– Но, даже несмотря на это, история не получила бы такой скандальной огласки, если бы ею не вздумали воспользоваться враги Ширли, с тем чтобы провалить его кандидатуру. Это было возмутительно, так как все знали, что Франк Ширли не такой человек, чтобы…
Бэтс замолк. Он не мог вынести дольше взгляда Сильвии. Она закрыла лицо руками и беззвучно зарыдала. Потом встала и возбужденно зашагала по комнате.
– Мистер Бэтс! – внезапно обратилась она к нему. – Помогите мне!
– Я весь к вашим услугам, мисс Кассельмен.
– Вы знаете, где теперь Франк Ширли?
– Я слышал, что он уехал в Вайоминг вместе с Джеком Кольтоном.
– Пошлите телеграммы Кольтону и Франку Ширли в его имение. Напишите, чтобы Франк тотчас приехал в Нью-Йорк, чтобы он немедленно приехал. Потому что, если Франк узнает о том, что я помолвлена, тогда… тогда будет поздно…
Бэтс изумленно смотрел на нее.
– Мисс Кассельмен, вы даете себе отчет в значении вашего поступка?
– Вполне, – ответила она.
– Хорошо, тогда я тотчас же исполню ваше желание.
– Идите, идите и сейчас же пошлите телеграммы, – торопила она его.
И он на всю жизнь запомнил ее пылавшее, взволнованное лицо. Он послал телеграммы и скоро получил ответ, который не решился сам принести Сильвии, а послал с посыльным. Из дома Франка Ширли ответили, что местопребывание его неизвестно. Другая телеграмма, от Кольтона, гласила, что Франк недели две тому назад покинул страну и никогда больше не вернется.
Сильвия перенесла и этот удар. Только находившаяся при ней тетя Варина знала о ее страданиях. И знала лишь потому, что одним ранним утром была разбужена странными звуками, доносившимися из комнаты Сильвии, вбежала к ней и нашла ее в истерике. Она стала допытываться, в чем дело, и Сильвия, успокоившись немного, проговорила сквозь слезы:
– О, я не могу, не могу быть его женой!
Миссис Тьюис растерянно смотрела на нее.
– Почему, Сильвия?
– Я так несчастна, тетя Варина! – говорила Сильвия, рыдая. – Это ужасно! Я теперь только начинаю понимать, какую ошибку я сделала. Лучше смерть!
Тетя Варина оторопела и не знала, что сказать ей. Сильвия так искусно играла роль счастливой невесты, что никто из близких и не подозревал, что происходит в ее душе. Франка оклеветали, рассказала ей Сильвия между приступами судорожных рыданий, он уехал навсегда может покончить с собою. Во всяком случае, жизнь его разбита, и в этом виновата она…
– Как я могла поверить? Как я могла не понимать, что Франк не способен на низость. Я изменила ему и нашей любви. Что будет теперь с ним?
Тетя Варина сокрушенно качала головой. Глаза ее были полны слез.
– О, я люблю Франка Ширли! – продолжала Сильвия. – И я понимаю теперь, как это бесчестно выходить замуж не любя. Я не могу! Не могу!
Она опять зарыдала.
– Сильвия, дорогая! – заговорила наконец миссис Тьюис. – Успокойся. Подумай! Ведь ты погубишь себя. И потом, выслушай меня, выслушай меня, дорогая! Как ты можешь знать, что Ширли оклеветали? Твой же двоюродный брат уверял, что это правда, и миссис Винтроп подтвердила это. И теперь ты поверила одному слову этого Бэтса! Ты же сама говорила мне, что он ухаживал за тобою в Бостоне и что он недолюбливает мистера ван Тьювера. Посуди сама, благородно ли это с его стороны явиться в такую минуту, когда о твоей помолвке знают все, и так расстроить тебя? Разве мыслимо, чтобы ты взяла теперь свое слово обратно? Отец твой будет совершенно разорен, это было бы страшным несчастьем для всей твоей семьи!
– Не мучь меня, тетя Варина!
– Но ты должна думать об этом. Ты знаешь, сколько долгов сделал отец ради тебя. Твои наряды! Эти счета из отеля! И свадебные расходы! Тысячи и тысячи долларов!
– Но я не хотела этого!
– Именно ты! Ведь ты настаивала на том, чтобы свадьба состоялась в Нью-Йорке, где расходов будет, конечно, в десять раз больше, чем дома. И приехала сюда как невеста ван Тьювера! Представь себе, какой это был бы скандал, если бы ты теперь отказала ему. И бедный ван Тьювер! О нем тоже следовало бы подумать. Он так любит тебя!
– Он меня не любит. Он не любит меня так, как любил меня Франк. Он не способен на такое чувство.
– Он бы не женился на тебе, если бы не любил.
– Он из тщеславия женится на мне. Я красива. Это льстит его самолюбию. Потом я вышучивала, отталкивала его. Он видел, что я для него недоступна, и это распалило его.
– Сильвия, как тебе не стыдно!
– Ничуть не стыдно. Я не могу сама золотить ужасную правду, как другие женщины. И я не могу носить всегда эту маску позора. Я отлично понимаю теперь, что продана, как продают вещь с аукциона.
Миссис Тьюис сидела перед ней, как оглушенная внезапным ударом. В жизни она не слыхала таких слов!
– Сильвия, опомнись! – проговорила наконец она. – И ты… ты можешь допустить, чтобы твои любящие, нежные родители…
– Ах, нет, нет! – нетерпеливо прервала ее Сильвия. – Они сами не понимают того, что делают.
– Слушай, Сильвия, – говорила растерявшаяся миссис Тьюис, – умоляю тебя, возьми себя в руки! Постарайся опять успокоиться. Скоро придет отец. Если бы он слышал, что ты говорила мне сегодня, он бы этого не перенес, он лишил бы себя жизни.
7
Миссис Борегард Дебней собиралась приехать в Нью-Йорк, и Сильвия радовалась встрече с подругой. Гарриет, как видно было из ее писем, вполне одобряла решение Сильвии и в необычных для нее патетических выражениях распространялась о счастье, выпавшем на долю Сильвии. Тем не менее Сильвия надеялась, что в разговорах с нею почерпнет силы и отвагу. Свидание с Гарриет было, однако, омрачено одним обстоятельством, к которому Сильвия не была подготовлена, несмотря на тревожные, смутные намеки в письмах подруги. «Не удивляйся, когда увидишь меня, – писала Гарриет, – я была больна и страшно изменилась». Ехала она в Нью-Йорк затем, чтобы посоветоваться с врачами-специалистами насчет какой-то таинственной болезни, смутившей домашних врачей.
И встреча их была далеко не такая радостная, какой представляла ее Сильвия. Она была удручена и много думала в эти дни о перемене, происшедшей с Гарриет. Как-то в разговоре с миссис Тьюис она упомянула, что сказал о Гарриет мистер ван Тьювер, и тетя Варина испуганно воскликнула:
– Не надо было говорить об этом с мистером ван Тьювером!
– Почему, тетя?
– Да, не надо, не надо было говорить!
– Но почему?
– Мне кажется, дорогая, что у Гарриет такая болезнь, о которой не следовало бы говорить с мистером ван Тьювером.
Она подумала немного и нерешительно добавила:
– Это какая-то дурная болезнь!
Сильвия была потрясена. Вот оно что – дурная болезнь!..
Сильвия имела более чем слабое представление о том, что это за дурная болезнь. Она слыхала об одном северном драматурге. Книг его она не читала, так как произведения его считались в ее кругу безнравственными. Но однажды в поезде она прочла в купленном на вокзале номере журнала заметку о пьесе Ибсена, в которой говорилось об одной позорной страшной болезни. Она поняла, что это болезнью мужчины расплачиваются за безнравственную жизнь, и кара эта постигает часто их невинных жен и детей.
Сильвия подумала, конечно, и о своем будущем муже. Как он жил до сих пор? И кто знает, не постигнет ли и ее судьба Гарриет? Об этом никто, очевидно, и не думал. Близкие ее пришли в ужас, узнав о недостойном поступке Франка Ширли. А что предприняли они для того, чтобы убедиться в нравственности ван Тьювера?
Целых три дня Сильвия думала об этом. И, наконец, решила – надо сделать что-нибудь, по крайней мере, переговорить с кем-нибудь. Но с кем?
Она начала с тети Варины. Но что тетя Варина могла объяснить ей о дурных болезнях? Как это узнать? Есть ли какие-нибудь признаки? Тетя Варина только замахала на нее руками. Молодые девушки не спрашивают, не говорят о таких вещах… Но Сильвия решила, что должна выяснить этот вопрос, и уже не могла отказаться от этой мысли. Она написала дяде Базилю. Это ведь ему поручили говорить с ней о будто бы совершенном Франком проступке, стало быть, она может обратиться к нему и с этим щекотливым вопросом. Ей нелегко было написать это письмо. Она изорвала несколько листов бумаги, пока не нашла слова, не оскорблявшие ее слуха. Но она сумела все-таки ясно высказать в своем письме желание, чтобы кто-нибудь из ее близких переговорил об этом с ее будущим мужем.
Сильвия дрожащими пальцами распечатала письмо епископа. Но он выражался еще осторожнее, еще туманнее, чем она. Ван Тьювер, писал он, христианин, и это должно служить ей ручательством в том, что он не сделает никакого зла женщине, которую он так глубоко любит. Если Сильвия согласилась быть его женой, то она и в этом должна доверять ему. Заговорить об этом с ван Тьювером – было бы равносильно нанесению ему смертельной обиды.
Между тем дни Сильвии текли не только в слезах и скорбных мыслях. Напряженная светская жизнь поглощала все ее время. Чуть ли не ежедневно знакомилась она с новыми людьми, а новые люди всегда будили ее любопытство. Она встречалась с нью-йоркской знатью, с людьми, обладавшими такими же состояниями и занимавшими такое же блестящее общественное положение, как и ее будущий муж. Весть о том, что Дуглас ван Тьювер остановил свой выбор на провинциальной девушке из южных штатов, была встречена в этом кругу без восторга. А подробности романа, расцвеченные фантазией хроникеров, произвели на нью-йоркских аристократов неприятное впечатление. И лишь благодаря своей красоте, находчивости и остроумию Сильвии удалось скоро победить царившее против нее предубеждение…
Среди ее новых знакомых были и милые, чуткие люди, с которыми она могла бы и рада была бы подружиться, если бы у нее было время. Но до дружбы ли было в этом беспрерывном вихре развлечений, блестящих балов, пышных обедов, ужинов, завтраков, торжественных приемов? Майор нашел неограниченный кредит для этих последних безумных трат на Сильвию. Ван Тьювер вместе со своей теткой, миссис Гарольд Клайвден, осыпал Сильвию ценными подарками. Она была окружена роскошью, деньги струились золотым потоком, и ей казалось порою, что вся ее настоящая жизнь – сон, сказка из «тысячи и одной ночи».
Приходили старые друзья и грелись с лучах ее лжесчастья… Мисс Аберкромби, воспитавшая ее для светских успехов и побед, поздравляла ее, захлебываясь от радости. Удача Сильвии была самым блестящим аттестатом ее педагогическим талантам, громкой рекламой ее заведению…
Приезжала миссис Винтроп и, закатывая свои мечтательные русалочьи глаза, мистическим шепотом говорила о счастье, ожидающем Сильвию, о важности роли, которую она взяла на себя, и о том, что она должна быть достойной своего высокого удела… Когда она ушла, ван Тьювер, присутствовавший при этом визите, рассмеялся.
– Чему вы смеетесь? – спросила Сильвия.
– Когда вы станете миссис Дуглас ван Тьювер, вы не будете слушать миссис Винтроп с таким почтительным вниманием. Вы поймете позднее, что она всегда хлопочет о себе и, конечно, больше, чем о других. Она ищет связей. Ей необходимо занимать положение в обществе…
Сильвия задумалась.
– Она богата? – спросила она.
– Вот в том-то и дело, что нет, – ответил ван Тьювер, смеясь. – Ее муж – грубый, неотесанный человек. Она вышла за него ради его денег, но он предлагает ей любовь. Ей же нужны только его деньги.
Сильвия ничего не ответила, только сдвинула брови и опустила голову.
– Что с вами, Сильвия? – воскликнул он.
– Ничего! – ответила она дрожащим от слез голосом.
– Но в чем дело? – раздраженно повторил он.
– Да об этом говорить бесполезно. Сколько раз вы обещали мне не думать, не говорить так много о деньгах. Мне порою страшно становится за вас: вы никогда не будете верить в людей – только в деньги.
Она заметила на его лице так трогавшее ее выражение печали.
– Вы знаете, что вам я верю! – сказал он.
– Вы сказали когда-то, что я поразила вас и внушила вам уважение ко мне отказом выйти за вас. Ну, а теперь, когда этот ореол недоступности померк, вы, пожалуй, станете думать обо мне так же, как о миссис Винтроп?
Он ничего не ответил. Только молча и почтительно склонился к ее руке.
Через день приехали мистер и миссис Кассельмен, так что для размышлений и воспоминаний у Сильвии не оставалось уже ни одного свободного мгновения. Надо было показывать подвенечный наряд, приданое, подарки, строить планы будущей жизни, принимать поздравления. «Мисс Маргарет» непрерывно волновалась, и слезы радости сменялись у нее слезами грусти.
– Сильвия, я знаю, – ты будешь счастлива! – восклицала она и вслед за тем повторяла с грустью: – Сильвия, надеюсь, – ты будешь счастлива.
А через минуту снова:
– Сильвия, как мы будем жить без тебя. Мальчик теперь совсем разбалуется. Кто теперь решится наказать его?
Самым тяжелым испытанием было для нее объяснение с отцом. Он увел ее в другую комнату, взял ее руки в свои и, глядя в глаза, словно желая заглянуть в ее душу, спросил:
– Дитя, скажи мне правду, ты надеешься быть счастливой?
– Я надеюсь, папа! – ответила она, стараясь выдержать его взгляд.
– Я бы хотел, чтобы ты поняла меня, Сильвия. Даже теперь, даже в последнюю минуту ты не должна совершать этого шага без глубокой уверенности в том, что будешь счастлива.
Мысли вихрем закружились в ее голове, она едва не бросилась к отцу на грудь и не крикнула: «Я люблю Франка Ширли!», но вместо этого лишь поспешно ответила:
– Он искренно любит меня, папа.
– Самая серьезная минута в жизни отца, – сказал майор дрожащим голосом, – это та, когда его любимая дочь делает этот бесповоротный шаг. Я хочу только твоего счастья и всегда готов сделать все для того, чтобы ты была счастлива.
– Я знаю, папа.
– Если я когда-нибудь бывал строг, то лишь потому, что это казалось мне необходимым в твоих же интересах.
– Я знаю, папа.
– Я уверен, Сильвия, что этот человек любит тебя. И мне кажется, что он хороший человек, что он сумеет сделать тебя счастливой. Но знай, Сильвия, если надежды мои не оправдаются и ты не будешь чувствовать себя счастливой, – мой дом всегда будет открыт для тебя и руки мои всегда с любовью прижмут тебя к сердцу.
– Дорогой мой папа! – прошептала она.
Он обнял ее, и она тихо заплакала на его груди. Если бы она могла всю жизнь прожить рядом с этим дорогим, таким сильным и таким слабым человеком! Если бы не было этой ужасной вещи, называемой браком, вырывавшей ее из одних рук и бросавшей ее в другие, ненавистные ей объятия…
Это было самое ужасное – такое непобедимое физическое отвращение к ван Тьюверу. Она знала уже ход его мыслей, душевный его склад, но физически он не только не волновал ее, но был ей совершенно чужой, как первый встречный на улице. Она могла спокойно разговаривать с ним, забывала тревожившие ее мысли и вдруг улавливала его взгляд, скользивший по ее фигуре, жадный, алчущий взгляд. Тогда она переставала владеть собою и срывалась с места, с тем чтобы прервать цепь его оскорбительных для нее мыслей. Она чувствовала себя добычей хищного зверя, который терпеливо ждет лишь потому, что уверен – рано или поздно добыча будет в его когтях.
Накануне свадьбы ван Тьювер давал прощальный обед своим холостым друзьям. Перед обедом он заехал к ней на несколько минут. Их оставили вдвоем. И во внезапном порыве страсти он обнял ее. Она сделала над собою усилие и не вырвалась из его объятий. Но когда он стал ее целовать и она почувствовала на своем лице его горячее дыхание, то похолодела от ужаса, вскрикнула и оттолкнула его от себя.
– Все еще нельзя? – прошептал он, глядя на нее лихорадочно блестевшими глазами.
– О, как вам не стыдно! – воскликнула она.
– Пора же, наконец, привыкнуть ко мне! Сильвия, поймите же, я не могу дольше, – заговорил он вне себя от волнения. – Вы не понимаете, как мучаете меня. Я безумно люблю вас и ни малейшей ласки, – ничего, ничего! Я даже сказать не смею, как я люблю вас!
Страсть, звучавшая в его голосе, внушала ей отвращение и в то же время жалость к нему. Ей стыдно стало ее обращения с ним.
– Что же я могу сделать? – заговорила она. – Бог мне свидетель, я ничего не могу. Я даже спрашиваю себя, имею ли я право выходить за вас…
– Мне думается, теперь уже несколько поздно поднимать этот вопрос, – ответил он.
– Я знаю, знаю. Я могу только сказать в свое оправдание, что не ведала, не понимала, как это тяжело. И я должна вам сказать, что убедилась теперь, – я не должна выходить за вас, и вы не можете жениться на мне. Но если вы все-таки решаетесь, зная, что я не люблю и не могу любить вас, то ответственность будет лежать только на вас.
– И вы полагаете, что это очень благородно с вашей стороны? – сказал он, и необычные суровые нотки прозвучали в его голосе.
Он полагал, что заденет ее этим замечанием. Но она сознавала, что заслужила упрек, и взволнованно, не рассуждая, воскликнула:
– Вы сердитесь! Это ужасно!
– Но, Сильвия, согласитесь, что это не может не оскорблять меня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25