– Что ей здесь нужно? Гарда пожала плечами:
– Даже она сама этого не знает. Может быть, удовлетворить свое любопытство, а может быть, Киарр прислал ее разведать обстановку. Киарр хочет заполучить Галлхиел, не саму крепость, а то, что связано с ней. Власть, богатство, хочет стать главой клана. Он продаст душу дьяволу за это.
– Лаоклейн знает об этом?
– Да, твой муж не глупец, но первый шаг должен сделать Киарр. Когда он покинет свою отвратительную крепость в горах, вот тогда Лаоклейн должен будет позаботиться о своей безопасности.
– Но если род не принял его раньше, почему он думает, что люди сделают это сейчас?
– Они были верны Дункану, главе, который смело вел их в бой, хотя они и потерпели поражение. Все эти годы они считали Лаоклейна предателем, а это для горца самое худшее обвинение. Он начал завоевывать их веру, начал уверенно, и я не знаю, что может сделать Киарр, чтобы опозорить его. Я действительно знаю, что нет на земле более жестокого и более хитрого человека, чем Киарр. Лаоклейну нужно быть предельно осторожным.
– А жена Киарра, она такая же, как он?
– Она гораздо искуснее. – Гарда остановилась, подыскивая слова для объяснения. – В гневе Киарр подобен быку, не видит ничего, кроме своей жертвы – предмета, вызывающего его злость. Каиристиона же подобна змее, она может оставаться неподвижной бесконечно долго, но когда она наносит удар, то он оказывается смертельным. Лесли объединила в себе черты обоих родителей. Возможно, самые худшие их черты. Будь осторожна, миледи, она способна причинить много зла.
Гарда ушла, оставив много пищи для размышлений, хотя ее предупреждения только усилили интуитивное отвращение Дары к Лесли. Чувство опасности возросло и оттого, что Лесли в качестве посланницы своего отца могла означать зло не только для одной Дары, но и для Галлхиела, и куда хуже, для Лаоклейна. Дара поклялась, что не спустит глаз с Лесли, за исключением того времени, которое она будет проводить в своей комнате. Лесли будет постоянно сопровождать или Гарда, или она сама, как бы неприятна ни была эта задача.
Когда к вечеру Дара вышла из своей спальни, она не очень изменилась. Она вымыла волосы, и они свободно лежали на спине, их цвет был похож на пожелтевшие осенние листья. Ее слегка обволакивал аромат душистого мыла. Бархатное платье цвета лесной зелени подчеркивало ее стройную фигуру. Кудри были завязаны лентой из той же ткани.
Лаоклейн вернулся домой в ожидании уюта и покоя, созданного Дарой в Галлхиеле, но его встретили напряжение и враждебность. Источник был видимый и, одновременно, неприметный. Дара спокойно представила ему Лесли.
Удивление Лаоклейна доставило удовольствие дочери Киарра.
– Не сомневаюсь, Лаоклейн, ты помнишь меня девочкой со слишком длинными ногами, чья откровенность ставила человека в неловкое положение.
– Лучше бы я тебя не знал, Лесли, – лениво признался Лаоклейн. Его глаза следили за красивыми движениями Дары, когда она наливала ему кружку эля.
Лесли заговорила опять, привлекая к себе внимание Лаоклейна:
– Я больше не эльф, лишенный изящества, но такая же откровенная, и этим создаю неудобства. Гарда может подтвердить это. – Она с вызовом посмотрела на Гарду, но та ничего не ответила.
Лаоклейн не обратил внимания на то, как они обменялись враждебными взглядами.
– Как поживает Киарр?
– Мой отец сам определяет, что хорошо, что плохо. Сейчас он не находит себе места и мучает мать своим отвратительным настроением, но он здоров.
– Каиристиона более чем подходит ему. Мы их скоро здесь увидим?
Она улыбнулась:
– Конечно, кузен.
Дунстан стал спрашивать ее о других членах клана. С теми, о ком он расспрашивал ее, он расстался всего лишь несколько недель тому назад, но жизнь движется быстро, у горцев она полна опасностей. И не только Дунстану было интересно узнать, кто родился, а кто умер.
Позже, за ужином, когда они ели горячие пироги с олениной и дичью, Лаоклейн имел возможность наблюдать за скрытой враждебностью между Дарой и Лесли. Они вели слишком вежливый разговор, а глаза их вспыхивали так, как будто они наносили друг другу удары кинжалом. Он не сомневался, что подстрекателем была Лесли. Ведя беседу, она скрытно пыталась удовлетворить свое любопытство, чему она научилась у Каиристионы. Методы Киарра были более жестокими. Его характер, как и его имя, восходил к норвежским предкам клана. Его семья старалась избегать проявления худших черт его характера, а также направляла их против других.
Лесли повела себя неосторожно, заметив, что семья Дары не одобрила бы ее выбора, когда она с такой легкостью предпочла Шотландию Англии.
Дара отнеслась к этому предположению спокойно, но ответила твердо:
– Я выбрала человека, а не страну, и я ничего не должна объяснять. Если ты так любопытна, расспроси Бретака или любого из тех, кто ехал из Атдаира, они могут тебе все рассказать, если ты не решаешься расспросить Лаоклейна.
Лесли покраснела, встретившись взглядом со своим кузеном. Он был мрачен. Он знал, как и она, что вопросов больше не будет. Он безжалостно подавит любую дерзость, на которую она решится. Так же поступит любой из его людей.
Он осушил свою кружку и встал. Это был знак для всех, что пора идти ложиться спать.
Он подал руку Даре и пожелал Лесли спокойной ночи. Она не встала, но глазами проводила их из комнаты. Она медленно подняла свой бокал и отпила вино. Оно было теплым. Слуги стояли сзади в ожидании, чтобы начать убирать со стола. Лесли не обращала на них внимания. Она сидела, нахмурившись, а пальцами непроизвольно водила по гравировке своего пустого бокала.
Киарр подчеркивал простоту своего плана, она же столкнулась с трудностями. Отношение ее кузена к своей жене-англичанке было не таким легковесным, как они думали, и убрать ее будет трудно, потому что его люди приняли ее полностью. Не было признаков возмущения и недовольства, которые Киарр советовал использовать для своего преимущества. Члены клана, вернувшиеся из такого далека, не жаловались. Они сплотили свои ряды вокруг своего главы. Лесли видела подозрительные взгляды, которые бросают в ее сторону, хотя их и пытались скрыть.
На ее лице было жестокое упрямство. Она отодвинулась от стола и встала, чтобы уйти из зала.
Дверь большой комнаты была плотно закрыта. В спокойном и теплом уединении Дара переодевалась в ночную рубашку. Она тихо щебетала, а Лаоклейн осторожно наблюдал за ней, когда она стала умываться над умывальником.
– Тебе не нравится Лесли.
– Это я ей не нравлюсь, однако же не настолько, чтобы открыто негодовать по поводу моего присутствия здесь, – ответила она, не поворачиваясь.
Она не могла видеть его беспокойного жеста.
– Лесли всего лишь неуправляемый ребенок.
Дара повернулась, вспомнив слова Гарды. Лаоклейн стоял рядом с ней.
– Она не ребенок, и я боюсь, она выражает взгляды твоего дяди. Как он посмотрит на меня, дорогой? Как на твою хорошенькую английскую шлюху?
Он крепко схватил ее за плечи, разозлившись на слова, которые она выбрала.
– Он сильно рискует, если посмеет так назвать тебя.
– Он захочет шотландку для Галлхиела, – упорствовала Дара. – Гэльскую девушку.
Его глаза сделались темными и узкими, когда он встретил ее беспокойный взгляд. Ее нежные глаза сводили его с ума. Он притянул ее ближе:
– Будь проклят Киарр, Лесли и любая другая девушка. Есть только ты, Дара Райланд. И англичанка, и шотландка. Для меня никакой другой не существует.
Они в едином порыве опустились на меховой ковер. Он снял рубашку с ее плеч и поцеловал их. Она дотронулась до его волос и обвила ими свои пальцы. Он сбросил с нее рубашку и жадно стал наслаждаться открывшейся ему красотой ее тела. Когда он отошел, чтобы снять свою одежду, она не могла дождаться его возвращения. Его руки, сильные и крепкие, были нежными до боли, когда он ласкал ее грудь, живот и бедра. В Даре загорался огонь, который он разжег в ней без труда.
Они целовались и ласкали друг друга до тех пор, пока не достигли высшего блаженства. Fix тела слились в страстном желании. Он крепко обнимал ее, и она, счастливая, льнула к нему.
Когда Дара проснулась, утреннее солнце с любопытством подсматривало в ставни, но в комнате все еще был полумрак. Она не шевелилась, так как они спали обнявшись и сейчас лежали в том же положении. Комната медленно наполнялась светом, но мысли, предвещавшие дурное, не покидали ее. Даже сейчас, убаюканная в руках Лаоклейна, она не могла отогнать свой страх. Вместе с Лесли в дом вошла тревога, и она останется здесь до тех пор, пока Лесли будет находиться в крепости.
Лаоклейн проснулся. Он крепко обнял ее. Губами он нежно коснулся ее плеча, которое ощущало его дыхание еще минуту назад. Она радостно повернулась к нему.
Встав, Дара оживилась. Она быстро умылась, оделась: впереди ее ждала самая приятная часть дня – утренняя верховая прогулка с Лаоклейном. Хотя в долине дули сильные ветры, они стали менее обжигающими. Зиме приходил конец. Поля были влажными, ветки на вершинах деревьев медленно просыпались под лучами солнца.
Дара уже знала многих крестьян по именам, потому что, как бы рано они ни выезжали на прогулку, крестьяне уже были на своих полях. Каждый день выполнялись пожелания Лаоклейна. На участках земли, предназначенных для посевов, камни были убраны полностью. Участки отгородили каменными заборами. Оставшаяся часть долины пойдет под травяные поля для стада, которого пока еще не было.
В это утро они пришпорили своих лошадей и, удаляясь от замка, пустили их в галоп. Дара смотрела на Лаоклейна, сильного и высокого. Она думала о том, что скоро на долгое время она будет вынуждена приостановить ежедневное удовольствие, которое она получала от этих прогулок. Ее подозрения медленно начинали подтверждаться. Она боялась реакции Лаоклейна. Почувствует ли он гордость и радость или припишет ребенка Руоду, и тогда будет еще один безымянный ребенок в этом роду?
Их безудержный галоп прогнал ее страхи, ветер разметал их так же, как он разметал ее волосы. Солнце полностью взошло и согревало их. Они остановились, чтобы поговорить с крестьянами на полях.
Мужчины с широкими мускулистыми спинами поднимали с земли огромные камни и плотно укладывали их друг на друга, а затем промазывали их известковым раствором. Эта работа выполнялась несколькими молодыми людьми и была им не в тягость. Высохшая на солнце известь делала забор таким же крепким, как горы.
Мужчина, который был к ним ближе всех, приостановил свою работу. Его одежда из домашней шерстяной пряжи была испачкана известью. В мозолистую руку, которую он поднял для приветствия, глубоко въелась грязь, спина была прямой. Его взгляд выражал уважение к Макамлейду, а не раболепие. Он вежливо поклонился Даре, потом заговорил с Лаоклейном:
– Скучную работу ты нам дал, Макамлейд.
– Да, зато камень, если его убрать, больше не растет. Один раз сделав это, вы сможете посеять здесь все, что захотите. – Он кивнул в сторону остальных мужчин. – Приближаетесь к концу?
– Да, и слава Богу. Сейчас это легко сделать, а когда начнутся дожди, мы мало что сможем сделать.
– Кто-нибудь недоволен?
– Нет. То, что ты предлагаешь, поможет нам всем. Нам станет легче, и мы получим больше доходов. Но даже если бы это было не так, ты – глава рода. Никто не сказал бы ни слова против тебя.
Лаоклейн был доволен тем, что пользуется уважением у своих людей. Он добивался согласия, а не насильственного подчинения. Ему хотелось видеть, что его просьбы выполняются без злобы. Это и было исполнением его надежд.
Стук подков нарушил спокойствие утра. Они повернулись туда, откуда он слышался. На лицах крестьян растерянность сменилась удивлением и, наконец, восхищением, когда они узнали Лесли. У Дары же душа ушла в пятки. Лесли не смотрела на Лаоклейна. Ее лицо было спокойным, но только Дара знала, что это спокойствие фальшиво.
Лесли остановила своего коня в нескольких дюймах от Хефен. Лицо ее теперь выражало неудовольствие, она взглянула на Дару, потом на Лаоклейна.
– Ты рано встаешь, милорд.
– Мой день начинается рано.
– Я думала поехать с вами. Несколько лет я не была в этой долине.
– Ты можешь отправиться с нами в любое утро, – предложил он небрежно.
Дара знала, что женщине из его рода это не понравится.
Она улыбнулась про себя, когда Лесли высокомерно взмахнула перед собой кнутом и спросила:
– Что здесь делают?
Лаоклейн слегка улыбнулся.
– Выполняются мои распоряжения по вопросам, которые едва ли тебе интересны.
– Мне интересно все в Галлхиеле!
– Не сомневаюсь, – сухо сказал он. Лесли покраснела.
Услышав подсказку дьявола, Дара сказала слишком сладким голосом:
– Нет беды в том, что леди Лесли будет знать будущее Галлхиела. Ведь она твоя кузина, Лаоклейн.
Ее снисхождение было вознаграждено ядовитым взглядом Лесли, первым признаком того, что ее присутствие наконец было замечено.
Лаоклейн был откровенно удивлен.
– Нет беды, – согласился он, – но у меня нет времени. – Он повернулся к Лесли. – Ты вернешься с нами или закончишь свою прогулку?
– Я уже закончила, – сказала она угрюмо.
Их насмешка над ней не укрылась от нее. Настроение у нее испортилось.
Небольшой грубоватый конь Лесли был такой же норовистый, как и его хозяйка. При любой возможности он кусал удила и стучал копытами. Он даже отважился бросить вызов игреневому жеребцу Лаоклейна, подталкивая его, но огромный рыжий конь не удостоил вниманием его дерзость.
Наблюдая, как лошадь, подвергая себя опасности, бросилась вперед по узкой горной тропе, Дара была вынуждена признать в Лесли смелую и прекрасную наездницу.
Она также была вынуждена признать успех Лесли, столкнувшись с ней на следующей неделе. Если намерением Лесли было внести сумятицу в домашнее хозяйство в Галлхиеле, подменив хозяйку, то это ей удалось. Слуги скоро стали путать, кому они должны подчиняться, даже когда старались служить обеим хозяйкам. Это оказалось невозможным. Требования Лесли неизбежно сталкивались с требованиями Дары. Замечания Гарды в адрес девушки были напрасны, а Дара молчала. Гордость и чувство собственного достоинства не позволяли жаловаться ни Лаоклейну, ни Гарде.
Гарда умоляла, а Дара оставалась непреклонной, и перед лицом испытаний, преследовавших ее, Гарда не решилась увеличить их еще и своей собственной неверностью. Итак, она обратилась к женской хитрости и излила свою злобу и беспокойство на ухо своему мужу. Дунстан правдиво обо всем рассказал Лаоклейну.
Эта избалованная дьяволица не очень беспокоила Лаоклейна в прошлом. Сейчас он питал к ней еще меньший интерес. Итак, когда покой Лаоклейна был нарушен, он знал, откуда пришла его беда.
Лаоклейн понимал, что может заставить Лесли покинуть Галлхиел, но ради самого себя он не хотел этого делать. Выговор Лесли уладил бы дело, но Дара не успокоилась бы. Он знал, что ей нужно. Думая обо всем этом, он попросил Никейла собрать всю домашнюю челядь.
Люди заполнили большой зал. Его охрана с любопытством стояла вдоль стен, спокойно и терпеливо. Слуги сбились в груду, молчали и чувствовали себя неловко, хотя они знали Макамлейда только как справедливого человека. Дара стояла рядом с Лаоклейном, тихо, в напряжении, зная, что сейчас должно произойти, хотя ей никто об этом не говорил. Лесли оперлась на длинный стол или не подозревая ничего, или с полным пренебрежением.
Глаза Лаоклейна переходили с одного лица на другое. На лицах было волнение и ожидание.
– Со дня моего прибытия сюда у меня не было претензий к вам, как и у вас ко мне. Вы хорошо служили мне, и ваша преданность не осталась незамеченной. Однако в последнее время среди вас происходит замешательство, и я устал от него. Приказы Дары должны выполняться, будь они ее собственные, или она передает мои приказы. Она ваша хозяйка. Больше никто не имеет права на ваше послушание, кроме тех, кто говорит от моего имени. Если возникнут сомнения, приходите с ними ко мне или к моей жене.
Когда он распустил людей, пренебрежение Лесли переросло в гнев. Лаоклейн не оставил никаких сомнений, никакой возможности для хитрых уловок. «Он объявил эту английскую суку женой при свидетелях», – думала Лесли. Теперь никто не сомневался в том, какое место занимает Дара в этом доме – место, которое Лесли была полна решимости обеспечить себе. Киарр требовал сделать это для дальнейшего продвижения своих планов. Злоба переполняла ее, когда мимо проходили слуги и каждый из них бросал на нее косой взгляд. В душе она проклинала Лаоклейна и пошла в свою комнату лелеять свою ненависть в одиночестве.
Дара поймала взгляд Лаоклейна, которым он ее провожал.
– Ты приобрел врага.
– Дочь Киарра здесь может быть только врагом, откровенным или тайным. Со дня ее рождения у нее была его манера приказывать. С того же самого времени у нее его ненависть и способность устраивать беспорядок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28