Если смотреть на вещи просто, то ничего особенного, по-видимому, не произошло. И, конечно, я заподозрил Ваду и сам страшно расстроился просто потому, что меня одолевают свои проблемы. Надо успокоиться и смотреть на вещи просто. Отделить важное от второстепенного и последовательно установить, что в ближайшее время необходимо предпринять.
Я подошел к столу, взял лист бумаги и начертил большую окружность. Затем стал вписывать в нее окружность поменьше, но у меня сломался карандаш. Замкнуть малую окружность я не смог.
21
Я несколько раз порывался уйти, но не решался и продолжал терпеливо ждать. Если Ёрики узнает, что я здесь, он непременно придет. Странно, что он все не приходит. А может быть, он знает, но просто хочет подразнить меня? Нет, не стоит раздражаться пустыми предположениями.
Двадцать минут десятого… Без пятнадцати десять… Без десяти… Наконец в десять минут одиннадцатого он позвонил по телефону.
— Сэнсэй, это вы? Я только что встретил Ваду… — Нет, голос у него не был робким и виноватым. Наоборот, он говорил оживленно и даже весело. — …Да, мне хотелось бы вам кое-что показать. Может быть, дома удобнее? Ага, ну хорошо, через пять минут буду в лаборатории.
Я глядел в окно и ждал, стараясь подготовить себя к этой встрече. Придумывал и отвергал слова, которые скажу Ёрики. За окном расстилался ночной город. Мне показалось, что в одном месте между небом и крышами натянута тонкая белесая пленка. Ну да, это ведь станция пригородной электрички. Волнуются, сталкиваясь, бесчисленные судьбы и жизни, а когда смотришь вот так, издали, то представляется, будто там тишина и спокойствие. С горной вершины даже бурное море кажется гладкой равниной. В далеких пейзажах всегда царит порядок. И самое фантастическое происшествие не может выйти за рамки порядка, присущего далекому пейзажу…
У ворот остановилось такси, из него выскочил Ёрики. Взглянул на окно, помахал рукой. Прошло ровно пять минут.
— Совсем мы растеряли друг друга, — сказал он, входя в зал.
— Садись. — Я указал ему стул, на котором сидела Вада, а сам остался стоять так, чтобы свет падал на меня сзади. — Долго мне пришлось ждать. Ты что, разминулся с Вадой?
— Нет. Откровенно говоря, я как ушел, так и не возвращался сюда. Меня задержали…
— Ладно, это неважно… — прервал я его, стараясь говорить спокойно. — Пусть будет так. Дело вот в чем. Мне нужно поговорить с тобой, и я хочу, чтобы наш разговор фиксировала машина.
— То есть?.. — Ёрики вопросительно склонил голову. Ни тени смущения не было на его лице.
— Я хотел бы еще раз тщательно обговорить все, что произошло с сегодняшнего утра.
— Это было бы здорово… — Он закивал и уселся поудобнее. — Я уже пытался как-то проанализировать эти события и очень сожалел, что вы, сэнсэй, не пожелали этим заняться. Помнится, вы перед уходом даже рассердились на меня как будто.
— Да… Что, бишь, я тогда сказал?
— Что с вас довольно и что вы не желаете играть в сыщиков.
— Действительно. Итак, продолжим этот разговор. Включи вход.
Ёрики нагнулся над входным устройством, затем удивленно произнес:
— Да она же включена! И никто не заметил, потому что перегорела сигнальная лампа. Ну и ну, хороши же мы с вами!..
— Что на входе?
— Микрофон.
— Значит, она фиксировала все, что здесь говорилось?
— Видимо, да… — Он откинул кожух и запустил ловкие пальцы в узлы металлической нервной системы. — Ага, вот оно что… То-то Вада так уверена, что я был здесь до ее прихода. Я отрицал, но она и слушать не хотела. «Тогда, — говорит, — почему же в зале так холодно?» Меня это, конечно, тоже озадачило. А теперь все понятно.
Опять он меня обвел. Я даже не знаю, что ощутил острее: разочарование или подозрение, что это тоже было подстроено. Когда он сказал, что не возвращался сюда, я уже торжествовал в душе. В мое отсутствие никто, кроме него, машину включить не мог, и холод в зале выдавал его с головой. А теперь все сорвалось. Ну что же, ничего не поделаешь. Вешать нос по этому поводу, во всяком случае, не стоит.
— Хорошо, — сказал я. — Начнем с общего обзора событий.
— Прошу вас. Я, со своей стороны, буду вносить поправки и уточнения.
— Мы выбрали объект эксперимента для представления комиссии по программированию. Наш выбор был совершенно случаен. И вдруг оказалось, что этот человек кем-то убит… Поскольку в момент убийства мы находились вблизи от места преступления, возникла возможность, что подозрение падет на нас.
— Вернее, на меня, — поправил Ёрики.
— Арестовали любовницу убитого, но полиция, кажется, этим не удовлетворилась… Впрочем, не знаю, полиция ли… Возможно, что мысль, о поиске в другом направлении внушили полиции, скажем, соучастники убийцы с целью нас припугнуть.
— Согласен.
— Как бы то ни было, мы оказались в ловушке. Мы знали, что надо что-то предпринимать, иначе полиция рано или поздно доберется до нас. И чтобы вызвать на бой истинного убийцу, мы решились на стимуляцию трупа убитого. Помимо всего прочего, это можно было бы представить в случае успеха как первый эксперимент с блестящими результатами. Но мы выяснили только, что убийца не женщина, а также выслушали диковинную сказку о торговле человеческими зародышами. Приложением к эксперименту явился телефонный звонок от какого-то шантажиста.
— Следует обратить особое внимание на то, как быстро этот субъект получает информацию…
— Да. И на то, что голос его мне определенно знаком…
— Вы так и не вспомнили?
— Нет. Кажется, вот-вот вспомню, но не могу. Во всяком случае, это человек из нашего окружения.
— И вдобавок, — подхватил Ёрики, — он в какой-то степени осведомлен о нашем механическом предсказателе. Именно поэтому, едва мы решили подвергнуть анализу любовницу убитого, он сразу почуял опасность и убил ее, прежде чем она попала к нам в руки… Но все это не объясняет, каким образом смерть совершенно случайного человека повлекла за собой события, связанные с нашими делами.
— Что ж, никто нам не мешает рассматривать это как случайность. В таком случае получается так, что противник загнал нас в ловушку с целью оградить себя от неприятностей. Но могут существовать еще другие, неизвестные пока нам, звенья этой цепи. И тогда ловушка приобретает, возможно, гораздо более серьезный смысл.
— Что вы имеете в виду?
— То, что кто-то поставил перед собой цель дискредитировать машину-предсказатель.
— Не понимаю.
— Ладно, пойдем дальше… Как бы там ни было, в руках у нас не осталось ни одной нити.
— На первый взгляд это так.
— Впрочем, этого им показалось мало… Мне снова позвонил шантажист; ко мне приставили для слежки какого-то субъекта. В то же время ты поведал мне любопытную историю о подводных млекопитающих, и я уже оставил всякую надежду что-либо понять…
— Я как раз хотел…
— Минутку, дай мне закончить… Но, вернувшись домой, я узнал поразительную вещь. Оказывается, пока меня не было, мою жену обманом заманили в какой-то госпиталь и там насильно сделали ей аборт.
— Что вы говорите!
— Жена была беременна на третьей неделе. И когда она уезжала, ей выплатили семь тысяч иен… Да подожди же… Это, разумеется, не заставит меня поверить в версию о торговле зародышами в материнской утробе. Возможно, шантаж по телефону они сочли недостаточным и прибегли к более внушительной форме устрашения. Не знаю. Недаром говорят, что хитрый мошенник старается укрыть большую ложь в куче мелких. Может быть, этими семью тысячами они стараются приковать мое внимание к самому бессмысленному месту в исповеди убитого… Нет, дай мне договорить до конца… с целью оглушить меня психологически. Хотя, впрочем, не все ли равно, какая у них цель. Самое важное здесь то, что мерзавец, организовавший весь этот гнусный заговор, отлично знал результаты стимуляции. Не так ли? Разве я мог бы воспринять происшествие с женой как угрозу, если бы в исповеди убитого не говорилось о торговле зародышами, о семи тысячах иен, о трехнедельном сроке? Этот субъект знал все. Так?.. Так. Но содержание исповеди было известно только двоим. Мне и тебе. Ты не станешь отрицать этого?
— Да, я признаю это, — произнес Ёрики.
Он сидел неподвижно, немного побледнев и опустив глаза.
— Еще бы ты не признавал. Ведь все теперь понятно.
— Что понятно?
Я встал перед ним и, протянув руку к его лицу, медленно, слово за словом выдавил из себя:
— То… что убийца… ты!
Против ожиданий Ёрики не сник и не вспылил. Он не мог скрыть нервного напряжения, но голос его был холоден и спокоен. Глядя мне прямо в глаза, он сказал:
— А как же с мотивом?
— Если ты полагаешь, что я не ожидал такого возражения, то ты глубоко ошибаешься. Если ты убийца, мотив обнаружится сам собой. Короче говоря, убитый только для меня был случайным человеком, ты же знал его и имел в виду с самого начала. В тот день у нас не было определенной цели, к тому же мы сильно устали. Завести меня в кафе и обратить мое внимание на этого человека, которого заманили туда через любовницу, было не так уж трудно. И ты проделал это весьма умело. Ты заманил меня в ловушку, запугал полицией, потом ты сделал вид, будто помогаешь искать преступника, и этим отвел от себя мои подозрения. Ты все предусмотрел, даже мелочи. И теперь тебе, наверное, досадно, что в твоих замыслах оказалась прореха… Слишком уж ты полагался на этот самый вопрос о мотиве…
— А если бы этой прорехи не оказалось, что тогда?
— Ну, расчет твой ясен. Ты ожидал, что мне, загнанному и запуганному, останется только во всеуслышание солгать, будто машина подтвердила виновность этой женщины-самоубийцы.
— Любопытный силлогизм… И что же вы собираетесь теперь предпринять, сэнсэй?
— Я вынужден просить тебя пойти куда следует.
— Хотя бы и без мотива?
— Об этом ты, наверное, будешь советоваться с адвокатами. Впрочем, может случиться и так, что тебя в законном порядке подвергнут испытанию на нашей машине… — У меня вдруг иссякли силы, и я ощутил в себе страшную пустоту. — Подумать только, сколько ты глупостей натворил!.. Ну разве можно так? Ведь ты… Я всегда возлагал на тебя такие надежды… Кто бы мог подумать!.. Это просто ужасно…
— Что здесь говорила Вада?
— Вада? Ах да, Вада… Ничего особенного она не говорила… Хотя… Да, кажется, она беспокоилась о тебе… Ну вот, ты и ее теперь сделал несчастной… Да что толку жалеть, ничего уже не исправишь…
Ёрики глубоко вздохнул и отрицательно покачал головой.
— Очень любопытный был силлогизм. Совершенно в вашем духе, сэнсэй. Логичный и строгий. Правда, есть в нем одна ошибка — тоже совершенно в вашем духе.
— Ошибка?
— Ну, пусть не ошибка. Назовем ее слепой точкой.
— К чему эти увертки? Ведь все зафиксировано машиной.
— А действительно, почему бы нам не обратиться за помощью к машине? Вот она и рассудит нас. — Ёрики сел за пульт и, манипулируя кнопками, произнес в микрофон: — Готовность к суждению.
Зеленая лампочка — сигнал готовности.
— Определить наличие или отсутствие ошибки в указанном силлогизме.
Красная лампочка — сигнал наличия ошибки.
Ёрики переключил выходное устройство на динамик и скомандовал:
— Указать, в чем ошибка.
Машина немедленно отозвалась:
— Имеет место логический скачок в изначальном предположении. При наличии информации о торговле зародышами человек должен знать заранее, что этот вопрос будет отражен в результате стимуляции трупа.
Я вскрикнул и схватил Ёрики за руку.
— Это он! Тот самый голос! Я узнал его!
— Но, сэнсэй, это же ваш голос.
Ах, черт!.. Ну конечно… Когда машину озвучивали, ей придали мой голос. И именно этот голос говорил тогда со мной по телефону, сомнений быть не может. Не мудрено, что он показался мне знакомым. Вероятно, кто-то снял его с машины и записал на пленку! Я торжествовал. Я тряс и дергал руку Ёрики и кричал: «Вот она, шкура оборотня! Ах ты, хитрец, ах ты, бестия этакая! Что, не выгорело? Мерзость мерзостью и наказывается!»
Ёрики не пытался вырваться и стоял неподвижно, глядя в сторону. Потом, когда я задохнулся и замолчал, он тихо произнес:
— Но это же не доказательство. Голос не так индивидуален, как лицо…
У меня сперло дыхание, и на глаза выступили слезы. Я отпустил руку Ёрики, чтобы вытереть их. Ёрики отошел и, загородившись стулом, сказал:
— Итак, как утверждает машина, все ваши рассуждения, сэнсэй, построены на слепой точке: на твердом убеждении, что торговля зародышами есть не что иное, как фантазия убитого. Стоит усомниться в этом, и весь ваш блестящий силлогизм рассыпается в прах… Я, конечно, тоже не знаю ничего конкретного. И пусть это окольный путь, но, уж коль скоро мы не имеем возможности вести поиск открыто, на виду у полиции, почему бы нам не испробовать и эту версию? Это, конечно, всего лишь рабочая гипотеза… Но давайте предположим на время, что торговля зародышами действительно имеет место. Выводы могут оказаться не менее интересными, чем следствия из версии о том, будто я убийца. Вот, например, из недавнего бюллетеня министерства здравоохранения явствует, что число абортов в стране примерно равно числу новорожденных и составляет в год около двух миллионов. Таким образом, если торговля зародышами существует, она может осуществляться в широких масштабах и достаточно организованно. И следовательно, достаточно велика вероятность того, что случайный объект может оказаться так или иначе связанным с этой организацией.
— Все это глупости. Сказки для бездельников.
Ёрики закусил губу, упрямо насупился и достал из кармана фотографию величиной с почтовую открытку. Он спокойно положил ее на сиденье стула и сказал:
— Вот, взгляните, пожалуйста. Это фото подводной собаки… Честно говоря, я нынче вечером ездил в лаборатории брата господина Ямамото. Я получил разрешение на осмотр и прихватил заодно этот снимок.
Действительно, это была фотография собаки, плывущей под водой. Передние лапы ее были поджаты, задние вытянуты, голова опущена. От шеи по спине тянулись цепочки пузырьков воздуха.
— Собака не из породистых… Вот здесь, в утолщении за нижней челюстью, видны черные щели. Это жабры… На уши не обращайте внимания, это дефект фотографии. В общем у нее, как видите, облик обыкновенной собаки, хотя какое-то незначительное оперативное вмешательство сразу после рождения все-таки, кажется, необходимо. Вот глаза у нее действительно странные. Одновременно с отмиранием легких претерпевают изменения и различные железы, в частности, вырождаются и слезные железы, а это влечет за собой изменение формы глаза.
— Синтетический оборотень, чудо хирургии…
— Ничего подобного. Такие жабры есть только у акул, а разве возможна прививка от акулы к собаке? Нет, здесь результат планируемой эволюции на основе внеутробного выращивания. Если бы вы видели это своими глазами…
— Понятно. Ты хочешь сказать, что торговля зародышами имеет целью производство подводных людей?
— Размеры трехнедельного зародыша не превышают трех сантиметров. Если их скупать на мясо, то платить по семь тысяч иен за штуку не имеет смысла.
Я смотрел на эту фотографию, похожую на дурной сон, и у меня было ощущение, будто реальность перестала быть реальностью. Я уже не верил, что за стенами этого зала есть улицы, что на этих улицах живут люди.
— …И они разрешили осмотр?
— Да, мне удалось уговорить их, — Ёрики оживился и придвинулся ко мне. — Только с условием, что мы будем молчать.
— Слушай, тут же концы с концами не сходятся. Допустим, что торговля зародышами существует, и заведующий финансовым отделом убит потому, что мог разгласить эту тайну. Почему же такие страшные конспираторы так просто пускают нас к себе?
— Видимо, как ни странно, у них есть на то свои причины.
— Причины?.. Воображаю, что это за причины!.. А хочешь знать мое мнение? Если бы там можно было зацепиться за какую-нибудь улику, они бы нас ни за что не пустили. И раз они пускают все-таки — значит, и ехать к ним нечего.
Ёрики судорожно проглотил слюну.
— Сэнсэй… — расслабленно проговорил он. — Это, наверное, последний шанс.
— Что, они прекращают работу?
— Я не о поездке. Это ваш, сэнсэй, последний шанс.
— Что такое?
— Ничего, достаточно…
Что это? У меня уже был где-то с кем-то такой разговор. Ах да, те же самые слова произнесла недавно Кацуко Вада…
— Эта собака… она сама ловит рыбу?
У Ёрики блеснули глаза.
— О да, их там специально обучают. Если мы поедем, то можно будет посмотреть, как это делается.
— Странно, право. Чему ты так радуешься? Мы же собираемся в лагерь противника.
— Я?.. Да, я доволен. Если нам повезет, подозрение с меня будет снято.
— Ты подумал о том, что мы можем и не вернуться оттуда?
Ёрики рассмеялся.
— Если хотите, оставим здесь записку.
22
— Ладно, на сегодня довольно. Устал… — говорю я вяло и поднимаю к лицу два пальца, которыми упирался в стол. На подушечках пальцев белеют плоские округлые следы.
— Простите, сэнсэй… — возражает Ёрики.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21
Я подошел к столу, взял лист бумаги и начертил большую окружность. Затем стал вписывать в нее окружность поменьше, но у меня сломался карандаш. Замкнуть малую окружность я не смог.
21
Я несколько раз порывался уйти, но не решался и продолжал терпеливо ждать. Если Ёрики узнает, что я здесь, он непременно придет. Странно, что он все не приходит. А может быть, он знает, но просто хочет подразнить меня? Нет, не стоит раздражаться пустыми предположениями.
Двадцать минут десятого… Без пятнадцати десять… Без десяти… Наконец в десять минут одиннадцатого он позвонил по телефону.
— Сэнсэй, это вы? Я только что встретил Ваду… — Нет, голос у него не был робким и виноватым. Наоборот, он говорил оживленно и даже весело. — …Да, мне хотелось бы вам кое-что показать. Может быть, дома удобнее? Ага, ну хорошо, через пять минут буду в лаборатории.
Я глядел в окно и ждал, стараясь подготовить себя к этой встрече. Придумывал и отвергал слова, которые скажу Ёрики. За окном расстилался ночной город. Мне показалось, что в одном месте между небом и крышами натянута тонкая белесая пленка. Ну да, это ведь станция пригородной электрички. Волнуются, сталкиваясь, бесчисленные судьбы и жизни, а когда смотришь вот так, издали, то представляется, будто там тишина и спокойствие. С горной вершины даже бурное море кажется гладкой равниной. В далеких пейзажах всегда царит порядок. И самое фантастическое происшествие не может выйти за рамки порядка, присущего далекому пейзажу…
У ворот остановилось такси, из него выскочил Ёрики. Взглянул на окно, помахал рукой. Прошло ровно пять минут.
— Совсем мы растеряли друг друга, — сказал он, входя в зал.
— Садись. — Я указал ему стул, на котором сидела Вада, а сам остался стоять так, чтобы свет падал на меня сзади. — Долго мне пришлось ждать. Ты что, разминулся с Вадой?
— Нет. Откровенно говоря, я как ушел, так и не возвращался сюда. Меня задержали…
— Ладно, это неважно… — прервал я его, стараясь говорить спокойно. — Пусть будет так. Дело вот в чем. Мне нужно поговорить с тобой, и я хочу, чтобы наш разговор фиксировала машина.
— То есть?.. — Ёрики вопросительно склонил голову. Ни тени смущения не было на его лице.
— Я хотел бы еще раз тщательно обговорить все, что произошло с сегодняшнего утра.
— Это было бы здорово… — Он закивал и уселся поудобнее. — Я уже пытался как-то проанализировать эти события и очень сожалел, что вы, сэнсэй, не пожелали этим заняться. Помнится, вы перед уходом даже рассердились на меня как будто.
— Да… Что, бишь, я тогда сказал?
— Что с вас довольно и что вы не желаете играть в сыщиков.
— Действительно. Итак, продолжим этот разговор. Включи вход.
Ёрики нагнулся над входным устройством, затем удивленно произнес:
— Да она же включена! И никто не заметил, потому что перегорела сигнальная лампа. Ну и ну, хороши же мы с вами!..
— Что на входе?
— Микрофон.
— Значит, она фиксировала все, что здесь говорилось?
— Видимо, да… — Он откинул кожух и запустил ловкие пальцы в узлы металлической нервной системы. — Ага, вот оно что… То-то Вада так уверена, что я был здесь до ее прихода. Я отрицал, но она и слушать не хотела. «Тогда, — говорит, — почему же в зале так холодно?» Меня это, конечно, тоже озадачило. А теперь все понятно.
Опять он меня обвел. Я даже не знаю, что ощутил острее: разочарование или подозрение, что это тоже было подстроено. Когда он сказал, что не возвращался сюда, я уже торжествовал в душе. В мое отсутствие никто, кроме него, машину включить не мог, и холод в зале выдавал его с головой. А теперь все сорвалось. Ну что же, ничего не поделаешь. Вешать нос по этому поводу, во всяком случае, не стоит.
— Хорошо, — сказал я. — Начнем с общего обзора событий.
— Прошу вас. Я, со своей стороны, буду вносить поправки и уточнения.
— Мы выбрали объект эксперимента для представления комиссии по программированию. Наш выбор был совершенно случаен. И вдруг оказалось, что этот человек кем-то убит… Поскольку в момент убийства мы находились вблизи от места преступления, возникла возможность, что подозрение падет на нас.
— Вернее, на меня, — поправил Ёрики.
— Арестовали любовницу убитого, но полиция, кажется, этим не удовлетворилась… Впрочем, не знаю, полиция ли… Возможно, что мысль, о поиске в другом направлении внушили полиции, скажем, соучастники убийцы с целью нас припугнуть.
— Согласен.
— Как бы то ни было, мы оказались в ловушке. Мы знали, что надо что-то предпринимать, иначе полиция рано или поздно доберется до нас. И чтобы вызвать на бой истинного убийцу, мы решились на стимуляцию трупа убитого. Помимо всего прочего, это можно было бы представить в случае успеха как первый эксперимент с блестящими результатами. Но мы выяснили только, что убийца не женщина, а также выслушали диковинную сказку о торговле человеческими зародышами. Приложением к эксперименту явился телефонный звонок от какого-то шантажиста.
— Следует обратить особое внимание на то, как быстро этот субъект получает информацию…
— Да. И на то, что голос его мне определенно знаком…
— Вы так и не вспомнили?
— Нет. Кажется, вот-вот вспомню, но не могу. Во всяком случае, это человек из нашего окружения.
— И вдобавок, — подхватил Ёрики, — он в какой-то степени осведомлен о нашем механическом предсказателе. Именно поэтому, едва мы решили подвергнуть анализу любовницу убитого, он сразу почуял опасность и убил ее, прежде чем она попала к нам в руки… Но все это не объясняет, каким образом смерть совершенно случайного человека повлекла за собой события, связанные с нашими делами.
— Что ж, никто нам не мешает рассматривать это как случайность. В таком случае получается так, что противник загнал нас в ловушку с целью оградить себя от неприятностей. Но могут существовать еще другие, неизвестные пока нам, звенья этой цепи. И тогда ловушка приобретает, возможно, гораздо более серьезный смысл.
— Что вы имеете в виду?
— То, что кто-то поставил перед собой цель дискредитировать машину-предсказатель.
— Не понимаю.
— Ладно, пойдем дальше… Как бы там ни было, в руках у нас не осталось ни одной нити.
— На первый взгляд это так.
— Впрочем, этого им показалось мало… Мне снова позвонил шантажист; ко мне приставили для слежки какого-то субъекта. В то же время ты поведал мне любопытную историю о подводных млекопитающих, и я уже оставил всякую надежду что-либо понять…
— Я как раз хотел…
— Минутку, дай мне закончить… Но, вернувшись домой, я узнал поразительную вещь. Оказывается, пока меня не было, мою жену обманом заманили в какой-то госпиталь и там насильно сделали ей аборт.
— Что вы говорите!
— Жена была беременна на третьей неделе. И когда она уезжала, ей выплатили семь тысяч иен… Да подожди же… Это, разумеется, не заставит меня поверить в версию о торговле зародышами в материнской утробе. Возможно, шантаж по телефону они сочли недостаточным и прибегли к более внушительной форме устрашения. Не знаю. Недаром говорят, что хитрый мошенник старается укрыть большую ложь в куче мелких. Может быть, этими семью тысячами они стараются приковать мое внимание к самому бессмысленному месту в исповеди убитого… Нет, дай мне договорить до конца… с целью оглушить меня психологически. Хотя, впрочем, не все ли равно, какая у них цель. Самое важное здесь то, что мерзавец, организовавший весь этот гнусный заговор, отлично знал результаты стимуляции. Не так ли? Разве я мог бы воспринять происшествие с женой как угрозу, если бы в исповеди убитого не говорилось о торговле зародышами, о семи тысячах иен, о трехнедельном сроке? Этот субъект знал все. Так?.. Так. Но содержание исповеди было известно только двоим. Мне и тебе. Ты не станешь отрицать этого?
— Да, я признаю это, — произнес Ёрики.
Он сидел неподвижно, немного побледнев и опустив глаза.
— Еще бы ты не признавал. Ведь все теперь понятно.
— Что понятно?
Я встал перед ним и, протянув руку к его лицу, медленно, слово за словом выдавил из себя:
— То… что убийца… ты!
Против ожиданий Ёрики не сник и не вспылил. Он не мог скрыть нервного напряжения, но голос его был холоден и спокоен. Глядя мне прямо в глаза, он сказал:
— А как же с мотивом?
— Если ты полагаешь, что я не ожидал такого возражения, то ты глубоко ошибаешься. Если ты убийца, мотив обнаружится сам собой. Короче говоря, убитый только для меня был случайным человеком, ты же знал его и имел в виду с самого начала. В тот день у нас не было определенной цели, к тому же мы сильно устали. Завести меня в кафе и обратить мое внимание на этого человека, которого заманили туда через любовницу, было не так уж трудно. И ты проделал это весьма умело. Ты заманил меня в ловушку, запугал полицией, потом ты сделал вид, будто помогаешь искать преступника, и этим отвел от себя мои подозрения. Ты все предусмотрел, даже мелочи. И теперь тебе, наверное, досадно, что в твоих замыслах оказалась прореха… Слишком уж ты полагался на этот самый вопрос о мотиве…
— А если бы этой прорехи не оказалось, что тогда?
— Ну, расчет твой ясен. Ты ожидал, что мне, загнанному и запуганному, останется только во всеуслышание солгать, будто машина подтвердила виновность этой женщины-самоубийцы.
— Любопытный силлогизм… И что же вы собираетесь теперь предпринять, сэнсэй?
— Я вынужден просить тебя пойти куда следует.
— Хотя бы и без мотива?
— Об этом ты, наверное, будешь советоваться с адвокатами. Впрочем, может случиться и так, что тебя в законном порядке подвергнут испытанию на нашей машине… — У меня вдруг иссякли силы, и я ощутил в себе страшную пустоту. — Подумать только, сколько ты глупостей натворил!.. Ну разве можно так? Ведь ты… Я всегда возлагал на тебя такие надежды… Кто бы мог подумать!.. Это просто ужасно…
— Что здесь говорила Вада?
— Вада? Ах да, Вада… Ничего особенного она не говорила… Хотя… Да, кажется, она беспокоилась о тебе… Ну вот, ты и ее теперь сделал несчастной… Да что толку жалеть, ничего уже не исправишь…
Ёрики глубоко вздохнул и отрицательно покачал головой.
— Очень любопытный был силлогизм. Совершенно в вашем духе, сэнсэй. Логичный и строгий. Правда, есть в нем одна ошибка — тоже совершенно в вашем духе.
— Ошибка?
— Ну, пусть не ошибка. Назовем ее слепой точкой.
— К чему эти увертки? Ведь все зафиксировано машиной.
— А действительно, почему бы нам не обратиться за помощью к машине? Вот она и рассудит нас. — Ёрики сел за пульт и, манипулируя кнопками, произнес в микрофон: — Готовность к суждению.
Зеленая лампочка — сигнал готовности.
— Определить наличие или отсутствие ошибки в указанном силлогизме.
Красная лампочка — сигнал наличия ошибки.
Ёрики переключил выходное устройство на динамик и скомандовал:
— Указать, в чем ошибка.
Машина немедленно отозвалась:
— Имеет место логический скачок в изначальном предположении. При наличии информации о торговле зародышами человек должен знать заранее, что этот вопрос будет отражен в результате стимуляции трупа.
Я вскрикнул и схватил Ёрики за руку.
— Это он! Тот самый голос! Я узнал его!
— Но, сэнсэй, это же ваш голос.
Ах, черт!.. Ну конечно… Когда машину озвучивали, ей придали мой голос. И именно этот голос говорил тогда со мной по телефону, сомнений быть не может. Не мудрено, что он показался мне знакомым. Вероятно, кто-то снял его с машины и записал на пленку! Я торжествовал. Я тряс и дергал руку Ёрики и кричал: «Вот она, шкура оборотня! Ах ты, хитрец, ах ты, бестия этакая! Что, не выгорело? Мерзость мерзостью и наказывается!»
Ёрики не пытался вырваться и стоял неподвижно, глядя в сторону. Потом, когда я задохнулся и замолчал, он тихо произнес:
— Но это же не доказательство. Голос не так индивидуален, как лицо…
У меня сперло дыхание, и на глаза выступили слезы. Я отпустил руку Ёрики, чтобы вытереть их. Ёрики отошел и, загородившись стулом, сказал:
— Итак, как утверждает машина, все ваши рассуждения, сэнсэй, построены на слепой точке: на твердом убеждении, что торговля зародышами есть не что иное, как фантазия убитого. Стоит усомниться в этом, и весь ваш блестящий силлогизм рассыпается в прах… Я, конечно, тоже не знаю ничего конкретного. И пусть это окольный путь, но, уж коль скоро мы не имеем возможности вести поиск открыто, на виду у полиции, почему бы нам не испробовать и эту версию? Это, конечно, всего лишь рабочая гипотеза… Но давайте предположим на время, что торговля зародышами действительно имеет место. Выводы могут оказаться не менее интересными, чем следствия из версии о том, будто я убийца. Вот, например, из недавнего бюллетеня министерства здравоохранения явствует, что число абортов в стране примерно равно числу новорожденных и составляет в год около двух миллионов. Таким образом, если торговля зародышами существует, она может осуществляться в широких масштабах и достаточно организованно. И следовательно, достаточно велика вероятность того, что случайный объект может оказаться так или иначе связанным с этой организацией.
— Все это глупости. Сказки для бездельников.
Ёрики закусил губу, упрямо насупился и достал из кармана фотографию величиной с почтовую открытку. Он спокойно положил ее на сиденье стула и сказал:
— Вот, взгляните, пожалуйста. Это фото подводной собаки… Честно говоря, я нынче вечером ездил в лаборатории брата господина Ямамото. Я получил разрешение на осмотр и прихватил заодно этот снимок.
Действительно, это была фотография собаки, плывущей под водой. Передние лапы ее были поджаты, задние вытянуты, голова опущена. От шеи по спине тянулись цепочки пузырьков воздуха.
— Собака не из породистых… Вот здесь, в утолщении за нижней челюстью, видны черные щели. Это жабры… На уши не обращайте внимания, это дефект фотографии. В общем у нее, как видите, облик обыкновенной собаки, хотя какое-то незначительное оперативное вмешательство сразу после рождения все-таки, кажется, необходимо. Вот глаза у нее действительно странные. Одновременно с отмиранием легких претерпевают изменения и различные железы, в частности, вырождаются и слезные железы, а это влечет за собой изменение формы глаза.
— Синтетический оборотень, чудо хирургии…
— Ничего подобного. Такие жабры есть только у акул, а разве возможна прививка от акулы к собаке? Нет, здесь результат планируемой эволюции на основе внеутробного выращивания. Если бы вы видели это своими глазами…
— Понятно. Ты хочешь сказать, что торговля зародышами имеет целью производство подводных людей?
— Размеры трехнедельного зародыша не превышают трех сантиметров. Если их скупать на мясо, то платить по семь тысяч иен за штуку не имеет смысла.
Я смотрел на эту фотографию, похожую на дурной сон, и у меня было ощущение, будто реальность перестала быть реальностью. Я уже не верил, что за стенами этого зала есть улицы, что на этих улицах живут люди.
— …И они разрешили осмотр?
— Да, мне удалось уговорить их, — Ёрики оживился и придвинулся ко мне. — Только с условием, что мы будем молчать.
— Слушай, тут же концы с концами не сходятся. Допустим, что торговля зародышами существует, и заведующий финансовым отделом убит потому, что мог разгласить эту тайну. Почему же такие страшные конспираторы так просто пускают нас к себе?
— Видимо, как ни странно, у них есть на то свои причины.
— Причины?.. Воображаю, что это за причины!.. А хочешь знать мое мнение? Если бы там можно было зацепиться за какую-нибудь улику, они бы нас ни за что не пустили. И раз они пускают все-таки — значит, и ехать к ним нечего.
Ёрики судорожно проглотил слюну.
— Сэнсэй… — расслабленно проговорил он. — Это, наверное, последний шанс.
— Что, они прекращают работу?
— Я не о поездке. Это ваш, сэнсэй, последний шанс.
— Что такое?
— Ничего, достаточно…
Что это? У меня уже был где-то с кем-то такой разговор. Ах да, те же самые слова произнесла недавно Кацуко Вада…
— Эта собака… она сама ловит рыбу?
У Ёрики блеснули глаза.
— О да, их там специально обучают. Если мы поедем, то можно будет посмотреть, как это делается.
— Странно, право. Чему ты так радуешься? Мы же собираемся в лагерь противника.
— Я?.. Да, я доволен. Если нам повезет, подозрение с меня будет снято.
— Ты подумал о том, что мы можем и не вернуться оттуда?
Ёрики рассмеялся.
— Если хотите, оставим здесь записку.
22
— Ладно, на сегодня довольно. Устал… — говорю я вяло и поднимаю к лицу два пальца, которыми упирался в стол. На подушечках пальцев белеют плоские округлые следы.
— Простите, сэнсэй… — возражает Ёрики.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21