А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

У них экстези и амфетамин даже не считается за наркотик. А коноплю и марихуану дети курят.
— Нет, правда? — удивился Валера. У него заблестели глаза.
— Ты мне ребенка не испорти разговорами, — заметил Игорь, видя, как Клима самого начинает трясти от зрелища переходящих из рук в руки пакетиков.
— Я просто рассуждаю о национальных особенностях. Америкосы, например, пластиковые люди, живут на силиконе и гормонах, буквально помешаны на них. А голландцы — синтетические. И еще у них главная проблема — почти поголовная зоофилия. Трахаются с собачками, зайчиками и прочей живностью. Местные гринписовцы вопят, а те выходят на демонстрации и на плакатах с юмором пишут: «Запомните, зеленые говнюшки, что я, чистопородный дог Макс, получаю удовольствие, когда трахаюсь со своей хозяйкой, и не лезьте со своим мудизмом в мою личную жизнь!» И вместо подписи — отпечаток собачей лапы. А как ты хочешь? Демократия. У всех свои права. В следующем году свою олимпиаду будут проводить никрофилы. У них уже и профсоюз создан. А в борделях мулатки придумали новое состязание: засовывают себе скользкий банан, тужатся и выстреливают им в лоб клиенту. Метров на пять летит, сам видел. Проигравший платит.
— Ладно, Клим, возьми себе пакетик, хочешь ведь, — произнес Игорь, чтобы остановить его болтовню. Тот не стал прикидываться, быстро побежал и вернулся с «дозой». Тут же, в машине, разложил на бумаге дорожку, свернул трубочку и разнюхал. Потом сосредоточенно откинулся, некоторое время молчал, ворочая челюстью.
— А ты знаешь, самая настоящая туфта, бадяжный, с сахарином — сказал наконец он. — Вот гномы цюрихские, гниды! Пять-десять гринов за такое дерьмо!
— Дай-ка попробовать, — Валера потянулся к трубочке, но получил от Игоря по рукам. Скомкав бумагу, он вышвырнул ее в окно.
— Теперь так, — жестко произнес Хмурый. — Если еще раз от тебя такое услышу или увижу — получишь уже не по рукам, а в зубы. А на третий раз уйдешь из бригады. Это касается и тебя, Клим. Особенно — тебя. Здесь была твоя последняя доза, понял?
— Ну! — кивнул тот.
Локтевым сгибом здоровой руки Игорь обхватил его за шею и сжал так, что Клим начал хрипеть. Глаза стали вылезать из орбит, губы хватали воздух, он упирался руками, но Хмурый держал крепко. Потом отпустил.
— Ты понял? — повторил он. — Иначе наши пути расходятся.
— Понял, — сказал Клим, массируя горло, опасливо косясь на него. — Все понял. Слово.
— Тогда поехали. К итальянцу.
Невозмутимо сидящий за рулем Серж включил зажигание.
…На следующий день машина мчалась к Мантре — городку горных отелей и замков, на границе с Италией и Францией, спокойному и приветливому курорту. Яркое солнце, свежий воздух, тишина, граничащая с идеальной белизной чистота, пальмы под окнами номера, шезлонги на балконах, мягкие халаты. Что еще нужно для нормального отдыха? Валера спал на заднем сиденье.
— Умаялся, — объяснил Клим. — То ли Света его уморила, то ли он — ее. Ну понятно: здесь ведь мужиков почти нет — одни голубые да онанисты. А тут такой бычок из России!
— Она скоро в Москву приедет, — пробормотал сквозь сон Валера. Контракт заканчивается, встретимся…
— Жди! — усмехнулся Клим. — Кто вкусил этой отравы — назад не возвращается…
А что он имел в виду под «отравой» — сладкую жизнь, наркотики, блага цивилизации или что-то другое, иные искушения, — осталось неясно. Ведь отравой может быть и постоянная влюбленность, и ленивая мечтательность, и унылое самосозерцание, все то, что пагубно входит у тебя в привычку, постоянно разрушая душевные скрепы, уводя от реальной жизни — в мир иллюзий. Те же «дозы», принимаемые тобой все больше и больше, пока одна из них не окажется смертельной.
Процедуры начинались и заканчивались по утрам, все остальное время было свободным. Друзья бродили по городку и окрестностям, выбирались на склоны гор, заходили в различные кафе и ресторанчики. Их было тут множество, с любой кухней, на выбор: от китайской до почти инопланетной, с космическим рационом. На дискотеки пускали по карточкам пансионата, как в славные советские времена в каком-нибудь Кисловодске. Там Игорь познакомился с одной танцовщицей-мулаткой, настолько темпераментной, что через несколько дней ему уже было не до процедур. Дополнительное «лечение» пошло впрок…
— Дикая кобылица и мертвого поднимет! — говорил Клим. Слово свое он держал: к наркотикам не притрагивался.
Промчались отведенные на пансионат две недели, дальнейший их путь лежал в Германию. Там жил партнер по совместному бизнесу, «шенгенская виза» позволяла путешествовать по всей Европе. Жаль, времени уже осталось мало. Звонили в Москву, но поговорить толком нельзя — все намеками. Мишель сказал по телефону, что «ждут сюрпризы». Догадывайся как можешь.
Поражало то, что все крупные города Европы заселены (а лучше сказать захвачены, тихой экспансией) выходцами из малоразвитых стран — Азии, Африки, Латинской Америки. Арабы, негры, малайцы, индусы… Коренные жители жались к окраинам, зеленым районам. Они уступали, растворялись в этом нашествии.
— Скоро вся Европа станет «цветной», — говорил Клим, большой спец по интернациональным вопросам. — Вы посмотрите, что делается? Жирные, аморфные, безвольные французы и итальяшки, немцы и англичане, лежат на спине и дрыгают лапками, а по ним твердой поступью идут колонны мускулистых алжирцев. Браво, я рад! Попробуй, тронь негра в Штатах! Тебя упрячут на двадцать лет за расизм. Америка и Европа протянет еще годков десять, не дольше. Потом — закат. Да здесь даже наших «азеров» больше, чем в Москве…
— Это точно, — соглашался Серж. — Пусть сюда и переселяются.
Берлин, как и предполагалось, был напичкан турками. Но часто слышалась и русская речь. Порою было даже непонятно — куда попал? Туристы, знакомые по соседним группировкам, опять же «чечи», все как дома. Может быть, твой дом — это вся Земля? Может быть, для кого как. Но Игорь не был сторонником идеи «всеобщего гражданства», «единой планеты». Человек Вселенной — кто это? Без корней и прошлого, без памяти и предков; сегодня здесь, завтра — в другой точке земного шара, везде хорошо, удобно? Для чего же тогда Господь сделал людей разными, дал каждому народу свой язык, свои особенности? Чтобы потом кто-то лукавый старался перемешать их, сбить в одно, легкоуправляемое стадо? Было ведь так однажды, в Вавилоне. Проходили. Знаем чем закончилось.
Партнер по бизнесу предлагал войти в долю при покупке отеля с рестораном в одном курортном немецком городке. Деньги не очень большие, а дело выгодное.
— Подумаем, — подытожил Игорь. Смущало то, что партнер намеревался осуществлять завоз танцовщиц-славянок, якобы он уже договорился с фрицами. Танцы — это одно, а Бордель — совсем другое. Кононов не собирался участвовать в «блядском» бизнесе. Вне правил, которым он следовал. А ведь за этим «отелем» из России не уследишь. А любой управляющий рано или поздно скурвится. Преданных и честных людей мало.
Вечером отправились в тренажерный зал при гостинице. Игорь обратил внимание на стройную немку-инструкторшу. Вообще-то они в большинстве мужеподобные, но эта — как исключение. И улыбается игриво. Жестами, на русско-немецком, договорился с ней сходить после тренировки в сауну. Парная-то у них общая… Ободренный согласием, Игорь ушел в раздевалку, встал под душ, затем перешел в сауну, взобравшись на верхнюю полку. Серж уже лежал тут давно и, судя по всему, спал. Ему было все нипочем, хоть за сто градусов. Было еще два фрица и какая-то обвисшая фройляйн. Прикрывая шрамы от ранений локтями, Игорь ждал свою инструкторшу, стряхивая с лица пот. Спустился пониже. Наконец, она появилась, нисколько не стесняясь своей наготы. А чего стесняться красивой фигуры? Села рядом, улыбаясь Игорю, потихоньку стали кое-как разговаривать. Через какое-то время, она подняла руку, чтобы поправить прическу, и Игорю бросился в глаза пук нестриженного рыжего меха подмышкой. «Тьфу ты!» — подумал он сердито. Словно угадав его мысли, Серж пробубнил с верхней полки:
— А ты знаешь, как наши вычисляли во время войны немецких шпионок? По подмышкам!
Инструкторша что-то залопотала на своем языке, указывая пальцем на шрамы на предплечье и животе Игоря. Видно, хотела узнать — откуда они взялись, эти пробоины? Кто отметил, в каком сражении? Но у Игоря уже пропало всякое желание.
К концу срока Кононову так смертельно надоела вся эта «заграница», что он спал и видел себя в Москве — пусть столица стала уже почти чужим городом, но все равно она наша, белокаменная, и ее предстоит отвоевывать вновь. А порою хотелось подойти к какому-нибудь полицейскому и просто расквасить ему нос. У него даже стала слегка подниматься температура. Болезнь к отеческим гробам, как аллергическое явление за рубежом. Нет, скорее домой, обратно…
ГЛАВА ШЕСТАЯ

1
Сюрпризов, о которых намекал в телефонном разговоре Мишель, произошло сразу два — еще до возвращения Игоря Кононова и его друзей из Германии. Большаков пустил за Афганцем «хвоста», и тот привел его к Кроту. Каратовские «жучки» зафиксировали беседу. Оба они — и Крот, и Афганец после отъезда Хмурого за границу, несколько утратили бдительность, пустились ва-банк, решив, что сейчас самый подходящий момент, чтобы обезглавить ставшуюся верхушку бригады. Повторялось нечто похожее на историю с Петровичем, но в том-то и дело, что пишет их один и тот же «Шекспир» — страх. Афганец все еще имел в бригаде значительно сторонников. Прежние заслуги, боевое прошлое создавали ему некий ореол героя. Кроме того, он предлагал «делать большие и легкие деньги на наркотиках», а это воодушевляло. Собственно, в этом была доля правды: героин, к примеру, это товар продающий сам себя, создающий сам себе спрос, тут не нужно особых усилий; мечта любого капиталиста, в экономике развитых стран он дает больше прибыли, чем торговля оружием и нефтью вместе взятыми. Но криминализация героина есть непременное условие его распространения. Получается некий парадокс: запретительная реклама ведет к его размножению, подобно вирусу в безвольном человеческом субстрате. Интересен такой факт, мало известный, но который наглядно показывает, что борьба с наркотиками высших должностных лиц, той же Америки, и теневой наркобизнес — две стороны одной медали.
Во время действия «сухого закона» в Америке, штат боровшихся с бутлегерами агентов ФБР был многотысячно раздут. После отмены — сокращать своих работников всесильный Гувер не стал. Другом у него был известный газетный магнат-монополист Билли Херст, тотально контролировавший СМИ. В период Великой Депрессии он вложил миллионы в бумажную индустрию и теперь пожинал плоды. Но вышло следующее: в начале тридцатых учеными была разработана технология получения высококачественной бумаги из конопли. Вроде бы — несомненный прогресс — сберегается лес, уменьшаются затраты, а конопля — субкультура не привередливая, растет и обновляется за год-два. Но Херст, оказавшийся под угрозой разорения, с помощью своего «кореша» Гувера нашел выход в демонизации и тотальном запрещении конопли. Он знал тонкую человеческую психологию, ведь даже во время действия «сухого закона» потребление алкоголя подскочило в пять-семь раз. На население Америки обрушился поток статей и пропагандистских фильмов про наркоманов, превращающихся в овощей-дебилов. В результате был принят закон о запрете на курение конопли, анаши и прочее. Гуверские агенты занялись пресечением наркомании, другие (зачастую, те же самые агенты, принимали участие в импорте и продаже наркотиков), а Херст сохранил свою газетную империю, поскольку для него и подобных ему мультимиллиардеров, заражение миллионов людей наркоманией не просто выгодный экономический ход, а глобальная мировоззренческая стратегия, и в создаваемом «новым мировым порядком» открытом обществе, идеальный гражданин — это наркоман. Самоубийца, управляемый с помощью иглы. Но каждому не объяснишь…
Над «афганским синдромом» и «дезинфекцией крота» Мишель, Большаков и Каратов ломали головы несколько дней, составляя схемы и пунктирные стрелки. Надо было торопиться расчищать «Авгиевы конюшни», до возвращения Хмурого.
— А если попробовать сделать так, чтобы частотные сигналы совпали? высказал «гениальное» соображение Каратов. Ухватившись за эту идею, Большаков принялся развивать ее дальше.
Пару дней спустя, Афганец, через известного ему посредника, с которым контактировал Большаков, получил заказ на изготовление «конструкции» с радиодистанционным управлением. Получив аванс, подрывник принялся за дело, использовав в качестве оболочки пустую банку из-под пива. Вмещалось туда аккурат до двухсот граммов тротила, а сборка системы управления заняла полторы суток. Большинство подпольных взрывников — законченные пироманы и наркоманы, с шизофреническими отклонениями. Не был исключением и Афганец. Радуясь своему очередному детищу, он не задумывался над тем, кому предназначается ловушка, чья машина будет разнесена вдребезги и кто «попьет» пивка из банки? Обычно, он использовал одно и то же радиочастотное устройство, но об этом было известно Большакову и Каратову. Подобные «игрушки» применялись ими совсем недавно в войне с чечами Мовлада. Закончив работу, Афганец сложил ВУ в «дипломат» и отправился на встречу с посредником. Она была назначена на небольшом уютном стадиончике возле площади Разгуляй. Усевшись на пустую трибуну и поставив «дипломат» между ног, Афганец принялся ждать. Время было выбрано дневное, на заснеженном поле — никого.
Отследив появление Афганца, Большаков с Каратовым отправились к телефон-автомату. В пейджинговую компанию поступил звонок:
— Здравствуйте. Для номера 2510. Текст: У нас жарко. Ждем. Крот. Все.
— Сработает или нет? — размышляя вслух, произнес Каратов, глядя в сторону стадиона, скрытого за металлическим забором. Через минуту оттуда донесся оглушительный взрыв.
— Сработало, — ответил ему Большаков. — А ты боялся.
— Слушай, а где это «у нас жарко?»
— В аду.
…В тот же день и приблизительно в это же время, на «встречу» с Афганцем отправился и Крот. Все произошло без малейшего сбоя. Когда «вольво» с Кротом подрулило к Южному входу в ВВЦ, ничто не предвещало того, что через минуту тишина здесь будет нарушена шквальным огнем. Прохожих почти не было, только молодая парочка — очевидно молодожены — прогуливалась с детской коляской. Проезд в ВВЦ оказался закрыт — совсем недавно тут установили оградительные щиты. «Вольво» остановилась. Один из охранников вылез, чтобы разобраться с ситуацией. Крот высунул голову из машины — он сидел на заднем месте. Счастливая парочка катила коляску метрах в десяти, не обращая ни на кого внимания. Молодая мать была довольно симпатичной, вот только небольшой шрам над верхней губой. Она нагнулась к ребенку, наверное, чтобы подправить одеяльце, и разогнулась. В руках у «артиста» оказался скорострельный «Узи», папаша выхватил точно такой же из-под пальто.
— Жми! — заорал Крот, но было поздно — все кончилось за несколько секунд. Когда ураганный огонь стих, «молодожены» побросали возле коляски оружие, прыгнули в подкатившие «жигули» и скрылись.
2
Старче Каллистратыч, к которому после возвращения на Родину заехал Кононов, уже обрел свое прибежище на окраине города, в дворницкой, и жил по его словам «припеваючи», метя «марксистской» бородой пол. Игорь явился не один — привез с собой Николая Сабурова. С ним он познакомился еще в девяностом году, на стрельбищах. Свел их Леша, работавший в одной «конторе» с Сабуровым. Но если Алексей, после ухода из КГБ, влился в бригаду к Стасу, то Николай еще некоторое время пытался «переломить ситуацию», пока не разочаровался окончательно. Судьба его складывалась весьма примечательно. Бывший сотрудник засекреченного отдела, майор, специалист по экстремальным ситуациям, группа «антитеррор», один из лучших офицеров-профессионалов. Семнадцать лет службы, за спиной — сложнейшие операции, длительные зарубежные командировки, смертельный риск. Практически, в жертву работе отдано все: даже жена, не выдержав постоянных напрягов, ушла. Тоже, что с Игорем. Сабуров служил не за деньги (их не было и тогда), за идею. И именно такие профи оказались не только не нужны нынешнему режиму, но и опасны. После разгрома КГБ, учиненного в девяносто первом, карьеристы и двурушники полезли вверх, преданных делу людей отстраняли или они уходили сами. Тогдашний «глава» Бакатин вошел в историю уникальным мерзавцем, от страха передавший американцам системы слежения, а также засекреченных резидентов. Не отставали от него и другие «демократические» генералы КГБ. Измена и предательство — с самого начала перестройки — стали нормой жизни. Иные ценности, другой смысл жизни — главное деньги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27