– Скажи ей! – завизжала она на Себастьяна. – Скажи ей, кто я!
Его улыбка погасла.
– А кто же ты, Джульетт? Не припомню, чтобы я давал тебе здесь какие-то особые права!
Джульетт бросилась вон, но прежде метнула на Беренис взгляд, полный неприкрытой злобы. Себастьян с Грегом переглянулись.
– Себастьян, тебе бы давно следовало указать ей на дверь, – сказал молодой доктор. – Я всегда говорил, что от нее нельзя ждать ничего хорошего.
Благодарение Богу, что Джульетт ушла прежде, чем Беренис поддалась искушению броситься на нее и выцарапать глаза. Это ужасно! Неужели Себастьян привез ее сюда, чтобы она встретилась с его любовницей? Она была убеждена, что эта женщина – подруга ее мужа. Мог ли он быть таким бессердечным, таким низким? Стыд охватил Беренис при воспоминании о прошлой ночи: как близка она была к тому, чтобы смириться со своей любовью, признать над собой власть Себастьяна, позволить ему упиваться сладостью победы. «Никогда больше, – молча поклялась она. – Будь он проклят, и эта женщина с ним! Пара бесстыдных дикарей, прекрасно подходящих друг другу… Пусть теперь Джульетт делит с ним постель».
Эти мрачные мысли пронеслись в ее голове, когда она смотрела на пришедшее в упадок великолепие холла. Штукатурка облетела с когда-то прекраснейшего потолка, краска на деревянной резьбе облупилась, а панели были источены жуком-короедом.
Большая кухня, видимо, использовалась как главная гостиная, и здесь виднелись следы ремонта. Огонь весело трещал в широком каменном очаге, где над горящими поленьями раскачивались подвешенные на железных прутьях котелки и закопченные чайники. На вертеле были нанизаны куски говядины, и брызгающий с них на горячие угли жир шипел и трещал. Вся обстановка состояла из длинного обеденного стола, заставленного кувшинами для вина, тарелками и кружками, и скамей, протянувшихся по обеим сторонам.
И повсюду были люди – женщины готовили, дети плакали, мужчины смеялись и разговаривали. По каменному полу бегали собаки и куры. Все вокруг было грязным и неопрятным, но даже враждебно настроенная Беренис не могла не признать, что здесь царила атмосфера тепла и дружелюбия, словно это был центр счастливого маленького сообщества.
Дом служил и местом временного отдыха охотников, которые уже заводили во двор своих навьюченных лошадей, предлагали Себастьяну меха, и он бросил все, чтобы уделить им внимание. Беренис решила, что ей совершенно не нравится Бакхорн-Хаус; она не могла постичь, почему он не разрушил этот дом до основания и не отстроил заново, если уж ему так нужно иметь собственность в этой глуши.
В то же время она начала понимать, почему он окружил себя головорезами. Эти заброшенные руины были, без сомнения, идеальным убежищем для банды разбойников и контрабандистов. Бухта защищала и укрывала корабли, перевозящие незаконные грузы, и мало кто из блюстителей закона рискнет сунуться на эту населенную индейцами территорию в поисках нарушителей. Не удивительно, что Модифорд жаждал прибрать к руками это место. Кажется, он хозяйничал здесь во время поездки Себастьяна за границу и в спешке убрался прямо перед их прибытием.
– Где он сейчас, Адам? – спросил Себастьян, когда, закончив дела с охотниками так, что все остались довольны, он подошел к бочке, стоящей в пустом углу, и налил себе кувшин крепкого пива.
Адам взглянул на свои босые ступни, прежде чем ответить:
– Он на другой стороне реки, хозяин. Это факт. Он перетрусил, когда услышал, что вы возвращаетесь, и быстренько убрался. Он хозяйничал здесь, и я ничего не мог поделать, никто из нас не мог. Он появился, словно ураган – мы ничего не могли сделать – это сущая правда, как на духу говорю вам!
Его жена, которая и содержала дом в таком беспорядке, стояла рядом, согласно кивая. Ее пышное тело так и выпирало из ярко-синего ситцевого платья. Себастьян медленно кивнул. Все так и было.
Он не ожидал такой выходки от Модифорда и оставил место практически без охраны, потому что никогда не строил серьезных планов относительно Бакхорн-Хауса, купив его по случаю у одного знатного господина, который находился в тяжелом финансовом положении. Он мог бы быстрее добраться сюда морем, но выбрал более длинный путь по суше, чтобы застать врасплох Модифорда.
Ходило много легенд об этом старом доме, построенном в семнадцатом столетии неким дворянином, изгнанным из Англии во время диктатуры Оливера Кромвеля после того, как королевские силы потерпели поражение. Он приобрел участок земли и жил здесь, как отшельник, разлученный с единственным сыном. Себастьян почти не занимался восстановлением дома; он всегда был поглощен делами в Чарльстоне или Оквуд Холле или участвовал в очередных авантюрах. Но все же он любил это одно из своих многочисленных владений, был рад приехать сюда и оглядывал эту убогую, невзрачную кухню с облегчением возвратившегося блудного сына.
Даже досада и раздражение при виде сердитого лица Беренис не могли помешать Себастьяну сполна насладиться чувством удовлетворенности. Его душа, казалось, тянулась к жизни на этой щедрой земле, где он мог охотиться, когда требовалась пища, общаться с Зорким Соколом, мудрым вождем лесных индейцев, с которым он обычно проводил много времени. Стоя у очага и глядя на пляшущие языки пламени, он вспомнил недавние походные костры и запах поджаренного мяса.
Он расправил плечи, твердо решив отправиться в ближайшее время на охоту и пополнить запасы оленины и мяса буйвола. Но снова взглянув на Беренис, он помрачнел, увидев, с каким презрением та оглядывает кухню и всех, кто был в ней. Она по-прежнему держалась самоуверенно и гордо. Только в его объятиях в ночные часы она становилась мягким, трепещущим созданием. Кажется, даже «встреча» с Модифордом мало чему научила ее.
Она сидела за выскобленным столом с Грегом и Дэмианом.
– Поешь что-нибудь, – предложил Себастьян, подвигая к ней миску с едой.
– И выпить тоже не помешает, – добавил Грег, поднося кружку ко рту.
Она была голодна, и еда была вкусной, а бесконечная суета на кухне отвлекала от мрачных раздумий. Краем глаза Беренис заметила Джульетт, стоящую с надутым видом. Грег подошел к огню, достал нож, отрезал толстый, поджаристый кусок мяса и с усмешкой обратился к ней:
– Что это с тобой? – спросил он, игнорируя ее свирепый взгляд. – Такое выражение лица! От него может скиснуть молоко.
С возгласом проклятия Джульетт попыталась ударить его, но он отскочил, продолжая смеяться и зло подшучивать, в то время как она чуть ли не визжала от бешенства, метая громы и молнии. Себастьян не обращал внимания на этот шум, сосредоточившись на еде, состоящей из крутых яиц, пшеничного хлеба и жареной говядины. Он не слишком высоко ценит ее, решила Беренис, понемногу успокаиваясь и даже находя удовлетворение в том, что Грег оскорбляет девушку, а Себастьяна, кажется, это ничуть не беспокоит.
Поев и выпив немного вина, она почувствовала усталость. Здесь было жарко и душно от запаха подгоревшего мяса и немытых тел. Ей захотелось сбросить с себя эту колючую накидку, грязную рубашку и брюки, и она неожиданно наклонилась вперед.
– Как насчет ванны? – спросила она Себастьяна, который откинулся на спинку стула, скрестив под столом длинные ноги. «Хозяин этого воровского логова», – подумала она.
– Ах, тысяча извинений! – протянул он саркастически, медленно достал сигару и указал ею на деревянную лохань, висящую на крюке, вбитом в каменную стену. – Я прикажу отнести это в мою комнату прямо сейчас.
– Не стоит беспокоиться, – сказала она решительно. – Ведь ты же не можешь всерьез предположить, что я буду мыться вот в этом?
Он равнодушно пожал плечами, словно дело было слишком незначительным, чтобы тратить время на дальнейшие препирательства, и поднялся со стула, зазвенев шпорами.
– Единственное, что еще могу предложить – это ручей неподалеку. Но там ты не найдешь желаемого уединения.
– Ты варвар, и больше никто! – Беренис вскочила на ноги от негодования. Она никогда не любила сидеть, если он стоял, чувствуя себя карликом по сравнению с ним.
– Вовсе нет, – сказал он, ухмыляясь. – Просто грубоватый парень с чувством юмора.
– Извращенным чувством юмора! – не осталась в долгу Беренис, направляясь к двери.
– Джесси! – приказал он жене Адама. – Отведи графиню в мою спальню.
Беренис подняла сумку. За ней, со своими вещами, следовала Далси, глубоко возмущенная тем, что ее госпожа должна выполнять домашнюю работу. Беренис покинула кухню с высоко поднятой головой, хотя последнее, что она видела, были Джульетт и Себастьян, стоящие рядом. Она тянула его за руку, приставая с настойчивыми жалобами на Грега…
Беренис не могла забыть ее лицо, эти злые черные глаза, которые наполнялись ненавистью всякий раз, когда Джульетт смотрела на нее, этот нос с горбинкой и полные алые губы, и эти длинные волосы цвета воронова крыла, ниспадающие ниже талии гладким, непрерывным потоком.
Джесси провела ее через холл, распахнула резную дверь и отступила в сторону, чтобы Беренис могла войти. Она широко улыбнулась, разведя свои пухлые руки в извиняющемся жесте:
– Конечно, она немного запылилась…
Оглядывая комнату, Беренис пришла к твердому убеждению, что еще никогда не слышала более сдержанной и скромной оценки. Огромное помещение когда-то, должно быть, было импозантным салоном. Высокий потолок, несомненно, сохранял остатки прежнего величия, но сейчас штукатурка осыпалась, позолота поблекла. Возможно, тоскуя по Англии, джентльмен, построивший этот дом, добавил большой камин, отделанный дубом, украшенный резным орнаментом из листьев, с двумя атлантами высотой почти в человеческий рост, поддерживающими массивный, достигающий потолка дымоход.
Высокие двойные окна с оборванными парчовыми портьерами выходили на террасу, где между выстилающими пол каменными плитами пробивались сорняки. Когда они вошли в комнату, полчища насекомых ринулись в укрытие по стершимся кедровым половицам, и огромный мохнатый паук застыл на мгновение, прежде чем выползти через дырку в стене. Далси испуганно взвизгнула. Хотя комната была очень грязной, служанка не сомневалась, что смогла бы со временем придать ей вид обитаемого жилья; она расстроилась из-за того, что Беренис будет вынуждена пользоваться этой спальней сейчас, когда кругом царит отвратительное запустение.
– Это спальня хозяина, – информировала Джесси, излучая дружелюбие и с любопытством наблюдая за Беренис.
Беренис хотелось сесть и заплакать, но она изо всех сил боролась с охватывающим ее ощущением бессилия и беспомощности. Слезы – для слабовольных. Пусть Себастьян увидит, что она не собирается опускать руки, поэтому Беренис решила, не мешкая, приниматься за дело.
– Мне нужно много горячей воды, тряпки и веники, – начала она перечислять, загибая пальцы, но Джесси лишь пожала плечами:
– У меня свои дела, миледи. Я не могу вам помочь. Хозяин… он говорит, что вы сами справитесь с этой работой. Но я покажу вам, где все взять. Идите за мной!
Несколько часов Беренис, преисполненная решимости, упорно трудилась, раздевшись до рубашки и сорочки, повязав вокруг талии один из фартуков Далси и стянув волосы на затылке лентой. Проклиная Себастьяна со всей горячностью своей упрямой натуры, она выметала и чистила, скребла и мыла, смахивая рукой капли пота с раскрасневшегося от жары и усердия лица.
Далси помогала ей, открыто пренебрегая приказом Себастьяна, и они вместе сняли портьеры с окон и драпировки с огромной кровати с балдахином, вытащили во двор и выбили. Проходя через кухню, Беренис встретила взгляд Себастьяна и свирепо посмотрела на него в ответ…
Удобно расположившись в большом кресле и закинув ноги на стол, он спросил:
– Ma foi, мадам, ну и как вам нравится эта работа?
Она бросила тяжелое деревянное ведро на пол, не заботясь о том, что вода разлилась, и стала перед ним, уперев руки в бока. Лицо ее пылало такой яростью, что Себастьян притворился испуганным.
– Вы не дождетесь, что я стану молить о помощи. Я не привыкла жить в свинарнике, как вы!
Вечером они с Далси, наконец, тяжело опустились на два плетеных стула, уцелевших в спальне, абсолютно обессиленные, но довольные результатами своего труда. Хотя комната по-прежнему отчаянно нуждалась в ремонте, теперь она была тщательно вычищена, и Беренис испытала чувство личного триумфа при виде ее преображения.
Спальня сияла в лучах заходящего солнца. Натертая воском старая резная мебель блестела, а начищенная медная отделка сверкала, словно золото. Кровать была воистину великолепна: с пологом на резных дубовых столбиках, с внушительным балдахином и высокими спинками. Передняя спинка была инкрустирована более свежим деревом и украшена гербом; с каждой стороны были широкие, низкие ступеньки. Беренис предположила, что кровать привезли из Англии, так как Джесси уже успела рассказать ей историю о дворянине-изгнаннике, и она нашла ее грустной и романтичной. Был ли этот герб его фамильным гербом? Сейчас, с очищенными от пыли и грязи драпировками, кровать выглядела величественной: ложе, годящееся для императора и его супруги или, быть может, – промелькнула неприятная я мысль – для короля пиратов и его проститутки!
– О, Далси! – вздохнула Беренис, откидывая волосы с потного лба. – Как ты думаешь, Джульетт когда-нибудь лежала здесь с Себастьяном? Она его любовница?
– Меня это тоже заинтересовало, но я спрашивала Квико, и он сказал, что нет, – ответил Далси. – Не беспокойтесь из-за нее, миледи!
– Я вовсе не беспокоюсь, – неубедительно сказала Беренис. – Она меня абсолютно не волнует, просто я не хочу, чтобы меня выставляли на посмешище. Но если она его любовница, то лучше знать об этом.
Когда они приводили в порядок кровать, то ужаснулись, насколько грязными были простыни и одеяла, и теперь не знали, как лучше поступить. До наступления ночи оставалось слишком мало времени, чтобы заниматься стиркой. Но еще днем, когда Беренис в очередной раз зашла в кухню, Себастьян сунул ей в руки ключ, пробормотав что-то о свалке белья. Расспросив Джесси, они с Далси обнаружили просторный чулан, в котором оказалось не только постельное белье прекраснейшего качества, но и много других сокровищ, которые они использовали, чтобы сделать комнату красивой и уютной.
Беренис извлекла оттуда пару серебряных подсвечников и восковые свечи, а кроме того – плетеные коврики работы индейских мастеров и пурпурную шаль, необыкновенно красивую и яркую, которую она пришпилила на стену, чтобы закрыть неприглядные пятна сырости. На дне старого сундука она нашла потускневший серебряный туалетный прибор, который, будучи вычищенным, занял почетное место на массивном, украшенном орнаментом туалетном столике из мореного дуба. Они также потрудились над чисткой зеркал, и, хотя не все пятна удалось отчистить, их усилия не пропали даром, и зеркала теперь выглядели намного лучше. В итоге спальня теперь почти могла сойти за гостиную в величественном английском особняке.
У Беренис было единственное желание – забраться на свежие простыни и спать, но дух соперничества, желание бросить вызов не давали ей покоя. Гордость требовала, чтобы она сейчас же сбросила эту грязную одежду и облачилась в прекрасное платье, которое ей удалось-таки взять с собой. Эта проститутка позеленеет от злости, когда увидит ее.
– Я хочу принять ванну, Далси! – объявила она тем повелительным тоном, который, как уже знала ее служанка, всегда предвещал неприятности, и они пошли за лоханью.
Пришлось еще немного потрудиться, чтобы наполнить ее, но зато, наконец, Беренис сбросила мокрую от пота одежду и медленно погрузилась в теплую воду. При этом она издала протяжный, усталый вздох облегчения, задумчиво намыливаясь. Все тело болело; казалось, все кости и мускулы ломило от усталости, а ноющая боль в пояснице была просто невыносима. Она вытянула перед собой руки и нахмурилась, потому что они были красными и огрубевшими.
Он изверг, ее муж! Как посмел он так поступить с ней? Она воспитывалась как леди, готовилась к тому, чтобы стать достойной хозяйкой величественного дома, а оказалась униженной негодяем! Она опустилась в воду, подтянув колени к подбородку, мрачно размышляя о своей несчастной судьбе, грезя наяву, как Себастьян ползает у ее ног, а она, торжествующая, бранит и оскорбляет его. Быть может, еще не все потеряно. Наверняка должен найтись кто-нибудь, кто пожалеет ее и уведет от этого ужасного типа…
Ее мысли вновь вернулись к Себастьяну и Джульетт; представив их вместе, она еще больше разозлилась, и удовольствие от ванны было окончательно испорчено. Она поспешно закончила мыться, поднялась и завернулась в одеяло, которое подала Далси. Необыкновенно быстро она была вытерта, высушена, посыпана нежно пахнущей пудрой и готова одеваться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43