По знаку хозяина посыльный, партнер Дженни по фэн-тэну, проводил медлившего Джоко к их столу, где было немного светлее.– Вы не чувствуете, что в воздухе пахнет убийством и смерть витает надо мной на каждом углу? – прохрипел Джоко, падая на стул. Дрожащими руками он схватил бутылочку с водкой. Его лицо было багрового цвета.– Где он, Ли? Где тот кровожадный фений, которого ты прячешь в одном из своих опиумных притонов? Где тот ужасный человек, который пытается убить бедного школьного учителя, не сделавшего никому ничего плохого?– Настоящее имя Мика Мейхена – Мак Дара Мейхони, – слова Ли глубоко потрясли Джоко. – Он притаился и тихонько жиреет в Америке, скрываясь от своих врагов, которые замыслили убить его.– Не может быть! Мак Дара, что значит на гельском языке Сын Дуба! Да, ему обязательно нужно спрятаться. Но я – не враг ему! Отведите меня к этому человеку, чтобы я мог выразить свое восхищение одному из величайших героев Ирландии!– А как мы объясним ему, кто хочет его видеть? – подозрительно спросил Габриель. Он напряженно выпрямился и отодвинулся от Дженни. – Я знаю Мака. Но я не знаю вас, мистер Флинн, если, конечно, это ваше настоящее имя. Вы мне нравитесь, но я вас совсем не знаю. Случайная встреча на борту парохода недостаточное основание, чтобы слепо доверять вам. Вы выбрались с острова Эллис, используя Ингри как прикрытие. Потом вы размахивали револьвером. Теперь вы можете понять, почему такой человек, как Мак Дара, попросил меня, своего верного друга, проверить вас.– Скажите Мак Дара, что он убегает от своего соотечественника Джоко Джуд О'Флинна. Передайте, что я прошу простить меня за причиненные неудобства и волнения. Скажите ему, что сейчас в Нью-Йорке его злейший враг – англичанин Элвуд. Он должен остерегаться этого негодяя.– Джуд или Джудас? Джудас (Judas – англ.) – Иуда.
– на губах Габриеля играла тонкая улыбка.– Все в порядке, Гейб. Я знаю этого человека. Когда я услышал голос и увидел лицо, я его узнал. Последний раз я видел его под зелеными и оранжевыми флагами на платформе в Килкенни. Он блестяще говорил о нашем общем деле. Я стоял в толпе, слушая его, восхищаясь им. Мне хотелось бы также прекрасно владеть языком, – Мик вышел из темной задней комнаты. Он и Джоко заключили друг друга в крепкие дружеские объятия.– Подумать только, если бы мы посмотрели друг другу в глаза, скольких бед мы смогли бы избежать, Мак Дара, – сказал Джок, глядя на своего героя. Он отступил, пораженный ужасом. – Боже мой, Мак, что с твоим лицом?Лицо Мака отекло и было болезненно бледным. Глаза прикрыты тяжелыми опухшими веками. Он уронил голову на грудь, грузно опустившись на стул.– По улицам Нью-Йорка, Джок, бродят наемные убийцы и шпионы, предатели и отступники, платные ищейки. Я стараюсь быть осторожным, но я устал прятаться и убегать, мой друг. Понимаешь, я даже не взглянул на тебя, не услышал твоего голоса. Для меня ты был очередным именем, а не человеком из Дублина. Ничем не отличался от любого наемного убийцы. И я покинул лучшее убежище, какое было у меня в Нью-Йорке. София Агнелли была мне как мать. Я хочу сделать ей подарок при встрече, если мы еще встретимся. Если я снова увижу ее. – Глаза Мака закатились, веки опустились.– Все это опиум, – пояснил Кау Ли. – Многие из тех, кто скрывается, в одиночестве тоскуют по родине и, пытаясь забыться, начинают курить опиум. Если вы не заберете отсюда нашего друга Мак Дара, он никогда не сможет покинуть китайский квартал. Если его не убьют враги, он погибнет от опиума. ГЛАВА 30 Ресторан Кау Ли они покинули, когда на востоке уже разгорелась заря. Джок и Мак, подкрепленные чашкой крепкого черного кофе, последовали за друзьями. Они шли по пустынной Мотт-стрит. Кофе, выпитый в огромных количествах, многочасовые воспоминания о прошлом, о далеком доме, надежды на землю обетованную, Америку, которые привели их или их далеких предков, как у Карвало, в Нью-Йорк, взволновали их.– Если к утру ты меня не разлюбила, скажи: «Я люблю тебя», – шептал Габриель на ушко Дженни. Они отстали от своих друзей, направившихся к коляске.– А ты заставь меня сказать это, – пошутила Дженни.Он поднял ее и начал кружиться, как в танце. – Я все еще люблю тебя! – ответ прозвучал нежно и чувственно. – Да, все еще люблю. – Габриель поставил ее на тротуар. – Я не это имела в виду, когда просила «заставь меня сказать».– Помнишь ночь на борту «Принца Вильгельма», когда… когда мы впервые узнали друг друга? – Он улыбнулся милой, подкупающей улыбкой. – Помнишь, я сказал тогда, что одинок? Помнишь? – настойчиво повторил он.Дженни кивнула. Жаркая страсть, пылавшая в его глазах, была почти пугающей.– Разве можно это забыть, Габриель?– Теперь я знаю, я оставался одиноким ради тебя, Дженни. Я много путешествовал. Я искал тебя, cara. Мы подходим друг другу. Я понял это с той первой ночи, когда мы говорили… прикасались друг к другу, любили. Я не сразу понял это, – он положил руки ей на плечи и повернул к себе. – Я люблю тебя, Дженни Ланган, но не могу найти подходящих слов в английском языке. Я хочу, просыпаясь по утрам, всю свою жизнь слышать твой нежный, сладостный… чуть хрипловатый голос. Хочу подарить тебе весь мир. И я сделаю это.– Любовь сама по себе огромный подарок. Хочу, чтобы ты любил меня, Габриель Агнелли. Знаешь, что мы сделаем сейчас? Поедем к статуе Свободы. Потом пойдем домой, снимем наши сказочные одежды и отправимся на работу. Для нас снова начнется наша настоящая жизнь. Пока не кончилась волшебная сказка, я хочу увидеть Либерти. * * * Друзья тоже захотели поехать в гавань. Все, кроме Дженни и Габриеля, уснули под мерный цокот копыт на мягких подушках в коляске Карвало, которая плавно катилась по улицам просыпавшегося города. Передовой отряд рабочих – пекари, молочники, уборщики улиц – уже начал свой рабочий день. В воздухе витал аромат свежего хлеба. Хозяева подметали тротуары перед своими магазинами. Уличные торговцы кормили лошадей у платной конюшни. Из фургонов выгружали лед, который уже начал таять от тепла летнего утра.– Первый раз мы увидели мисс Либерти рано утром, когда солнце освещало ее лицо, – Дженни сонно улыбнулась.– Такой пару часов назад ее видели пассажиры из вон того, прибывшего парохода, что швартуется сейчас в гавани. Мне кажется, он из Италии. – Габриель прищурился. Яркие блики солнца, отражавшиеся в воде, слепили глаза.– Тогда ее корона светилась, словно нимб. Сейчас тоже. – Их пальцы сплелись. – Как много произошло с того дня, за четыре-пять месяцев, правда? – Ее сдержанное высказывание было оценено жарким поцелуем, который увидел только Джоко, сон которого был очень чуток. Он покраснел и крепко сжал веки.– Не знаю, cara, – Габриель старался говорить серьезно. – Много ли это? Двое встретились, полюбили друг друга, решили пожениться и прожить вместе всю жизнь. Возможно, это действительно очень много, а, может быть, простое повседневное чудо? – Его губы тронула улыбка. Дженни засмеялась и поцеловала его.Когда коляска остановилась, Джоко широко распахнул глаза. Проснулись Алонзо и Джеси. И только Мак продолжал спокойно спать, слегка похрапывая. Габриель выпрыгнул из коляски с изяществом, которое не переставало возбуждать чувственность Дженни, всегда готовую перерасти в пылающую страсть. Он взял ее на руки, Дженни поцеловала его и медленно провела языком по его губам. В его глазах горело желание.– Скоро, cara, скоро, – сказал Габриель глухо и хрипло. – Визит к мисс Либерти – твой каприз, а не мой. – Его низкий голос и обольстительная улыбка были определенно греховными. Трепещущая от возбуждения, Дженни кивнула, взяла его под руку и прильнула к нему.– Пройдемся по пирсу, встретим первый паром с острова Эллис, а потом поедем домой, – предложила Дженни.Они купили три яблока у старой торговки. Каждый с жадностью вонзил зубы в сочную мякоть плода. Третье яблоко решили оставить про запас.Пароход, на палубах которого столпились взволнованные пассажиры, пришвартовался. После долгого утомительного пути в переполненных душных трюмах лица людей были бледными, усталыми, обеспокоенными. Спустили сходни. Мимо Габриеля и Дженни неслась взволнованная толпа – мужчины, женщины, дети. От их одежды пахло островом Эллис, тяжелым запахом инсектицидов. Нахлынул гул голосов, говорящих на разных языках. Перекрывая шумные крики и восклицания, над толпой взлетел полный отчаяния и радости голос:– Габриель! О, мой любимый Габриель! Дженни удивленно смотрела на него:– Есть ли такое место, где бы тебя не нашли… не узнали… и не приветствовали с восторгом поклонницы и друзья? Габриель, что с тобой? У тебя… жуткий вид. Что случилось, милый?Выражение лица Габриеля быстро менялось неверие, смущение, ярость. Глаза погасли и стали безжизненными. К ним пробиралась молодая женщина в черном. По ее поразительно красивому лицу струились слезы.– Фиамма! – Пальцы Габриеля сжались, едва не раздавив ладонь Дженни. Упало сердце, сдавило горло.Женщина говорила быстро, пылко, умоляюще. Габриель был холоден как лед. Взволнованная итальянская речь сопровождалась бурными жестами и вздохами. Дженни переводила взгляд с одного лица на другое. Потом стала смотреть на Габриеля, не отводя взгляда. На смену гневу к нему пришли боль и отчаяние. Рука Дженни все еще лежала в его ладони. Агнелли похлопал Фиамму по плечу. Дженни попыталась выдернуть руку, но он не отпустил.– Послушай меня, Дженни. Фиамма явилась в Америку, чтобы выйти за меня замуж, – сказал он уныло. Женщина прислушивалась к его словам, но ее лицо оставалось бесстрастным, словно она ничего не понимала.– Но Федерико сказал, что она… А что случилось с французом, с которым она убежала? – То надежда, то отчаяние охватывали Дженни. Она пыталась создать эмоциональный барьер, чтобы защитить свое сердце, – оно разобьется, если она потеряет Габриеля. «Этого не может быть», – твердила она себе, отметая услышанное и увиденное.– Все было не так, как сказал Федерико. Фиамма уехала из дома и работала у него в бистро.Ей нужно было заработать деньги на дорогу в Америку… чтобы найти меня.– И ей это удалось? Не так ли, Габриель? Что же теперь будет? – Дженни посмотрела на женщину и нежно улыбнулась.– Она хочет обвенчаться прямо сейчас, – Габриель нахмурился.– Ты сказал ей о нас, о наших планах? Дженни без улыбки смотрела на Фиамму. Она красивая женщина, маленькая, пухленькая. У нее округлые бедра и полные груди, тонкая талия. Дженни – высокая, стройная, статная. Габриель говорил, что у нее элегантное, чувственное тело. У Фиаммы, напротив, пышные формы, которые нравятся далеко не всем мужчинам. Глядя в унылое лицо Дженни, женщина перестала плакать и, самодовольно улыбаясь, пристально уставилась на блондинку, признав в ней соперницу.– Нет, я еще ей ничего не сказал, cara. Это дело чести, гордости и достоинства. Ей надо сообщить об этом… помягче, поосторожнее. Она пустилась в дальний путь, чтобы найти меня.– Я тоже, – Дженни улыбнулась с иронией. – Ну что ж, отправимся домой все вместе, будто ничего не случилось? – Габриель молча кивнул. Дженни тоже молчала. Ей было больно, и она злилась. Несколько минут назад он говорил о своей любви, а теперь…– Фиамма провела на пароходе двенадцать дней. Мы не спали всю ночь. Не время и не место начинать столь деликатный разговор. Сегодня после ужина я все ей объясню. София успокоит ее.– А, София! – Фиамма счастливо улыбнулась. «Вечером будет уже слишком поздно, как трудно пережить этот долгий день, – подумала Дженни, не зная, останутся ли они с Габриелем навсегда. – Сможет ли она вынести неизвестность? Если он выберет ее, Дженни, не будет ли он потом обвинять ее всю жизнь в своем сердце, что она запятнала его репутацию, заставила его потерять честь, которой он так дорожит? Не будет ли между ними незримо витать тень Фиаммы, обвиняя и осуждая? Лучше покончить со всем этим прямо сейчас, – решила Дженни, – чем видеть всю жизнь раскаяние, стыд Габриеля, слышать его упреки».– Фиамма всегда стояла и будет стоять между нами, Габриель. Скажи, разве я не права? – спросила Дженни. Агнелли отвел глаза и уставился на небо. Полилась бурная итальянская речь. Он то ли молил о чем-то небеса, то ли проклинал кого-то.– Дженни, неужели ты не в силах потерпеть несколько часов до вечера?– К вечеру я уеду. Габриель, я сказала, что люблю тебя, и это было… есть правда. Но я ни разу не согласилась выйти за тебя замуж. Насколько я понимаю, ты – свободный мужчина. Тебе нечего беспокоиться о моей чести, – в глазах Дженни стояли злые слезы.Она резко повернулась и пошла к ожидавшей коляске. Габриель побрел за ней. Позади плелась Фиамма, склонившаяся под тяжестью своих вещей. Всю дорогу женщина трещала без умолку. Она прижималась к Габриелю и пыталась поцеловать его в губы, но натыкалась то на ухо, то на щеку. Сжав губы, он все время отворачивался от нее.– Дженни, послушай, пожалуйста. Честное слово, cara, все будет хорошо, – его глаза, его голос были наполнены нежностью и мольбой. В голосе Фиаммы появились визгливые нотки, и она с еще большим пылом пыталась дотянуться до губ Габриеля. Наконец, он не выдержал и сдался. Торжествующая женщина быстро поцеловала его. Дженни печально улыбнулась и кивнула.– Дженни! – Он вспыхнул. Гнев его нарастал. – Будь благоразумна. – Она отвернулась. Фиамма продолжала болтать. Проснулся Мак Дара, уставился на хорошенькое – по его понятиям – женское личико и тут же уснул. Джеси стал вежливо рассказывать женщине об улицах Нью-Йорка, по которым они проезжали. Он нежно поглядывал на ее полные груди. Алонзо, сидя рядом с кучером, время от времени оборачивался назад. Он размышлял о хитросплетениях судьбы, столкнувшей его, уважаемого гражданина Нью-Йорка, со всеми этими иностранцами – шведами, итальянцами, ирландцами, китайцами – их политическими интригами, не говоря уж о сердечных делах. Он слышал, как резко Габриель разговаривал с приезжей, очень несдержанной женщиной. Что бы он ни сказал, – а говорил он по-итальянски – Фиамма успокаивалась, но через минуту снова бросалась к нему, неприлично демонстрируя свою любовь. Алонзо показалось, что она без ума от Габриеля, который страстно любил красавицу Дженни. Хотя Дженни чувствовала себя оскорбленной и была сердита на Агнелли, было заметно, что она тоже любит его. Алонзо глубоко вздохнул, глядя на сына. Он считал его волокитой. Джеси любил Дженни, Но старался скрыть свои чувства, флиртуя, как обычно, с любой женщиной, попадавшей в его поле зрения. На этот раз рядом оказалась сирена Фиамма, которая не понравилась мистеру Карвало с первого взгляда. Она казалась ему неискренней, хитрой, изворотливой. Он невзлюбил ее только за то, что она, возможно, совсем немного, но знала английский. Взглянув через плечо, он заметил ее понимающий взгляд, когда Габриель заговорил с Дженни.– Дженни, ты будешь моей женой. Если бы Фиамме и мне было суждено пожениться, свадьба уж давно бы состоялась. Я все ей объясню в подходящее время… очень скоро. – Габриель говорил тихо. Из-за цокота копыт его могли услышать только Фиамма, которая, конечно, не понимала английского, и Дженни, которая была холодна и сдержанна. Она смотрела ему прямо в глаза, вежливо улыбалась словам Фиаммы, хотя совсем не понимала, что та говорила.– Габриель, она рассчитывает на тебя. А я сама могу позаботиться о себе. Ты и я… – пыталась она что-то объяснить ему.– Да, ты и я – мы, вот что имеет значение. Для меня не существует другой женщины, кроме тебя. Мне нужна твоя любовь, Дженни Ланган. – У Дженни сжалось горло. Она была не в силах сказать ни слова. Габриель впал в отчаяние. – Дженни, неужели у тебя такое гордое и холодное сердце, что ты не хочешь дать мне несколько часов, чтобы я мог навсегда сохранить нашу любовь?Дженни настолько остро осознала свой эгоизм и мелочность, что тихо заплакала. Она понимала, что Габриель ни в чем не виноват. У нее разрывалось сердце от его печального голоса, тоскливых глаз, хмурого, несчастного лица. Она больше не может причинять ему боль. Федерико ошибся. Теперь им предстоит попытаться все исправить.– Любовь не имеет ничего общего с гордостью, Габриель Ангел, – сказала она, улыбаясь дрожащими губами.«Боже, – подумал он, – как она прекрасна!»– Мне очень жаль, Габриель, что я… отнеслась к тебе недоброжелательно и жестоко, но мне стало больно, потому что ты ничего не объяснил Фиамме. Ты простишь меня? – он кивнул. Любовь захватила его с такой силой, что он не нашелся, что сказать. – Боюсь, – продолжала она, – после того, что мы сказали друг другу сегодня ночью… о том, что мы значим друг для друга, я боюсь потерять тебя.– Никогда. Никогда в жизни мы не расстанемся, – его голос был проникнут решимостью, страстью. – Ты мне веришь?Дженни кивнула.– Джеси, поезжайте к себе домой. Мы дойдем пешком. Вы с мистером Карвало очень устали.– Ничего не желаю слышать, – строго сказал Алонзо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
– на губах Габриеля играла тонкая улыбка.– Все в порядке, Гейб. Я знаю этого человека. Когда я услышал голос и увидел лицо, я его узнал. Последний раз я видел его под зелеными и оранжевыми флагами на платформе в Килкенни. Он блестяще говорил о нашем общем деле. Я стоял в толпе, слушая его, восхищаясь им. Мне хотелось бы также прекрасно владеть языком, – Мик вышел из темной задней комнаты. Он и Джоко заключили друг друга в крепкие дружеские объятия.– Подумать только, если бы мы посмотрели друг другу в глаза, скольких бед мы смогли бы избежать, Мак Дара, – сказал Джок, глядя на своего героя. Он отступил, пораженный ужасом. – Боже мой, Мак, что с твоим лицом?Лицо Мака отекло и было болезненно бледным. Глаза прикрыты тяжелыми опухшими веками. Он уронил голову на грудь, грузно опустившись на стул.– По улицам Нью-Йорка, Джок, бродят наемные убийцы и шпионы, предатели и отступники, платные ищейки. Я стараюсь быть осторожным, но я устал прятаться и убегать, мой друг. Понимаешь, я даже не взглянул на тебя, не услышал твоего голоса. Для меня ты был очередным именем, а не человеком из Дублина. Ничем не отличался от любого наемного убийцы. И я покинул лучшее убежище, какое было у меня в Нью-Йорке. София Агнелли была мне как мать. Я хочу сделать ей подарок при встрече, если мы еще встретимся. Если я снова увижу ее. – Глаза Мака закатились, веки опустились.– Все это опиум, – пояснил Кау Ли. – Многие из тех, кто скрывается, в одиночестве тоскуют по родине и, пытаясь забыться, начинают курить опиум. Если вы не заберете отсюда нашего друга Мак Дара, он никогда не сможет покинуть китайский квартал. Если его не убьют враги, он погибнет от опиума. ГЛАВА 30 Ресторан Кау Ли они покинули, когда на востоке уже разгорелась заря. Джок и Мак, подкрепленные чашкой крепкого черного кофе, последовали за друзьями. Они шли по пустынной Мотт-стрит. Кофе, выпитый в огромных количествах, многочасовые воспоминания о прошлом, о далеком доме, надежды на землю обетованную, Америку, которые привели их или их далеких предков, как у Карвало, в Нью-Йорк, взволновали их.– Если к утру ты меня не разлюбила, скажи: «Я люблю тебя», – шептал Габриель на ушко Дженни. Они отстали от своих друзей, направившихся к коляске.– А ты заставь меня сказать это, – пошутила Дженни.Он поднял ее и начал кружиться, как в танце. – Я все еще люблю тебя! – ответ прозвучал нежно и чувственно. – Да, все еще люблю. – Габриель поставил ее на тротуар. – Я не это имела в виду, когда просила «заставь меня сказать».– Помнишь ночь на борту «Принца Вильгельма», когда… когда мы впервые узнали друг друга? – Он улыбнулся милой, подкупающей улыбкой. – Помнишь, я сказал тогда, что одинок? Помнишь? – настойчиво повторил он.Дженни кивнула. Жаркая страсть, пылавшая в его глазах, была почти пугающей.– Разве можно это забыть, Габриель?– Теперь я знаю, я оставался одиноким ради тебя, Дженни. Я много путешествовал. Я искал тебя, cara. Мы подходим друг другу. Я понял это с той первой ночи, когда мы говорили… прикасались друг к другу, любили. Я не сразу понял это, – он положил руки ей на плечи и повернул к себе. – Я люблю тебя, Дженни Ланган, но не могу найти подходящих слов в английском языке. Я хочу, просыпаясь по утрам, всю свою жизнь слышать твой нежный, сладостный… чуть хрипловатый голос. Хочу подарить тебе весь мир. И я сделаю это.– Любовь сама по себе огромный подарок. Хочу, чтобы ты любил меня, Габриель Агнелли. Знаешь, что мы сделаем сейчас? Поедем к статуе Свободы. Потом пойдем домой, снимем наши сказочные одежды и отправимся на работу. Для нас снова начнется наша настоящая жизнь. Пока не кончилась волшебная сказка, я хочу увидеть Либерти. * * * Друзья тоже захотели поехать в гавань. Все, кроме Дженни и Габриеля, уснули под мерный цокот копыт на мягких подушках в коляске Карвало, которая плавно катилась по улицам просыпавшегося города. Передовой отряд рабочих – пекари, молочники, уборщики улиц – уже начал свой рабочий день. В воздухе витал аромат свежего хлеба. Хозяева подметали тротуары перед своими магазинами. Уличные торговцы кормили лошадей у платной конюшни. Из фургонов выгружали лед, который уже начал таять от тепла летнего утра.– Первый раз мы увидели мисс Либерти рано утром, когда солнце освещало ее лицо, – Дженни сонно улыбнулась.– Такой пару часов назад ее видели пассажиры из вон того, прибывшего парохода, что швартуется сейчас в гавани. Мне кажется, он из Италии. – Габриель прищурился. Яркие блики солнца, отражавшиеся в воде, слепили глаза.– Тогда ее корона светилась, словно нимб. Сейчас тоже. – Их пальцы сплелись. – Как много произошло с того дня, за четыре-пять месяцев, правда? – Ее сдержанное высказывание было оценено жарким поцелуем, который увидел только Джоко, сон которого был очень чуток. Он покраснел и крепко сжал веки.– Не знаю, cara, – Габриель старался говорить серьезно. – Много ли это? Двое встретились, полюбили друг друга, решили пожениться и прожить вместе всю жизнь. Возможно, это действительно очень много, а, может быть, простое повседневное чудо? – Его губы тронула улыбка. Дженни засмеялась и поцеловала его.Когда коляска остановилась, Джоко широко распахнул глаза. Проснулись Алонзо и Джеси. И только Мак продолжал спокойно спать, слегка похрапывая. Габриель выпрыгнул из коляски с изяществом, которое не переставало возбуждать чувственность Дженни, всегда готовую перерасти в пылающую страсть. Он взял ее на руки, Дженни поцеловала его и медленно провела языком по его губам. В его глазах горело желание.– Скоро, cara, скоро, – сказал Габриель глухо и хрипло. – Визит к мисс Либерти – твой каприз, а не мой. – Его низкий голос и обольстительная улыбка были определенно греховными. Трепещущая от возбуждения, Дженни кивнула, взяла его под руку и прильнула к нему.– Пройдемся по пирсу, встретим первый паром с острова Эллис, а потом поедем домой, – предложила Дженни.Они купили три яблока у старой торговки. Каждый с жадностью вонзил зубы в сочную мякоть плода. Третье яблоко решили оставить про запас.Пароход, на палубах которого столпились взволнованные пассажиры, пришвартовался. После долгого утомительного пути в переполненных душных трюмах лица людей были бледными, усталыми, обеспокоенными. Спустили сходни. Мимо Габриеля и Дженни неслась взволнованная толпа – мужчины, женщины, дети. От их одежды пахло островом Эллис, тяжелым запахом инсектицидов. Нахлынул гул голосов, говорящих на разных языках. Перекрывая шумные крики и восклицания, над толпой взлетел полный отчаяния и радости голос:– Габриель! О, мой любимый Габриель! Дженни удивленно смотрела на него:– Есть ли такое место, где бы тебя не нашли… не узнали… и не приветствовали с восторгом поклонницы и друзья? Габриель, что с тобой? У тебя… жуткий вид. Что случилось, милый?Выражение лица Габриеля быстро менялось неверие, смущение, ярость. Глаза погасли и стали безжизненными. К ним пробиралась молодая женщина в черном. По ее поразительно красивому лицу струились слезы.– Фиамма! – Пальцы Габриеля сжались, едва не раздавив ладонь Дженни. Упало сердце, сдавило горло.Женщина говорила быстро, пылко, умоляюще. Габриель был холоден как лед. Взволнованная итальянская речь сопровождалась бурными жестами и вздохами. Дженни переводила взгляд с одного лица на другое. Потом стала смотреть на Габриеля, не отводя взгляда. На смену гневу к нему пришли боль и отчаяние. Рука Дженни все еще лежала в его ладони. Агнелли похлопал Фиамму по плечу. Дженни попыталась выдернуть руку, но он не отпустил.– Послушай меня, Дженни. Фиамма явилась в Америку, чтобы выйти за меня замуж, – сказал он уныло. Женщина прислушивалась к его словам, но ее лицо оставалось бесстрастным, словно она ничего не понимала.– Но Федерико сказал, что она… А что случилось с французом, с которым она убежала? – То надежда, то отчаяние охватывали Дженни. Она пыталась создать эмоциональный барьер, чтобы защитить свое сердце, – оно разобьется, если она потеряет Габриеля. «Этого не может быть», – твердила она себе, отметая услышанное и увиденное.– Все было не так, как сказал Федерико. Фиамма уехала из дома и работала у него в бистро.Ей нужно было заработать деньги на дорогу в Америку… чтобы найти меня.– И ей это удалось? Не так ли, Габриель? Что же теперь будет? – Дженни посмотрела на женщину и нежно улыбнулась.– Она хочет обвенчаться прямо сейчас, – Габриель нахмурился.– Ты сказал ей о нас, о наших планах? Дженни без улыбки смотрела на Фиамму. Она красивая женщина, маленькая, пухленькая. У нее округлые бедра и полные груди, тонкая талия. Дженни – высокая, стройная, статная. Габриель говорил, что у нее элегантное, чувственное тело. У Фиаммы, напротив, пышные формы, которые нравятся далеко не всем мужчинам. Глядя в унылое лицо Дженни, женщина перестала плакать и, самодовольно улыбаясь, пристально уставилась на блондинку, признав в ней соперницу.– Нет, я еще ей ничего не сказал, cara. Это дело чести, гордости и достоинства. Ей надо сообщить об этом… помягче, поосторожнее. Она пустилась в дальний путь, чтобы найти меня.– Я тоже, – Дженни улыбнулась с иронией. – Ну что ж, отправимся домой все вместе, будто ничего не случилось? – Габриель молча кивнул. Дженни тоже молчала. Ей было больно, и она злилась. Несколько минут назад он говорил о своей любви, а теперь…– Фиамма провела на пароходе двенадцать дней. Мы не спали всю ночь. Не время и не место начинать столь деликатный разговор. Сегодня после ужина я все ей объясню. София успокоит ее.– А, София! – Фиамма счастливо улыбнулась. «Вечером будет уже слишком поздно, как трудно пережить этот долгий день, – подумала Дженни, не зная, останутся ли они с Габриелем навсегда. – Сможет ли она вынести неизвестность? Если он выберет ее, Дженни, не будет ли он потом обвинять ее всю жизнь в своем сердце, что она запятнала его репутацию, заставила его потерять честь, которой он так дорожит? Не будет ли между ними незримо витать тень Фиаммы, обвиняя и осуждая? Лучше покончить со всем этим прямо сейчас, – решила Дженни, – чем видеть всю жизнь раскаяние, стыд Габриеля, слышать его упреки».– Фиамма всегда стояла и будет стоять между нами, Габриель. Скажи, разве я не права? – спросила Дженни. Агнелли отвел глаза и уставился на небо. Полилась бурная итальянская речь. Он то ли молил о чем-то небеса, то ли проклинал кого-то.– Дженни, неужели ты не в силах потерпеть несколько часов до вечера?– К вечеру я уеду. Габриель, я сказала, что люблю тебя, и это было… есть правда. Но я ни разу не согласилась выйти за тебя замуж. Насколько я понимаю, ты – свободный мужчина. Тебе нечего беспокоиться о моей чести, – в глазах Дженни стояли злые слезы.Она резко повернулась и пошла к ожидавшей коляске. Габриель побрел за ней. Позади плелась Фиамма, склонившаяся под тяжестью своих вещей. Всю дорогу женщина трещала без умолку. Она прижималась к Габриелю и пыталась поцеловать его в губы, но натыкалась то на ухо, то на щеку. Сжав губы, он все время отворачивался от нее.– Дженни, послушай, пожалуйста. Честное слово, cara, все будет хорошо, – его глаза, его голос были наполнены нежностью и мольбой. В голосе Фиаммы появились визгливые нотки, и она с еще большим пылом пыталась дотянуться до губ Габриеля. Наконец, он не выдержал и сдался. Торжествующая женщина быстро поцеловала его. Дженни печально улыбнулась и кивнула.– Дженни! – Он вспыхнул. Гнев его нарастал. – Будь благоразумна. – Она отвернулась. Фиамма продолжала болтать. Проснулся Мак Дара, уставился на хорошенькое – по его понятиям – женское личико и тут же уснул. Джеси стал вежливо рассказывать женщине об улицах Нью-Йорка, по которым они проезжали. Он нежно поглядывал на ее полные груди. Алонзо, сидя рядом с кучером, время от времени оборачивался назад. Он размышлял о хитросплетениях судьбы, столкнувшей его, уважаемого гражданина Нью-Йорка, со всеми этими иностранцами – шведами, итальянцами, ирландцами, китайцами – их политическими интригами, не говоря уж о сердечных делах. Он слышал, как резко Габриель разговаривал с приезжей, очень несдержанной женщиной. Что бы он ни сказал, – а говорил он по-итальянски – Фиамма успокаивалась, но через минуту снова бросалась к нему, неприлично демонстрируя свою любовь. Алонзо показалось, что она без ума от Габриеля, который страстно любил красавицу Дженни. Хотя Дженни чувствовала себя оскорбленной и была сердита на Агнелли, было заметно, что она тоже любит его. Алонзо глубоко вздохнул, глядя на сына. Он считал его волокитой. Джеси любил Дженни, Но старался скрыть свои чувства, флиртуя, как обычно, с любой женщиной, попадавшей в его поле зрения. На этот раз рядом оказалась сирена Фиамма, которая не понравилась мистеру Карвало с первого взгляда. Она казалась ему неискренней, хитрой, изворотливой. Он невзлюбил ее только за то, что она, возможно, совсем немного, но знала английский. Взглянув через плечо, он заметил ее понимающий взгляд, когда Габриель заговорил с Дженни.– Дженни, ты будешь моей женой. Если бы Фиамме и мне было суждено пожениться, свадьба уж давно бы состоялась. Я все ей объясню в подходящее время… очень скоро. – Габриель говорил тихо. Из-за цокота копыт его могли услышать только Фиамма, которая, конечно, не понимала английского, и Дженни, которая была холодна и сдержанна. Она смотрела ему прямо в глаза, вежливо улыбалась словам Фиаммы, хотя совсем не понимала, что та говорила.– Габриель, она рассчитывает на тебя. А я сама могу позаботиться о себе. Ты и я… – пыталась она что-то объяснить ему.– Да, ты и я – мы, вот что имеет значение. Для меня не существует другой женщины, кроме тебя. Мне нужна твоя любовь, Дженни Ланган. – У Дженни сжалось горло. Она была не в силах сказать ни слова. Габриель впал в отчаяние. – Дженни, неужели у тебя такое гордое и холодное сердце, что ты не хочешь дать мне несколько часов, чтобы я мог навсегда сохранить нашу любовь?Дженни настолько остро осознала свой эгоизм и мелочность, что тихо заплакала. Она понимала, что Габриель ни в чем не виноват. У нее разрывалось сердце от его печального голоса, тоскливых глаз, хмурого, несчастного лица. Она больше не может причинять ему боль. Федерико ошибся. Теперь им предстоит попытаться все исправить.– Любовь не имеет ничего общего с гордостью, Габриель Ангел, – сказала она, улыбаясь дрожащими губами.«Боже, – подумал он, – как она прекрасна!»– Мне очень жаль, Габриель, что я… отнеслась к тебе недоброжелательно и жестоко, но мне стало больно, потому что ты ничего не объяснил Фиамме. Ты простишь меня? – он кивнул. Любовь захватила его с такой силой, что он не нашелся, что сказать. – Боюсь, – продолжала она, – после того, что мы сказали друг другу сегодня ночью… о том, что мы значим друг для друга, я боюсь потерять тебя.– Никогда. Никогда в жизни мы не расстанемся, – его голос был проникнут решимостью, страстью. – Ты мне веришь?Дженни кивнула.– Джеси, поезжайте к себе домой. Мы дойдем пешком. Вы с мистером Карвало очень устали.– Ничего не желаю слышать, – строго сказал Алонзо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33