.. - Сергей допил кофе и отодвинул чашку. Своеобразный тип, явно сдвинутый по фазе. Но как начнет говорить об искусстве - заслушаешься.
- Вот-вот, на его сладкоголосые речи многие попадались. Это мимикрия, ловкая маскировка, скрывающая истинное лицо матерого хищника. Не зря же я назвал его "Человек в футляре".
- Насколько я понял, он заплатил Коростовцеву за финифть ту же сумму, что получил от меня?
- Пусть это вас не волнует. Уравнение "Человека в футляре" решается не четырьмя действиями арифметики, а с применением высшей математики.
- Хотелось бы знать, почему наша сделка с финифтью послужила поводом для...
- Вы несметные богатства видели, когда побывали в его логове? - перебил Затуловский.
- Видел холодильник "ЗИЛ" и телевизор "Юность", больше ничего сколько-нибудь ценного. Он принял меня на кухне, а там...
- В ходе обыска наши люди изъяли у него ценности на сумму, превышающую миллион рублей, - веско произнес Затуловский. - Точную цифру назовут эксперты, они для этого и существуют, однако уже сейчас очевидно, что богатства нажиты преступным путем. Скажите, Холмогоров, легко накопить миллион при зарплате 180 рублей в месяц? Вы - технарь, быстренько сосчитайте в уме, сколько времени понадобится, даже если ничего не есть, не пить и не платить за квартиру. Лет сто?
- Около пятисот, - мысленно прикинув, ответил Сергей. - Он что, раскололся?
- Расколется, - уверенно бросил Затуловский. - "Кресты", как вы знаете, не курорт с минеральными водами, а тюремная похлебка - не суп-пюре из раков. Помаринуется там, подышит спертым воздухом - и заговорит, не сомневайтесь.
- А если нет?
- Как-нибудь переживем. Суд так или иначе вынесет обвинительный приговор. Миллион, Холмогоров, подействует на судей как красная тряпка на быка. Это вы увидите своими глазами.
- Что вы подразумеваете?
- Ваше участие в процессе по делу "Человека в футляре", где вы выступите в качестве свидетеля.
- Разве это обязательно? Ведь он в присутствии ваших подчиненных признал, что продал мне финифть за 2500 рублей, а это значит, что в наших показаниях нет противоречий и мне незачем выступать в...
- Ай-яй-яй, Холмогоров, где же ваша хваленая сообразительность? Следствие вас дергать не будет, очных ставок между вами и обвиняемым не потребуется, а в суд вы должны явиться в обязательном порядке, таков закон. Сами не явитесь доставят с милицией, принудительным приводом.
- Для чего эти никчемные формальности?
- По закону суд заново взвешивает все обстоятельства дела, отталкиваясь от фактов и живых свидетельств независимо от содержания обвинительного заключения, - добродушно пояснял Затуловский, прихлебывая остывший чай. - Это в теории, корнями уходящей во времена Фемиды, греческой богини правосудия, и Юстиции, ее римской товарки. На практике все по-другому, но... Осваивайте тонкости уголовно-процессуального законодательства, Холмогоров, вам это полезно. В роли подсудимого вы уже побывали, понятым при обыске - тоже, а теперь вам предоставлена возможность взглянуть на наше судопроизводство под углом зрения свидетеля, призванного говорить правду, только правду и ничего, кроме правды.
- Роман Валентинович!
- Все, все, больше не буду.
- А как быть с деньгами, полученными от вас под отчет?
- Это не ваша забота. Сделку с финифтью признают недействительной, иконы, как предмет спекуляции, обратят в доход государства, те 2500 рублей в целости и сохранности отдадут вам, добропорядочному коллекционеру, а вы, в свою очередь, вручите их мне. - Затуловский отнес чашки на кухню, а по возвращении взялся за папку с почтой. - Ну-ка, ну-ка, что новенького шлют в узилище с воли?..
Примечательно, что нежелание как-либо участвовать в судебном разбирательстве дела "Человека в футляре" возникло у Сергея под впечатлением романа Оноре де Бальзака "Кузен Понс". Понуждая его прочесть "Кузена Понса" в служебных целях, Затуловский не учел восприимчивости Сергея и добился обратного эффекта, вызвав у него волну сочувствия к бедам Андрея Святославовича. Вдобавок шестое чувство исподволь нашептывало Сергею, что ему незачем лишний раз светиться, суд - штука непредсказуемая. Время нынче баламутное, на дворе - гласность, газетчики в поисках сенсаций без мыла лезут во все щели, так что, пожалуй, лучше не высовываться.
Опасения Сергея получили наглядное подтверждение месяц спустя, в третьей декаде апреля, после суда над Нахманами.
Сам судебный процесс прошел 19 апреля без сучка и задоринки, как спектакль, поставленный Товстоноговым в БДТ имени Горького, где Лена и Сергей не пропускали ни одной премьеры. Марк Себе-Наумович безраздельно взял вину на себя, Борис вторил ему, уверяя судей в полнейшем раскаянии; в ходе судебного следствия и Сергея, и Колокольникова не беспокоили бестактными вопросами ни прокурор, ни адвокаты, а к исходу дня огласили приговор, вызвавший у Анны слезы радости: оба ее братца-разбойничка отделались легким испугом, получив по два года с отбытием наказания на стройках народного хозяйства.
Вечером Анна накрыла стол у себя дома, а когда гости во главе с Давидом Шапиро ушли, отдалась Сергею с таким жадным пылом, что у соседей, надо думать, кровь стыла в жилах от ее воплей. Сергей не на шутку переполошился, что милиция явится с минуты на минуту, но, к счастью, все обошлось. А Анна, посмеиваясь над его тревогами, коротко бросила: "Наплевать!" У нее, как казалось Сергею, вообще отсутствовал стыд - во всяком случае, в том смысле, который принято подразумевать по европейским меркам.
В общем, суд не сопровождался неприятностями. Они обнаружились три дня спустя, когда в конторе Додик Шапиро огорошил Сергея свежим номером "Ленинградского комсомольца", где какой-то щелкопер в красках расписал дело Нахманов и основательно зацепил как Сергея, так и Колокольникова: едва ли не половина судебного очерка, занимавшего весь газетный подвал, была посвящена размышлениям о том, почему торговый работник С. К. Холмогоров, выступавший наводчиком, не сидел на скамье подсудимых, а давал лишь свидетельские показания, и почему компетентные органы закрыли глаза на то обстоятельство, что впечатляющие траты потерпевшего необъяснимым образом расходились со скромными доходами.
"Вот сволота долбаная! Попался бы ты мне в темной подворотне, я бы тебя навсегда отучил от размышлений!" - мрачно выругался Сергей, уповая на то, что Лена не читает "Ленинградского комсомольца", а ее сослуживцам по ЦНИИСЭ, будем надеяться, вряд ли взбредет в голову, что "торговый работник Холмогоров" и муж Елены Георгиевны - одно и то же лицо.
Так и вышло: Лена ни о чем его не расспрашивала, а злополучный очерк вскоре забылся на фоне шумихи, поднятой вокруг Карабаха.
Что же касается уголовного дела "Человека в футляре", то оно не причинило забот, не говоря уж об уроне. После майских праздников Сергей по приглашению капитана Алексеева побывал в Следственном управлении ГУВД с кратким визитом вежливости. Допроса как такового вообще не было - предупредительный Алексеев заранее состряпал протокол на базе собственноручного объяснения Сергея, написанного им в день ареста Андрея Святославовича. Был дружеский треп о преферансе. Напоследок Алексеев посетовал на то, что задыхается от перегрузки и вынужден просить у Москвы санкцию на продление сроков следствия еще на шесть месяцев, а Сергей посочувствовал ему, пожелав, чтобы их следующая встреча ознаменовалась производством капитана в майоры.
Миновали весна, лето и осень, наступила зима, и Сергей давно уже не вспоминал "Человека в футляре". Напомнила о нем в дни предновогодней сутолоки судебная повестка, с нарочным доставленная на Красную улицу, по месту прописки Сергея. Из ее текста явствовало, что свидетелю Холмогорову надлежит явиться в народный суд на Выборгской стороне к 10 часам 13 января 1989 года.
44. ВЕСЫ ФЕМИДЫ
В пятницу, 13 января, Лена с утра приехала в ЦНИИСЭ, потому что не была уверена в том, что лаборантка Лара сдержит слово. Хотя та накануне клятвенно заверила, что не подведет, от нее можно ждать любых сюрпризов, а рисковать Лена не имела права: без показаний Лары судьи примут на веру протокол обыска и признают Тизенгауза виновным в незаконном хранении боеприпасов.
Лара не подвела; однако, когда они втроем, Марина, Лара и Лена, собрались в дорогу, неожиданно выяснилось, что начальница отдела материаловедения возражает против ухода Лары, мотивируя это тем, что у нее нет судебной повестки. Пришлось обращаться к заместителю директора филиала, что заняло лишних двадцать минут. А на Литейном мосту из-за какой-то неполадки трамвай остановился, пассажиров высадили из вагона, и оставшуюся часть пути они шли пешком. В итоге попали в суд с опозданием, когда процесс был в самом разгаре.
На цыпочках, бочком проскользнув в зал заседаний, Лена опустилась на скамью в последнем ряду, у двери, усадив рядом Лару. А Марина пристроилась поблизости, по другую сторону прохода. На ее безымянном пальце поблескивало новое обручальное кольцо.
Лена распахнула шубку, сняла меховой берет и осмотрелась. Вокруг и впереди, занимая четыре ряда не сплошь, а с неравномерными разрывами, как зубцы у поломанной расчески, торчали головы пенсионеров. Первый ряд скамей пустовал, а дальше, у противоположной стены, под гербом Российской Федерации, сидели судьи: в центре - остроносый мужчина с жидким хохолком, а по бокам две женщины лет сорока - сорока пяти. Правее, в торце стола, гнулась над бумагами судебная секретарша, ровесница Лары, а перед судейской троицей, за приставным столиком, восседал государственный обвинитель, моложавый шатен в темно-синем кителе с четырьмя маленькими звездочками в петлицах. Место напротив обвинителя было свободным - со слов Марины Лена знала, что Тизенгауз отказался от адвоката и защищал себя сам.
Андрей Святославович, ссутулившись, сидел за барьером, на скамье подсудимых, под конвоем двух солдат в красных погонах, и казался древним старцем - исхудавший, мучнисто-бледный, он за прошедшие десять месяцев настолько зарос сединой, что напомнил Лене аббата Фариа, узника замка Иф из романа Дюма "Граф Монте-Кристо".
- Что было? - шепотом поинтересовалась Лена у соседа, кряжистого, еще крепкого ветерана - из-под расстегнутого полушубка выглядывала многоярусная орденская колодка.
- Огласили обвинительное, а после допросили подсудимого. Ну, доложу вам, шельма! Мильон с гаком заграбастал! - Видя, что Лена изменилась в лице, ветеран утешил ее: - Не горюй, дочка. Самый смак впереди: судебное следствие. Начнут допрашивать свидетелей, во будет потеха.
- Тсс, - с двух сторон зашикали старухи. - Не мешайте!
К маленькой трибунке приблизился пожилой мужчина в дорогом пальто с бобровым воротником шалью. В руках он мял пышную бобровую шапку с верхом из черного бархата, какие Лена видела только на боярах в кинофильмах с историческими сюжетами о допетровской Руси. Господин с богемным душком, про себя отметила она, обратив внимание на пестрый шейный платок, выглядывавший из-под белоснежной сорочки. Интересно, кто это?
Свидетель назвал свою фамилию - Коростовцев, расписался в каком-то журнале у секретарши и ответил на заданные обвинителем вопросы. Да, он продал двадцать четыре иконы на эмали, те самые, что сейчас лежат перед товарищами судьями, за 1050 рублей присутствующему здесь Андрею Святославовичу. Сумму он помнит точно, поскольку Андрей Святославович торговался за каждую икону со столь неистовым упорством, что он, Коростовцев, право слово, диву давался - откуда у интеллигента, каковым он ошибочно считал подсудимого, такая хватка? Нет, про обмен речь вообще не заходила: сам Андрей Святославович про это даже не заикался, а он, Трофим Трофимович, ни о чем не расспрашивал. У них, коллекционеров, праздное любопытство не в почете... Нет, ничего другого, кроме икон, он Тизенгаузу ни прежде, ни в тот день не продавал. Был, правда, разговор про конфетницу из серебра, доставшуюся ему по наследству от покойного родителя. Воспользовавшись случаем, он, Коростовцев, посоветовался с Андреем Святославовичем насчет цены конфетницы, но не с целью заинтересовать. Конфетница Фаберже гражданину Тизенгаузу не по карману. Если ему, Трофиму Трофимовичу, не верят, пусть спросят Федю, тот, право слово, подтвердит тютелька в тютельку.
- Подсудимый, у вас есть вопросы к свидетелю? - спросил судья.
- Есть. - Тизенгауз встал и подался вперед, к барьеру, вперившись в Коростовцева. - Вы в прошлом привлекались к уголовной ответственности?
- Андрей Святославович, креста на вас нету, - с осуждением вымолвил Коростовцев. - Своей беды мало, так захотелось прилюдно унизить меня, старика? В компании, значит, веселей, сподручней?
- Свидетель, отвечайте на вопрос по существу, - спокойно сказал судья. Находились вы под судом и следствием?
Коростовцев посмотрел на обвинителя, словно ища у него поддержки.
- Свидетель, напоминаю вам об ответственности за уклонение от показаний и за дачу ложных показаний, - строже произнес судья. - Мы вас слушаем.
- Так когда это было!
Лица Коростовцева, стоявшего спиной к залу, Лена, естественно, не видела, но заметила, что его затылок побагровел от прилива крови.
Поскольку Коростовцев всячески уходил от прямого ответа, пришлось приложить немало сил, чтобы добиться ясности. Судья взял Коростовцева в оборот и серией точных вопросов вынудил признаться в том, что он дважды судился - в 1946 году по статьям 120 (развратные действия в отношении несовершеннолетних) и 121 (мужеложство), а в 1955 году по статье 208 (приобретение и сбыт имущества, заведомо добытого преступным путем) УК РСФСР, получив в общей сложности одиннадцать лет лишения свободы, из которых реально отбыл в исправительно-трудовых колониях только четыре с половиной года.
Зал загудел, пораженный услышанным, но мигом утихомирился после предупреждения судьи.
Лена и Марина быстро переглянулись, а Лара застыла с открытым ртом, словно узрела трехглавого Змея Горыныча: живьем педераста ей видеть не доводилось.
- Есть еще вопросы? - спросил судья у Тизенгауза.
- Нет. - Тизенгауз опустился на скамью подсудимых.
Следующим допросили вертлявого парня по фамилии Однополенко, показавшегося Лене шутом гороховым. В ухе у него висела серьга с прицепленной к ней монетой, а соломенные волосы стягивались на затылке в конский хвост. Парень с ужимками сообщил, что во время торга между Коростовцевым и Тизенгаузом подслушивал за дверью смежной комнаты, а после ухода покупателя получил от Трофима Трофимовича кусок, тысячу рублей, на первый взнос за кооператив на Ржевке. Он, Однополенко, просил Трофима Трофимовича не жилиться, подкинуть еще полкуска, но ничего не добился - Коростовцев показал ему полста одной бумажкой, жестом объяснив, что, мол, все, бобик сдох.
- Подсудимый, у вас есть вопросы к свидетелю? - Тизенгауз поднялся и вежливо спросил:
- Вы, кажется, временно не работаете. А где и кем вы работали раньше?
- Как вышел из ПТУ, так оформился в жэке, дежурным слесарем-сантехником, скривившись, ответил Однополенко. - А как обрыдло чистить засоры в унитазах, нюхать чужие калы, уволился по собственному желанию.
- А каковы теперь ваши желания? Кем хотите быть?
- Брокером. Где-то на Пороховых открылись двухнедельные курсы брокеров, туда и пойду. - Судья не сдержал улыбки.
- Есть еще вопросы?
- Какие отношения связывают вас с Коростовцевым? - продолжал Тизенгауз. Что между вами общего?
- Дружба, - без задержки выпалил Однополенко, по-видимому подготовленный к подобным вопросам. - Случись у него нужда, я - тут как тут. В булочную сбегать или другое что - как откажешь? Трофим Трофимович добрый, отзывчивый наставник, щедро делится опытом.
- Кажется, не только опытом? Деньгами тоже?
- Как лишние заведутся, так не отказывает.
- Сколько вы ему задолжали? - в упор спросил Тизенгауз.
- Мы, дяденька, народ не мелочный, не считаемся, - с пренебрежением ответил Однополенко. - Стану брокером, так сразу буду ему давать тоже без счета, от всей души...
- Во дает, петух! - восхищенно заметил сосед Лены, ткнув ее локтем. Умора!
Лара вытянула шею, как жираф, и, похоже, лишилась дара речи.
А дальше произошло то, чего Лена уж никак не ожидала,- в зале появился Сергей, занявший место Однополенко. Твердым голосом ее муж отвечал на поставленные вопросы, а Лена слушала и ровным счетом ничего не понимала. Господи, да какой же Сережка коллекционер, со студенческих лет собиравший ростовскую финифть, если у них дома одна-единственная иконка на эмали, подаренная им в день ее тридцатилетия? Чушь какая-то!
Марина, пораженная, судя по всему, не меньше Лены, жестами пыталась привлечь ее внимание, но Лена погрузилась в транс и уже ни на кого не реагировала.
Тизенгауз не стал задавать Сергею вопросов, и тот, по-прежнему не заметив Лену, сел в первом ряду, но не по соседству с Коростовцевым и Однополенко, а через проход.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77