А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Теперь самый уважаемый человек тот, кто в деле разрушения России проявит особую прыть, нанесет больший вред. Сабурова это никак не устраивало. Но он еще пытался как-то противостоять…
Увольняли не всех, некоторых подкупали новыми должностями. Сабурову, как опытнейшему специалисту, предложили войти в Службу безопасности президента. Элитное подразделение — живи и радуйся. О его умонастроениях еще ничего не знали. Николай проработал там два года, больше не выдержал. После расстрела Парламента подал рапорт.
— …Знаете, почему произошел путч? — рассказывал он Каллистратычу и Игорю. — Из-за пьянки. Однажды, Ельцин с Хасбулатовым парились в баньке, уже языками еле ворочали. Потом заспорили — кто главнее? Боря тому в ухо, еле разняли. С тех пор поссорились насмерть. А ты не задумывался, почему в Кремле больше ни одного голубя нет, все куда-то улетели? Одни вороны, воронье… А в коридорах охранники мертвецки пьяных начальников таскают. Даже Коржик раз получил ножом от своего любимого президента, когда тот глаза залил. Пьют от безысходности, от страха, от боязни неминуемой расплаты за содеянное. Ты посмотри, ведь даже в той же Колумбии криминал, наркодельцы вкладывают огромные средства в развитие экономики своей страны. Наши же, как оголтелые, грабят и грабят Россию-матушку, и все деньги — за рубеж. По своему менталитету — они самые настоящие бандиты… Почти у всех, кто проходил через Кремль или правительство — жены, отцы, дети — живут в других странах. Ни разу, ни в одном их докладе не прозвучали слова: Родина, Отчизна. Этих понятий в их словаре нет. У Илюшина, Козырева, Коха, других родственники иностранцы. Зачем им Россия? И что самое любопытное большинство из них, почти восемьдесят процентов — с голубизной. Прямо какое-то засилье, нашествие гомов. Это не так смешно, как кажется. Мафия «голубых» во всем мире — одна из сильнейших. Это закрытое общество, которое рвется к власти. Многие сферы жизни «под ними». Впрочем, их трудно отделить от «каменщиков». Я уверен, что клонирование людей — их долгосрочный проект. Конечная цель двадцать первого века. Если они добьются подобного размножения, неполовым путем, то зачем тогда все остальное, нормальное человечество?..
После ухода из органов Сабуров остался безработным, с небольшой пенсией. По пути Леши не пошел, хотя ему предлагали сотрудничество не только Игорь, но и некоторые другие лидеры. «Не по мне», — коротко отвечал он. Хотя мог бы наладить службу безопасности любого авторитета, крупного политика или бизнесмена. Решил окончательно больше этим не заниматься. Слишком сильно было разочарование. Другие, мене разборчивые, уже давно пристроились кто куда.
— И ФСБ нынешнее, и МВД — далеко не однородны, — продолжал говорить он. — Есть там и честные, нормальные люди, которых никакими посулами или взятками не возьмешь. Для них честь, работа — главное. А есть подонки, предатели. Фамилий называть не буду. Но через них и наркотики, и оружие идет, и если «заказать» кого надо или «прикрыть». Около олигархов пасутся. Не знаю, на что рассчитывают, ведь все равно когда-нибудь отвечать придется? Один Лозовский трех генералов кормит и с дюжину полковников. К тому же, чечей вооружает, чтобы Кавказ взорвать. Что они, не видят, не понимают этого? Все понимают, просто слишком далеко зашли.
— Да, когда черту переступишь, обратно дороги нет, — согласился Каллистратыч. Он уже не раз встречался с Сабуровым, и, видимо, они находили общий язык. Но и Кононову было интересно принимать участие в разговоре. Оба они, и Сабуров, и Каллистратыч, — многое знали, видели, через многое прошли, и польза от этих встреч была явная. Со стороны — очень странная компания собралась в дворницкой из трех непохожих друг на друга мужчин: бывший многолетний зек, бывший «альфовец», бравший дворец Амина, и бывший таксист, ставший лидером криминальной группировки, который в иное время мог бы попасть «под прицел» сидящего напротив Сабурова. Но разногласий между ними не было, потому что они слишком многое понимали. Объединяло и то, что все они, так или иначе, тем или иным путем, но пришли к Вере. «Господь вразумит» — говорят в народе. С Сабуровым это произошло несколько лет назад, когда он со специальным заданием побывал в Иерусалиме: что-то всколыхнуло его, глубокого атеиста, изнутри, обожгло огнем, при виде Гроба Господня, заставило усомниться — а правильно ли он живет, так ли ступает по земле и куда движется — к свету или? Что вообще есть его жизнь, для каких свершений она дана ему, и кто пробудил в нем эти мысли, подведя к очищению? По возвращении в Москву, Николай тайно крестился, а после, когда спал запрет, посещал церковь открыто, в свободное время ездил по отдаленным монастырям — и в Соловки, и на Валаам, и в Оптину Пустынь, беседовал с монахами, священниками.
Словом, встав на пути православного смирения и терпения, ничуть не жалел. Напротив, вера-то и спасала его, «держала» после ухода со службы.
…В дворницкой на колченогом столе громоздились несколько бутылок коллекционного вина: попивали «Массандру» из жестяных кружек. Сыр, хлеб, зелень, антоновские, сохранившиеся до марта, яблоки. Пожалуй, ни с кем «из своих» Игорь не мог поговорить столь откровенно, по душам. Стаса больше нет, Серж далек от этого, многое ему не понятно, Мишель — практик, увлечен «жаждой деятельности», Клим — все больше и больше уходит в мир иллюзий, Большаков — хоть и разделяет его мысли, но ко всему относится несколько иронически, не всерьез, Валера еще слишком молод, Каратов — технарь, людей не видит, а остальные — хорошие ребята, но до многого «не доходят». Они «играют» в эту «игру», и думают, что так будет продолжаться вечно. По крайней мере, столь долго, насколько хватит сил. Но это вовсе не игра в перегонки, догонялки и прятки. Все гораздо сложнее. Сила и могущество, к которому они стремятся, глядя на него, лишь инструменты Идеи, но любая идея может обернуться мифом или рассыпаться, если она сама становится лишь средством или гипнотической «инструкцией» к действию. Власть (в чем скоро убедятся и нынешние «реформаторы») не может являться самоцелью, служить собственному карману или темным инстинктам. Без высшей справедливости Идеи возможен лишь языческий ареал, бунт, постоянные бои друг с другом, либо лжеустройство мира, любой общности, фальшивое соединение воров, лжецов и предателей. Они тоже «питаются идеями», но приспособленными к их нуждам, и власть их — от сатаны.
Будто в ответ на его мысли, Сабуров произнес:
— Что такое государство, без справедливой идеи, в основе которой лежит религия? Просто большие разбойничьи банды Это не мои слова — Блаженного Августина. Давно сказано, а применимо и по сию пору. У нас была великая страна, были и люди Мы отстаивали идею, пусть и не совсем правильную… Те, кто разрушил ее, были нашими врагами.
— А я, даже почти всю жизнь проведя в тюрьмах и лагерях, все равно отвечал конвоиру: «Служу Советскому Союзу!» — пошутил Каллистратыч, подмигнув из-под лохматых бровей Игорю.
— Дело не в том, кто где сидел, чем занимался, — продолжил Николай. Всегда были интриги и подковерная борьба, но истинных патриотов было гораздо больше. Сейчас, в основном — ряженые. Жирик, что ли, или Лебедь? Не смешите. И в своей системе я сталкивался с такими же: Споров, Литовский… служить будут кому угодно. И служат.
— «Новое мышление», — усмехнулся Кононов. — Нет ничего слаще низвержения авторитетов, вот и выслуживались перед либералами. Философия живота.
— Заигрывали с Западом, с бывшими врагами, вот и доигрались. А «бывших» нет, они ничего не прощают, все помнят. Хуже всего тем, кто продолжает работать, как надо. Неуверенность в завтрашнем дне, неопределенность, покинутость — и постоянное осуждение в СМИ. Такое ощущение, что журналисты — цепные псы.
— Вторая древнейшая профессия, — подсказал Каллистратыч. — Жополизы…
— Да-а… Старую идею развенчали, а новой нет, — Сабурову сегодня надо было выговорить накопившееся. — Сильных духом везде мало, даже в спецслужбах. После провала ГКЧП был шок. И я тоже задумался: а нужно ли все то, что делаю? Может, хватит? Мера грехов переполнилась. Нет же, еще на два года связался с «мальчиками в голубых штанишках». Они не понимают, что у каждого уважающего себя государства должна быть сильная спецслужба, а наш отдел — обязательно! И влезать туда «свободной прессе» нельзя. Попробуй Гусинский покритиковать «Моссад», живо на хвост наступят… Не секрет, что у любой крупной державы есть враги, даже особые «черные списки», в которых имена людей, подлежащих уничтожению, «зачистка». Были и у нас. А кто этим занимается — выполняет государственные задания особой важности, секретности. Им потом ордена и медали вешают.
— У тебя есть? — спросил Каллистратыч.
— Имеются. Возьмите, к примеру, Израиль. С террористами там не торгуются и не церемонятся, а если ты ускользнул — ищут по всему свету. То же и американцы, англичане. Так и надо. А у нас нынче совсем другое дело. Взять, Чечню. Это же рассадник бандитов. Скоро взвоем от такого «соседства», а это же российская территория, город Грозный мы строили, Ермолов мечом усмирял, а скоро там опять война начнется. Я вам обещаю. Техас также был территорией Мексики, но американцы что-то не больно торопятся возвращать. «Плюсы» и «минусы» у нас смешались, а временный интерес правит, сплошное шараханье. Сегодня ты мне друг, завтра — враг. Из нормальных людей делают «козлов отпущения», из стукачей лагерных правозащитников, из психов всяких — народных трибунов. Каждому электорату свой вития. Их лечить надо, а они ораторствуют. Психоз массовый, шизофрения.
— Психотронная война? — спросил Игорь.
— И это тоже. Это ведь реальность: с середины восьмидесятых и даже еще раньше у нас начались разработки пси-технологий. Управление психофизическим состоянием человека. Спросите Рыжкова, когда он премьер-министром был, знает… Документы подписывал. Еще в семьдесят третьем — первый СВЧ-генератор, «Радиосон», мощности установки хватило, чтобы «обработать» город, площадью около ста квадратных километров. В восьмидесятых — целые системы: «Русло», «Лава», «Градиент», — все основаны на сверхвысоких частотах, радиоакустических эффектах, чтобы управлять тета- и дельта-ритмами человеческого мозга. Так что оружие такое существует, но и Америка тоже «не отдыхала». Я мог бы многое порассказать, да не охота. Не время. Все же, секрет, вроде, хотя, какой к черту секрет! Все давно продано, всем известно. Я о другом. Преступность в стране — это, конечно, плохо. Но бороться надо в первую очередь не с ней, не с тобой, Игорь, а с объективными причинами, которые породили ее всплеск. Они не хотят бороться, потому что сами во всем замешаны. А уничтожают тех, с кем больше всего связаны. И это называется — отрапортавался! Сами ведь хуже тех, с кем призывают бороться. Что такое глупые пацаны с пистолетами, по сравнению с циничными проходимцами, дорвавшимися до власти, ставшими «расой господ», которые по миллиону в год сокращают население России — от голода и безысходности? Великую страну «подкручивают» под пяту «мирового сообщества»? Из пацанов этих еще что-то может выйти, они не так безнадежны, а из тех — никогда, они за собой все мосты сожгли. Только «Мост-банк» оставили. Те собственной жизнью рискуют, а эти — чужими, быдлом, по-ихнему. Гоями. А к этому делу подверстывают и спецслужбы, вот что обидно.
— В виде наемных киллеров?
— Конечно. Мне тоже были такие предложения, не раз. Но попробуй, выступи против них открыто — заклюют, всех журналюг спустят. Суды, прокуратура — тоже «под ними». Деньги свое дело делают, а жрать всем хочется. Я уж о вере не говорю. Нет у них ни веры, ни страха Божьего…
Откровенный разговор продолжался еще долго, под мягкое массандровское, шум моторов за низким окошком дворницкой и легкий храп прикорнувшего на кушетке Каллистратыча.
3
Весной Клим ушел из бригады. Сам, без принуждения. Видимо, понял, что больше им с Игорем, не по пути. И наркотическая зависимость оказалась настолько сильной, что уже не мог отказаться. Падение в бездну шло стремительно. Хмурый не стал задерживать — простились холодно. Клим сколотил небольшую группу, начал заниматься торговлей и перепродажей наркоты. Рынок здесь большой, но крупные купцы наперечет, все друг друга знают. Если появляется новый — берут в оборот, «в разборку», и менты, и заправилы с посредниками. Особо не развернешься. Но «шушерой» прожить можно. Пока сам не сколешься. Клим на «шушеру» не тянул, запросы у него были высокие. Однако, пока что дело не ладилось. То «кидали», то «сдавали» руоповцам. Благодаря большим родительским связям, удавалось выкрутиться. Брали подписку о невыезде, вносили залог. А на крючке в четвертом подотделе МУРа, у подполковника Воронова и его зама Мголаблишвили, он уже подвис крепко. Те работали капитально, без особого шума, но с толком. Ждали, когда Клим заглотнет большую партию, чтобы повязать и впаять по полной катушке, и ему, и продавцам. Один из информаторов, некий «Асмодей», в нужное время явился к Отару Мголаблишвили и сообщил: двое из Ставрополя носом роют на улице Миклухо-Маклая, чтобы скинуть груз, героин, клюнул Клим, но еще не договорились.
— Может, туфта? — засомневался Воронов, когда майор изложил ему донесение сексота.
— Нет! — возмутился темпераментный грузин. — Мой «Асмодей» — зубной техник, лицо нетрадиционной сексуальной ориентации, такие не врут. Он по всем притонам шатается, подставляет очко только под достоверные сведения. Я ему верю. А кроме того — продолжил другим тоном: — навели справки про ставропольцев. Шиманов и Глотов, грязные личности, из барыг. В Ставрополе, говорят, из обоих собирались в толчке утопить, так в Москву вырвались. Деньги за ними есть, и связи тоже, но вот отдадут ли они товар Климу — еще под вопросом? Скорее, замочат бедолагу где-нибудь на пустыре.
— А может и шут с ним? Чего тогда ввязываться? У нас других дел по горло.
— Чутье мне подсказывает, что эти Шиманов и Глотов далеко пойдут, при таком бардаке что творится — они еще нам на шею сядут и ножки свесят. Надо их окоротить, пока не поздно. В любом случае возьмем на месте преступления.
— Лады, — согласился Воронов, всецело доверяющий чутью своего зама. Разрабатывай операцию. И — он хихикнул, — береги Асмодея, как родную дочь.
— Я его, падаль, под свою кровать буду класть, чтобы не порезали, отозвался Отар, закатив глаза к потолку.
…Клим, в своем стремительном падении, уже перепробовал все. Коцию из маковых соломок, интеллектуальный ЛСД, кололся «в слюни» винтом, по-настоящему торчал только от героина. Становился при этом злой, психованный, страшно подозрительный, ему начинали мерещиться всюду подслушивающие устройства и преследующие его люди. При этом он пристрастился к «наркотрудам» Кастанеды, Макены и Грофа, слушая «опиумную рейв-музыку», и объясняя сам для себя все это тем (а чаще разговаривая с собой), что вступает в контакт с Высшим Космическим Разумом, чего не понять простым смертным. Вокруг него в группе блуждали такие же наркоманы, как он, уколотые, обкуренные и ввинченные, для которых Клим являлся непререкаемым авторитетом, земным Богом. Деньги пока еще водились, кое-какие дела удавалось проворачивать. Иногда, взяв партию доз в сорок, можно было, искусно манипулируя, добавляя толченый демидрол с сахарной пудрой, разложить ее на восемьдесят. Оставалось и на продажу, и своим. Но когда подвернулось крупное дело со ставропольцам, Клим не устоял. Они запросили очень много, больше, чем было у Клима в наличии. Но «герыч» был качественный. Купив пару грамм, на пробу, Клим со своей молодой подругой и помощником «завис» на сутки. У них уже давно атрофировался половой инстинкт, но «плавали» и «летали» они в тот день во всех точках земного шара и даже на других планетах. Когда очнулись, Клим решил: надо такой товар брать, и во чтобы то ни стало. С этой первосортной партией обеспечено безбедное существование на год. Но где взять недостающие деньги? За пятнадцатью штуками он отправился к Игорю. Тот хладнокровно выслушал его, не поверив ни единому слову. Клим врал что-то про срочное лечение в раковой клинике. Выглядел он, действительно, не важно, но Хмурому было понятно отчего?
— На кайфовый перетряс денег нет. Ты меня знаешь, — отрезал Кононов.
Обидевшись, в сердцах разругавшись с Игорем, Клим возвратился в свою квартиру ни с чем. Меряя от стенки к стенке пол, он начал размышлять: как быть? Упускать товар нельзя, ставропольцы быстро найдут другого клиента. Тем временем, и у него, и у молодой подруги началась ломка. Не хотелось ни есть, ни пить, ни курить, даже ходить трудно. Полезла температура, из горла — черные, как уголь, плевки, выделения, казалось — вот-вот порвутся мышцы или сломается кость.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27