жизни ничего этого нет. У вас красивый дом, дорогие наряды, вас окружает роскошь. Я же беден. У меня заложенные плантации, принадлежащие в равной доле матери, брату и двум сестрам. Карьеры впереди у меня нет. Я не получил даже серьезного образования. Все ваши дяди, двоюродные братья, ваши поклонники – люди с образованием, а я простой фермер. Я стою лицом к лицу с самым страшным для мужчины искушением. Я смотрю на вас – ничего желаннее в мире представить себе нельзя. И мне кажется, что я должен бы увезти вас отсюда. И все мое существо кричит мне: «Решись! Она любит тебя! Она пойдет за тобой на край света!» А другой голос говорит мне: «Взвесь, обдумай, что ты намерен сделать. Убедись раньше, глубоко ли ее чувство. Не поверхностная ли это вспышка?» У вас доброе, нежное сердце, мисс Сильвия. И возможно, вы принимаете за серьезное чувство романтическое увлечение человеком, судьба которого не похожа на судьбу других людей. Это скорее сострадание, желание помочь… Вы понимаете, что я хочу сказать. Мне нелегко говорить это, но не говорить было бы позорным малодушием.
Наступила долгая пауза. Сильвия думала: как это не похоже на то, что она слышала от других мужчин. Не далее как вчера Малькольм Мак-Каллум говорил ей в автомобиле: «Я и думать не смею, что вы любите меня. Но будьте моей женой, и я сумею внушить вам любовь ко мне». Иными словами: «Доверьте мне свою жизнь. Я сумею устроить ее». То есть она будет окружена роскошью, у нее будет большой, богато обставленный дом, шелка и драгоценности и многочисленный штат прислуги. Ею будут восхищаться и завидовать ей, и она из-за благодарности своему благодетелю не сможет не любить его.
Она ответила тихим взволнованным голосом:
– Женщине нужно очень много любви. Ей нужна уверенность, не только в своем собственном чувстве, но и в чувстве любимого человека.
– Что я могу вам сказать на это… – тихо молвил Франк. – Вы чудная, вы…
– Я знаю, – прервала она его, – но это не все. Я избалованная, изломанная, легкомысленная, пустая… Что-то вроде бабочки.
Она говорила эти слова, когда хотела довести назойливого поклонника до ярости, но на этот раз она была искренна – в глазах ее стояли слезы.
– Это неважно, – сказал он, – я не настолько наивен, чтобы не уметь разглядеть настоящего лица человека. В вас сидят два существа, как в каждом из нас. Вопрос только в том, которое из этих двух существ вам самой милее.
– Я не знаю… – прошептала она, – для меня вопрос только в том, любите ли вы меня…
– Ах, Сильвия! – воскликнул он, и она вздрогнула от прозвучавшей в его голосе тоски.
Он быстро встал с кресла и зашагал по комнате.
– Я не могу говорить о моих чувствах к вам. Прежде чем приехать сюда, я убедил себя, что не должен и мечтать о счастье с вами и должен доказать вам эту невозможность, чего бы это ни стоило мне. Я хотел поступить как честный человек. И хотел бы сознавать, что совершил честный поступок…
Она видела вздувшиеся на его руках синие жилы, видела его взволнованное лицо, и горячая волна вдруг подняла ее с места и бросила к нему. Она положила ему руки на плечи и прошептала:
– Франк!
Он стоял недвижно и молчал.
– Я люблю тебя! – крикнула она и всхлипнула от полноты чувств. – Я люблю тебя!
Он обнял ее, прижал к своей груди, смял розы на ее корсаже и заглушил ее крик поцелуем.
Через несколько минут Сильвия блаженно-возбужденная лежала в своем любимом кресле, уверенная в том, что он не сводит с нее глаз. Через два часа он уехал уже верным ее рабом.
Дня два спустя он приехал опять. И тогда миссис Кассельмен сделала первое замечание.
– Сильвия, – сказала она, – не кокетничай с этим человеком.
– Почему же, мама?
– Он, очевидно, принимает это за чистую монету. Он испытал уже много горя, ты знаешь. А относиться к Ширли, как к другим, мы все же не можем.
– Хорошо, – ответила Сильвия, – я буду иметь это в виду.
Франк хотел, чтобы помолвка была тотчас же объявлена, по крайней мере родителям. Он предпочитал прямой путь, как во всех других случаях жизни. Но Сильвия питала органичное отвращение ко всякого рода признаниям. В данном случае она чувствовала, что надо выждать еще немного и обдумать план действий.
Скрывать свое счастье ей было, впрочем, очень трудно. Она вся сияла от счастья. Казалось, электрические лучи исходили от ее существа и обжигали всех входивших в соприкосновение с нею. Поклонников толпилось вокруг нее больше, чем когда бы то ни было, и как раз тогда, когда ей хотелось быть одной с Франком, со своими мыслями о Франке.
Однажды вечером, когда клуб молодых женщин давал свой ежемесячный танцевальный вечер, неожиданно нагрянул Франк, ничего об этом вечере не знавший. Для того чтобы увидеть Сильвию, ему надо было проскакать верхом сорок миль до города и обратно. К всеобщему изумлению, Сильвия уже в последнюю минуту отказалась ехать на танцевальный вечер. Весь вечер трещал телефон. Мужчины горячились, негодовали, не желая примириться с ее отсутствием, а женщины гадали, кто он. Ее видели днем на прогулке, и все знали, что она совершенно здорова. Но кто же это мог быть, если все местные кавалеры были на танцевальном вечере?
Пошли толки. Неделю спустя другая история дала этим толкам новую пищу. Дворянский клуб давал большой полугодовой бал, и Франка предупредили, что Сильвии в этот вечер не будет дома. Но ему захотелось увидеть ее во всем ее великолепии, и он проскакал в темноте, под дождем двадцать миль, подъехал в полночь к клубу, соскочил с коня, в чем был вошел в помещение клуба и остановился в дверях танцевального зала. Сильвия тотчас увидела его, догадалась, зачем он приехал, и в неудержимом желании сказать ему тотчас, что она все понимает, остановила своего кавалера, кружившего ее по залу, вышла из круга танцующих и заговорила с Франком Ширли. Сколько любопытных, изумленных взглядов устремилось на них, как затрещали языки! Франк Ширли! Франк Ширли! Сильвия остановила свой выбор на Франке Ширли! Предпочла всем Франка Ширли!
Это дошло, конечно, и до усадьбы Кассельменов. Рано утром следующего дня приехала тетя Ненни, вслед затем состоялся семейный совет, на который позвали и Сильвию.
– Сильвия, – начала миссис Чайльтон, всеми силами стараясь придать себе равнодушный вид, – я слышала, что Франк Ширли был вчера на балу?
– Да, тетя. Пауза.
– А зачем он туда поехал? – спросила «мисс Маргарет», получившая от теток должные указания, как вести допрос.
– Зачем? Право, мама, не знаю.
– Ты его пригласила?
– Нет, я его не приглашала.
– Но ведь он не член клуба, насколько мне известно?
– Нет, но у него много знакомых среди членов клуба.
– Все говорят, что он приехал, чтобы увидеть тебя, – вставила тетя Ненни, – и ты перестала танцевать, чтобы разговаривать с ним.
– Что же я могу поделать против того, что говорят, тетя Ненни?
– Ты полагаешь, – продолжала жена епископа, – что это большая честь для тебя, если твое имя будут всюду упоминать рядом с его именем?
– Разве он не джентльмен? – спросила Сильвия.
– Это-то так, дорогая моя. Но ты не должна забывать, что живешь в свете и, стало быть, должна считаться с требованиями света.
– Но неужели, тетя Ненни, Франк Ширли должен быть исключен из общества из-за того, что отца его постигло несчастье?
– Не исключен из общества, Сильвия. Но… это не так просто. Дело в том, что девушка на виду, как ты…
– Тетя Ненни, – прервала ее Сильвия, – я спросила отца, маму, и они согласились принимать его. Не так ли, мама?
– Да, конечно, Сильвия, – смущенно ответила «мисс Маргарет», – но я не думала…
– Он мог приехать сюда раз, другой, – вставила тетя Ненни, – но в клуб…
– Просто, Сильвия, ты хочешь создать себе репутацию оригинальной особы, – дрожащим голосом заметила миссис Тьюис.
И мать добавила:
– Нет, нет, не надо обращать на себя лишнего внимания…
Так обстояло дело. Одно дуновение общественного мнения могло развеять, как пыль, благородные чувства. А сколько прекрасных слов еще недавно говорилось тут по поводу несчастий семьи Ширли! И Сильвия тотчас решила, что кому-нибудь она должна открыться наконец! Она поехала завтракать к тете Ненни и, как только встали из-за стола, пошла в кабинет епископа. Стены комнаты уставлены были книжными шкафами и полками с тесными рядами старинных богословских книг и сборников проповедей в выцветших зеленоватых обложках.
– Дядя Базиль, – начала она, – я должна поговорить с вами о чем-то очень-очень важном.
Епископ поднял голову и остановил на ней свои спокойные серьезные глаза.
– Мне сделали предложение, – продолжала она.
– В самом деле, Сильвия?
– Да, и я очень-очень влюблена…
– Кто это, дорогая моя?
– Франк Ширли.
Сильвия привыкла наблюдать людей и быстро читать их мысли. Она видела, что первым чувством, вспыхнувшим в душе дяди, был испуг.
– Франк Ширли!
– Да, дядя.
Она видела, что он старается овладеть собою. Милый! Но первым его чувством все же был испуг.
– Расскажи мне подробно, дитя мое, – сказал он.
– Я познакомилась с ним у Венэбль, – ответила она, – только недели две тому назад. Он необыкновенный человек, одинокий и несчастный, очень сдержанный и замкнутый. Он полюбил меня, крепко полюбил, но долго не говорил мне об этом и лишь недавно открылся.
Епископ молчал.
– Я люблю его, – добавила Сильвия.
– Ты уверена в этом?
– Так же, как уверена, что до этого никого еще не любила. Я и не думала никогда, что могу так любить.
Опять наступило молчание.
– Дядя Базиль, – продолжала Сильвия, – он хороший человек. И за это я полюбила его.
Епископ молчал.
– Вы сказали отцу и матери? – спросил он наконец.
– Нет еще.
– Надо тотчас же сказать им, Сильвия.
– Я знаю, что они будут против, и я хотела бы, чтобы вы познакомились с Франком и поговорили с ним. Дядя Базиль, я непременно выйду за него, и… и я прошу вас, помогите мне!
Епископ несколько мгновений обдумывал свой ответ.
– Конечно, дорогая, – сказал он, – с точки зрения света, это не блестящая партия, и я боюсь, что твоим родителям это покажется прямо несчастьем. Но я, ты знаешь, я хотел бы только, чтобы моя дорогая Сильвия была счастлива. Пока я не увижу Франка Ширли, я ничего определенного сказать не могу. Пришли его ко мне, девочка моя, я поговорю с ним и постараюсь дать вам наилучший совет.
Франк поехал к нему на следующий же день, а от него прямо к Сильвии.
– Какой славный старик, – сказал он… Он дал нам, кажется, хороший совет.
– Какой? – спросила Сильвия.
– Он говорит, что лучше обождать с женитьбой, что теперь я еще не в состоянии окружить вас тем достатком, к какому вы привыкли. И он совершенно прав.
Сильвия молчала.
– Сильвия! – вдруг воскликнул Франк. – Я не могу жениться на вас, будучи простым фермером.
– Кем же вы хотите быть, Франк?
– Я поступлю в университет.
– Но ведь университетский курс – это четыре года?
– Нет… я могу сдать экзамен за несколько семестров и поступить на предпоследний курс. Я посещал одно время военную академию, где учился мой отец и дед, но пришлось бросить ради плантаций и хозяйства. Теперь брат уже почти взрослый. Он любит дело и отлично ведет его. Он и без меня справится с ним.
– А дальше?
– Я посвящу себя праву. Теперь ваши не дадут согласия на брак. Но когда передо мною будет, скажем, карьера адвоката, они ничего против меня иметь не будут.
На следующее утро Сильвия поехала к епископу за благословением. Славный дядя Базиль дал ей благословение, присовокупив к нему кой-какие увещевания, в которых она нуждалась, по его мнению. Между прочим он сказал ей:
– Помни, дитя мое, нет в мире несчастнее серьезного человека, имеющего светскую избалованную жену.
Бедный дядя Базиль, с белоснежными волосами и тихим, одухотворенным, изборожденным скорбными морщинами лицом! В этих словах звучала затаенная печаль о его собственной жизни. Сильвия приникла головой к его груди и заплакала.
Несколько минут спустя, когда Сильвия успокоилась, он сказал:
– Сильвия, тетя видела Франка.
– Вы думаете, она догадалась, зачем он приезжал к вам?
– Она очень проницательна…
На обратном пути домой Сильвия решила, что теперь времени терять нельзя и, приехав в усадьбу, тотчас же приступила к выполнению своего плана. Тетю Варину она нашла в ее комнате – у нее болела голова. На туалетном столике стоял портрет давно оплакиваемого мистера Тьюиса. Сильвия взяла в руки портрет, сказала несколько сочувственных слов и без труда перевела разговор на любовь и брак.
Миссис Тьюис была самой младшей сестрой майора.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25
Сильвия рассказывала об этом позднее со смехом, но она была одна из немногих женщин, имеющих смелость сознаваться в своих невинных женских уловках. Ее в течение долгих лет учили, наставляли, как держать себя в каждом жизненном случае, и она исполняла сложный светский ритуал вполне сознательно, всегда учитывая и понимая значение и цель каждого движения и поступка. В пансионе мисс Аберкромби светским манерам обучал девиц специалист по этой части. Он учил, что, садясь, надо сгибать только колени и никоим образом талию или спину, что руки не должны висеть плетьми вдоль бедер, а надо чуть-чуть согнуть локоть и грациозно отставить мизинец. Входить в комнату без колебаний, и, сосредоточив все свои мысли на человеке, к которому вы пришли, твердыми шагами направиться к нему.
Это было всего труднее для Сильвии, потому что в начале своей светской жизни она испытывала неодолимое волнение, входя в гостиные или бальные залы. У нее дрожали колени, стучали зубы, и, если бы это зависело от ее желания, она предпочла бы нигде не бывать и не подвергать себя столь тяжелым испытаниям.
16
Сильвия хотела вновь испытать силу своих чар на Франке. Но что-то мешало ей пустить в ход свое светское искусство. Франк опять был в дурном расположении духа. Он сидел нахмурившись и молча глядел в угол комнаты. Он не любит ее, это ясно. Она пристала к нему, увлекла его на миг, а теперь он думает о том, как бы ему выпутаться из этой истории…
Она ломала себе голову и тщетно придумывала, что бы ему такое сказать – занятное, интересное. Но о чем она может говорить с человеком, не принадлежащим к ее кругу, с человеком, не посещающим балов, званых обедов, не умеющим вести легкого светского разговора? Отчего он не скажет чего-нибудь? О, Господи, что это за человек! Он даже не смотрел на нее. Она отколола розу от корсажа и прикрепила ее булавкой к своим золотым волосам. Ее движение вывело его из раздумья, и она почувствовала, что он смотрит на нее. Наконец-то он опять в ее власти.
– Хорошо? – спросила Сильвия.
Конечно, ничего не могло быть очаровательнее алой розы в золотистых волосах, и Сильвия знала это. Ее маленькая хитрость желанного эффекта не произвела. Франк просто ответил «да» – и опять уставился в пространство.
Она сделала еще одну попытку: предложила ему незначительный светский вопрос:
– Вы сами настреляли этих перепелов?
Тогда он обернулся к ней.
– Мисс Сильвия, – начал он, – я должен поговорить с вами. Я о многом передумал за это время.
Он остановился.
Вот! Он обо многом передумал за это время и называет ее теперь «мисс Сильвия». Она хотела предупредить его, сказать ему, что он свободен, но она не в силах была разжать уста. Она чувствовала себя скованной ледяными обручами.
Он продолжал:
– Мисс Сильвия, я много думал за это время и пришел к выводу, что я не создан для любви. Я знаю, что для женщины моего круга я человек с запятнанным именем, сын преступника. Я замкнул мое сердце и, когда встречал женщину, которая могла меня заинтересовать, избегал ее так же, как избегал вас. Но вы… вы были настойчивы, и устоять против вас я не смог. Я был поражен глубиной охватившего меня чувства. Я даже в мечтах не представлял себе такого огненного вихря. И я думал, я тешил себя мыслью, что вы переживаете то же самое.
Сильвия глубоко и с облегчением вздохнула. Значит, он все-таки любит ее!
– Я говорил себе, – продолжал он, не дожидаясь ее ответа, – что наши пути не должны больше скрещиваться, что лучше уехать куда-нибудь далеко и забыть все это. Вслед затем я уверял себя, что могу дать вам счастье, что женюсь на вас. Теперь я вижу, что это невозможно.
Он опять замолчал. Сильвия чувствовала, что от звука его голоса кровь приливает и отливает от ее лица, стучит в ее ушах. Она едва слышала, что он говорил, она понимала только, что он любит ее.
– Сильвия, – серьезно говорил он, словно убеждая в чем-то и самого себя, – надо обождать. Вы должны раньше уяснить себе, какие обязательства налагает на вас любовь ко мне. Кругом вас столько людей – беззаботных, счастливых. В моей жизни ничего этого нет. У вас красивый дом, дорогие наряды, вас окружает роскошь. Я же беден. У меня заложенные плантации, принадлежащие в равной доле матери, брату и двум сестрам. Карьеры впереди у меня нет. Я не получил даже серьезного образования. Все ваши дяди, двоюродные братья, ваши поклонники – люди с образованием, а я простой фермер. Я стою лицом к лицу с самым страшным для мужчины искушением. Я смотрю на вас – ничего желаннее в мире представить себе нельзя. И мне кажется, что я должен бы увезти вас отсюда. И все мое существо кричит мне: «Решись! Она любит тебя! Она пойдет за тобой на край света!» А другой голос говорит мне: «Взвесь, обдумай, что ты намерен сделать. Убедись раньше, глубоко ли ее чувство. Не поверхностная ли это вспышка?» У вас доброе, нежное сердце, мисс Сильвия. И возможно, вы принимаете за серьезное чувство романтическое увлечение человеком, судьба которого не похожа на судьбу других людей. Это скорее сострадание, желание помочь… Вы понимаете, что я хочу сказать. Мне нелегко говорить это, но не говорить было бы позорным малодушием.
Наступила долгая пауза. Сильвия думала: как это не похоже на то, что она слышала от других мужчин. Не далее как вчера Малькольм Мак-Каллум говорил ей в автомобиле: «Я и думать не смею, что вы любите меня. Но будьте моей женой, и я сумею внушить вам любовь ко мне». Иными словами: «Доверьте мне свою жизнь. Я сумею устроить ее». То есть она будет окружена роскошью, у нее будет большой, богато обставленный дом, шелка и драгоценности и многочисленный штат прислуги. Ею будут восхищаться и завидовать ей, и она из-за благодарности своему благодетелю не сможет не любить его.
Она ответила тихим взволнованным голосом:
– Женщине нужно очень много любви. Ей нужна уверенность, не только в своем собственном чувстве, но и в чувстве любимого человека.
– Что я могу вам сказать на это… – тихо молвил Франк. – Вы чудная, вы…
– Я знаю, – прервала она его, – но это не все. Я избалованная, изломанная, легкомысленная, пустая… Что-то вроде бабочки.
Она говорила эти слова, когда хотела довести назойливого поклонника до ярости, но на этот раз она была искренна – в глазах ее стояли слезы.
– Это неважно, – сказал он, – я не настолько наивен, чтобы не уметь разглядеть настоящего лица человека. В вас сидят два существа, как в каждом из нас. Вопрос только в том, которое из этих двух существ вам самой милее.
– Я не знаю… – прошептала она, – для меня вопрос только в том, любите ли вы меня…
– Ах, Сильвия! – воскликнул он, и она вздрогнула от прозвучавшей в его голосе тоски.
Он быстро встал с кресла и зашагал по комнате.
– Я не могу говорить о моих чувствах к вам. Прежде чем приехать сюда, я убедил себя, что не должен и мечтать о счастье с вами и должен доказать вам эту невозможность, чего бы это ни стоило мне. Я хотел поступить как честный человек. И хотел бы сознавать, что совершил честный поступок…
Она видела вздувшиеся на его руках синие жилы, видела его взволнованное лицо, и горячая волна вдруг подняла ее с места и бросила к нему. Она положила ему руки на плечи и прошептала:
– Франк!
Он стоял недвижно и молчал.
– Я люблю тебя! – крикнула она и всхлипнула от полноты чувств. – Я люблю тебя!
Он обнял ее, прижал к своей груди, смял розы на ее корсаже и заглушил ее крик поцелуем.
Через несколько минут Сильвия блаженно-возбужденная лежала в своем любимом кресле, уверенная в том, что он не сводит с нее глаз. Через два часа он уехал уже верным ее рабом.
Дня два спустя он приехал опять. И тогда миссис Кассельмен сделала первое замечание.
– Сильвия, – сказала она, – не кокетничай с этим человеком.
– Почему же, мама?
– Он, очевидно, принимает это за чистую монету. Он испытал уже много горя, ты знаешь. А относиться к Ширли, как к другим, мы все же не можем.
– Хорошо, – ответила Сильвия, – я буду иметь это в виду.
Франк хотел, чтобы помолвка была тотчас же объявлена, по крайней мере родителям. Он предпочитал прямой путь, как во всех других случаях жизни. Но Сильвия питала органичное отвращение ко всякого рода признаниям. В данном случае она чувствовала, что надо выждать еще немного и обдумать план действий.
Скрывать свое счастье ей было, впрочем, очень трудно. Она вся сияла от счастья. Казалось, электрические лучи исходили от ее существа и обжигали всех входивших в соприкосновение с нею. Поклонников толпилось вокруг нее больше, чем когда бы то ни было, и как раз тогда, когда ей хотелось быть одной с Франком, со своими мыслями о Франке.
Однажды вечером, когда клуб молодых женщин давал свой ежемесячный танцевальный вечер, неожиданно нагрянул Франк, ничего об этом вечере не знавший. Для того чтобы увидеть Сильвию, ему надо было проскакать верхом сорок миль до города и обратно. К всеобщему изумлению, Сильвия уже в последнюю минуту отказалась ехать на танцевальный вечер. Весь вечер трещал телефон. Мужчины горячились, негодовали, не желая примириться с ее отсутствием, а женщины гадали, кто он. Ее видели днем на прогулке, и все знали, что она совершенно здорова. Но кто же это мог быть, если все местные кавалеры были на танцевальном вечере?
Пошли толки. Неделю спустя другая история дала этим толкам новую пищу. Дворянский клуб давал большой полугодовой бал, и Франка предупредили, что Сильвии в этот вечер не будет дома. Но ему захотелось увидеть ее во всем ее великолепии, и он проскакал в темноте, под дождем двадцать миль, подъехал в полночь к клубу, соскочил с коня, в чем был вошел в помещение клуба и остановился в дверях танцевального зала. Сильвия тотчас увидела его, догадалась, зачем он приехал, и в неудержимом желании сказать ему тотчас, что она все понимает, остановила своего кавалера, кружившего ее по залу, вышла из круга танцующих и заговорила с Франком Ширли. Сколько любопытных, изумленных взглядов устремилось на них, как затрещали языки! Франк Ширли! Франк Ширли! Сильвия остановила свой выбор на Франке Ширли! Предпочла всем Франка Ширли!
Это дошло, конечно, и до усадьбы Кассельменов. Рано утром следующего дня приехала тетя Ненни, вслед затем состоялся семейный совет, на который позвали и Сильвию.
– Сильвия, – начала миссис Чайльтон, всеми силами стараясь придать себе равнодушный вид, – я слышала, что Франк Ширли был вчера на балу?
– Да, тетя. Пауза.
– А зачем он туда поехал? – спросила «мисс Маргарет», получившая от теток должные указания, как вести допрос.
– Зачем? Право, мама, не знаю.
– Ты его пригласила?
– Нет, я его не приглашала.
– Но ведь он не член клуба, насколько мне известно?
– Нет, но у него много знакомых среди членов клуба.
– Все говорят, что он приехал, чтобы увидеть тебя, – вставила тетя Ненни, – и ты перестала танцевать, чтобы разговаривать с ним.
– Что же я могу поделать против того, что говорят, тетя Ненни?
– Ты полагаешь, – продолжала жена епископа, – что это большая честь для тебя, если твое имя будут всюду упоминать рядом с его именем?
– Разве он не джентльмен? – спросила Сильвия.
– Это-то так, дорогая моя. Но ты не должна забывать, что живешь в свете и, стало быть, должна считаться с требованиями света.
– Но неужели, тетя Ненни, Франк Ширли должен быть исключен из общества из-за того, что отца его постигло несчастье?
– Не исключен из общества, Сильвия. Но… это не так просто. Дело в том, что девушка на виду, как ты…
– Тетя Ненни, – прервала ее Сильвия, – я спросила отца, маму, и они согласились принимать его. Не так ли, мама?
– Да, конечно, Сильвия, – смущенно ответила «мисс Маргарет», – но я не думала…
– Он мог приехать сюда раз, другой, – вставила тетя Ненни, – но в клуб…
– Просто, Сильвия, ты хочешь создать себе репутацию оригинальной особы, – дрожащим голосом заметила миссис Тьюис.
И мать добавила:
– Нет, нет, не надо обращать на себя лишнего внимания…
Так обстояло дело. Одно дуновение общественного мнения могло развеять, как пыль, благородные чувства. А сколько прекрасных слов еще недавно говорилось тут по поводу несчастий семьи Ширли! И Сильвия тотчас решила, что кому-нибудь она должна открыться наконец! Она поехала завтракать к тете Ненни и, как только встали из-за стола, пошла в кабинет епископа. Стены комнаты уставлены были книжными шкафами и полками с тесными рядами старинных богословских книг и сборников проповедей в выцветших зеленоватых обложках.
– Дядя Базиль, – начала она, – я должна поговорить с вами о чем-то очень-очень важном.
Епископ поднял голову и остановил на ней свои спокойные серьезные глаза.
– Мне сделали предложение, – продолжала она.
– В самом деле, Сильвия?
– Да, и я очень-очень влюблена…
– Кто это, дорогая моя?
– Франк Ширли.
Сильвия привыкла наблюдать людей и быстро читать их мысли. Она видела, что первым чувством, вспыхнувшим в душе дяди, был испуг.
– Франк Ширли!
– Да, дядя.
Она видела, что он старается овладеть собою. Милый! Но первым его чувством все же был испуг.
– Расскажи мне подробно, дитя мое, – сказал он.
– Я познакомилась с ним у Венэбль, – ответила она, – только недели две тому назад. Он необыкновенный человек, одинокий и несчастный, очень сдержанный и замкнутый. Он полюбил меня, крепко полюбил, но долго не говорил мне об этом и лишь недавно открылся.
Епископ молчал.
– Я люблю его, – добавила Сильвия.
– Ты уверена в этом?
– Так же, как уверена, что до этого никого еще не любила. Я и не думала никогда, что могу так любить.
Опять наступило молчание.
– Дядя Базиль, – продолжала Сильвия, – он хороший человек. И за это я полюбила его.
Епископ молчал.
– Вы сказали отцу и матери? – спросил он наконец.
– Нет еще.
– Надо тотчас же сказать им, Сильвия.
– Я знаю, что они будут против, и я хотела бы, чтобы вы познакомились с Франком и поговорили с ним. Дядя Базиль, я непременно выйду за него, и… и я прошу вас, помогите мне!
Епископ несколько мгновений обдумывал свой ответ.
– Конечно, дорогая, – сказал он, – с точки зрения света, это не блестящая партия, и я боюсь, что твоим родителям это покажется прямо несчастьем. Но я, ты знаешь, я хотел бы только, чтобы моя дорогая Сильвия была счастлива. Пока я не увижу Франка Ширли, я ничего определенного сказать не могу. Пришли его ко мне, девочка моя, я поговорю с ним и постараюсь дать вам наилучший совет.
Франк поехал к нему на следующий же день, а от него прямо к Сильвии.
– Какой славный старик, – сказал он… Он дал нам, кажется, хороший совет.
– Какой? – спросила Сильвия.
– Он говорит, что лучше обождать с женитьбой, что теперь я еще не в состоянии окружить вас тем достатком, к какому вы привыкли. И он совершенно прав.
Сильвия молчала.
– Сильвия! – вдруг воскликнул Франк. – Я не могу жениться на вас, будучи простым фермером.
– Кем же вы хотите быть, Франк?
– Я поступлю в университет.
– Но ведь университетский курс – это четыре года?
– Нет… я могу сдать экзамен за несколько семестров и поступить на предпоследний курс. Я посещал одно время военную академию, где учился мой отец и дед, но пришлось бросить ради плантаций и хозяйства. Теперь брат уже почти взрослый. Он любит дело и отлично ведет его. Он и без меня справится с ним.
– А дальше?
– Я посвящу себя праву. Теперь ваши не дадут согласия на брак. Но когда передо мною будет, скажем, карьера адвоката, они ничего против меня иметь не будут.
На следующее утро Сильвия поехала к епископу за благословением. Славный дядя Базиль дал ей благословение, присовокупив к нему кой-какие увещевания, в которых она нуждалась, по его мнению. Между прочим он сказал ей:
– Помни, дитя мое, нет в мире несчастнее серьезного человека, имеющего светскую избалованную жену.
Бедный дядя Базиль, с белоснежными волосами и тихим, одухотворенным, изборожденным скорбными морщинами лицом! В этих словах звучала затаенная печаль о его собственной жизни. Сильвия приникла головой к его груди и заплакала.
Несколько минут спустя, когда Сильвия успокоилась, он сказал:
– Сильвия, тетя видела Франка.
– Вы думаете, она догадалась, зачем он приезжал к вам?
– Она очень проницательна…
На обратном пути домой Сильвия решила, что теперь времени терять нельзя и, приехав в усадьбу, тотчас же приступила к выполнению своего плана. Тетю Варину она нашла в ее комнате – у нее болела голова. На туалетном столике стоял портрет давно оплакиваемого мистера Тьюиса. Сильвия взяла в руки портрет, сказала несколько сочувственных слов и без труда перевела разговор на любовь и брак.
Миссис Тьюис была самой младшей сестрой майора.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25