Или этот Штырь Русимович, наоборот, будет просить прощения у Люсьен, валяться в ногах? Ведь вон как вцепился в девчонку, много лет не выпускает, хотя мог бы уже сотню-другую красоток за это время разменять…
— Я с вами. Подыхать, так с музыкой, — наконец отозвалась Люсьен и вопросительно взглянула на Виталю. Тот отвернулся, не выдав своим красивым, холеным лицом никаких эмоций. Как рыба перламутровая: не поймешь, что делается там у него внутри, под одеждой. Хм, под одеждой у него… Нет, про это сейчас не будем.
— Ты должна делать вид, что не слышала команды открывать огонь. Запомни, ничего не было. Тебя схватили. Потом связали и куда-то увезли. Теперь возвращают. Ты меня ненавидишь, ничего не знаешь. Просто радуешься, что вернулась домой. Штыря нужно хотя бы немного утихомирить.
— А ты не боишься? — Люсьен смотрела на меня во все свои огромные глаза, и я почувствовала, что от ответа на этот простой вопрос зависит, как сама она будет себя вести дальше. Изобразить из себя бесстрашную черепашку-ниндзя перед кодлой мужиков с оружием? Сделать вид, что я — Кощей Бессмертный, знаю тайну вечной жизни и потому не боюсь быть убитой?
— Боюсь, конечно, — сказала я просто. — Но об этом нельзя думать, иначе ничего не получится. Страшнее всего, когда накрывают врасплох и пригвождают ночью к собственной постели, например…
— Примерчики у тебя, — передернулся Виталий. — Слушай, я уже и не рад, что в такое дело впутал тебя. Может, я сам как-нибудь разберусь?
— Нет уж, поздно. Штырь и его штырята все равно меня будут искать, как самого опасного свидетеля. Остальных — либо убили, в чем я все же сомневаюсь — зачем вешать на себя сразу столько мокрых дел? — либо так пригрозили, что они до конца своей жизни не пикнут про этот новогодний праздничек, — сказала я, невольно вспомнив, как красиво переливалась шарами и гирляндами елка во время званого обеда. — Теперь у меня иного пути нет…
— Ну дела… — удивился Виталик. — Я думал, ты так, проследишь за кем-нибудь потихоньку, справки наведешь всякие…
— Ты что-то, друг, путаешь. Про архив рассказываешь. Или про научную библиотеку. Работа частного детектива — совсем из другой оперы…
— Я уж вижу, — сказал Виталик. — Только не знал тогда, что ты этим занимаешься, что ты… такая…
Стоп. Никакой лирики. Хотя горячий грог по рецепту Вахтанга плюс вино и мягкие волны ковра так и уводили мысли совсем в ином направлении. Интересно, а сколько раз эта рыба с бриллиантами в брюхе молча наблюдала здесь любовные сцены? А сама она, золотая-перламутровая, с кем-нибудь трахается или проживает в своем царстве в гордом одиночестве, только подсматривает да завидует? Кажется, я начинала заводиться в ненужную сторону. Стоп. Сейчас предстоит важный момент.
То, что представлялось мне наиболее трудным, я бы даже сказала, невозможным — услышать в телефонной трубке хрипловатый голос Штыря, оказалось делом нескольких минут. Люсьен набрала номер его мобильного, проныла в трубку, что ее мучитель хочет поговорить.
— Выкупи меня, прошу! Сделай что-нибудь. Я хочу домой, — прокричала Люсьен так убедительно, что я даже усомнилась — может, и вправду хочет в свой дворец с кровавыми дорожками? Виталик тоже смотрел на свою бывшую супругу с напряженным интересом.
— Ну как, похоже? — шепотом спросила у него Люсьен.
— Артистка, бля, — согласился Виталик.
— Тебе что надо, Даша? — тем временем спрашивал меня незнакомый голос Шурупчикова, по которому было ясно, что тот шутить не любит. — Пусть девка домой едет, а с тобой мы потом поговорим…
— Во-первых, я не Даша. И потом — я отпущу ее, если вы гарантируете мне личную безопасность и не будете больше преследовать.
— Это как же я тебе ее гарантирую, — усмехнулся в трубку Штырь. — Я что, господь бог, что ли? А вдруг ты под машину или под поезд попадешь? Или тебе с крыши на голову сосулька упадет? Ведь всяко бывает, точно?
— Бывает. В свою очередь, я обещаю обо всем молчать. Только Тамару отпустите. С которой мы вместе приехали.
— Томку? Она что, подружка твоя?
— Какая вам разница? Может, и подружка, — ответила я, вспоминая низенькую тетеньку с кривыми ногами, которую утром увидела впервые в жизни.
— Идет, — с легкостью согласился Штырь. — Специально мы с тобой больше встречаться не будем. Бабу верни — и будем квиты. Томка твоя ночью дома ночевать будет, она мне на хер не нужна… Только интересно узнать, что ты за штучка. Не Дарья, говоришь?
— Какие гарантии? — спросила я Штыря.
— Никаких. Живи — и вся гарантия. Я свое слово сказал, — начал злиться он на другом конце телефона. — Где баба моя?
Врет, естественно. Сам спит и видит, как меня сцапать, продумывает систему охотничьих ловушек и капканов. Сейчас ему и баба никакая не нужна. Никакая, кроме меня. Ну это мы еще посмотрим, на что ты, Шурупчиков, способен.
— В восемь утра она будет стоять на ступеньках гастронома «Вкус победы». На главном проспекте Тарасова. Магазин работает круглосуточно, оттуда ее и заберешь. Через час я тебе позвоню. И смотри — не устраивай больше под Новый год таких шабашей, а то Дед Мороз забодает, — разозлилась я почему-то и сморозила непонятно откуда взявшуюся в голове ерунду.
При чем здесь Дед Мороз? Почему забодает? По-моему, я всерьез нуждалась в хорошем отдыхе, пока дело не дошло до психиатра.
— Жопа он, Новый год, — дала я краткую характеристику Штырю после телефонного разговора. — Ты слышала? В восемь утра, на ступеньках «Вкуса победы»…
— Слышала, — обреченно вздохнула Люсьен. — Как скажешь.
Я нарочно назвала именно этот гастроном, расположенный у пешеходной зоны любимого проспекта, куда запрещен проезд автотранспорта. К магазину можно пройти только пешком, минут пять хода и с одной, и с другой улицы. Кроме того, ступеньки магазина хорошо просматриваются из соседнего дома, где живет моя лучшая подруга Светлана, которую придется сегодня раненько с утра потревожить. Любимое занятие Светы — назначать всем подряд мужикам свидания на ступеньках магазина «Вкус победы», а потом смотреть в окно из-за занавески — кто пришел, а кто нет, кто держит в руках цветы, а у кого штаны мятые, как гармошка… Лишь после наблюдений Светлана делала вывод, стоит ли ей выходить на свидание, опоздав на пять минут, или же лучше, глядя в окно, выпить еще чашечку кофе и не тратить зря времени на того, кто с нелепым видом топчется на ступеньках… Сегодня утром пришла моя очередь выглядывать своего суженого из забытой сказки. «Ты не смерть ли моя, ты не съешь ли меня?..»
И потом, в восемь утра у гастронома топчется полно народа — значит, меньше вероятность неожиданных эксцессов, больше свидетелей…
— Я еще выпить хочу, — заявила Люсьен. Она чувствовала себя, похоже, как смертник в ночь перед расстрелом, все желания которого должны исполняться. — Хочу напиться.
— Только так, чтобы утром дойти все-таки до гастронома, — разрешила я, и Виталик с готовностью исчез где-то в недрах огромной квартиры Вахтанга. На время растворился. Интересно, в безопасности ли мы здесь хотя бы на одну ночь?..
— Таня, можно тебя на минуточку! — поманил меня в коридор Виталик. — На пару слов… А может, не надо ее назад, к этому, отпускать? Ты же видишь, она не хочет…
— Тогда вместо того, чтобы заниматься твоим делом, мы втроем должны будем удариться в бега. Рвануть на пару лет куда-нибудь на Кипр. У тебя есть столько денег? Нет уж, я ни в чем не провинилась, чтобы всю жизнь от каких-то скотов прятаться. Извини, — отрезала я решительно. — Ты сам вчера затеял эту историю, теперь ее надо доводить до конца…
Вахтанг уже катил по коридору тележку, нагруженную всякими вкусностями: на первом этаже большие тарелки, внизу — маленькие салатницы, какие-то разноцветные аппетитные горки, щедро украшенные зеленью.
— Думаете, Вахтанг людей голодом морит? — весело приговаривал грузин. — Вахтанг даже тараканов голодом не морит. У него мухи летом и то все сытые и пьяные, вот в какое место ты попала, красавица.
— Здесь фигуру трудно уберечь, — кивнул Виталик.
«Жизнь бы сберечь — и то хорошо», — подумала я, слушая их болтовню.
То, что произошло дальше, очень сильно походило на сон. Я думаю, может, и вправду мне все это приснилось? Мы втроем выпили несколько бутылок горячительных напитков Вахтанга. Потом добавили еще, в античном духе развалившись на мягком ковре. Виталик смотрел на нас обеих с равным умилением — то на меня, то на Люсьен, а я все никак не могла по выражению его светлых рыбьих глаз понять, кто ему сейчас нравится больше. Точнее — кого он сейчас хочет.
Насчет себя я нисколько не сомневалась — особенно в тот момент, когда Виталик облизнул свои губы от терпкого грузинского вина, дегустацией которого мы занимались. Жалко, что сейчас мы не вдвоем — пожалуй, я на время все простила бы сладкому «изменнику». Честно говоря, я даже и не заметила, куда вдруг подевалась Люсьен — может, незаметно спать пошла в другую комнату или ушла к Вахтангу? Но ничего не скажешь, девушка исчезла по-английски, видимо, поняв по нашим откровенным переглядываниям, что нам хочется побыть наедине. Смотрите-ка, благородство вдруг проснулось в ней — наверное, решила по-своему, по-женски отблагодарить меня за спасенную жизнь, по-женски призабыв, кто с самого начала подверг эту самую жизнь смертельной опасности. Все же Штирлиц когда-то был прав — запоминается последнее, нужно уметь грамотно ставить точки.
— Пойдем? — шепнул Виталик, кивнув на стоящую в углу тахту.
— Пойдем, — так же тихо шепнула я.
Быстренько закруглившись с трапезой, мы разделись и забрались под одеяло. Я помнила, что Вахтанг разбудит в семь утра: Виталик сказал, что он может быть безупречным будильником. Значит, до завтрашнего трудного дня есть еще несколько часов — целая вечность, — и можно провести их с максимальным удовольствием… Постанывая от наслаждения, я то и дело чувствовала под своими пальцами упругое, крепкое тело Виталика, запутывалась в его горячих, жадных руках и ногах… Короткая пауза — и мы снова начинали кувыркаться до полного изнеможения. Казалось, наше наслаждение друг другом будет продолжаться бесконечно. Виталий, похоже, окончательно почувствовал себя Казановой, и я подумала, что вряд ли когда-нибудь видела его столь страстным и неукротимым… Это был какой-то один сплошной поток ощущений, в котором все определяло властное желание мужчины во что бы то ни стало подчинить себе женщину, пригвоздить к себе при помощи сильнейшего орудия, способного возжигать яркое пламя наслаждения…
Невозможно сказать, сколько времени продолжалась наша спонтанная встреча. Время от времени мы подкреплялись вином, укладывались вроде бы спать — и тут же вновь, от одного неосторожного прикосновения все воспламенялось сначала. Такое ощущение, словно нам с Виталиком разрешили последний раз в жизни любить, и каждому страшно было потерять хотя бы одну минуту из дарованной ночи. Я поняла, что этот прощальный надрывный тон задавал именно он — мой фаталист. Никто из нас почти не сказал за все время ни единого слова, но все, что происходило сейчас в душе Виталика, я и так понимала, в прямом смысле — прочитывала кожей…
Ах, как же это было удивительно и сладко! Последнее, что помню я про эту ночь, — мой мысленный диалог с перламутровой рыбой, которая неподвижно застыла на дне ярко подсвеченного аквариума и, как мне показалось, с нескрываемым интересом смотрела в нашу сторону. Никогда, что ли, такого не видела? Вряд ли. Ты, дура бриллиантовая, всякого навидалась в номерах Вахтанга, нечего из себя невинность изображать… Сама, наверное, чуешь, что живешь последнюю ночь, завтра от заворота твоих рыбьих пузырей окочуришься, а вида все равно не подаешь… Правду говорил мой великий каратист… А я вот не выдержала, нарушила закон внутреннего равновесия. Нельзя иметь никаких личных отношений с клиентом, ведь я ж сама себе столько раз твердила — нельзя, нельзя, рано или поздно неизбежно наступает расплата. Уж лучше раньше…
— Слушай, а жалко все же Люську. Совсем она запуталась. Я даже подумал, что надо бы с ней… как-то. Ты, в случае чего, ничего? — сказал в тишине Виталик, поглаживая меня по плечу.
Ну вот, оказывается, и ждать долго не пришлось. Как ни путано изложил Виталик свою тайную мысль, а чересчур даже ясно, что он имел в виду. Существуют вещи, к которым при всем желании привыкнуть невозможно — и прежде всего к неосознанной жестокости мужиков, которые способны, еще не отдышавшись после страстных объятий, начать рассказывать, какие блинчики вкусные жарит его супруга по воскресеньям или что-нибудь еще в том же роде. Как говорит Светка — в каких-то вещах они инопланетяне, существа с других планет. Но почему вот только всякий раз наступает момент, когда об этом напрочь забываешь?
— Ничего, — сказала я спокойно, а про себя подумала: получила, Танечка, по заслугам, и теперь уж у нас с тобой, дорогой клиент, точно — никогда и ничего, даже если ты совсем умирать будешь от желания.
Глава 7 ОЧЕНЬ СТРАННЫЙ ДЕД МОРОЗ
Утром, слегка бледные после перепоя, но полные новых сил и решимости, мы втроем покинули Вахтанг-холл и сразу же, выйдя из подворотни, разошлись в разные стороны. Люсьен с видом жертвы, отданной на заклание, медленно побрела к ступенькам магазина «Вкус победы», я дворами стала пробираться к дому Светы, чтобы оттуда пронаблюдать, как пройдет встреча. Виталик отправился домой проведать отца, после чего мы договорились встретиться с ним и обсудить дальнейшие действия. Многозначительно переглянувшись, при этом подумав каждый о своем, мы растворились в ослепительном молоке зимнего утра, в его бодрящей снежной свежести.
От заспанной растрепанной Светки, которая, открыв дверь, сразу же вновь завалилась в постель, я позвонила Володьке — он оказался уже на службе и вовсю занимался моими, то есть нашими делами, но пока ничего нового сказать не мог. Сварив себе кофе и удивляясь тому, что Светлана может спокойно спать в такое утро, когда меня буквально колотит от тревоги, я устроилась возле окна вести наблюдение. Странно, но Люсьен на ступеньках магазина «Вкус победы» все еще не было. Ясно, что ноги не идут, — но ведь не настолько же, чтобы прийти позже меня? Так-так… Наручные электронные часики Светки, валяющиеся на кухонном столе, пропищали восемь часов. Даже от этого мышиного звука в абсолютной тишине я невольно вздрогнула. Вот два каких-то крупных мужика уверенными шагами подошли к магазину, но вовнутрь заходить не стали. Похоже, посыльные от Штыря. Сам он вряд ли придет, опасаясь засады. Остановились на крыльце и озираются по сторонам, мешают озабоченным покупателям входить в гастроном и выходить из него. Вот один отправился в магазин, а второй выжидательно замер возле мусорной урны, внимательно оглядываясь по сторонам. Черт возьми, где же Люсьен? Неужто она затеяла какую-то самодеятельность? А ведь я так понадеялась на ее помощь в «бункере» у Штыря, целый час вчера рассказывала, что и как она должна попытаться разузнать! И Люсьен кивала с умным видом, даже какие-то советы подавала. Неужели в последний момент испугалась?
Второй «штырек» вышел из магазина, молча пожал плечами, и теперь они снова стояли на ступеньках вдвоем, разглядывая спешащих по проспекту прохожих. Знала бы бабулька, которая что-то выговаривает «сынку», который задел ее палку, что тот сейчас может запросто засадить ей пулю между глаз, — побежала бы, наверное, со своей хлебной авоськой не оглядываясь.
Ничего себе: пятнадцать минут девятого, а Люсьен все еще нет. В волнении я хлебнула со дна чашки кофейной гущи и зажала ладонью рот, словно мой кашель можно было услышать на улице. Минуты тянулись слишком медленно. Так бывает, если смотришь на струйку песка, перетекающую из сосуда в песочных часах.
Ау, Люсьен, твой закидон сильно осложнит мою жизнь. И не только мою!
Мужчины все еще топтались на крыльце магазина, курили. Интересно, наблюдает ли за этой сценой Штырь? Или ждет, когда «его бабу» привезут куда-то в условленное место?
Двадцать пять минут девятого. Резко развернувшись, мужики пошли в том же направлении, откуда только что появились. Теперь точно ясно, что Люсьен испугалась — в этом не оставалось никаких сомнений. Как я даже не предположила, что такое может случиться? А все потому, что вчера чересчур расслабилась, потеряла бдительность. Попранные в постели неписаные законы частного детектива начинают мстить за себя, показывать зло язык.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16
— Я с вами. Подыхать, так с музыкой, — наконец отозвалась Люсьен и вопросительно взглянула на Виталю. Тот отвернулся, не выдав своим красивым, холеным лицом никаких эмоций. Как рыба перламутровая: не поймешь, что делается там у него внутри, под одеждой. Хм, под одеждой у него… Нет, про это сейчас не будем.
— Ты должна делать вид, что не слышала команды открывать огонь. Запомни, ничего не было. Тебя схватили. Потом связали и куда-то увезли. Теперь возвращают. Ты меня ненавидишь, ничего не знаешь. Просто радуешься, что вернулась домой. Штыря нужно хотя бы немного утихомирить.
— А ты не боишься? — Люсьен смотрела на меня во все свои огромные глаза, и я почувствовала, что от ответа на этот простой вопрос зависит, как сама она будет себя вести дальше. Изобразить из себя бесстрашную черепашку-ниндзя перед кодлой мужиков с оружием? Сделать вид, что я — Кощей Бессмертный, знаю тайну вечной жизни и потому не боюсь быть убитой?
— Боюсь, конечно, — сказала я просто. — Но об этом нельзя думать, иначе ничего не получится. Страшнее всего, когда накрывают врасплох и пригвождают ночью к собственной постели, например…
— Примерчики у тебя, — передернулся Виталий. — Слушай, я уже и не рад, что в такое дело впутал тебя. Может, я сам как-нибудь разберусь?
— Нет уж, поздно. Штырь и его штырята все равно меня будут искать, как самого опасного свидетеля. Остальных — либо убили, в чем я все же сомневаюсь — зачем вешать на себя сразу столько мокрых дел? — либо так пригрозили, что они до конца своей жизни не пикнут про этот новогодний праздничек, — сказала я, невольно вспомнив, как красиво переливалась шарами и гирляндами елка во время званого обеда. — Теперь у меня иного пути нет…
— Ну дела… — удивился Виталик. — Я думал, ты так, проследишь за кем-нибудь потихоньку, справки наведешь всякие…
— Ты что-то, друг, путаешь. Про архив рассказываешь. Или про научную библиотеку. Работа частного детектива — совсем из другой оперы…
— Я уж вижу, — сказал Виталик. — Только не знал тогда, что ты этим занимаешься, что ты… такая…
Стоп. Никакой лирики. Хотя горячий грог по рецепту Вахтанга плюс вино и мягкие волны ковра так и уводили мысли совсем в ином направлении. Интересно, а сколько раз эта рыба с бриллиантами в брюхе молча наблюдала здесь любовные сцены? А сама она, золотая-перламутровая, с кем-нибудь трахается или проживает в своем царстве в гордом одиночестве, только подсматривает да завидует? Кажется, я начинала заводиться в ненужную сторону. Стоп. Сейчас предстоит важный момент.
То, что представлялось мне наиболее трудным, я бы даже сказала, невозможным — услышать в телефонной трубке хрипловатый голос Штыря, оказалось делом нескольких минут. Люсьен набрала номер его мобильного, проныла в трубку, что ее мучитель хочет поговорить.
— Выкупи меня, прошу! Сделай что-нибудь. Я хочу домой, — прокричала Люсьен так убедительно, что я даже усомнилась — может, и вправду хочет в свой дворец с кровавыми дорожками? Виталик тоже смотрел на свою бывшую супругу с напряженным интересом.
— Ну как, похоже? — шепотом спросила у него Люсьен.
— Артистка, бля, — согласился Виталик.
— Тебе что надо, Даша? — тем временем спрашивал меня незнакомый голос Шурупчикова, по которому было ясно, что тот шутить не любит. — Пусть девка домой едет, а с тобой мы потом поговорим…
— Во-первых, я не Даша. И потом — я отпущу ее, если вы гарантируете мне личную безопасность и не будете больше преследовать.
— Это как же я тебе ее гарантирую, — усмехнулся в трубку Штырь. — Я что, господь бог, что ли? А вдруг ты под машину или под поезд попадешь? Или тебе с крыши на голову сосулька упадет? Ведь всяко бывает, точно?
— Бывает. В свою очередь, я обещаю обо всем молчать. Только Тамару отпустите. С которой мы вместе приехали.
— Томку? Она что, подружка твоя?
— Какая вам разница? Может, и подружка, — ответила я, вспоминая низенькую тетеньку с кривыми ногами, которую утром увидела впервые в жизни.
— Идет, — с легкостью согласился Штырь. — Специально мы с тобой больше встречаться не будем. Бабу верни — и будем квиты. Томка твоя ночью дома ночевать будет, она мне на хер не нужна… Только интересно узнать, что ты за штучка. Не Дарья, говоришь?
— Какие гарантии? — спросила я Штыря.
— Никаких. Живи — и вся гарантия. Я свое слово сказал, — начал злиться он на другом конце телефона. — Где баба моя?
Врет, естественно. Сам спит и видит, как меня сцапать, продумывает систему охотничьих ловушек и капканов. Сейчас ему и баба никакая не нужна. Никакая, кроме меня. Ну это мы еще посмотрим, на что ты, Шурупчиков, способен.
— В восемь утра она будет стоять на ступеньках гастронома «Вкус победы». На главном проспекте Тарасова. Магазин работает круглосуточно, оттуда ее и заберешь. Через час я тебе позвоню. И смотри — не устраивай больше под Новый год таких шабашей, а то Дед Мороз забодает, — разозлилась я почему-то и сморозила непонятно откуда взявшуюся в голове ерунду.
При чем здесь Дед Мороз? Почему забодает? По-моему, я всерьез нуждалась в хорошем отдыхе, пока дело не дошло до психиатра.
— Жопа он, Новый год, — дала я краткую характеристику Штырю после телефонного разговора. — Ты слышала? В восемь утра, на ступеньках «Вкуса победы»…
— Слышала, — обреченно вздохнула Люсьен. — Как скажешь.
Я нарочно назвала именно этот гастроном, расположенный у пешеходной зоны любимого проспекта, куда запрещен проезд автотранспорта. К магазину можно пройти только пешком, минут пять хода и с одной, и с другой улицы. Кроме того, ступеньки магазина хорошо просматриваются из соседнего дома, где живет моя лучшая подруга Светлана, которую придется сегодня раненько с утра потревожить. Любимое занятие Светы — назначать всем подряд мужикам свидания на ступеньках магазина «Вкус победы», а потом смотреть в окно из-за занавески — кто пришел, а кто нет, кто держит в руках цветы, а у кого штаны мятые, как гармошка… Лишь после наблюдений Светлана делала вывод, стоит ли ей выходить на свидание, опоздав на пять минут, или же лучше, глядя в окно, выпить еще чашечку кофе и не тратить зря времени на того, кто с нелепым видом топчется на ступеньках… Сегодня утром пришла моя очередь выглядывать своего суженого из забытой сказки. «Ты не смерть ли моя, ты не съешь ли меня?..»
И потом, в восемь утра у гастронома топчется полно народа — значит, меньше вероятность неожиданных эксцессов, больше свидетелей…
— Я еще выпить хочу, — заявила Люсьен. Она чувствовала себя, похоже, как смертник в ночь перед расстрелом, все желания которого должны исполняться. — Хочу напиться.
— Только так, чтобы утром дойти все-таки до гастронома, — разрешила я, и Виталик с готовностью исчез где-то в недрах огромной квартиры Вахтанга. На время растворился. Интересно, в безопасности ли мы здесь хотя бы на одну ночь?..
— Таня, можно тебя на минуточку! — поманил меня в коридор Виталик. — На пару слов… А может, не надо ее назад, к этому, отпускать? Ты же видишь, она не хочет…
— Тогда вместо того, чтобы заниматься твоим делом, мы втроем должны будем удариться в бега. Рвануть на пару лет куда-нибудь на Кипр. У тебя есть столько денег? Нет уж, я ни в чем не провинилась, чтобы всю жизнь от каких-то скотов прятаться. Извини, — отрезала я решительно. — Ты сам вчера затеял эту историю, теперь ее надо доводить до конца…
Вахтанг уже катил по коридору тележку, нагруженную всякими вкусностями: на первом этаже большие тарелки, внизу — маленькие салатницы, какие-то разноцветные аппетитные горки, щедро украшенные зеленью.
— Думаете, Вахтанг людей голодом морит? — весело приговаривал грузин. — Вахтанг даже тараканов голодом не морит. У него мухи летом и то все сытые и пьяные, вот в какое место ты попала, красавица.
— Здесь фигуру трудно уберечь, — кивнул Виталик.
«Жизнь бы сберечь — и то хорошо», — подумала я, слушая их болтовню.
То, что произошло дальше, очень сильно походило на сон. Я думаю, может, и вправду мне все это приснилось? Мы втроем выпили несколько бутылок горячительных напитков Вахтанга. Потом добавили еще, в античном духе развалившись на мягком ковре. Виталик смотрел на нас обеих с равным умилением — то на меня, то на Люсьен, а я все никак не могла по выражению его светлых рыбьих глаз понять, кто ему сейчас нравится больше. Точнее — кого он сейчас хочет.
Насчет себя я нисколько не сомневалась — особенно в тот момент, когда Виталик облизнул свои губы от терпкого грузинского вина, дегустацией которого мы занимались. Жалко, что сейчас мы не вдвоем — пожалуй, я на время все простила бы сладкому «изменнику». Честно говоря, я даже и не заметила, куда вдруг подевалась Люсьен — может, незаметно спать пошла в другую комнату или ушла к Вахтангу? Но ничего не скажешь, девушка исчезла по-английски, видимо, поняв по нашим откровенным переглядываниям, что нам хочется побыть наедине. Смотрите-ка, благородство вдруг проснулось в ней — наверное, решила по-своему, по-женски отблагодарить меня за спасенную жизнь, по-женски призабыв, кто с самого начала подверг эту самую жизнь смертельной опасности. Все же Штирлиц когда-то был прав — запоминается последнее, нужно уметь грамотно ставить точки.
— Пойдем? — шепнул Виталик, кивнув на стоящую в углу тахту.
— Пойдем, — так же тихо шепнула я.
Быстренько закруглившись с трапезой, мы разделись и забрались под одеяло. Я помнила, что Вахтанг разбудит в семь утра: Виталик сказал, что он может быть безупречным будильником. Значит, до завтрашнего трудного дня есть еще несколько часов — целая вечность, — и можно провести их с максимальным удовольствием… Постанывая от наслаждения, я то и дело чувствовала под своими пальцами упругое, крепкое тело Виталика, запутывалась в его горячих, жадных руках и ногах… Короткая пауза — и мы снова начинали кувыркаться до полного изнеможения. Казалось, наше наслаждение друг другом будет продолжаться бесконечно. Виталий, похоже, окончательно почувствовал себя Казановой, и я подумала, что вряд ли когда-нибудь видела его столь страстным и неукротимым… Это был какой-то один сплошной поток ощущений, в котором все определяло властное желание мужчины во что бы то ни стало подчинить себе женщину, пригвоздить к себе при помощи сильнейшего орудия, способного возжигать яркое пламя наслаждения…
Невозможно сказать, сколько времени продолжалась наша спонтанная встреча. Время от времени мы подкреплялись вином, укладывались вроде бы спать — и тут же вновь, от одного неосторожного прикосновения все воспламенялось сначала. Такое ощущение, словно нам с Виталиком разрешили последний раз в жизни любить, и каждому страшно было потерять хотя бы одну минуту из дарованной ночи. Я поняла, что этот прощальный надрывный тон задавал именно он — мой фаталист. Никто из нас почти не сказал за все время ни единого слова, но все, что происходило сейчас в душе Виталика, я и так понимала, в прямом смысле — прочитывала кожей…
Ах, как же это было удивительно и сладко! Последнее, что помню я про эту ночь, — мой мысленный диалог с перламутровой рыбой, которая неподвижно застыла на дне ярко подсвеченного аквариума и, как мне показалось, с нескрываемым интересом смотрела в нашу сторону. Никогда, что ли, такого не видела? Вряд ли. Ты, дура бриллиантовая, всякого навидалась в номерах Вахтанга, нечего из себя невинность изображать… Сама, наверное, чуешь, что живешь последнюю ночь, завтра от заворота твоих рыбьих пузырей окочуришься, а вида все равно не подаешь… Правду говорил мой великий каратист… А я вот не выдержала, нарушила закон внутреннего равновесия. Нельзя иметь никаких личных отношений с клиентом, ведь я ж сама себе столько раз твердила — нельзя, нельзя, рано или поздно неизбежно наступает расплата. Уж лучше раньше…
— Слушай, а жалко все же Люську. Совсем она запуталась. Я даже подумал, что надо бы с ней… как-то. Ты, в случае чего, ничего? — сказал в тишине Виталик, поглаживая меня по плечу.
Ну вот, оказывается, и ждать долго не пришлось. Как ни путано изложил Виталик свою тайную мысль, а чересчур даже ясно, что он имел в виду. Существуют вещи, к которым при всем желании привыкнуть невозможно — и прежде всего к неосознанной жестокости мужиков, которые способны, еще не отдышавшись после страстных объятий, начать рассказывать, какие блинчики вкусные жарит его супруга по воскресеньям или что-нибудь еще в том же роде. Как говорит Светка — в каких-то вещах они инопланетяне, существа с других планет. Но почему вот только всякий раз наступает момент, когда об этом напрочь забываешь?
— Ничего, — сказала я спокойно, а про себя подумала: получила, Танечка, по заслугам, и теперь уж у нас с тобой, дорогой клиент, точно — никогда и ничего, даже если ты совсем умирать будешь от желания.
Глава 7 ОЧЕНЬ СТРАННЫЙ ДЕД МОРОЗ
Утром, слегка бледные после перепоя, но полные новых сил и решимости, мы втроем покинули Вахтанг-холл и сразу же, выйдя из подворотни, разошлись в разные стороны. Люсьен с видом жертвы, отданной на заклание, медленно побрела к ступенькам магазина «Вкус победы», я дворами стала пробираться к дому Светы, чтобы оттуда пронаблюдать, как пройдет встреча. Виталик отправился домой проведать отца, после чего мы договорились встретиться с ним и обсудить дальнейшие действия. Многозначительно переглянувшись, при этом подумав каждый о своем, мы растворились в ослепительном молоке зимнего утра, в его бодрящей снежной свежести.
От заспанной растрепанной Светки, которая, открыв дверь, сразу же вновь завалилась в постель, я позвонила Володьке — он оказался уже на службе и вовсю занимался моими, то есть нашими делами, но пока ничего нового сказать не мог. Сварив себе кофе и удивляясь тому, что Светлана может спокойно спать в такое утро, когда меня буквально колотит от тревоги, я устроилась возле окна вести наблюдение. Странно, но Люсьен на ступеньках магазина «Вкус победы» все еще не было. Ясно, что ноги не идут, — но ведь не настолько же, чтобы прийти позже меня? Так-так… Наручные электронные часики Светки, валяющиеся на кухонном столе, пропищали восемь часов. Даже от этого мышиного звука в абсолютной тишине я невольно вздрогнула. Вот два каких-то крупных мужика уверенными шагами подошли к магазину, но вовнутрь заходить не стали. Похоже, посыльные от Штыря. Сам он вряд ли придет, опасаясь засады. Остановились на крыльце и озираются по сторонам, мешают озабоченным покупателям входить в гастроном и выходить из него. Вот один отправился в магазин, а второй выжидательно замер возле мусорной урны, внимательно оглядываясь по сторонам. Черт возьми, где же Люсьен? Неужто она затеяла какую-то самодеятельность? А ведь я так понадеялась на ее помощь в «бункере» у Штыря, целый час вчера рассказывала, что и как она должна попытаться разузнать! И Люсьен кивала с умным видом, даже какие-то советы подавала. Неужели в последний момент испугалась?
Второй «штырек» вышел из магазина, молча пожал плечами, и теперь они снова стояли на ступеньках вдвоем, разглядывая спешащих по проспекту прохожих. Знала бы бабулька, которая что-то выговаривает «сынку», который задел ее палку, что тот сейчас может запросто засадить ей пулю между глаз, — побежала бы, наверное, со своей хлебной авоськой не оглядываясь.
Ничего себе: пятнадцать минут девятого, а Люсьен все еще нет. В волнении я хлебнула со дна чашки кофейной гущи и зажала ладонью рот, словно мой кашель можно было услышать на улице. Минуты тянулись слишком медленно. Так бывает, если смотришь на струйку песка, перетекающую из сосуда в песочных часах.
Ау, Люсьен, твой закидон сильно осложнит мою жизнь. И не только мою!
Мужчины все еще топтались на крыльце магазина, курили. Интересно, наблюдает ли за этой сценой Штырь? Или ждет, когда «его бабу» привезут куда-то в условленное место?
Двадцать пять минут девятого. Резко развернувшись, мужики пошли в том же направлении, откуда только что появились. Теперь точно ясно, что Люсьен испугалась — в этом не оставалось никаких сомнений. Как я даже не предположила, что такое может случиться? А все потому, что вчера чересчур расслабилась, потеряла бдительность. Попранные в постели неписаные законы частного детектива начинают мстить за себя, показывать зло язык.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16