"Где же Марта?" - как услышала: "Ну, поехали, мама, наших посмотреть и себя показать..."
На следующий день ей не было прохода. Соседи заходили в хату, знакомые останавливали на дороге. "Богата ли сваха?" - "Видно, денег куры не клюют". - "Так, говорите, Борис у нее один?" - "И четыре комнаты! Ого-го!.." - "Рай для Марты!" - "Город - не село..."
Больше всего нетесовских интересовала будущая сваха. Сливканя скупо отвечала: "Такая из себя - ничего женщина".
Наконец дождалась воскресенья, когда обещала приехать Любава Родиславовна. Поднялась чуть свет. К обеду на столе уже некуда было поставить хрустальную посуду, одолженную у соседей.
До позднего вечера выглядывала Сливканя на дорогу. Уже и ночь наступила, а она все прислушивалась, не гудит ли машина. Так и легла, вся в ожидании, переживая, не случилось ли беды в дороге, ведь машин на трассе что мушек в поле. И навалился на Сливканю каменный сон.
Утром ни вернувшаяся одна Марта, ни позванная на помощь соседка не могли поднять ее с кровати: Сливканя помирала от жара великого...
Пришла бабка Христя. "У тебя болезнь в самое сердце вселилась". Дала для вида какое-то зелье: "Пей три раза в день". А сама так изменилась в лице, что только слепой не увидел бы: Христя бессильна. "Позовите врача", шепнула и ушла.
"Скорая помощь" приехала в Нетесов, когда женщины уже перенесли тело Сливкани с кровати на скамью...
Осенний ветер стрясал с тяжелых туч частые мелкие капли. Вперемежку со слезами они катились по в одночасье поблекшему лицу Марты. На кладбище как упала на колени у могилы, так поднялась только в сумерках, хотя подруги все время просили, умоляли, чтобы шла домой: "Застудишься". У нее и правда началось воспаление легких. Надеялась: пройдет - и липовым цветом, майским медом выгоняла простуду, но все же довелось лечь в больницу, "У вас будет ребенок", - сказала молоденькая врачиха, почти ровесница Марты...
И вот Марта с маленькой Романой в кабинете Натальи Филипповны.
- Скажите, Марта, какого числа вы родили дочку?
- Разве Борис не знает?
- Хочу услышать от матери.
- Седьмого марта. - Прижала Роману к груди, а детские глазенки перескочили на отца.
- Вчера вы отмечали какой-то праздник?
Задумалась, будто вспоминая. Прошедший вечер и правда можно было считать праздником - нежданно в Нетесов приехал Борис. Марта уже спала. На стук открыла дверь. Он, стараясь не шуметь - Романа спит, - подошел к столу. Разговор не клеился. "Как живешь, Марта?" - "Что тебе до этого". - "Почему ты так говоришь?" - "От великого счастья и радости: тебя увидела". - "Не шути так".
Он сел и продолжал: "Я, Марточка, решил с тобой законно расписаться. Давай поженимся. Хочешь, переедем в Синевец, а нет - сюда к тебе переберусь. Романа же наша: твоя и моя. Я не забываю и не забуду..."
О, сколько Борис наговорил! На год хватило бы. У Марты на сердце становилось то сладко, то горько. Чувство стыда и обиды, боязнь нового обмана растравляли боль. Может, и правда Борис пришел с добрыми намерениями, но Марта не верила. И теперь с раздражением ответила:
- Не было у нас никакого праздника.
- И цветов Борис не приносил?
- Каких цветов?
В кабинете щелкнул динамик. Кушнирчук нажала кнопку.
- Слушаю... Сейчас иду, товарищ майор.
У дверей оглянулась.
- Думаю, не подеретесь до моего возвращения.
Старший лейтенант не боялась, что свидетель Марта Сливка и подозреваемый в совершении преступления Борис Бысыкало сговорятся и будут давать неправдивые показания. Для сговора у них было достаточно времени в Нетесове. Да и в кабинете начальника Наталья Филипповна имела возможность слышать их разговор - селектор остался включенным.
Они не разговаривали. Марта задумчиво хмурилась. Романа играла с куклой, и казалось, вот-вот доверчиво протянет ручонки к Борису. Для нее не существует "чужих" людей: каждый вечер сельские хлопцы и девчата приходят к Марте, играют с Романой, ласкают ее, и она с радостью тянется к любому. Дочка Марте не помеха. Колхозный слесарь Назаренко, добрый, душевный толстяк, сам приходил и через знакомых передавал: "Готов стать Романе отцом". Марта не сказала ни "да", ни "нет". И на Борисово предложение: "Давай поженимся" - тоже промолчала.
Теперь в душе Бориса как бы звучали два противоборствующих голоса: один призывал к решительным действиям, другой - к осторожности, холодному разуму. Бысыкало не знал, чему же отдать предпочтение, а молчал.
Марта на него не смотрела. Раздумывала, зачем же вызвала ее Наталья Филипповна, зачем оставила их одних? Чтоб поговорили? Она уже сыта разговорами. Взглянула на Бориса и отвернулась. Что, на нем свет клином сошелся? Вон Назаренко каждый день заглядывает в сувенирный цех: "Не поломался ли станок?" Марта вышивает золотое солнце и красную калину, мережит воротнички и фартучки для кукол, которые заказывает какая-то зарубежная фирма. Находит еще время петь в молодежном сельском хоре. Ее, соловушку, никто в Нетесове перепеть не может.
И не только Назаренко засматривается на тоненькую, ладную Марту. Но она никого, кроме Бориса, не знала. Он приходил в ее сны, хотя старалась забыть. Не ждала его. И в мыслях не было, что явится вдруг среди ночи. Заявился. А потом пришел капитан Крыило и забрал Бориса. Марте показалось, отобрали у нее затаившуюся надежду.
Вошла Наталья Филипповна, села за стол.
- Так вот, Борис, дочка родилась седьмого марта, а вы ходили вчера отмечать именины. Как это случилось?
- Я перепутал.
- Возможно. Но цветы вы не подарили Романе, бросили их во дворе восьмого дома на Летней улице. Почему?
- Я хотел отвезти, но забыл на автобусной остановке, - выпалил Борис. Наверное, кто-то подобрал...
- Цветы он не приносил, но сам был у меня, - заступилась Марта. - Вы это знаете. А мне бы хотелось узнать, в чем подозревают Бориса, что он натворил?
Старший лейтенант ждала этого вопроса от Бысыкало.
"Он-то знает, в чем подозревается, потому и не спрашивает. К Марте поехал, чтобы запутать следы. Не удастся".
Предложила Марте подписать протокол, посоветовала погулять по городу, накормить Роману и прийти через часок.
- Букет, Борис, найден на месте преступления, - сказала терпеливо Кушнирчук, - и это послужило основанием подозревать вас в нападении на Балагура.
- Говорю: забыл цветы. Туда их мог отнести кто угодно.
Губы Бориса искривила усмешка.
- Знакомство с Ириной Лукашук отрицаете?
Косо глянул на следователя.
- Я уже сказал. Не знаю такой.
И только когда в кабинет следователя вошла вызванная для очной ставки Ирина, Бысыкало сознался, что знает ее в лицо, так как встречался в городе и приходил лечить ее дочку.
- Фамилию я уже подзабыл, - оправдывался он.
Зато Ирина назвала его имя, отчество, фамилию.
- Вы приглашали гражданина Бысыкало на день рождения? - спросила Наталья Филипповна у Ирины.
- Я никого не приглашала.
- Может, по собственной инициативе пришел?
- Я его не видела.
Показания Ирины радовали Бориса. Она отвечала коротко, о многом умолчала, хотя и ставились конкретные вопросы: "Где встречались? Когда виделись? О чем говорили? Не было ли ссор между вами?.."
Видимо, их встречи были короткими и случайными. Только соседка Феня, которую так и распирало любопытство, спутала все карты. С явным преувеличением наболтала Наталье Филипповне, будто однажды видела, как Борис прошмыгнул в квартиру Ирины, потом еще застала его в комнате, когда Митя с Марьяной играли во дворе. И уверяла, что не ошиблась: как-то вечером (ни дату, ни день недели не запомнила) Борис с Ириной долго стояли возле подъезда, и он пытался обнять ее, еще куда-то звал с собой. И у Фени нет ни малейшего сомнения, потому что близко видела, как Борис взял Ирину под руку, а она упиралась. Потом сказала: "До свидания", - которое Феня растолковала, как доказательство того, что назначено новое свидание.
Борис вздохнул облегченно, когда на пороге кабинета остановилась мать.
- Вы меня вызывали?
В этот момент вернулась Марта с ребенком.
- Садитесь.
Любава Родиславовна перевела взгляд на Роману.
- Уж не думает ли милиция устраивать свадьбу?
- Думаю, это вам самим под силу. Могли и без милиции обойтись, чтобы Романа росла с отцом. К слову, не так давно принято постановление по поводу практики рассмотрения дел при установлении отцовства в судебном порядке.
Бысыкало внешне оставался спокойным, словно с Балагуром ничего не случилось, словно все идет, как должно. Но внутренне был весь напряжен. "Меня арестуют... Осудят..."
- Мы, товарищ старший лейтенант, - заявила Любава Родиславовна, - сами как-нибудь разберемся в своих семейных делах. А почему вы задержали Бориса?
- Подозревается в совершении преступления.
- Какого?! - Сняла очки с чуть притемненными стеклами.
- Прошлой ночью ранен гражданин Балагур. Есть основания подозревать вашего сына.
У Бориса дернулась скула.
- Какой Балагур? Мой Боря на такое не пойдет. Что вы?.. Это какое-то недоразумение. - Уцепилась взглядом за Марту, будто та была в чем-то виновата.
Романа жалась к матери, терла кулачками глазенки.
- Хочет спать, - сказала Марта, ни к кому не обращаясь.
- Вы можете идти. Извините. Если будет нужно, мы вас вызовем.
Любава Родиславовна едва удержалась от искушения выскочить вслед за Мартой и поговорить с ней с глазу на глаз. Бориса подозревают. Его задержали. Марта важный свидетель. Недаром же ее допрашивала Кушнирчук. Неизвестно, что она говорила, но, если будет нужно, сменит показания. Обижена на Бориса - вот и наболтала. Пообещать, что справим свадьбу, пойдет на что угодно, у нее же дочка от Бориса.
- Где был ваш сын прошлой ночью?
Любава Родиславовна не спешила с ответом. Ждала сигнала от Бориса. Если моргнет - она поклянется, что вечером, как пришел, улегся в постель и никуда не выходил. Подумав, сообразила: ей не поверят. Бориса задержали не дома. Да и ночью, когда звонили, сказала, что сына нет и не знает, где он. Правда, это можно опровергнуть: сказала просто так, лень было пойти заглянуть в другую комнату, а он там спал.
Так и не дождавшись никакого знака, Любава Родиславовна подтвердила сказанное ночью капитану Крыило. Борис, повеселев, словно свидетельство матери сняло с него вину, изобразил оскорбленного:
- Меня капитан задержал в Нетесове. Вы это хорошо знаете. Еще и от матери хотите подтверждения. Зачем? Я не отрицаю. Был у Марты.
Любава Родиславовна восприняла слова сына как намек: с Мартой необходимо поговорить. И все же из отдела внутренних дел прежде всего поспешила в больницу. Знакомый хирург предложил кофе, но она отказалась.
- Скажите, что с Балагуром?
- Он ваш родственник?
- Знакомый...
Дмитрий был без сознания. Надежды поговорить с ним пока не было никакой.
Марту она отыскала на автобусной станции. Зайти к Бысыкало та не согласилась - нужно ехать, дома ждет работа. Отказалась и посидеть в кафе. Любаве Родиславовне удалось уговорить ее только на разговор в скверике. Сели на удобную свежепокрашенную скамью. Любава Родиславовна взяла на руки Роману: "Подержу внучку".
- Когда свадьба? - спросила будничным тоном.
Марта удивленно заморгала.
- Какая?
- Разве Борис не говорил? Я же послала его, чтоб договориться.
- Да говорил...
- Что решили?
- Я ему не поверила.
- Напрасно. А когда он к тебе приехал?
- Среди ночи.
Ответ явно не устраивал мать Бориса: Балагура ранили вечером. Неужели Борис? К Ирине он все-таки изредка забегал. Как-то даже знакомая предостерегла: "Держите сына, застрянет". Борис отбивался: "Я, мама, ребенка ее лечил". И опять, гляди ты, потянуло к ней, а тут, на несчастье, принесло Балагура - мало ли что могло случиться. Борис горячий. Правда, без причины в драку не полезет. Его, наверное, оскорбил Балагур. Не удержался сынок - и что теперь будет...
- А может, Марточка, Борис пришел к тебе вечером?
- Среди ночи разбудил. - Марта не поняла, куда клонит неофициальная свекровь.
- Боря, Марточка, сразу не осмелился войти в хату - волновался. Вы давно не встречались. Ты же могла найти другого. Боря выжидал, приглядывался... Разве не заметила тень под окном, не слышала шагов?..
Марта вспомнила тихий вечер, и показалось, будто и правда видела, как кто-то промелькнул за запотевшим окном, и вроде слышала, как в дровянике трещали сухие щепки.
- Ты вспоминай, думай, Марточка.
- Может, и ходил у хаты...
- Вот и скажи милиции: видела Бориса вечером.
Марта выхватила из унизанных кольцами рук дочку и, не оглядываясь, поспешила к подъезжавшему автобусу.
3
Тихое утро, окутанное легким туманом. Солнце то выглядывает из-за наплывающих облаков, то снова прячется, чтобы набраться сил, прохладный ветерок суматошно бежит по улице за городским автобусом, шевелит тоненькие ветки.
Старший лейтенант Кушнирчук, сама того не замечая, прикрывает веки. Ее преследует мысль: "Что же делать?" Балагур в беспамятстве произносит непонятные фразы. У него повреждены речевые органы. А время идет. Майор Карпович напоминает: "Собирайте доказательства!" Он не отбрасывает возможность того, что преступление совершил Борис Бысыкало, но не очень-то и поддерживает эту версию. Она может быть ошибочной. Наталья Филипповна не забывает об этом. И вот она переступает порог квартиры Ирины Лукашук. Откровенный разговор с хозяйкой никак поначалу не налаживается. Но слово за словом - и следователь начала рассказывать, как за нею, еще студенткой института, ухаживали двое однокурсников. Красавцы! "Ну, я - нос вверх, глаза вдаль: теряете, мол, время. Хлопцы оказались гордыми. Нашли себе девушек, женились..."
Откровенность Натальи Филипповны толкнула Ирину тоже на воспоминания. Рассказывала о своей жизни, полной и радости и слез.
После суда над мужем, Дмитрием Балагуром, возвращалась в Орявчик с Кривенко: его вызывали как свидетеля. Сидели рядом. И молчали до самого дома.
Однажды в воскресенье Ирина наведалась в тюрьму: Дмитрия после суда вот-вот должны были отправить куда-то далеко, в исправительно-трудовую колонию, куда она уже не сможет приехать - ребенка ждет, - и они не увидят друг друга целых три года. Дмитрий чувствовал себя виноватым перед женой, при встрече говорил мало, а прощаясь, сказал: "Когда придет время ехать в роддом, Иринка, попроси Павла, он поможет по-соседски. - Помолчав, добавил: - Береги себя и ребенка нашего береги".
В райцентре на автобусной остановке увидела Павла Кривенко. Должно быть, нарочно приехал. Расспрашивал о Дмитрии. Успокаивал: "Не тужи, Иринка. Я тебя в обиду не дам". Ирина сплела руки на груди, подошла ближе к стене, ища защиты от острого, пронзительного ветра, пробирающего до костей. Невдалеке в ожидании автобуса переговаривались женщины из Орявчика: "Муж в тюрьме, а он к ней липнет". - "Они давно любовь крутят". - "Жаль Дмитрия". "Сам виноват". - "А Павлу радость".
В автобус Ирину пропустили первой. Салон быстро наполнился пассажирами. Но рядом с Ириной никто не садился, будто Кривенко заранее забронировал это место. Опять ехали молча, как и первый раз.
В повседневных хлопотах тянулись месяцы одинокой жизни. От Дмитрия не было ни одного письма. "Далеко он", - думала Ирина и вечерами вязала одежку будущему малышу, по нескольку раз перекладывала пеленки, одеяльце и распашонки, сшитые ею самой.
В родильный дом решила добраться без помощи Павла. "Не нужна мне ничья помощь. Обойдусь!" Но ему словно кто подсказал, пришел сам, когда уже собралась, веселый, празднично одетый, будто в загс собрался. "Вон машина. Садись, Иринка", - махнул рукой на улицу.
А после выписки в райцентре нанял такси: "Отвезешь мамашу с мальчиком в Орявчик". Сам остался в городе. Наверное, чтобы не давать повода для всяких пересудов...
Наталья Филипповна слушала Ирину, смотрела на большой портрет, что висел на стене напротив. Подумала: "Дмитрий красив, и сын в него удался".
"Вылитый Дмитрий, всплеснула руками Фитевка, у которой мы снимали комнату в Орявчике, - рассказывала Ирина. - А кое-кто из женщин приглядывался к Митеньке и думал свое. Высказывался же от меня подальше. Да все равно слухи доходили и заставляли плакать".
Как-то заглянул Кривенко. Был под хмельком. Сел возле люльки, сделанной по его просьбе сельским столяром. "Бабы мелют: на меня похож". - "Зачем пришел?" - спросила Ирина, готовая вытолкнуть Павла из комнаты. И показала бы ему на дверь, но вспомнила, что зла он ей не причинил, а добра сделал немало.
Павел будто и не слышал вопроса. Улыбнулся. Не сводил глаз с Ирины и ее сына. "Шел бы ты домой, а то и так разговоров не оберешься. До Дмитрия еще дойдет", - сказала Ирина, укачивая Митеньку. А он: "Я ничего не краду. Хочу как тебе лучше... Вот подумал: зайду, может, помощь какая нужна. Разве это плохо?" - "Нет, Павел, но лучше иди домой". Кривенко оперся руками о колени, неохотно поднялся и, покачиваясь, направился к двери: "Пусть будет по-твоему". А утром Ирина, перестилая детскую постельку, нашла в ней двадцать пять рублей. Долго рассматривала купюру, распрямляла загнутые уголки, словно хотела убедиться, что деньги не фальшивые.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14