Сре
ди бурьяна, жесткого белоцвета и древовидных, выше Стасика, репейников. С
ухие стебли и колючки злорадно цеплялись за шероховатый китель, дергали
кирзовую полевую сумку на брезентовом ремне, чуть не оторвали от этого р
емня сатиновый мешочек с чернильницей-непроливашкой. Ежики-репьи щелка
ли по ушам и застревали в коротеньком Стаськином “полубоксе”. Ну и пусть!
Приключения так приключения. Вперед!

Но скоро он понял, что костюму от таких приключений
несдобровать. Левая штанина внизу разорвалась по шву, одна пуговица с ки
теля потерялась. Стасик выбрался на солнечную проплешину откоса. Обобра
л с себя колючие шарики. Из кителя сделал скатку Ч вроде шинельной, солда
тской. Надел ее через плечо крест-накрест с ремнем сумки. Получилось по-п
оходному, по-военному. Штаны подогнул выше коленей, а чулки скатал пониже
, так что под коленками получились отвороты, похожие на коричневые бубли
ки. Перешнуровал потуже ботинки. И решил, что теперь он похож на разведчик
а-путешественника с картинки в книжке писателя Киплинга.
…Эту толстенную книгу без корочек он прочитал, когда лежал в больнице. Та
м ее все по очереди читали, она переходила “от поколения к поколению”. В да
вние времена принесли ее кому-то с передачей, там она и осталась, потому ч
то из “заразной” больницы возвращать ничего не разрешается.
В книге было много всего: и разные сказки, и приключения в джунглях, и расс
казы про моряков. И длинный роман под названием “Ким”. Про похождения бес
призорного мальчишки и про его учителя-индуса, который всю жизнь искал с
вященную реку. Стасик не все в этой истории понял, но было интересно. И бол
ьше всего запомнились мысли Кима. Как он пытался решить загадку: “Кто же я
такой?” И его мысленный крик Ч будто сразу и вопрос, и жалоба, и ответ, и ра
дость: “Я Ким, Ким, Ким!..”
На Стасика тоже иногда наваливались мысли: кто он и зачем? “Я Стасик, Стаси
к… Ну и что? А почему я именно Стасик? А что дальше?..” Про это он думал не раз,
когда не спалось на больничной койке, а в небе Ч то бледные июльские звез
ды, то желтый ноготок полумесяца… И додумался тогда Стасик, что все-таки е
сть у человека бессмертная душа. Никакого там ада, рая и прочих чудес, про
которые рассказывала соседская бабушка Алена, мама дяди Юры, конечно, бы
ть не может, сказки это. А душа есть, потому что без нее было бы совсем глупо.

А случалось и так, что Стасик лежал на кровати и в то же время будто улетал
к тем звездам, что в окне, и мчался среди них свободно и бездумно…
Но и мысли о бессмертной душе, которая когда-нибудь полетит в звездную бе
сконечность, не решали загадок. А зачем она, душа? А как это Ч вечность и бе
сконечность? Совсем-совсем без конца? Или где-то конец все-таки есть? А тог
да Ч что за ним?..
Однако сейчас на лужайке речного откоса мысли эти лишь едва-едва мелькн
ули у Стасика. Просто книжка вспомнилась и Ким… Стасик поправил под реме
шком ковбойку, по-следопытски глянул вперед.
Шагов через двести тропинка привела к развалившейся лестнице. Наверно, к
огда-то лестница спускалась к лодочной переправе. Но теперь переправа б
ыла совсем в другом месте, а от лестничных пролетов остались лишь отдель
ные участки с прогнившими ступенями. Остальное, скорее всего, во время во
йны растащили на дрова. Стасик поглядел сперва вперед, потом вверх. Проби
раться сквозь заросли, по правде говоря, уже надоело, под рубашкой полно м
усора, а коленки горят и чешутся. А кроме того, надо ведь посмотреть, что та
м наверху за улицы.
То по хлипким ступеням, то прямо по откосу выбрался Стасик на высокую кро
мку берега. Оглядел, как покоритель Казбека, реку и землю до горизонта, поп
равил амуницию и двинулся в незнакомые края.
Улица Ермаковская, улица Тобольская, переулок Водников… Никогда Стасик
здесь не бывал. Он жил в привокзальном районе, всегда словно припорошенн
ом угольной пылью. Дома там Ч кирпичные или деревянные Ч были все похож
и друг на друга: двухэтажные, с квадратными окнами, без всяких украшений. К
ое-где между ними стояли длинные бараки. И единственным красивым здание
м был похожий на терем Клуб железнодорожников, да и то он стоял ближе к цен
тру, в Андреевском саду.
А здесь Ч все по-другому. Деревья казались гуще и листья их чище. В канава
х пестрели мелкие ромашки, а у заборов желтая россыпь лютиков, сурепки и п
оздних одуванчиков. Лопухи по-хозяйски росли сквозь щели деревянных тро
туаров. И все дышало стариной. На кирпичном двухэтажном доме, на боковой с
тене, Стасик увидел совсем необыкновенное: большой корабль с надутыми па
русами и длинными флагами! Видимо, барельеф этот был вылеплен из алебаст
ра или гипса. Старый, потрескавшийся, местами обвалившийся… Но все равно
прекрасный корабль! Он летел над верхушками пожелтевших кленов и гроздь
ями рябин. Над ним виднелись на кирпичах полустершиеся черные буквы: “Бр.
Гурины. Торговля рыбой”. Стасик мысленно отмел эту буржуйскую надпись, а
кораблем любовался долго.
И с этого момента он всюду стал замечать признаки особой, “корабельной”
жизни. У ворот лежали перевернутые лодки. На заборе желтело фанерное объ
явление: “Пристани Турень требуются грузчики, вахтеры и разнорабочие”
Ч и внизу значок Ч якорь в кружочке. Над кривым деревянным домом с башен
кой Ч флюгер-пароходик. Маленький сквер огорожен литой решеткой с узор
ом из штурвалов и канатов… И название самой улицы Ч Пароходная!
И Стасику очень захотелось туда, где два года назад он видел пароходные о
гни и ощущал портовые запахи.
Но улица вдруг уперлась в теплую от солнца стену кирпичного склада. Приш
лось обходить его по тропинке. А тропинка привела Стасика в кривой переу
лок.


Размышления в переулке Банн
ый лог

1

Переулок извилисто убегал вниз, но не с ровным наклоном, а с горки на горку
. Тротуары Ч не деревянные, а из каменных плит, которые лежали косо, редко,
топорщились и соединялись кривыми тропками. Дома тоже стояли неровно: то
вдоль, то поперек, то дерзко выставляли на дорогу покосившийся угол или к
рыльцо. Были здесь всякие дома: и большие Ч с резьбой, застекленными балк
ончиками и надстройками, и утонувшие в лопухах и бурьяне хибарки. А над пу
таницей склонившихся туда-сюда заборов Ч чаща рябин и вековые тополя.

Безлюдный этот, причудливый переулок поманил Стасика ласково и неудерж
имо. И Стасик пошел вниз по плитам с приятным и странным ощущением: будто о
н делал открытие и в то же время словно место это ему смутно знакомо.
Конечно, у такого переулка и название должно быть подходящее. Скажем, Реч
ной, потому что за домами чувствуется, просто-напросто дышит простор нед
алекой реки. Или Лодочный спуск: вон две лодки лежат у ворот, а еще одна тор
чит острым носом над забором. Или Рыбачий. Большая сеть сохнет на кольях в
палисаднике перед желтой мазанкой (неужели в реке ловят сетями? Или прив
езли с озера?).
Наконец Стасик увидел на воротах ржавый круглый щиток с фонариком, номер
ом и облупившимися буквами:
Он остановился, замигал. От удивления и досады.
Название и правда необычное. Но и… как говорят, ни к селу ни к городу. Лог Ч
это, как известно, овраг, он с ответвлениями тянется через Турень во многи
х местах. А здесь… Может, потому что переулок постепенно опускается к рек
е и незаметно раздвигает толщи обрыва? Ладно. А почему “Банный”? Где-то зд
есь баня? Но известно, что в Турени всего четыре бани: Ишимская (за водокач
кой), Заречная (у черта на куличках, Стасик там никогда и не был), Железнодор
ожная (привычная, уютная, куда он ходит с Юлием Генриховичем) и Стахановск
ая (самая большая, в центре, на улице Стахановцев).
Чтобы прогнать досаду, Стасик решил, что когда-то и здесь была баня, но не п
ростая. Наверно, с большой трубой, похожая на пароход. В ней мылись кочегар
ы с пароходов, которые приплывали к пристани Турень от самого Ледовитого
океана…
В банях, кстати, всегда есть что-то такое корабельное, морское. Шипенье кр
анов, шум воды, гулкие голоса; голые спины блестят в пару Ч совсем как в па
роходной кочегарке, когда барахлят старые котлы (Стасик видел это в кино
“Морская дорога”). А Стахановская баня, та вообще напоминает океанское с
удно: похожие на иллюминаторы окна в несколько рядов, а над входом Ч куби
ческий застекленный выступ, будто капитанский мостик.
Однажды шли втроем по улице Стахановцев, и Стасик сказал:
Ч Если бы не круглая, то совсем как корабль.
Дело в том, что трехэтажная кирпичная баня была как цирк без купола или бо
льшущий нефтяной бак.
Юлий Генрихович поддакнул и вдобавок объяснил, что были на свете и кругл
ые корабли: два старинных броненосца, которые прозвали “поповками”. Пото
му что их строил адмирал Попов.
Ч А может, и баню эту адмирал строил? Ч сказал Стасик. Просто так, для шут
ки.
Но Юлий Генрихович вздохнул и возразил, что баню строил известный архите
ктор, у него много интересных зданий в других городах, а одно даже в Москве
…
Ч А вот за это сооружение беднягу посадили и чуть не шлепнули, Ч сказал
он.
Мама нервно оглянулась, а Стасик сумрачно спросил:
Ч Почему? Ч Что такое “посадить” и “шлепнуть”, он знал.
Юлий Генрихович объяснил, что баня построена кольцом (снаружи этого не в
идно) и архитектора обвинили, что сделал он это с вредительским умыслом. Е
сли, мол, враги народа, диверсанты и троцкисты, взорвут внутри такого коль
ца бомбу, она в замкнутом пространстве ахнет с повышенной разрушительно
й силой, погубит здание и массу советских людей…
Ч Откуда ты это знаешь? Ч опасливо и с досадой сказала мама.
Ч Потому что я с ним вместе сидел в пересылке…
Мама опять посмотрела вокруг: нет ли поблизости прохожих? Того, что все эт
о слышит Стасик, она не боялась, привыкла доверять ему. В те годы, когда они
жили вдвоем, с кем ей было еще разговаривать откровенно? Вот и беседовали
обо всем на свете, и мама приучила сына с посторонними о лишнем не болтать
, а о таких делах вообще молчать намертво.
Юлий Генрихович ему тоже стал доверять, когда понял, что Стасик Скицын че
ловек надежный. Пускай не очень храбрый (а иногда и слабоватый на слезы), н
о если уж скажет Ч можно верить. И если обещал держать язык за зубами Ч н
е сболтнет ни приятелям, ни соседу и даже себе вслух не скажет.

2

Юлий Генрихович появился в жизни Стасика странно и тревожно. Много позже
Стасик узнал, что в начале сорок пятого года в библиотеку Клуба железнод
орожников, где мама тогда работала, пришел мужчина. Остался с мамой наеди
не, сказал, кто он и откуда, и предупредил, что через несколько дней к ней по
просится на жительство квартирант. Ему подскажут этот адрес. “Так надо. В
ам понятно?”
Мама пролепетала, что понятно. Комната у них со Стасиком была разгорожен
а фанерной стенкой. Проходную часть мама и раньше иногда сдавала приезжи
м людям: то эвакуированному профессору, то офицеру пехотного училища, то
медсестре из госпиталя. Так что само по себе дело было не новое. Но мужчина
объяснил, что время от времени будет встречаться с мамой. И она будет расс
казывать ему, как живет и о чем говорит квартирант, какие у него знакомые и
от кого он получает письма. Тут мама попробовала сказать, что она не знает
, как это, и она не умеет, и вообще… А мужчина улыбнулся: “Вы ведь советский ч
еловек, верно? Вдова командира. И сын у вас растет, будущий пионер. Вы ведь л
юбите вашего сына?”
Мама очень любила сына, будущего пионера…
Скоро появился жилец. В старом, ломком от мороза кожаном пальто, в облысев
шей ондатровой ушанке, с фанерным чемоданом. Высокий, лицо впалое, а одна щ
ека так втянута внутрь, что совсем получилась яма. На толстой переносице
Ч красноватый рубец. Глаза у незнакомца были бледные, и смотрел он, как дв
оровая собака Чапа, когда ее пускают в дом погреться.
Говорил он тихо и вежливо. Рассказал, что работал на севере, в поселке у Об
ской губы, а сейчас перевели сюда. Жить стал незаметно. Утром уходил в конт
ору мебельной фабрики, где служил плановиком. Приходил поздно, ложился н
а железную кровать и читал под лампочкой всегда одну и ту же толстую книг
у “Война и мир”. Иногда приносил маме консервы из своего пайка. Мама отказ
ывалась, но он оставлял банки на столе. Мама звала его пить чай. Он пил, гово
рил мало, впадина темнела на его щеке. Стасика он научил делать из бумаги н
адувных чертиков. Сказал: “Мы таких еще в гимназии мастерили”…
В начале марта с квартирантом случилась беда. Он шел с последнего сеанса
из кино “Комсомолец”, и на Земляном мосту его сбил грузовик. Не остановил
ся. Ударом бросило Юлия Генриховича в лог, он лежал там без сознания до утр
а, потом прохожие заметили, подобрали, отправили в больницу. Там Юлий Генр
ихович пробыл до середины апреля Ч с сотрясением мозга, переломом руки
и воспалением легких. Мама стала ходить в больницу. Сперва не часто, а пото
м почти каждый вечер. Стасика оставляла с соседкой тетей Женей. Когда воз
вращалась, объясняла насупленно и как-то виновато:
Ч Он ухода требует. Слабый совсем, сам ничего не может. А у него ведь никог
о здесь нет… кроме нас.
В Москве у Юлия Генриховича был брат, но приехать он не мог, прислал только
письмо и перевод.
Вернулся Юлий Генрихович еще более худой, зеленовато-бледный, но странн
о повеселевший. Чаще заходил пить чай. Стасику сделал трехмачтовый кораб
лик, чтобы пускать в лужах.
Неизвестно, приходил ли еще к маме мужчина “оттуда”. Если и было такое, то
про разговоры с квартирантом все равно мама ему не рассказывала. Иначе и
она, и Юлий Генрихович попали бы туда, “куда Макар телят не гонял”.
Оказалось, что на севере Юлий Генрихович не просто работал, а сидел в лаге
ре. За что? “Милый мой, кабы хоть кто-то знал там, за что…” Первый раз его заб
рали в тридцать седьмом. Он жил тогда в Москве вместе с сестрой, потому что
жена умерла, а детей не было. У сестры иногда собиралась компания знакомы
х музыкантов. Говорили о спектаклях, о концертах и книгах… Фамилия у Юлия
Генриховича была “странная-иностранная” Ч Тон. И однажды он, подвыпив, з
аметил в разговоре, что такую же фамилию носил архитектор, построивший в
Москве храм Христа Спасителя. “Вот из этого окна он был виден…”
“Гордитесь, значит, знаменитым однофамильцем?” Ч небрежно улыбнувшись
, заметил один знакомый. При странном молчании остальных. А Юлий Генрихов
ич возьми да и брякни:
“Чего ж теперь-то гордиться? Кабы храм стоял по-прежнему, а то ведь пустое
место…”
Все вежливо поговорили еще минут десять и быстренько разошлись.
Сестра была старше (“и умнее!” Ч говорил Юлий Генрихович). Она требовала,
чтобы брат уехал немедленно Ч куда глаза глядят. А он только рукой махну
л и спать завалился. Пришли за ним утром, отвезли в тесную одиночку.
“Ох, Стасик, не дай тебе Бог услышать, как за спиной задвигается тюремный з
асов…” Ч сказал однажды Юлий Генрихович в горьком подпитии…
Следователь говорил арестованному, что тот вел антисоветскую пропаган
ду, при всех сожалел о рассаднике поповского мракобесия, который взорвал
и, чтобы на месте его построить Дворец Советов. И что планы этого строител
ьства он, подследственный Тон, называл пустым местом и заявлял также, что
не желает видеть в своем окне фигуру Вождя, которая должна увенчать Двор
ец. А поскольку до таких контрреволюционных мыслей одному дойти невозмо
жно, то подследственный должен искренне признаться, в какой белогвардей
ской организации состоит.
Юлий Генрихович держался. Начитавшись в юности Джека Лондона, он потом н
емало побродил по земле, был охотником и спортсменом, ходил с караванами
в Туркестане, рыбачил на Каспии, работал на Шпицбергене. В общем, был “жили
стый и принципиальный”, и следователи с ним “возились без успеха”. А пото
м очень повезло. Сестра каким-то чудом выхлопотала разрешение на переда
чу, отнесла брату чистое белье, а от него получила сверток с грязным. “Голо
вотяпы надзиратели в спешке недосмотрели, Ч криво усмехнулся Юлий Генр
ихович. Ч Работы у них было невпроворот…” На рубашке сестра обнаружила
кровавые пятна и прямо с этим бельем, сквозь все заслоны, пробилась к како
му-то крупному начальству и подняла там большой крик. “Отчаянная была же
нщина, бесстрашная…”
Как ни странно, а такой безумный шаг помог. Может, потому, что в этот момент
наступило временное послабление в борьбе с “врагами и заговорщиками”. Ю
лия Генриховича выпустили.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
Полная версия книги 'В глубине Великого Кристалла - 6. Белый шарик Матроса Вильсона'


1 2 3 4