Там много ухабов и трамплинов, попрыгаем вволю. А что касается главного…
Он сделал паузу и вперил в меня свой колючий взгляд.
— То, что я тебе сейчас скажу, опробовать на этом склоне нельзя. Эту ситуацию вообще нельзя смоделировать. Потренироваться можно только тут, — и Альбинос постучал пальцем себя по голове.
— Тебе может показаться, что это очень страшно… — вставила Лера, но Альбинос прервал ее движением руки.
— Если запомнишь все, что я тебе скажу, и не растеряешься, когда надо будет воспользоваться этими знаниями, то выживешь. И не только выживешь. Лавина — вот что может быть либо источником счастья, либо твоим могильщиком.
— Какой воздух! Какая тишина! — блаженно бормотала Лера и, воздев руки к небу, зажмурила глаза.
— Да, лавина, — повторил Альбинос. — Во время спуска ты можешь запросто сорвать лавину. Я бы сказал, что ты обязательно ее сорвешь, потому что ночная метель нанесла на склоны много снега. Любая попытка затормозить на склоне, остановиться или свернуть в сторону означает для тебя немедленную смерть.
— Спасибо, Альбинос, — прервал я своего учителя, потому как ничего нового он мне пока не сказал. — Я хорошо знаю, что такое лавина.
— Как бы страшно тебе ни было, ты должен продолжать двигаться вместе с лавиной, опережая ее по скорости, — продолжал Альбинос. Голос его стал тихим, чуть хриплым. — Вниз, в едином порыве, как наездник в табуне диких лошадей: вывалишься из седла — все, каюк, растопчут, размолотят голову копытами, как перезрелую тыкву. Но тут главное не увлечься. У каждой лавины свой срок жизни. Есть такие, которые живут лишь несколько мгновений, — они самые опасные. Есть лавины, которые движутся две и даже три минуты. Именно они дают самое сильное и яркое чувство. Чем большую скорость набирает лавина, тем сильнее сопротивление воздуха, тем выше давление в ее ядре. Ты должен добраться до ее ядра к тому моменту, когда критическое давление начнет с легкостью поднимать в воздух тоник снега. И тогда… тогда ты сам почувствуешь, что наступил этот момент. Твоя доска оторвется от снега и взлетит в воздух. Ты станешь парить на снежных облаках, как ангел. У тебя возникнет такое чувство, будто ты сидишь на шее обезумевшего буйвола и держишь его за рога… Словами это чувство не передать. Это божественное наслаждение. Скорость и власть пьянят…
Я почувствовал волнение от рассказа Альбиноса, и необыкновенно ярко и живо представил себя парящим, как ангел, в снежных облаках.
— Заманчиво, — произнес я, потрясенный открывшейся мне перспективой.
— Главное, не испугаться в самом начале, когда произойдет отрыв лавины. Это будет сопровождаться грохотом и сильным ветром. Тебе покажется, что наступил конец света. От тебя потребуется нечеловеческое напряжение воли, чтобы не впасть в панику. Потом ветер утихнет, и ты будешь мчаться как бы в вакууме.
И как ты к этому пришел? — уважительно спросил я.
— А мы уже несколько лет на лавинах катаемся, — похвасталась Лера.
— Катаемся? — с недоумением пожал я плечами. — Но лавина — это ж не осел в загоне, когда захотел, тогда и сел. Как подгадать, где и когда она сойдет?
— А зачем подгадывать? — произнес Альбинос и стал заботливо поправлять мне воротник и стряхивать с плеч снег. — Лавину можно запустить с той же легкостью, что шар в боулинге. А можно подтолкнуть и небольшим зарядом тротила…
— Гениально! — признал я и стал развивать тему: — — А ведь можно спустить не одну, а сразу пару лавин. Одна тебе, а другая для Леры. И мчаться наперегонки до самого шоссе!
— А мы так и делаем, — сообщила Лера и чмокнула Альбиноса в щеку.
Альбинос усмехнулся, потрепал Леру по щечке:
— Какая же ты у меня все-таки дура!
Теперь у меня уже точно нет шансов остаться живым! Альбинос понял, что я догадался про их опасные игры с лавинами. Он в прыжке развернул сноуборд и с воплем понесся вниз. Я устремился за ним.
Мы неслись по лесу по узкой просеке. Скорость нарастала. Я уже хорошо знал, что буду делать. И Мураш будет очень кстати.
— Вправо! — крикнул Альбинос, не оборачиваясь, и наклонился вбок так, что едва не коснулся локтем снега.
Я лишь в последнее мгновение увидел, как тропа делится на два змеиных языка, но круто взял влево. Деревья, деревья перед глазами! Они несутся на меня, десятки, сотни, тысячи, и каждое норовит наехать на меня своим крепким сырым стволом. Нельзя снижать скорость! Он может выстрелить мне вдогон!.. Кочки! Меня подкинуло… Тропа снова повернула влево. Я едва успел увернуться от замшелого букового ствола, даже передний кант чуть надрезал кору. Снова прыжок, и я вылетел на трассу. Кругом народ, массовое гуляние… Я лавировал между лыжниками, наклоняясь то вперед, то назад, и стальные канты запускали в воздух снежный фейерверк… Синяя будка биотуалета надвигалась на меня, как инвалидная машина, в которую установили движок «Формулы-1». Я начал притормаживать, выбрав в качестве цели Мураша. Мой ангел-хранитель в поте лица отрабатывал стойку фронтсайд, совершая промежуточное соскальзывание и прыгая с канта на кант. Молодец, парень! Настоящий молоток! Когда-нибудь эти навыки пригодятся, чтобы девчонок наповал охмурять.
Я спутником облетел вокруг Мураша, обволакивая его снежной пылью, и остановился. Мне понадобилось несколько секунд, чтобы немного отдышаться.
— Поехали за мной!
Мураш, умница, не стал спрашивать, куда и зачем, молча кивнул и начал применять на практике все то, чему его научили за прошедшие часы.
— Эй, Антон! Вы куда? — кричала ему вслед инструкторша. — А деньги?
Мы пронеслись мимо станции второй очереди и помчались дальше по трассе. На широком выкате я ушел в сторону, ближе к лесу, затормозил у кустов и сел на снег. Мураш повалился рядом со мной. Некоторое время мы лишь тяжело дышали. Мураш хватал пригоршнями снег и запихивал его в рот, будто пирожное. Я поглядывал через кусты на трассу. Они будут пытаться найти меня. Я слишком опасен для них, чтобы позволить мне сбежать от них. Они будут шлифовать трассы до тех пор, пока не поймут, что потеряли меня. И тогда кинутся заметать следы и уничтожать улики. Но до этого я должен эти улики найти и сохранить до прибытия милиции.
— Антон, сейчас мы с тобой влезем в один нехороший особнячок.
— В особнячок? — переспросил он. — А когда пойдем на ледник?
— Да подожди ты со своим ледником! — рявкнул я с раздражением.
Мураш покорно заткнулся, втянул голову в плечи, будто ожидая оплеухи. Я давно не видел перед собой человека, который бы в такой степени находился в моей власти, причем я для этого ничего особенного не предпринимал. И эта готовность безусловно согласиться со мной, послушаться меня, смириться со мной настолько убедительно показывала глубину отчаяния, в которое впал Мураш, что мне снова, как уже было не раз, стало его жалко.
— Ладно, я расскажу тебе все, — проговорил я, продолжая следить за выкатом. — Позавчера на шоссе ограбили автобус с иностранцами, и милиция заподозрила меня в соучастии.
— Что-то милиция невзлюбила вас в последнее время, — заметил Мураш.
— Вот такое хреновое время, — вздохнул я. — Короче, у меня забрали паспорт, мобилу и наверняка перекрыли все выходы из этого района. Можно, конечно, плюнуть на все и добраться до ледника какими-то козлиными тропами. Но это не решит мою проблему, все равно рано или поздно мне придется сесть на нары следственного изолятора. А тут совершенно случайно я вычислил этих грабителей. Знаю, кто они. Знаю, где живут. Грех не воспользоваться случаем, правда?
— Грех, — согласился Мураш.
— Вот сейчас мы заберемся к ним в берлогу, соберем улики и обменяем их у следователя на мой паспорт и мое честное имя. Поможешь?
— Конечно, какой разговор! Я теперь без вас ни шагу. Вы — моя жизнь, моя судьба.
Я растроганно хлопнул Мураша по плечу.
— Эх, хороший ты парень, Антоха!
28
Опасаясь, что Альбинос со своей подругой караулят меня где-нибудь в самом конце спуска, мы нестали возвращаться на трассу, а спустились к подножью по лесу. Сноуборды закопали в снегу, пометив это место сломанной палкой. А дальше бегом, через дворы, узкие улочки и пустыри, к бывшему интернату для умственно отсталых детей.
На территорию интерната мы проникли через забор и перебежками, от дерева к дереву, добрались до угла дома. Мурашу нравилась игра, в которую я его втянул, он играл с упоением и чувствовал себя, должно быть, настоящим героем. Под непрерывными струями, которые лились с крыши, мы добежали до входной двери. Я дернул ручку. Дверь была заперта. На снегу, который чуть подтаял под горячими лучами солнца, оплывали три пары следов, которые мы оставили утром. Это хорошо, что Альбинос и Лера пока не вернулись.
Я поставил Мураша под козырьком крыльца, встал ему на плечи и ухватился за подоконник второго этажа. Подтянулся, закинул на подоконник ногу, руками взялся за проем форточки. Мураш следил за мной снизу.
— Я лезу за вами!.. Э-э-эх… «Отвесные стены, и лед, как бетон, горящие вены в сердце моем!» Кстати, это тоже стихи моего отца.
И где он видел вены в сердце? Через форточку я открыл шпингалет, распахнул окно и спрыгнул на пол. Это был коридор, по которому я ходил вчера в сумерках, обдуваемый сырым сквозняком. Снаружи донесся грохот кровельного железа — Мураш взобрался на козырек крыльца и шумно ввалился в коридор. Я заметил, что он дрожит то ли от страха, то ли от азарта. Я пошел вперед, раскрывая двери.
— Надо найти новогодние костюмы! Ищи коробки с украшениями, игрушками!.. Да не иди же ты за мной!
— Хорошо, хорошо!
Он кинулся открывать двери на противоположной стороне. Мы заглядывали в классы, специализированные кабинеты и кладовки.
— Дурно пахнет, — произнес Мураш двусмысленно и покосился на меня.
— Не трави душу! — взмолился я. — И без твоих запахов на душе грязно.
На втором этаже мы ничего не нашли. Спустились на первый. Я заглянул в спортивный зал. На полу плотно, впритык друг к дружке, были уложены маты. Большинство из них было покрыто подозрительными пятнами, отчего создавалось впечатление, что это цех по выделке гиеновых шкур. Я встал посреди зала, приподнял один мат и увидел на дощатом полу несколько крошечных разноцветных кружочков конфетти. Ага, значит, все-таки Новогодний праздник был! Следовательно, и елка была, и Дед Мороз с мешком.
— Здесь есть подсобка! — крикнул Мураш, все сильнее погружаясь в сыщицкий азарт, и двинул ногой по узкой деревянной двери. Дверь заскрипела, но не открылась. Мураш отошел на несколько шагов назад, чтобы разбежаться как следует, но я его опередил и потянул за ручку.
— Она открывается на себя, Антошка!
В подсобке было темно, пахло сыростью и мышами.
— Поищи выключатель! Мураш шарил по стене.
Под потолком вспыхнула тусклая лампочка, осветив треугольную комнатушку с голыми оштукатуренными стенами. Мы с Мурашом почти одновременно вскрикнули. Мураш выдал «О, бля!», а я «Е-мое!» В том месте, где стены соединялись под острым углом, стоял Дед Мороз — в балахоне, с бородой, с красным целлулоидным носом и в очках без стекол. Только вместо глаз у него были шарики для настольного тенниса, и оттого казалось, что старикан крепко страдает от приступа базедовой болезни. Бутафория держалась на вешалке с широкими плечиками, а под основу для головы была приспособлена пустая пластиковая бутылка из-под кока-колы. Костюм второго Деда Мороза скомканной тряпкой висел на спинке стула. Наверное, на создание второй фигуры не нашлось подходящих материалов. Или времени.
Я подошел к белобородому муляжу преступника, пощупал его одежду, снял с него очки вместе с лоснящимся носом и нацепил себе на лицо.
— Юмористы хреновы, — пробормотал я и только сейчас заметил маленький диктофон, стоящий перед Дедом на детском столике. Рука сама потянулась к кнопке «Play».
— «Дорогой наш Кирюшенька-душенька! — раздался из динамика звонкий и торжественный голос Леры. — Ты нас глубоко разочаровал. Мы думали, что ты отзывчивый и чуткий человек, а оказалось, что жестокий и завистливый. Иришка твоя, поди, уже совсем зачахла от тоски, а ты все с нами в казаки-разбойники играешь. Совсем как дитя неразумное! Денег захотел? Чего тебе еще дать, просто даже не знаю. И неужели твое сердечко не дрогнуло при мысли о том, что твоя любимая страдает, что ждет тебя, что с надеждой глядит в окошко грязненькое? А ты здесь удаль свою показываешь, как ишак, перекусивший уздечку. Поторопись, дурила. А то растает снег, и потекут реки, аки кровушка…»
— Что это? — спросил Мураш. Я перемотал кассету назад, включил воспроизведение, попал на фразу «ты отзывчивый и чуткий человек, а оказалось, что жестокий…» и тотчас выключил. Снова включил и снова выключил.
— Какой нее я идиот! — пробормотал я и схватился за голову. — Господи, за что?
— Я не понял одного, — произнес Мураш, поднимая с пола красный колпак с ватной оторочкой. — Почему здесь два костюма для Деда Мороза, но ни одного — для Снегурочки? Может, детишки предпочли второго Деда, потому что подарков получается вдвое больше?
Я со звериным ревом врезал кулаком по чучелу. Развалившись на лету, оно свалилось в углу смятым комком.
— Мураш, — произнес я. — Это были они.
— Конечно. А чему вы удивляетесь? Вы ведь давно подозревали, что это они ограбили автобус.
— Я не о том. Грабители интересовали меня меньше всего. Так, для удовлетворения тщеславия. Но мне даже в голову не могло прийти, что это те самые люди, которые шантажируют меня уже почти неделю и заставляют идти на Джанлак. И они держат в заложницах женщину… В общем, очень близкого мне человека…
— Понятно, — вздохнув, сказал Мураш.
— Ничего тебе не понятно! Я столько времени гонялся за ними, столько раз пытался выйти на их след, добыть их приметы, описание внешности! Но как об стенку лбом! И вдруг сейчас узнаю, что милая парочка, с которой я провел вчерашний вечер, сидел за одним столом, катался по склонам — это и есть мои заклятые враги… Нет, об этом невыносимо думать! Это просто нечеловеческая пытка!.. Ведь я же мог схватить их как базарных гусей за шеи, намотать их себе на руки и заставить немедленно отпустить Ирину. Мог! Мог! Тысячу раз мог!
— Не расстраивайтесь вы так, — принялся успокаивать меня Мураш. — Давайте позвоним в милицию.
— Ты с ума сошел! — крикнул я. — Да теперь ни один волосок не должен упасть с их головы! Потому что в их руках жизнь Ирины! Пока милиция будет с ними разбираться, мне преподнесут ее холодный труп! Пойдем отсюда! Пойдем быстрее! Бегом!
— Куда?
— На ледник Джанлак! — рявкнул я. — Неужели ты еще не понял, что наши с тобой цели как никогда совпадают! Ты вообще за моей мыслью поспеваешь?
— Только не надо стихов, Антон. Не надо стихов…
29
Мы поднялись на верхотуру. Погода быстро портилась. Хребет затянуло серым маревом, снег перестал искриться, и поблекли цвета. В довершение стал усиливаться ветер. Он срывал с карнизов снежную пыль, отчего казалось, что хребет по краям дымится, как тлеющая вата, и вот-вот вспыхнет алым пламенем.
Мураш выглядел упрямым, решительным и отважным.
— А ты уверен, что сможешь спуститься? — спросил я. — Посмотри, склон почти отвесный.
— Уверен! Не принимайте меня за мальчишку! — обиженно воскликнул Мураш.
Я не удержался и обнял Мураша. Блаженны одержимые, ибо страха не ведают.
— Что ж, тогда внимательно выслушай меня, — сказал я и слово в слово повторил все то, что рассказал мне о покорении лавины Альбинос. Лицо Мураша побелело от волнения. Он нервно покусывал губы, и его взгляд, полный тревожного предчувствия, скользил по «дымящимся» снежным карнизам.
— Испугался? — спросил я.
— Нет, — не очень уверенно ответил он. — Но все это похоже на фантастику. Зона повышенного давления, полет, скорость самолета…
— Вот сейчас мы и проверим, фантастика это или нет, — ответил я и пристегнулся к сноуборду. Мураш проделал то же самое. Я заметил, что губы его побелели и дрожат. Бедный малый! Его стоицизм вызывает уважение. Духовный мир этого парня сейчас как никогда близок мне, потому что я очень, очень хорошо понимаю его. Мураш идет на смертельный риск не ради личной выгоды, блажи или райдерского самоутверждения. Его мотивы, как и у меня, за пределами собственного живота. Я рискую ради Ирины, а он — ради памяти отца.
На нас никто не смотрел. Спина хребта опустела, лишь какой-то экстремал-одиночка готовился съехать по давно обкатанному северному склону, который теперь далее мне казался совсем простым и даже детским.
Мы опустили очки на глаза и встали на самом краю обрыва.
— Идешь только за мной и след в след! — громко сказал я, перекрикивая завывания ветра.
— Иду за вами след в след! — повторил Мураш так же громко, чтобы вычистить грудь от въевшейся дрожи.
«Помоги нам, Господи!» — мысленно взмолился я и прыгнул вниз. Доска понесла меня по заснеженному склону, и на мгновение вспыхнул испуг, что скорость нарастает слишком быстро, но я подавил его, сосредоточившись на поворотах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29
Он сделал паузу и вперил в меня свой колючий взгляд.
— То, что я тебе сейчас скажу, опробовать на этом склоне нельзя. Эту ситуацию вообще нельзя смоделировать. Потренироваться можно только тут, — и Альбинос постучал пальцем себя по голове.
— Тебе может показаться, что это очень страшно… — вставила Лера, но Альбинос прервал ее движением руки.
— Если запомнишь все, что я тебе скажу, и не растеряешься, когда надо будет воспользоваться этими знаниями, то выживешь. И не только выживешь. Лавина — вот что может быть либо источником счастья, либо твоим могильщиком.
— Какой воздух! Какая тишина! — блаженно бормотала Лера и, воздев руки к небу, зажмурила глаза.
— Да, лавина, — повторил Альбинос. — Во время спуска ты можешь запросто сорвать лавину. Я бы сказал, что ты обязательно ее сорвешь, потому что ночная метель нанесла на склоны много снега. Любая попытка затормозить на склоне, остановиться или свернуть в сторону означает для тебя немедленную смерть.
— Спасибо, Альбинос, — прервал я своего учителя, потому как ничего нового он мне пока не сказал. — Я хорошо знаю, что такое лавина.
— Как бы страшно тебе ни было, ты должен продолжать двигаться вместе с лавиной, опережая ее по скорости, — продолжал Альбинос. Голос его стал тихим, чуть хриплым. — Вниз, в едином порыве, как наездник в табуне диких лошадей: вывалишься из седла — все, каюк, растопчут, размолотят голову копытами, как перезрелую тыкву. Но тут главное не увлечься. У каждой лавины свой срок жизни. Есть такие, которые живут лишь несколько мгновений, — они самые опасные. Есть лавины, которые движутся две и даже три минуты. Именно они дают самое сильное и яркое чувство. Чем большую скорость набирает лавина, тем сильнее сопротивление воздуха, тем выше давление в ее ядре. Ты должен добраться до ее ядра к тому моменту, когда критическое давление начнет с легкостью поднимать в воздух тоник снега. И тогда… тогда ты сам почувствуешь, что наступил этот момент. Твоя доска оторвется от снега и взлетит в воздух. Ты станешь парить на снежных облаках, как ангел. У тебя возникнет такое чувство, будто ты сидишь на шее обезумевшего буйвола и держишь его за рога… Словами это чувство не передать. Это божественное наслаждение. Скорость и власть пьянят…
Я почувствовал волнение от рассказа Альбиноса, и необыкновенно ярко и живо представил себя парящим, как ангел, в снежных облаках.
— Заманчиво, — произнес я, потрясенный открывшейся мне перспективой.
— Главное, не испугаться в самом начале, когда произойдет отрыв лавины. Это будет сопровождаться грохотом и сильным ветром. Тебе покажется, что наступил конец света. От тебя потребуется нечеловеческое напряжение воли, чтобы не впасть в панику. Потом ветер утихнет, и ты будешь мчаться как бы в вакууме.
И как ты к этому пришел? — уважительно спросил я.
— А мы уже несколько лет на лавинах катаемся, — похвасталась Лера.
— Катаемся? — с недоумением пожал я плечами. — Но лавина — это ж не осел в загоне, когда захотел, тогда и сел. Как подгадать, где и когда она сойдет?
— А зачем подгадывать? — произнес Альбинос и стал заботливо поправлять мне воротник и стряхивать с плеч снег. — Лавину можно запустить с той же легкостью, что шар в боулинге. А можно подтолкнуть и небольшим зарядом тротила…
— Гениально! — признал я и стал развивать тему: — — А ведь можно спустить не одну, а сразу пару лавин. Одна тебе, а другая для Леры. И мчаться наперегонки до самого шоссе!
— А мы так и делаем, — сообщила Лера и чмокнула Альбиноса в щеку.
Альбинос усмехнулся, потрепал Леру по щечке:
— Какая же ты у меня все-таки дура!
Теперь у меня уже точно нет шансов остаться живым! Альбинос понял, что я догадался про их опасные игры с лавинами. Он в прыжке развернул сноуборд и с воплем понесся вниз. Я устремился за ним.
Мы неслись по лесу по узкой просеке. Скорость нарастала. Я уже хорошо знал, что буду делать. И Мураш будет очень кстати.
— Вправо! — крикнул Альбинос, не оборачиваясь, и наклонился вбок так, что едва не коснулся локтем снега.
Я лишь в последнее мгновение увидел, как тропа делится на два змеиных языка, но круто взял влево. Деревья, деревья перед глазами! Они несутся на меня, десятки, сотни, тысячи, и каждое норовит наехать на меня своим крепким сырым стволом. Нельзя снижать скорость! Он может выстрелить мне вдогон!.. Кочки! Меня подкинуло… Тропа снова повернула влево. Я едва успел увернуться от замшелого букового ствола, даже передний кант чуть надрезал кору. Снова прыжок, и я вылетел на трассу. Кругом народ, массовое гуляние… Я лавировал между лыжниками, наклоняясь то вперед, то назад, и стальные канты запускали в воздух снежный фейерверк… Синяя будка биотуалета надвигалась на меня, как инвалидная машина, в которую установили движок «Формулы-1». Я начал притормаживать, выбрав в качестве цели Мураша. Мой ангел-хранитель в поте лица отрабатывал стойку фронтсайд, совершая промежуточное соскальзывание и прыгая с канта на кант. Молодец, парень! Настоящий молоток! Когда-нибудь эти навыки пригодятся, чтобы девчонок наповал охмурять.
Я спутником облетел вокруг Мураша, обволакивая его снежной пылью, и остановился. Мне понадобилось несколько секунд, чтобы немного отдышаться.
— Поехали за мной!
Мураш, умница, не стал спрашивать, куда и зачем, молча кивнул и начал применять на практике все то, чему его научили за прошедшие часы.
— Эй, Антон! Вы куда? — кричала ему вслед инструкторша. — А деньги?
Мы пронеслись мимо станции второй очереди и помчались дальше по трассе. На широком выкате я ушел в сторону, ближе к лесу, затормозил у кустов и сел на снег. Мураш повалился рядом со мной. Некоторое время мы лишь тяжело дышали. Мураш хватал пригоршнями снег и запихивал его в рот, будто пирожное. Я поглядывал через кусты на трассу. Они будут пытаться найти меня. Я слишком опасен для них, чтобы позволить мне сбежать от них. Они будут шлифовать трассы до тех пор, пока не поймут, что потеряли меня. И тогда кинутся заметать следы и уничтожать улики. Но до этого я должен эти улики найти и сохранить до прибытия милиции.
— Антон, сейчас мы с тобой влезем в один нехороший особнячок.
— В особнячок? — переспросил он. — А когда пойдем на ледник?
— Да подожди ты со своим ледником! — рявкнул я с раздражением.
Мураш покорно заткнулся, втянул голову в плечи, будто ожидая оплеухи. Я давно не видел перед собой человека, который бы в такой степени находился в моей власти, причем я для этого ничего особенного не предпринимал. И эта готовность безусловно согласиться со мной, послушаться меня, смириться со мной настолько убедительно показывала глубину отчаяния, в которое впал Мураш, что мне снова, как уже было не раз, стало его жалко.
— Ладно, я расскажу тебе все, — проговорил я, продолжая следить за выкатом. — Позавчера на шоссе ограбили автобус с иностранцами, и милиция заподозрила меня в соучастии.
— Что-то милиция невзлюбила вас в последнее время, — заметил Мураш.
— Вот такое хреновое время, — вздохнул я. — Короче, у меня забрали паспорт, мобилу и наверняка перекрыли все выходы из этого района. Можно, конечно, плюнуть на все и добраться до ледника какими-то козлиными тропами. Но это не решит мою проблему, все равно рано или поздно мне придется сесть на нары следственного изолятора. А тут совершенно случайно я вычислил этих грабителей. Знаю, кто они. Знаю, где живут. Грех не воспользоваться случаем, правда?
— Грех, — согласился Мураш.
— Вот сейчас мы заберемся к ним в берлогу, соберем улики и обменяем их у следователя на мой паспорт и мое честное имя. Поможешь?
— Конечно, какой разговор! Я теперь без вас ни шагу. Вы — моя жизнь, моя судьба.
Я растроганно хлопнул Мураша по плечу.
— Эх, хороший ты парень, Антоха!
28
Опасаясь, что Альбинос со своей подругой караулят меня где-нибудь в самом конце спуска, мы нестали возвращаться на трассу, а спустились к подножью по лесу. Сноуборды закопали в снегу, пометив это место сломанной палкой. А дальше бегом, через дворы, узкие улочки и пустыри, к бывшему интернату для умственно отсталых детей.
На территорию интерната мы проникли через забор и перебежками, от дерева к дереву, добрались до угла дома. Мурашу нравилась игра, в которую я его втянул, он играл с упоением и чувствовал себя, должно быть, настоящим героем. Под непрерывными струями, которые лились с крыши, мы добежали до входной двери. Я дернул ручку. Дверь была заперта. На снегу, который чуть подтаял под горячими лучами солнца, оплывали три пары следов, которые мы оставили утром. Это хорошо, что Альбинос и Лера пока не вернулись.
Я поставил Мураша под козырьком крыльца, встал ему на плечи и ухватился за подоконник второго этажа. Подтянулся, закинул на подоконник ногу, руками взялся за проем форточки. Мураш следил за мной снизу.
— Я лезу за вами!.. Э-э-эх… «Отвесные стены, и лед, как бетон, горящие вены в сердце моем!» Кстати, это тоже стихи моего отца.
И где он видел вены в сердце? Через форточку я открыл шпингалет, распахнул окно и спрыгнул на пол. Это был коридор, по которому я ходил вчера в сумерках, обдуваемый сырым сквозняком. Снаружи донесся грохот кровельного железа — Мураш взобрался на козырек крыльца и шумно ввалился в коридор. Я заметил, что он дрожит то ли от страха, то ли от азарта. Я пошел вперед, раскрывая двери.
— Надо найти новогодние костюмы! Ищи коробки с украшениями, игрушками!.. Да не иди же ты за мной!
— Хорошо, хорошо!
Он кинулся открывать двери на противоположной стороне. Мы заглядывали в классы, специализированные кабинеты и кладовки.
— Дурно пахнет, — произнес Мураш двусмысленно и покосился на меня.
— Не трави душу! — взмолился я. — И без твоих запахов на душе грязно.
На втором этаже мы ничего не нашли. Спустились на первый. Я заглянул в спортивный зал. На полу плотно, впритык друг к дружке, были уложены маты. Большинство из них было покрыто подозрительными пятнами, отчего создавалось впечатление, что это цех по выделке гиеновых шкур. Я встал посреди зала, приподнял один мат и увидел на дощатом полу несколько крошечных разноцветных кружочков конфетти. Ага, значит, все-таки Новогодний праздник был! Следовательно, и елка была, и Дед Мороз с мешком.
— Здесь есть подсобка! — крикнул Мураш, все сильнее погружаясь в сыщицкий азарт, и двинул ногой по узкой деревянной двери. Дверь заскрипела, но не открылась. Мураш отошел на несколько шагов назад, чтобы разбежаться как следует, но я его опередил и потянул за ручку.
— Она открывается на себя, Антошка!
В подсобке было темно, пахло сыростью и мышами.
— Поищи выключатель! Мураш шарил по стене.
Под потолком вспыхнула тусклая лампочка, осветив треугольную комнатушку с голыми оштукатуренными стенами. Мы с Мурашом почти одновременно вскрикнули. Мураш выдал «О, бля!», а я «Е-мое!» В том месте, где стены соединялись под острым углом, стоял Дед Мороз — в балахоне, с бородой, с красным целлулоидным носом и в очках без стекол. Только вместо глаз у него были шарики для настольного тенниса, и оттого казалось, что старикан крепко страдает от приступа базедовой болезни. Бутафория держалась на вешалке с широкими плечиками, а под основу для головы была приспособлена пустая пластиковая бутылка из-под кока-колы. Костюм второго Деда Мороза скомканной тряпкой висел на спинке стула. Наверное, на создание второй фигуры не нашлось подходящих материалов. Или времени.
Я подошел к белобородому муляжу преступника, пощупал его одежду, снял с него очки вместе с лоснящимся носом и нацепил себе на лицо.
— Юмористы хреновы, — пробормотал я и только сейчас заметил маленький диктофон, стоящий перед Дедом на детском столике. Рука сама потянулась к кнопке «Play».
— «Дорогой наш Кирюшенька-душенька! — раздался из динамика звонкий и торжественный голос Леры. — Ты нас глубоко разочаровал. Мы думали, что ты отзывчивый и чуткий человек, а оказалось, что жестокий и завистливый. Иришка твоя, поди, уже совсем зачахла от тоски, а ты все с нами в казаки-разбойники играешь. Совсем как дитя неразумное! Денег захотел? Чего тебе еще дать, просто даже не знаю. И неужели твое сердечко не дрогнуло при мысли о том, что твоя любимая страдает, что ждет тебя, что с надеждой глядит в окошко грязненькое? А ты здесь удаль свою показываешь, как ишак, перекусивший уздечку. Поторопись, дурила. А то растает снег, и потекут реки, аки кровушка…»
— Что это? — спросил Мураш. Я перемотал кассету назад, включил воспроизведение, попал на фразу «ты отзывчивый и чуткий человек, а оказалось, что жестокий…» и тотчас выключил. Снова включил и снова выключил.
— Какой нее я идиот! — пробормотал я и схватился за голову. — Господи, за что?
— Я не понял одного, — произнес Мураш, поднимая с пола красный колпак с ватной оторочкой. — Почему здесь два костюма для Деда Мороза, но ни одного — для Снегурочки? Может, детишки предпочли второго Деда, потому что подарков получается вдвое больше?
Я со звериным ревом врезал кулаком по чучелу. Развалившись на лету, оно свалилось в углу смятым комком.
— Мураш, — произнес я. — Это были они.
— Конечно. А чему вы удивляетесь? Вы ведь давно подозревали, что это они ограбили автобус.
— Я не о том. Грабители интересовали меня меньше всего. Так, для удовлетворения тщеславия. Но мне даже в голову не могло прийти, что это те самые люди, которые шантажируют меня уже почти неделю и заставляют идти на Джанлак. И они держат в заложницах женщину… В общем, очень близкого мне человека…
— Понятно, — вздохнув, сказал Мураш.
— Ничего тебе не понятно! Я столько времени гонялся за ними, столько раз пытался выйти на их след, добыть их приметы, описание внешности! Но как об стенку лбом! И вдруг сейчас узнаю, что милая парочка, с которой я провел вчерашний вечер, сидел за одним столом, катался по склонам — это и есть мои заклятые враги… Нет, об этом невыносимо думать! Это просто нечеловеческая пытка!.. Ведь я же мог схватить их как базарных гусей за шеи, намотать их себе на руки и заставить немедленно отпустить Ирину. Мог! Мог! Тысячу раз мог!
— Не расстраивайтесь вы так, — принялся успокаивать меня Мураш. — Давайте позвоним в милицию.
— Ты с ума сошел! — крикнул я. — Да теперь ни один волосок не должен упасть с их головы! Потому что в их руках жизнь Ирины! Пока милиция будет с ними разбираться, мне преподнесут ее холодный труп! Пойдем отсюда! Пойдем быстрее! Бегом!
— Куда?
— На ледник Джанлак! — рявкнул я. — Неужели ты еще не понял, что наши с тобой цели как никогда совпадают! Ты вообще за моей мыслью поспеваешь?
— Только не надо стихов, Антон. Не надо стихов…
29
Мы поднялись на верхотуру. Погода быстро портилась. Хребет затянуло серым маревом, снег перестал искриться, и поблекли цвета. В довершение стал усиливаться ветер. Он срывал с карнизов снежную пыль, отчего казалось, что хребет по краям дымится, как тлеющая вата, и вот-вот вспыхнет алым пламенем.
Мураш выглядел упрямым, решительным и отважным.
— А ты уверен, что сможешь спуститься? — спросил я. — Посмотри, склон почти отвесный.
— Уверен! Не принимайте меня за мальчишку! — обиженно воскликнул Мураш.
Я не удержался и обнял Мураша. Блаженны одержимые, ибо страха не ведают.
— Что ж, тогда внимательно выслушай меня, — сказал я и слово в слово повторил все то, что рассказал мне о покорении лавины Альбинос. Лицо Мураша побелело от волнения. Он нервно покусывал губы, и его взгляд, полный тревожного предчувствия, скользил по «дымящимся» снежным карнизам.
— Испугался? — спросил я.
— Нет, — не очень уверенно ответил он. — Но все это похоже на фантастику. Зона повышенного давления, полет, скорость самолета…
— Вот сейчас мы и проверим, фантастика это или нет, — ответил я и пристегнулся к сноуборду. Мураш проделал то же самое. Я заметил, что губы его побелели и дрожат. Бедный малый! Его стоицизм вызывает уважение. Духовный мир этого парня сейчас как никогда близок мне, потому что я очень, очень хорошо понимаю его. Мураш идет на смертельный риск не ради личной выгоды, блажи или райдерского самоутверждения. Его мотивы, как и у меня, за пределами собственного живота. Я рискую ради Ирины, а он — ради памяти отца.
На нас никто не смотрел. Спина хребта опустела, лишь какой-то экстремал-одиночка готовился съехать по давно обкатанному северному склону, который теперь далее мне казался совсем простым и даже детским.
Мы опустили очки на глаза и встали на самом краю обрыва.
— Идешь только за мной и след в след! — громко сказал я, перекрикивая завывания ветра.
— Иду за вами след в след! — повторил Мураш так же громко, чтобы вычистить грудь от въевшейся дрожи.
«Помоги нам, Господи!» — мысленно взмолился я и прыгнул вниз. Доска понесла меня по заснеженному склону, и на мгновение вспыхнул испуг, что скорость нарастает слишком быстро, но я подавил его, сосредоточившись на поворотах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29