я, – что не могла произнести ни слова и такъ и осталась стоять у камина. Я не слышала больше, что онъ говорилъ. Слова: «Можетъ бытъ, и хорошо, что этому верили» – словно сняли съ моихъ глазъ повязку; они перепутали у меня все въ голове и поразили меня прямо въ сердце нестерпимой болью. Какъ! Когда онъ обращался со мною, какъ съ дочерью, когда онъ такъ просто и такъ сердечно заменялъ мне отца, котораго я потеряла, выказывалъ мне столько заботъ, осыпалъ меня милостями, все это была политика, а не чувство привязанности».Гортензія заблуждается. Если была въ этомъ политика, то была и привязанность; но ея возмущеніе, – вполне законное у нея, какъ у женщины, – не позволяетъ ей здраво оценить положеніе вещей, которое Наполеонъ разсматриваетъ, какъ мужчина. Онъ осыпалъ Гортензію знаками своего вниманія, не для того, чтобы подтвердить слухи, будто Карлъ-Наполеонъ его сынъ; напротивъ, онъ старался опровергауть ихъ. Но слухи не прекращались, уверенность въ ихъ справедливости крепла въ умахъ; тогда у него явилась мысль воспользоваться ими въ интересахъ своей власти и укрепленія своей династіи. Онъ поступилъ въ данномъ случае совершенно такъ же, какъ поступалъ на поле брани; одна изъ поразительныхъ особенностей его ума заключалась именно въ томъ, что онъ умелъ съ замечательной точностью оценить положеніе, въ которое попадалъ, принять его такимъ, каково оно было, и тотчасъ же действовать сообразно съ нимъ.И несмотря на то, что, какъ онъ самъ говорилъ Гортензіи, смерть Наполеона-Карла была для него большимъ несчастьемъ, онъ не возмущается предъ лицомъ непоправимаго. Ему приписываютъ фразу: «У меня нетъ времени забавляться чувствомъ жалости подобно другимъ людямъ». Онъ могъ ее сказать; смерть беднаго маленькаго Наполеона была для него очень чувствительной потерей, онъ пишетъ объ этомъ всемъ – двадцать разъ Жозефине, пять или шесть разъ Гортензіи, Жозефу Жерому, Фуше, Монжу; но – «такова была его судьба»; и если бы после того, какъ судьба свершилась. Наполеонъ безъ конца предавался горю, онъ не былъ бы самимъ собою, онъ изменилъ бы тому философскому взгляду на жизнь, къ которому пріучило его непрерывное жестокое зрелище войны, где смерть – постоянная спутница, где только живые входятъ въ наличный составъ и принимаются въ разсчетъ.Данная комбинація не удалась: Наполеонъ-Карлъ былъ одной изъ внешнихъ связей, соединявшихъ его съ Жозефиной. Эта связь порвалась. Между Наполеономъ и Жозефиной остаются отныне лишь узы личной привязанности и нежности, сплетенныя десятью годами общей жизни, прерывавшейся продолжительной разлукой, частыми ссорами и резкими недоразуменіями. Выдержатъ ли эти узы испытаніе, подобное тому, которому подверглись оне уже въ 1805 г., въ связи съ отношеніями Наполеона къ г-же***? XV. Госпожа Валевская 1 января 1807 г.; по дороге изъ Пулстука въ Варшаву, Императоръ останавливается на несколько минутъ, чтобы переменить лошадей, у воротъ города Броне. Целая толпа ждетъ тамъ освободителя Польши, – шумная, охваченеая энтузіазмомъ толпа, бросающаяся навстречу императорской карете, какъ только она показывается. Карета останавливается; генералъ Дюрокъ выходитъ изъ нея и прокладываетъ себе путь къ зданію почты. Въ тотъ моментъ, когда онъ входитъ туда, онъ слышитъ вдругъ отчаянные крики, видатъ умоляюще протянутыя къ нему руки, и какой то голосъ говоритъ ему – по-французски: «О, сударь, помогите намъ выйти отсюда и дайте мне хотя бы на мгновеніе увидеть его!»Онъ останавливается: это две светскія дамы, какимъ-то образомъ попавшія въ эту толпу крестьянъ и рабочихъ. Одна изъ нихъ, та, что обратилась къ нему съ этими словами, кажется ребенкомъ: это блондинка, съ большими голубыми глазами, очень наивными и кроткими, горящими въ этотъ моментъ огнемъ святого восторга. Ея нежная кожа, розовая, словно свежая чайная роза, залита краской смущенія; она не высока ростомъ, но дивно сложена; стройна и гибка, какъ сама грація; одета очень просто, на голове – темная шляпа съ большой черной вуалью.Дюрокъ подметилъ все это съ одного взгляда; онъ освобождаетъ двухъ женщинъ и, предложивъ руку блондинке, ведетъ ее къ дверце кареты. «Государь, – говоритъ онъ, – взгляните на нее: она не побоялась вмешаться въ толпу, чтобы увидеть васъ».Императоръ снимаетъ шляпу и склонившисъ къ даме начинаетъ что то говорить ей; но она, словно, вдохновенная свыше, вне себя, какъ бы въ изступленіи, какъ говоритъ она сама, не даетъ ему даже окончить фразу: «Добро пожаловать, тысячу разъ добро пожаловать на нашу землю! – восклицаетъ она. – Что бы мы ни сделали, ничто не сможетъ выразить съ достаточной силой ни чувства, которыя мы питаемъ къ вамъ, ни радость, которую мы испытываемъ, видя васъ попирающимъ землю нашей родины, ждущей васъ, чтобы подняться!»Въ то время, какъ она бросаетъ ему прерывающимся голосомъ эти слова, Наполеонъ внимательно смотритъ на нее. Онъ беретъ букетъ, бывшій при немъ въ карете, и подаетъ ей его: «Сохраните его, – говоритъ онъ, – какъ залогъ моихъ добрыхъ намереній. Мы увидимся, надеюсь, въ Варшаве и я потребую тогда благодарности изъ вашихъ прелестныхъ устъ».Дюрокъ снова занялъ свое место около Императора; карета быстро удаляется и некоторое время можно видеть шляпу Наполеона, которой онъ машетъ въ виде приветствія.Эта молодая женщина была Марія Валевская. Урожденная Лачинская, она принадлежала къ старинной, но бедной, къ тому же очень многочисленной семье. Г. Лачинскій умеръ, оставивъ вдову и шесть человекъ детей; Марія была тогда ёще маленькой девочкой; вдова, занятая управленіемъ маленькаго именія, представлявшаго все ихъ состояніе, отдала девочекъ въ пансіонъ. Оне научились тамъ немножко французскому и немецкому языкамъ, немножко музыке и танцамъ. Пятнадцати съ половиною летъ Марія вернулась въ родительскій домъ не особенно ученой, но совершенно целомудренной; ея сердце знало лишь две страсти: религію и родину. Любовь, которую питала она къ Богу, не уступала по силе лишь любви къ отчизне. Это были единственныя побудительныя начала въ ея жизни и чтобы вывести изъ равновесія ее, обыкновенно безответно-мягкую, достаточно было сказать, что она выйдетъ замужъ за русскаго или пруссака, – врага ея народа, схизматика или протестанта.Какъ только она вернулась къ своей матери, ей представились, благодаря совершенно случайному стеченію обстоятельствъ, сразу две великолепныя партіи, и г-жа Лачинская приказываетъ ей выбрать того или другого изъ этихъ нежданныхъ претендентовъ. Одинъ – очаровательный молодой человекъ, у котораго есть все, чтобы нравиться, показавшійся ей съ перваго же взгляда очень привлекательнымъ. Онъ невероятно богатъ, принадлежитъ къ прекрасной семье, чудно красивъ, но онъ – русскій: онъ – сынъ одного изъ техъ генераловъ, которые особенно жестоко угнетали Польшу. Никогда она не согласится стать его женой.Тогда надо выбрать другого, старика Анастасія Колонна Валевича-Валевскаго. Ему семьдесятъ летъ, онъ уже успелъ два раза овдоветь и старшему изъ его внуковъ на девягь летъ больше, чемъ Маріи. Но зато онъ очень богатъ; въ томъ округе, въ которомъ живутъ Лачинскіе, онъ – сенъеръ, ему принадлежитъ здесь вся земля, у него – замокъ, онъ задаетъ тонъ, онъ одинъ только принимаетъ бедныхъ соседей и приглашаетъ ихъ къ столу. Онъ былъ шталмейстеромъ Двора при покойномъ короле; въ торжественные дни – на немъ голубая орденская лента Белаго Орла. Онъ – глава одного изъ славнейшихъ родовъ Польши; достоверно известно, что его родъ ведется отъ римскихъ Колонна, имеетъ тотъ же гербъ; его родъ древнее всехъ родовь Королевства и Республики. Какъ было г-же Лачинской неувлечься такимъ зятемъ! Марія даже не пытается открыто сопротивляться, потому что на первое же сделанное ею возраженіе ей былъ данъ резкій отпоръ; она заболеваетъ горячкой, которая держитъ ее целыхъ четыре месяца между жизнью и смертью. He успела она вполне оправитъся, какъ ее уже повели подъ венецъ.Три года юная страдалща живетъ въ пустынномъ замке Валевича, находя србе единственное утешеніе въ вере, которая разгорается въ ней съ каждыиъ днемъ все сильнее и сильнее. Наконецъ, она забеременела. Теперь у нвя – сынъ. Все оживаетъ вокругъ нея; жизнь ея сына не будетъ похожа на ея неудачную жизнь, онъ будетъ иметь право на счастье, котораго не знала она. Но неужели этому ребенку придется, какъ и ей, жить на захваченной врагомъ земле, которую нельзя назвать отечествомъ? Неужели и ему придется переносить, подобно ей, рабство и вымаливать у победителя, какъ вымаливалъ ея отець, титулы и богатство? Она хочетъ, чтобы ея сынъ былъ полякъ и свободный человекъ и для этого ея отчизна должна возстать и освободиться.Тотъ, кто сломилъ только что Австрію и въ Аустерлице померялся силами съ Россіей, скоро столкнется съ Пруссіей и ея союзниками. Наполеонъ – провиденціальный врагъ державъ-участницъ раздела, следовательно, онъ – другъ, призванный спаситель Польши. Онъ двинулся въ походъ и каждый свой этапъ отмечаетъ победой; онъ разсеиваетъ, какъ жалкую фантасмогорію, прусскую армію, онъ вступаетъ в Берлинъ, онъ приближается къ границамъ, бывшаго королевства; тогда всеми – ею въ особенности – овладеваетъ необыкновенное возбужденіе, какая-то лихорадка энтузіазма и надежды. Валевичъ далекъ отъ источниковъ новостей: где, какъ не въ Варшаве, она сможетъ во-время узнавать все? Ея мужъ, тоже патріотъ, ездившій въ XI г. въ Парижъ посмотреть на Перваго Консула и представленный тогда ему, предлагаетъ ей ехать въ городъ. Они приезжаютъ туда, устраиваются. Домъ у нихъ поставленъ на очень приличную ногу, потому что надо соблюдать свой рангъ, а, кроме того, молодая женщина должна вступить въ светъ. Она чувствуетъ, что ей многаго не достаетъ для этого; она боится за свой французскій языкъ; она робка и не чувствуя никакой опоры ни со стороны семьи, ни со стороны знакомствъ и связей, страшно боится показаться въ светъ, а особенно боится появиться подъ Бляхой – во дворце князя Іосифа Понятовскаго, центре высшаго общества. Подчиняясь приказаніямъ мужа, она решается сделать только некоторые необходимые визиты, но этимъ и ограничивается. Она живетъ, такимъ образомъ, въ полной безвестности и, несмотря на ея красоту, никто не обращаетъ на нее вниманія.Приходитъ весть, что скоро прибудетъ Императоръ и все волнуются, все стараются приготовить ему въ Варшаве еще лучшій пріемъ, чемъ пріемъ, оказанный въ Позене. Все перевернуто вверхъ дномъ. Наполеонъ долженъ остаться доволенъ: отъ этого зависитъ судьба Польши. Молодая жешцина желаетъ первой приветствовать его и не разсуждая, не понимая того, что делаетъ, она приглашаетъ одну изъ своихъ двоюродныхъ сестеръ сопровождать ее, вскакиваетъ въ карету и мчится, преодолевая все препятствія, въ Броне. * * * Проводивъ взглядомъ императорскую карету, она долго стоитъ на месте, какъ зачарованная. Чтобы заставить ее очнутъся, ея подруге пришлось окликнуть ее, толкнуть ее. Она старательно заворачиваетъ тогда въ батистовый платокъ букетъ, который поднесъ ей Императоръ, садится въ карету и возвращается къ оебе только поздно ночью.Она твердо решила сохранить полнейшее молчаніе объ этой поездке, не представляться Императору, не присутствовать ни на одномъ празднике; она и подругу свою очень просила молчать, но та слишкомъ гордится всемъ этимъ приключеніемъ, чтобы не разсказать о немъ. Однажды утромъ князь Іосифъ Понятовскій присылаетъ къ ней узнать, въ которомъ часу ее можно видеть. Онъ приходитъ после полудня и, желая показать, что ему все известно, хохочетъ, приглашая ее на балъ, который онъ устраиваетъ. Она краснеетъ, смущенно говоритъ ему, что не понимаетъ въ чемъ дело; онъ объясняетъ ей, что за однимъ изъ обедовъ, устроенныхъ въ честь Императора, Наполеонъ обратилъ было вниманіе на княгиню Любомирскую; съ техъ поръ старались все время показывать ее ему; но Дюрокъ разсказалъ теперь, что если его повелителъ выказывалъ княгине некоторое вниманіе, то потому, что она напоминала ему одну прелестную незнакомку, виденную имъ на почтовой станціи Броне. Кто эта незнакомка? Дюрокъ разсказалъ все подробности этого происшествія, подробнейшимъ образомъ описалъ наружность и туалетъ дамы; но Понятовскій не могъ все же догадаться, терялъ уже надежду узнать, о комъ идетъ речь, когда нескромность ея спутницы поставила его на верный путь и вотъ онъ здесь.Императоръ запомнилъ ее; она должна пріехать на балъ. Она отказывается; онъ настаиваетъ: «Кто знаетъ, – говоритъ онъ, – быть можетъ небо изберетъ васъ орудіемъ, чтобы вернуть намъ отечество!» Она решительно отказывается и онъ уходитъ раздосадованный; но какъ только онъ ушелъ, докладываютъ последовательно о прибытіи самыхъ видныхъ представителей Польши, «государственныхъ мужей, авторитетъ коихъ основанъ на уваженіи, на общемъ почтеніи и на доверіи къ нимъ, въ виду ихъ поведенія и ихъ мудрости». Каждому изъ нихъ известно, въ чемъ здесь дело и каждый разсыпается въ комплиментахъ и тонкихъ намекахъ. Мало того: на помощь имъ приходитъ супругъ. Онъ одинъ не знаетъ о томъ, что произошло въ Броне; въ ихъ настойчивости онъ видитъ ни что иное, какъ почтеніе со стороны равныхъ къ занимаемому имъ положенію, одобреніе со стороны общества за выборъ третьей жены, сделанный вне своего круга и павшій на эту молодую жешцину; онъ настаиваетъ еще решительнее ихъ, говоритъ ей, что ея робость смешна и происходитъ просто отъ непривычки къ обществу. Онъ не только проситъ, онъ приказываеть. Тогда она уступаетъ; она поедетъ на балъ. Она ставитъ съ своей стороны, лшиь одно условіе: такъ какъ все дамы уже представлены, то пусть ее не представляютъ въ отдельности, это смутитъ ее еще больше.Наступаетъ решительный день: мужъ торопитъ ее; онъ боится пріехать, когда Императора уже не будетъ. Онъ делаетъ ей замечанія, критикуетъ ея нарядъ; онъ хотелъ бы видеть на ней что-нибудь исключительно элегантное и нарядное, а она выбрала платье изъ гладкаго белаго атласа съ газовой туникой и убрала себе волосы только діадемой изъ листьевъ. Она является. Она проходитъ по салонамъ, сопровождаемая одобрительнымъ шепотомъ гостей. Ее сажаютъ между двумя дамами, которыхъ она не знаетъ, и тотчасъ же Іосифъ Понятовскій бросается къ ней и становится позади нея: «Васъ ждали съ нетерпеніемъ, – говоритъ онъ, – вашъ пріездъ доставилъ большую радость. Ваше имя заставили повторить несколько разъ, чтобы заучить его напамять. Посмотревъ на вашего мужа, пожали плечами, говоря: несчастная жертва! и мне приказали пригласить васъ танцовать».– Я не танцую, – отвечаетъ она. – Мне совершенно не хочется танцовать.Князь отвечаетъ, что это приказъ, что Императоръ следитъ, исполняютъ ли его; что если она не будетъ танцовать, это скомпрометируетъ его, что успехъ бала зависитъ только отъ нея. Она отказывается все решительнее. Понятовскому остается одно: найти Дюрока и разсказать ему все; Дюрокъ докладываетъ Императору.Вокругъ прелестной незнакомки увиваются самые блестящіе офицеры генеральнаго штаба. To, что уже не тайна для поляковъ, продолжаетъ быть тайной для французовъ. Наполеонъ пускаетъ тогда въ ходъ самыя решительныя средства, чтобы отстранить этихъ плохо осведомленныхъ соперниковъ. Больше всехъ усердствуетъ Людовикъ де Перигоръ; Императоръ подзываетъ Бертье и приказываетъ ему немедленно же послать этого адъютанта въ 6-й корпусъ въ Пассаргъ. Перигора сменяетъ Бертранъ; снова подзывается Бертье: Бертрана немедленно же отправить на главную квартиру принца Жерома, подъ Бреславль.Между темъ танцы пріостановлены; Императоръ проходитъ салоны, разсыпая кругомъ себя фразы, которыя онъ хотелъ бы сделать любезными, но онъ занятъ совсемъ другимъ и эти любезности попадаютъ совершенно не по адресу.У одной молоденькой девушки онъ справляется, сколько у нея детей, одну старую деву спрашиваетъ, не ревнуетъ ли ее мужъ за ея красоту, одну чудовищно толстую даму – любитъ ли она танцовать. Онъ говоритъ, какъ бы не думая, не слушая именъ, которыя ему называютъ, которыя ничего не вызываютъ у него въ уме изъ заученнаго урока, и взглядъ, и вниманіе его целикомъ направлены къ той, которая одна только и существуетъ въ этотъ моментъ для него.Онъ приближается къ ней; соседки толкаютъ ее локтями, чтобы она встала; и, поднявшись, страшно бледная, съ опущенными глазами, она слышитъ: «Белое не идетъ къ белому, сударыня, – говоритъ онъ очень громко и прибавляетъ почти шепотомъ: – Я имелъ право ждать иного пріема после…» Она ничего не отвечаетъ.Онъ смотритъ на нее съ минуту и идетъ дальше.Черезъ несколько минутъ онъ уходитъ съ бала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29