"Адресат не проживает".
Когда речь зашла о запросе адвоката, адресованном начальнику колонии, Кривенко заколебался, говорить правду или нет. Но наконец решил не сознаваться, что оригинал он разорвал и выбросил, копию отдал Ирине, а спустя некоторое время сжег.
Не отрицал, что получал от почтальона денежные переводы, приходившие Ирине от Балагура.
- Ну, брал, тратил и готов возместить убытки, то есть вернуть деньги. Пасульский изъял у меня тысячу сто двадцать семь рублей двадцать копеек. Рассчитаюсь хоть сейчас...
Пока Наталья Филипповна заправляла в магнитофон новую ленту, Павла сверлила мысль: "О чем она еще будет спрашивать?"
- А что вы сделали с колхозными конями? - спросила Кушнирчук, снова включив магнитофон.
- Подохли. И я готов заплатить колхозу назначенную судом сумму.
Когда все вопросы о действиях, за которые Кривенко должен был нести моральную или материальную ответственность, были выяснены, Наталья Филипповна спросила:
- Где в последний раз встречались с Дмитрием Балагуром?
Кривенко смахнул со лба холодный пот.
...Ему сразу вспомнились областные курсы, на которых повышал квалификацию. Комфортабельный автобус, шурша колесами, мчал со слушателями курсов за опытом в колхоз "Сияние". До сумерек знакомились с хозяйством, а потом собрались в сельской чайной поужинать. Шли разговоры о положении дел в передовом хозяйстве. Кривенко вышел во двор покурить и с глазу на глаз встретился... с Дмитрием Балагуром. На секунду замер. Потом отскочил в сторону. Бежать не хватило сил. В руке у Балагура блеснуло лезвие топорика и погасло. Кривенко сообразил: смертельный блеск. Он бросился в укрытие, которое попало на глаза, - в дровяной сарай. Балагур направился туда же. Сквозь широкие щели в пересохших досках от уличного фонаря в сарай пробивался слабый свет. Кривенко прилип к стене. "Он убьет меня! Убьет!" А Дмитрий не спеша, будто крадучись, подходил все ближе, ближе...
Давясь словами, Павел прошептал:
"Ты прости. Прости. Согрешил. Перед тобой, перед Ириной. Пожалей меня. Не карай. Что хочешь сделаю. Что пожелаешь дам. Опомнись, Дмитрий! Мы же друзья..."
Балагур беззвучно усмехнулся, медленно поднял топорик и занес его высоко над плечом, как лесоруб, который хочет с разгона вогнать топор в дерево.
Павел упал на колени, как от тяжелого удара, будто лезвие уже врезалось в его лысоватое темя. Потрогал голову: цела ли, - и опять залепетал:
"Прости, Дмитрий. Прости. Сдуру все это, сдуру. Каюсь. Прости меня. Не руби..."
Поспешно сунул руку в карман пиджака, вытащил кожаный кошелек, протянул Дмитрию. Но судорога свела локоть, и рука повисла в воздухе, похожая на какой-то крюк.
"На, бери. Целая сотня. Мне не жалко. Где-нибудь встретимся - еще дам. Век буду давать. Следы твои буду целовать. Сжалься..."
Дамоклов меч все еще висел над Кривенко. Наконец Балагур опустил топорик, послюнявил палец, попробовал лезвие.
"Вставай!"
Когда Павел поднялся на ноги, Балагур уже стоял у двери, держа топорище в вытянутой правой руке.
"Ну! - сказал он решительно. - Мы с тобой когда-то в борьбе и плавании соревновались. Помнишь? А сейчас вырвешь топор - живым останешься, нет смерть!"
Не спеша Кривенко плюнул на ладонь. Он дергал, вырывал, крутил, а топор оставался в руках у Дмитрия, как в тисках.
"Берись обеими!" - недовольно сказал Балагур.
Обеими у Кривенко тоже ничего не вышло. Только сдвинул Дмитрия с места, и под его каблуком треснула дощечка от разбитого тарного ящика, брошенного кем-то под самый порог.
"Даю еще тридцать секунд", - спокойно сказал Балагур и не успел сосчитать до трех, как скрипучая дверь открылась, и Павел ужом выскользнул во двор...
- Вот знак, - показал Павел рубец на ладони. - Лезвием царапнул. Если бы не удрал, давно бы сгнил в сырой землице.
- После этого не встречались с Балагуром?
- Нет.
- Подумайте.
Кривенко поскреб темя, как бы помогая мысли вылущиться из твердой скорлупы воспоминаний. На самом деле он оттягивал время, потому что еще не решил: рассказывать или нет о том, как однажды Балагур следил за ним в областном центре. "А чего молчать, - решился он наконец, - не я его стерег, чтобы убить, а он меня".
- Балагура я заметил на автобусной остановке. Он стоял у киоска, делал вид, что читает газету, а на самом деле поверх нее зыркал на меня. Приближался вечер. Я испугался, сел в такси и через несколько минут оказался в центре города. В ресторане было полно народу. Я уселся в уголке у окна, посмотрел меню. Официант еще не успел подойти ко мне, а Дмитрий уже был за столиком возле дверей. Я понял: опасности не избежать. Он пил воду и не сводил с меня злобного взгляда, смотрел так, будто нанизывал на шпагу. Я решил шмыгнуть в буфет и выбраться из ресторана через кухонную дверь. Когда я открыл ее, Дмитрий стоял на ступенях, загородив мне путь. По моей просьбе меня заперли в подсобке, вызвали милицейский патруль. "Тут один преступник готовится напасть на меня, - пояснил я. - Это Дмитрий Балагур. Он вернулся из заключения и хочет меня убить".
Милиционеры осмотрели двор ресторана, посветили фонариком в темных углах, заглянули в ближайшие переулки - нигде никого. Но не успел я ступить на перрон, Дмитрий словно сквозь асфальт пробился. "Что за напасть?" подумал я. И если бы поблизости не стоял постовой, не знаю, чем бы все кончилось. Во всяком случае, не сидел бы я сейчас перед вами.
Как раз тронулся с места, набирая скорость, товарняк. Я прыгнул на подножку предпоследнего вагона и с облегчением вздохнул, убедившись, что Дмитрий не побежал за мной. Не успел. А может, побоялся прыгать на ходу.
- Вы убеждены, что Балагур намеревался убить вас?
- Без сомнения!
- Он мог сделать это в сарае.
- Но я же убежал.
- Балагур поставил условие - предложил вырвать топорик.
- Это он проверял, насколько крепки у меня нервы. А они у меня - во! Кривенко выпрямил большой палец.
- Больше Балагур не преследовал вас?
- Не замечал... Но все возможно. За Ирину злобу на меня носит. А я тут при чем? Понравился ей, вот и хозяйствовали вместе. И дочка наша Марьянка от любви родилась.
- А вы Балагура не подстерегали?
Кривенко дернулся. Тихий, нахохлившийся, жалкий, он был похож на мокрую ворону. Прижал к груди смятую кепку, на запавших щеках проступил румянец.
- Честно говоря, я его боюсь.
- Турчаку же похвалялись: "Убью!"
Кривенко отрицательно покачал головой, лицо его сморщилось - настоящее квашеное яблоко из рассола.
- Это я так, для самоутешения, для поднятия настроения сказал.
- Куда вы дели нож, купленный в Карелии за тридцатку у охотника?
"Она все знает", - подумал Павел и сунул руку в пустой карман пиджака.
- Ножик я потерял.
- Где? Когда?
- Наверное, в Синевце, по дороге из ресторана на вокзал. Я пьяный был. Не помню. А может, забыл на столе - бутылку им открывал...
- Это ваш?
Увидев финку, Кривенко опустил руки на колени и застыл. Потом, откинувшись на спинку стула, сказал:
- Похож. Но на моем рукоятка была другая - больше светлой пластмассы.
- Так вы где-то забыли или потеряли свой нож?
- Не знаю... Он исчез...
В хрупкой тишине ровно жужжал магнитофон, наматывая на катушку ленту, фиксируя каждое слово, каждый шелест листа. Но не было пока весомых доказательств, которые помогли бы раскрыть преступление.
- Вас, Павел, видели в Синевце семнадцатого октября, когда был ранен Балагур...
- Не отрицаю. Был!..
- Прохаживались возле дома Ирины?
- Прошел мимо.
- И стояли?
- На миг остановился. Что же тут такого?
- Скажите, с кем встретились и о чем говорили?
Кривенко взялся рукой за подбородок, делая вид, что вспоминает близкий и одновременно такой далекий вечер. А Кушнирчук была уверена: Федор Шапка встретил в Синевце возле дома Ирины именно Павла Кривенко и разговаривал с ним.
- Я не припоминаю.
"Придется вызвать Федора Шапку на очную ставку", - подумала Наталья Филипповна.
- Во двор заходили? - спросила она.
- Там толпились люди, стоял милицейский автомобиль. Я понял: что-то случилось. И пошел себе.
- Куда?
- В ресторан.
- С какой целью посылали официанта к Ирине?
- Хотелось знать детально, что стряслось.
- И в больницу звонили, спрашивали о здоровье Балагура.
"Ей и это известно".
- Мне ответили, что еще идет операция.
Кривенко рассказал о своем пребывании в ресторане, пересказал уже известный Наталье Филипповне разговор с Дюлой Балогом, описал ужин и проводы на вокзал.
- Если я сказал что-нибудь не так, то только потому, что глотнул лишнего, позабылось...
- Вы неуверенно говорили о ноже, и я не пойму, потеряли нож в ресторане или у вас его украли?.. Не сразу сказали, что стояли недалеко от места пре, - ступления. Не по собственной инициативе сознались, как посылали Дюлу Балога к Ирине... Кстати, с какой целью вы ехали к Ирине?
Кривенко изо всех сил старался изобразить на заросшем лице милую улыбку, но получился оскал.
- Не могу без нее жить...
И в тоне, каким он это сказал, чувствовалась фальшь. Не сумел Кривенко утаить и свою ненависть к Балагуру. Особенно это было заметно, когда рассказывал, как Дмитрий хотел убить его. Но пока что каждое его слово требовало тщательной проверки.
Под вечер прокурор познакомился с материалами следствия, допросил Кривенко и распорядился взять его под стражу и поместить в следственный изолятор.
На обшарпанных нарах Павел обхватил голову руками, уперся локтями в колени. "Дремлет", - подумал дежурный, закрывая маленькое окошко на обитой жестью двери. Но дремота обходила Павла - мысли роились и жалили, как пчелы. Зачем нужно было, вернувшись из Синевца, задерживаться у Дуськи? Почему сразу не убежал от Пасульского? Была же возможность! Еще там, в колхозе, когда вызвали в контору. "Ты баклуши бьешь, а нам лесоматериалы нужны!" Он спокойно ответил: "В назначенное время лес будет тут". Вошел Пасульский: "О! На ловца и зверь бежит!" И при всех сказал, будто Ирина требует алименты на дочь и придется Павлу ехать в Синевец.
"Если б я знал, Павел, - сказал председатель, - что ты уклоняешься от уплаты алиментов, я бы тебя на работу не взял".
Павел пропустил это мимо ушей. Спросил Пасульского: "Разве у Ирины есть претензии?" - "А ты считаешь, я на прогулку приехал?" Председатель добавил: "Любишь, Павел, смородину - люби и оскомину. Поезжай, утряси, что нужно, и возвращайся".
Пока Павел собирался в дорогу, Пасульский ждал в конторе. "Вот когда нужно было бежать!" - горевал теперь он. Не сообразил. Почему? Не испугался вызова в Синевец, даже обрадовался: "Ирину увижу, поговорю с ней... Я и без суда согласен платить. Мы договоримся..."
Не испугала его и мысль о сгинувших по его вине колхозных конях. "Рассчитаюсь!" Достал из-под обивки диван-кровати спрятанные там деньги, сунул в карман - пригодятся. До самого Синевца пытался угадать, как встретит его Ирина. "Денег не пожалею. И сверчку этому, Митьке, трояк на конфеты кину... Ирина подобреет..."
И ни о чем другом не думал. С верхней полки смотрел в окно вагона. Перед глазами плыли знакомые места, и чем ближе был Синевец, тем чаще билось сердце.
Пасульский закрыл журнал "Украина", вытащил бумаги из планшетки. А на Павла вдруг нашло: "Все. Пропал! Засудят... Я крал деньги..."
Не спеша спустился вниз. Брился, умывался, а в голове крутилось: "Лейтенант меня в тюрьму упечет... Не алименты, не дохлые кони причиной тому, что приехал за мной. Нужно спасаться. Бежать!"
Из вагона выходил настороженный. "Если посадят в машину, удрать не удастся". На привокзальной площади участковый инспектор поискал кого-то взглядом. Он даже остановился перед черной "Волгой". В ней не было шофера. Пасульский махнул рукой: "Пошли".
Вокзал остался позади, а Павлу все не верилось, что идут пешком. На тихой, темной улице он опомнился, метнулся было в ближайший подъезд, но лейтенант схватил его за воротник: "Стой!" Павел резким движением выхватил из кармана бритву (спрятал, когда брился), махнул Пасульскому по глазам и бросился бежать.
Участковый инспектор скорчился, застонал, стал хватать воздух широко открытым ртом.
Кривенко бежал к речке через широкий двор, заставленный полными и пустыми бочками. Всполошил ленивого пса, который вылез из темного угла. И сам испугался. На мгновение остановился. Опять побежал. Внизу шумела вода, шелестели вербовые кусты. "Туда. Скорее туда!" И тут раздался выстрел и крик: "Стой!"
Залаяли собаки. На выстрел прибежал патрульный милиционер...
"За что вы так жестоко обошлись с Пасульским?" - хмурилась Кушнирчук на допросе.
"Чтобы убежать!"
"От наказания не убежите. Придется ответить за телесные повреждения, причиненные представителю власти. Статью Уголовного кодекса я вам читала, с выводами медицинской экспертизы познакомила. Итак, признаете вину?"
"Частично..."
"Почему не полностью?"
"Если бы Пасульский не схватил меня, дал убежать, я бы его не тронул".
"Лейтенант исполнял служебный долг, а вы проявили дикую жестокость. Как оцениваете свой поступок?"
"Никак. И человек может стать зверем, чтобы выжить".
"Смертельная опасность вам не угрожала даже в такой мере, как тогда, когда Пасульский вас, маленького мальчика, снял с парома. Так вы его отблагодарили?"
Кривенко постучал кулаком по колену.
"Меня Пасульский спас, а отца застрелил".
"Экспертизой доказано, что ваш отец застрелился сам".
"Ваша экспертиза вам и служит".
"Эксперты служат закону и отвечают за свои выводы".
Кривенко сощурился.
"Я в это не верю".
"Дело ваше, - спокойно сказала Наталья Филипповна. - Так вы отрицаете нападение на участкового инспектора Пасульского?"
"Что было, то было, никуда не денешься", - покорно сказал Павел, словно надеялся в покорности найти шансы на спасение. А они, эти куцые шансы, обошли его...
Павел вскочил. Заходил по камере взад-вперед. Отойдет от стены с зарешеченным окошком и шагает к двери - ходить легче, чем лежать.
"Если б не Пасульский, может, и не докопались бы до фиктивных ведомостей. За то, что незаконно начислил и взял себе две тысячи двести рублей, будут судить. Жадность погубила..."
Защитником Павел решил взять знакомого адвоката, который писал запрос в исправительно-трудовую колонию, разыскивая Балагура. Адвокат найдет копию запроса, процитирует и скажет: "Как видите, и тут подсудимый Кривенко проявил человечность, взял на себя заботы по розыску Балагура..."
10
Наталья Филипповна взяла с книжной полки блокнот, села к столу и задумалась.
Оплошность следователя или эксперта во время осмотра места происшествия трудно исправить: не добыл сегодня нужные доказательства - завтра поздно. Так случилось во дворе восьмого дома по Летней улице. Стало известно, что кто-то прятался за ствол ясеня. Необходимо было старательней, тщательней осмотреть показанное Калиной Касиян место, применив современные технические средства.
На следующий день после нападения на Балагура следователь пришла с экспертом к ясеню. Под ним играла стайка детей. Пенсионеры, опершись о ствол, обговаривали события вчерашнего вечера. Увидев старшего лейтенанта, умолкли. Наталья Филипповна поняла: искать теперь следы - зря тратить время. Во дворе на Летней улице розыскная собака оказалась бессильной, потому что преступник не подходил к жертве. И за недогляд, за упущение Кушнирчук всю вину берет на себя. Тут, как говорит майор Карпович, "не сработал головой, работай ногами". Но над чем работать? В каком направлении? Кажется, проверены все версии, все выяснено. Все ли?.. Тогда где же преступник? Сколько потрачено времени, энергии - и безрезультатно. И сама себя успокаивала: главное - сосредоточиться.
Кривенко, конечно, способен на самые неожиданные действия. Скажем, такое: уговаривает Фитевку, чтобы выгнала Ирину с квартиры, наперед зная: перейдет к нему. Кривенко поставил перед собой цель - вызвать у Балагура недоверие к жене. И добился своего. Известие об Ирининой "измене" дошло до колонии, пробудило у Дмитрия ревность, толкнуло на побег, добавило три года лишения свободы. И то, что Кривенко приблизительно в то время, когда совершилось преступление, был в ресторане, еще не доказательство его непричастности к нападению на Балагура.
Допустим, Павел сам не совершил преступления. Зачем тогда послал к Ирине Дюлу Балога? Если он кого-то уговорил на бесчестный поступок, нужно выяснить - кого. Дюла за пол-литра бегал на Летнюю, а за определенную сумму мог и ранить Балагура. Деньги у Кривенко были: перед отъездом в Синевец взял из сберегательной кассы две тысячи. Двести семьдесят рублей получил зарплаты и отпускных. Во время обыска у него изъято тысяча сто двадцать семь рублей двадцать копеек. Куда же подевались тысяча сто сорок два рубля восемьдесят копеек? На дорогу и рестораны он столько не мог истратить. Из вещей ничего не купил. "Пропил - прогулял", - сказал Кривенко на допросе. Почувствовав, что соврал неубедительно, стал говорить, что часть денег у него украли, когда он напился до бесчувствия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14