Если потребуется, буду лечить раны Артура… Все это я обещаю, если ты отречешься от титула верховной королевы Британии.
– Что?! – Я не поверила собственным ушам, и мое хладнокровие разлетелось вдребезги. Моргана смотрела на меня в упор.
– Никогда! – от потрясения я вся содрогалась. – Не могу же я вот так… подняться и бросить свой народ.
– Конечно, можешь. Ты уже бросила его, когда бежала из Карлайла. И потом, когда ради Ланселота отреклась от своего положения в Регеде. Наверное, ты способна даже желать этой войны: ведь если Артур погибнет, Ланселот возвратится в Британию. Конечно, если Мордред не убьет и его. – Казалось, она забавляется, рисуя такое чудовищное будущее. – В конце концов, все зависит от того, насколько ты хочешь, чтобы каждый из них остался в живых. – Верховная жрица поставила чашку на стол и красноречиво пожала плечами.
В бешенстве от ее предложения, разъяренная ее нападками и не в состоянии что-либо сделать, я ощущала себя загнанным в угол зверем.
– Мне некуда уйти, – я решила потянуть время, – разве что Увейн позволит мне жить в Регеде.
– Пользующейся успехом у народа королеве, лишь недавно сложившей с головы венец? Нет, милая. Увейн очень похож на отца, но не настолько туп, чтобы допустить это. – Голос Морганы стал совершенно бархатным. – Я позабочусь о том, чтобы Артур не погиб в том случае, если ты подпишешь документ, что оставляешь двор и уходишь жить в монастырь.
– В монастырь? – меня захлестнула волна паники, и я сказала первое, что пришло мне на ум: – Я ведь даже не христианка.
– Я думаю, это можно уладить, коль скоро ты дашь обещание до конца жизни не покидать стен обители. До самой смерти. А штрафом за нарушение клятвы послужит жизнь Артура.
«Ужасная резня…» – предупреждала Нимю. Потоки крови и невзгоды гражданской войны, которую я так давно всеми силами пыталась предотвратить. Что бы я ни предприняла, призрак поднимется вновь и обвинит меня в смертях и в том, что я знала, как их избежать.
Но добровольно, сознательно на всю оставшуюся жизнь похоронить себя за стенами монастыря казалось мне еще страшнее, чем взойти на костер. Мысль лихорадочно металась в голове, пытаясь найти выход из ловушки.
А Моргана тихо сидела и смотрела, как во мне борется любовь к свободе с любовью к Артуру. И не сомневалась в итоге борьбы.
– А если я соглашусь, каковы гарантии, что ты поступишь так, как обещаешь? – Я ухватилась за последнее, надеясь хоть что-нибудь выторговать в сделке.
Госпожа озера откинула голову и окинула меня высокомерным взглядом:
– Я – дочь своего народа и никогда не лгу, – объявила она, и фраза прозвучала, как в устах Гавейна. – Конечно, – добавила верховная жрица и поднялась на ноги, – если не хочешь, поступай как знаешь. Но тогда мне нужно спешить к Мордреду. Он ждет моего ответа.
Я собрала последние капли силы и достоинства, которые во мне еще остались, и поднялась, чтобы взглянуть родственнице прямо в лицо. Так мы стояли друг против друга, и неприкрытый страх и неприязнь разделяли нас. Наконец я кивнула головой.
– Я уйду в монастырь на Чилтерн-Хиллз, – отчетливо и медленно проговорила я, и мир сжался вокруг меня.
– Хорошо. Отречение начнешь писать немедленно, а как только кончишь, отправишься в святую обитель, – распорядилась верховная жрица. – Мой защитник тебя проводит, чтобы убедиться, что ты добралась… благополучно… – Моргана помолчала и уперлась глазами в золотой обруч на моей шее. – По праву это должно принадлежать мне.
– Это свадебный подарок Игрейны, – возразила я и машинально потянулась рукой к торку. Но верховная жрица меня опередила: рванула перевитые золотые жгуты, которые с незапамятных времен символизировали свободу. Они смялись, потеряли форму и, оцарапав мне кожу, соскочили с шеи.
Не сказав больше ни единого слова, Моргана повернулась на каблуках и вышла прочь, а я осталась стоять, где стояла, женщина, лишенная и прошлого, и будущего.
Итак, свершилось. То, что я считала делом дипломатического торга, обернулось личной местью госпожи озера. А сделка, которую я заключила, чтобы спасти жизнь Артура, стала соглашением, которое погубило мою собственную жизнь.
Я размышляла, узнает ли он о последнем даре моей любви?
37
КАМЛАНН
С сухими глазами я стояла у единственного входа в монастырской стене, а помощник Морганы воспользовался рукоятью меча, чтобы дотянуться до молотка.
Дверь была прочной, дубовой, обшитой металлическими полосами. На высоте головы в нее было врезано окошечко, благодаря которому узнавали посетителя. Из него-то и высунулась в ответ на наш стук молодая скромная послушница. Но она не располагала властью нас пустить, и мы ждали, пока она не сбегает за старшей монахиней. Вопросам безопасности здесь уделяли самое пристальное внимание.
Когда в монастыре решили, что угрозы мы не представляем, оттуда долго слышался скрежет металла о металл – это отпирали замок.
– Ах, вы хотите видеть аббатису, – отозвалась сестра, когда я спросила Бригиту. – Как мне передать, кто к ней пришел?
– Гвенхвивэра из Регеда, – ответила я. – Скажите, пришла Гвенхвивэра.
Монахиня критически меня оглядела, остановив взгляд на меховой оторочке плаща и мягких сапогах. Но такую одежду могла носить любая благородная дама. Даже если она меня и узнала, то не подала виду. Не было смысла нарушать покой святой обители, объявляя, кто я есть или, вернее, кем я была.
Послушница убежала за моей молочной сестрой, а я ждала, и сердце было готово вырваться из груди. Карлик Морганы демонстративно встал между мной и дверью и принялся постукивать по ладони рукояткой верховой плети. Наконец в конце коридора возникло движение, раздался звук направляющихся в нашу сторону шагов.
В комнату ворвалась Бригита – головной покров летел за ней по воздуху, рыжие волосы прядями выбились из-под него.
– Хвала Пресвятой Матери, это ты! – воскликнула она и так радостно заключила меня в объятия, как будто больше не надеялась увидеть.
Я прижалась к Бригите, благодарная за поддержку и добрый прием. Мне некуда было больше идти, нечего больше делать, и внезапно я почувствовала себя совершенно опустошенной.
– Инид ждет во дворе, – пробормотала я. – Та, что вышла замуж за Герайнта.
– И ты, и твои спутники всегда здесь желанные гости, – ответила настоятельница, но я заметила, как похолодели ее глаза, когда она посмотрела на карлика.
– Я здесь для того, чтобы проследить, что ваша новая подопечная устроена надлежащим образом, – объявил помощник верховной жрицы. – И тут же отправлюсь в Лондон, как только вы ответите согласием на ее просьбу – на всю жизнь поселить ее в вашей обители.
– На всю жизнь? – Бригита отстранилась от меня, ее морщинистое лицо выражало изумление.
– Да, я пришла искать здесь приют. Я дала обещание провести остаток своих дней с тобой. – Язык должным образом выговаривал слова, но у меня не было ни малейшего желания их произносить.
Бригита долго и пристально смотрела на меня, потом повернулась к карлику:
– Можете сказать своей госпоже, что мы о ней позаботимся.
Значит, она помнила и знала, кто привез меня сюда, и я ответила ей благодарным взглядом.
– Пойдем, сейчас мы тебя устроим. – Бригита послала монахиню за Инид, коротко кивнула на прощание карлику и повела меня в гостевую комнату.
– Ходили слухи, что ты умерла и что тебя уже похоронили! Не представляешь, как я рада, что ты здесь, живая и здоровая!
В гостевой комнате она спросила, не нужно ли распорядиться принести поднос с едой, но я настолько измучилась и устала, что в ответ только покачала головой.
– Тогда отдохни, поспи, – посоветовала молочная сестра, снимая с меня сапоги и подавая ночную рубашку.
Я забралась под простое шерстяное одеяло и, укрывшись с головой, в изнеможении погрузилась в глубокий сон без сновидений.
В последующие две недели я не ощущала времени, дни мне казались сновидением наяву, в котором реальность размывалась и теряла границы. Монахини хоть и жили за крепкими стенами, но вести о событиях во внешнем мире просачивались и к ним. Беженцы, потоком устремившиеся на север, встревоженные священники, вечно занятые служители церкви и даже жена фермера, которая доставляла в монастырь молоко и сыр, – все приносили крупицы информации, и я внимала им, как будто они были посланцами Бога.
Много говорили о высадке Артура в Дувре, так же, как и о смерти Гавейна. Дерзость верховного короля, сошедшего на берег на территории союзных племен, сыграла ему на руку, потому что Мордред не побеспокоился о том, чтобы усилить расположенные вдоль Саксонского побережья войска. А среди тамошних поселенцев многие стояли на стороне Артура. Поговаривали, что после первых стычек войска Мордреда обратились в бегство, но что произошло дальше, никто не знал.
– Мы каждый день поминаем его в своих молитвах, – успокоила меня Бригита. – А теперь включим в них и тебя с Инид.
– И еще Мордреда, – попросила я. – Молите Бога-Отца, чтобы он передумал.
– Может быть, уместнее будет молиться Сыну, – колко изрекла Бригита, и я улыбнулась, согретая ее остроумием, которое поддерживало меня все мое детство. Уж если мне суждено было провести остаток дней в тюрьме, я радовалась, что меня заперли здесь.
День за днем я находилась словно в трансе, надеясь на облегчение, которое могло так никогда и не наступить, а тем временем участвовала в повседневной жизни монастыря. Поскольку я была некрещеной, то не ходила с сестрами к всенощной службе, хотя часто просыпалась и слушала, как колокол поднимает их с постелей.
Мой сон был наполнен кошмарами, и я часто просыпалась – старые страхи принимали новые непредсказуемые ужасные формы. Вместо отца в пламени костра танцевала я, но нигде не могла отыскать Ланселота и избавиться от опасности. Иногда меня начинало преследовать лицо умирающего Гарета или являлась Моргана и смеялась над моим разбитым сердцем. Но намного мучительнее и чаще представал кошмар, в котором в битве погибал Артур. Он не давал мне покоя каждую ночь.
Я жила в монастыре почти уже две недели, когда вместо жены фермера молоко принесла его дочь и поспешила на кухню, чтобы рассказать свежие новости: воины собирались на равнине, там, где река делает петлю.
– Мы зовем это место Камланн, иначе Собачья Нога. Гордые люди на гордых конях со щитами и в шлемах. Мечи сияют на солнце. Говорят, их там ты сети.
– А какие у них гербы? – быстро спросила я. Девушка слегка пожала плечами.
– На штандартах белые лошадиные хвосты развеваются по ветру… Рассказывают, что это саксы. Потом Дракон верховного короля, – она нахмурилась, пытаясь вспомнить еще. – Кажется, Белый Медведь из Корнуолла.
– Константин, – благодарно прошептала я, мысленно обводя взором, выстроившихся, как в сновидении, на равнине воинов.
– Милостивый Боже, – умоляла я, и мои колени внезапно ослабели. – Даруй Моргане язык из золота. Артуру всю силу, которая ему может понадобиться. А Мордреда… вразуми, чтобы он понял бессмысленность своей затеи.
После полудня прошел первый осенний ливень, насытил влагой леса, вызвал к жизни пересохшие ручьи и источники. Пришла ночь. Я лежала на кровати, слушала гогот летящих с севера гусей, а сама думала, покинули ли уже на зиму Нортумбрию горихвостки-лысушки. Сверху, с темного неба, на землю упал призывный клич кроншнепа, и я погрузилась в сон.
Я стояла где-то на плоскогорье, на мшистой земле и под голубым куполом небесного свода раскинула руки наподобие креста – распятия, которое каждый день видела в алтаре. Вдали возник тяжелый пульсирующий звук, переросший в гром в моей голове. По восемь в ряд подъезжали воины, не ведая, что у них под ногами лежала я и, как сама земля, оплакивала своих сыновей. Затрубили тяжелые буйволовые рога, их заунывный голос прокатился над равниной, и тогда я растворилась в ее тенистых окраинах, в месте смерти, которое посещала каждую ночь.
Друг перед другом стояли две армии, лошади нетерпеливо били копытами, вороны и волки дожидались поживы. А в середине в безмолвном призрачном поединке сошлись два рыцаря.
– Нет! – кричала я. Мой голос срывался, и я бросилась к ним в безнадежной попытке пересечь всхолмленную землю.
Сердце вырывалось из груди, мышцы болели, как будто я сама наносила и принимала удары, а воины с бесконечной грациозностью все кружили и кружили в своем отвратительном танце.
– Остановитесь! – кричала я, но звук замирал на губах. – Не надо! Я прошу вас, не надо!
Глухие ко всему, кроме ударов собственной судьбы, бойцы заключили друг друга в смертельные объятия и, как и раньше, то возникали в поле моего зрения, то пропадали из глаз. Но на этот раз небо окрасилось красным, видение померкло, ураган растрепал волосы и прикрыл ими глаза, а когда я откинула их в сторону, земля была уже усеяна телами. Мертвые, умирающие, жалобные стоны уходящих из жизни воинов. Оплакивая их жестокую смерть, я видела пиршество войны: крошево внутренностей и отрубленных ног и рук, красные капли крови из каждого рта, точно ниточки драгоценных камней.
Потом, будто давая мне отдых, вся сцена отошла на задний план, и передо мной возникли два рыцаря в самой середине поля. Истекающий кровью, изрубленный, изнуренный до слепоты, один угрюмо прислонился к стволу ближайшего дерева, другой упал на груду товарищей.
– В этот раз, – кричала я, – все должно быть по-другому!
Я собрала всю свою волю, но воин на куче тел шевельнулся и, сжимая меч, поднялся с убитых товарищей. Как учуявшая след гончая, его тело отзывалось на присутствие врага. Воин собрал все свои силы и сосредоточился на человеке у дерева.
Долгий испытующий взгляд, и человек с мечом начал медленное, но неумолимое приближение к противнику.
– Уходи! – закричала я, чувствуя, как во мне поднимается паника, потому что заранее знала, чем все это кончится. Я молила любимого уклониться от роковой встречи. Но между нами с тем же успехом могла находиться стеклянная стена – он меня не слышал, и я была не в силах предотвратить краткий миг схватки.
Почувствовав опасность, воин у дерева напрягся и медленно выпрямился. Он поводил головой из стороны в сторону, как человек, который не очень ясно видит, и, не отрывая глаз от угрозы, потянулся к рукоятке торчащего неподалеку копья. Освободив наконечник из мертвого тела, он перехватил поудобнее оружие и пригнулся, не выпуская из виду приближающегося врага.
И тогда я поняла, как понимала каждую ночь: у этой истории может быть лишь один конец и один победитель, какие бы он ни принимал обличья.
В прошлом в моих сновидениях человек с копьем был обычно Маэлгоном. Он улыбался Артуру с таким же холодным торжеством, как тогда, когда овладел мной. Иногда на копьеносце оказывался закрывающий лицо шлем, какой носил Акколон, когда ради Морганы он чуть не убил верховного короля. Однажды мне приснилось, что это был Ланс. Ему пришло в голову убить моего мужа, и от одной этой мысли я зарыдала в истерике.
На этот раз я различала только силуэты на фоне ярко-красного неба и, хотя лиц разобрать не могла, узнала до боли знакомый танец.
Ближе, ближе подходил человек с мечом, размахивал им и делал выпады со все возрастающей мощью. Копьеносец же вел себя как человек безмерно утомленный, собирающийся с силами. Он использовал длину своего оружия, чтобы не позволять слишком приблизиться к себе сверкающему лезвию врага. Но несмотря на длину копья, человека с мечом удержать нельзя. Он решил рискнуть всем ради одного шанса – последнего и единственного, – чтобы нанести удар возмездия, и бешено рванулся к тому, что стало сутью всей его жизни. Я видела, как он прыгнул вперед и закричал, когда железное острие копья пронзило кольчугу и плоть.
Его последний порыв потряс и мое тело и грезы, наполнил меня всю беспомощным ужасом, когда в который раз я принялась наблюдать начало агонии. Но на сей раз все оказалось по-новому: танец исполнялся не так. И, чуть не падая в обморок, я была не в силах отвернуться.
Корчась от боли, черная фигура на фоне кроваво-красных небес, раненый подался вперед и свободной рукой подтянулся на древке копья. Его грудь вздымалась, пот покрыл кисти. Там, где наконечник копья вышел из спины, хлынули потоки крови. И раз за разом перехватывая пальцами древко копья, воин приближал свою смерть. Все свои оставшиеся силы он жестоко и страшно вложил в это движение. Когда расстояние между ним и убийцей сократилось, он обеими руками поднял над головой меч.
Свет залил его лицо – холодный, как блуждающий огонь, всепожирающий, как молния. Он метнулся с одного воина на другого, сделал различимыми фигуры, и я с бешено бьющимся сердцем вскрикнула, когда поняла, что человек на копье – не Артур.
Муж скрючился у дерева. Лицо перекошено мукой, широко раскрытые глаза, не в силах поверить в увиденное, глядят на противника, а тот уже подтянулся достаточно, чтобы нанести удар.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50