А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


«Божиею милостию, мы, Петр Первый, император и самодержец Всероссийский и прочая, и прочая, и прочая.
Объявляем всем и каждому, кому о том ведати надлежит, что объявитель сего Алексей Макаров с 1704 году взят ко двору нашему и употреблен был к нашим кабинетным делам. И мы, усмотря верность и ревность его к службе нашей, всемилостивейше вручили ему все кабинетные письма. И с того времени служил он при дворе нашем неотлучно, и был при нас во всех наших воинских и других походах, как сухопутных, так и морских. И во всех ему поверенных делах с такою верностию, радением и прилежанием поступал, что мы тем всемилостивейше довольны были. И для вящего засвидетельствования особливой нашей императорской милости в 1722 году генваря 24 дня в наши тайные кабинет-секретари пожаловали и определили. И для того всем, нам подданством и верностию обязанным, повелеваем его, Алексея Макарова, за нашего тайного кабинет-секретаря признавать и иметь. И надеемся, что он, в том пожалованном чине, так поступать будет, как то верному слуге и честному человеку надлежит. Во уверение того дан ему сей наш патент за собственноручным нашим подписанием и за нашею печатью. Генваря в 30 день 1722 году. Петр».
Служебное положение Макарова порождало завистников. Но они помалкивали, не осмеливаясь при жизни Петра поднять голос клеветы против его любимца.
Екатерина Первая царствовала всего два года и три месяца. За это время положение Макарова формально не ухудшилось. Кабинет-секретарю было даже присвоено звание генерал-майора и тайного советника. Теперь он в глазах придворных и просителей был уже не просто благодетель, увенчанный доверием покойного императора.
Но это отнюдь не мешало некоторым важным особам игнорировать Макарова.
Следуя по стопам своего супруга, во всем доверяясь Макарову, Екатерина предписывала указом архангельскому губернатору Измайлову:
«Когда случатся какие новые и важные дела, то о таких прежде пишите к нам в Кабинет; и когда с такими письмами будут посылаться нарочные курьеры в верховный тайный Совет или в Сенат и другие коллегии, то тем курьерам велите наперед являться в нашем Кабинете». Указания в таком духе были даны также другим губернаторам и генералам. Видимо, после смерти Петра, кабинет стал утрачивать свое былое значение. Да и престиж государыни был уже не тот, что у ее покойного супруга.
При Петре Втором, сдав кабинетные дела в Верховный Тайный совет, Макаров пребывал некоторое время в должности президента камер-коллегии, где государственные дела находились в небрежении и полном развале. Докладывая о принятых делах камер-коллегии, бывший кабинет-секретарь, ссылаясь на своего великого покровителя, заключил:
«Должно вспомянуть присловицу, часто упоминаемую блаженные и вечнодостойные памяти государем императором Петром Великим, что де легче всякое новое дело с богом начать и окончать, нежели старое испорченное дело починивать. Сие императорское пророчество действительно на мне исполнилось, а именно, что посажен я Меншиковым уже к испорченным делам в камер-коллегию в неволю».
В 1732 году Алексей Макаров был обвинен во взяточничестве и утайке секретных документов. Когда все обвинения отпали и осталось одно последнее – недочет или недостача расписок на сумму 170 рублей, этого оказалось достаточно врагам Макарова, чтобы томить его под арестом с применением строжайшего режима.
Знатный узник и его семья терпеливо переносили незаслуженные страдания. Однажды прорвался до ушей царицы Анны Иоанновны жалкий, унизительный вопль арестанта.
В январе 1737 года Макаров просил ее повелеть об ускорении следственного над ним процесса:
«Содержимся мы, бедные, с женою и с детьми за крепким арестом, тому уже третий год, и не только к нам кого, но и нас до церкви божией не допускают, а пожитки мои, и жены, и детей, и племянников моих, оставшихся в сиротстве после брата моего, все запечатаны и письма забраны; от чего через продолжительное время запечатанное платье и другие тленные вещи в нижней палате от сырости гниют; деревнишки наши посторонние не только нападками своими разоряют, но, видя нас в такой бедности, отнимают напрасно. Всемилостивейшая государыня императрица, умилосердися над нами бедными, горьких слез и печалей наполненными! Повели по делу моему милостивое решение учинить.
Вашего пресветлого величества всеподданнейший и всенижайший раб Алексей Макаров с женою и с бедными детьми».
И хотя в свои девические годы племянница Петра Анна Иоанноана была в дружбе с Одоевской – женой Макарова, но у таких особ память о былой дружбе быстро улетучивается и приходит на смену ей самоосуждение:
– Как же так? Я, будущая императрица, допустила такую оплошность: ужели годится в подруги мне какая-то Одоевская, да к тому же она за простолюдином Макаровым…
Слезницу заключенного Макарова императрица оставила без последствий.
И только через три года и восемь месяцев после подачи этой жалобы Макарову были разрешены свидания с родственниками и выезды под конвоем в церковь. Случилось это за несколько дней до смерти Анны Иоанновны.
Вологжанин Алексей Макаров, как сподвижник Петра, человек счастливой и тяжелой судьбы, заслуживал бы более подробного описания. Но пусть и то, что о нем здесь сказано, не покажется лишним.
Книжник петровского времени
В конце семнадцатого века, когда торговля России с заграницей увеличивалась, в Вологде был в известности купец-иноземец Фридрих Тессинг. В Архангельске в летнее время иногда подвизался его младший брат Ян Тессинг, который, встречаясь с Петром, вел с ним переговоры, добиваясь выгод при закупке в Архангельске мачтового леса.
Во время поездки «Великого посольства» по странам Европы в 1697–1698 годах царь Петр под псевдонимом Петра Михайлова не мог долго таиться. Скоро его распознали в свите Лефорта, и люди торговые и промышленные стали обращаться к Петру Михайлову, как к лицу главенствующему.
В Амстердаме Ян Тессинг, приметив, что Петр стремится сделать Россию страной грамотной и просвещенной, а книгами – главным средством образования – Россия крайне бедна, предложил Петру создать славянскую типографию и на выгодных для России условиях печатать светские книги.
Предложение Яна Тессинга печатать в Амстердаме «земные и морские картины или чертежи, листы и всякие книги о земных и морских ратных людях, о математике, архитектуре, городовом строении и иные художественные книги» пришлось по душе Петру.
Книг, в ту пору печатавшихся в первозданной типографии Москвы, а также по заказам – в Киеве и Могилеве, явно недоставало. Петр охотно принял предложение Яна Тессинга снабжать Россию литературой, оговорив при этом соответствующие, приемлемые для обеих сторон условия.
Монопольная концессия книгопечатания предоставлялась Тессингу на пятнадцать лет. Всем другим иноземцам запрещалось печатать и ввозить в Россию книги под угрозой штрафа 1000 ефимков. Причем треть штрафа должна была принадлежать Тессингу, две остальные – казне. Пошлина с книгоиздателя – восемь денег с рубля. Печатание церковных книг Тессингу не дозволялось. Распространение книг, прежде всех городов, производить в Архангельске, а нераспроданное количество экземпляров направлять в Москву и другие города, уведомляя об этом Посольский приказ.
Заключая контракт, Ян Тессинг понимал, что выгоды ему от книжной монополии не предвидится: в неграмотной России не так много найдется покупателей на светскую книгу. Но ему хотелось оказать любезность русскому царю, жаждущему просвещения себе и своему народу. Он рассчитывал, что Петр в долгу не останется и соблаговолит дать привилегии торговому дому братьев Тессингов в других коммерческих делах в России.
Русский царь проникся уважением и доверием к Тессингу еще и за то, что тот оказывал в Амстердаме русскому путешествующему посольству помощь в закупках и отправках в Архангельск корабельного оборудования.
Тессинг в делах коммерческих был не промах. Он не стал ожидать от Петра официальной грамоты, а, поверив его нерушимому царскому слову, приступил к делу.
Илья Копиевский – польский украинец – переводил книги, готовя их к набору славянскими литерами, отлитыми в друкарне (типографии) Тессинга.
Печатались первые книги и поступали в Архангельск. К февралю 1700 года в московском Посольском приказе была тщательно составлена жалованная грамота. Изготовление ее потребовало немало времени, потому что Петр был всегда перегружен делами и потому что грамоте для иноземца Тессинга надо было придать такой художественный вид, дабы чувствовали в Амстердаме, что русские канцеляристы не лыком шиты, имеют склонность к искусствам, умеют показать свое мастерство, коль дело касается интересов державы. Наверно, и поныне в Амстердаме у потомков Яна Тессинга бережно хранится пожалованная Петром Великим грамота на право печатания и распространения в России светских книг.
Большой, удлиненный лист пергамента. Поля (или каймы) разрисованы позолотой, серебром и яркими красками. В заглавии герб – двуглавый орел и 25 других гербов областей, подвластных царю. Печать на золоченом шнуре. В грамоте сказано, что печатанные Тессингом книги и карты должны служить к славе русского государя и к общей народной пользе и прибытку и чтобы не было в них какого-либо понижения царского величества чести…
С того времени как Ян Тессинг приступил к изданию книг для России, прошло пять лет. Книги ежегодно поступали в Архангельск. Продавались в городе и шли из Архангельска дальше – в Вологду, Сольвычегодск, Великий Устюг, в Москву.
Летом 1702 года, в третий приезд Петра в Архангельск, перед походом с Беломорья к Онежскому озеру, пока изыскивались пути и строилась знаменитая «государева дорога» и возводились стены Новодвинской крепости, государь с небольшой свитой то в легкой коляске по пыльным бревенчатым мостовым, то крупно и быстро шагая по зыбким дощатым тротуарам, каждодневно, на виду у горожан, метался по городу. Его запросто могли видеть разговаривающим с приезжими и местными купцами и простолюдинами. Бывал царь на пильных мельницах Бармина, на салотопном дворе Саванцаева, в каменной городской крепости, проверяя в башнях пушки, заходил и в губернскую канцелярию, и даже в тюрьму гарнизонную и на гауптвахту. Везде хотелось ему побывать, все своими глазами увидеть – и как свайником берега Двины укрепляются, и как все чаще и чаще приходят суда иноземные с товарами. Больше всего привлекала его торговая площадь, большой базар вдоль берега Двины в самом центре города, там, где у берега и на рейде во множестве стояли свои – архангельские, устюжские, вологодские и вычегодские речные суда, а за ними большие трехмачтовые торговые заморские корабли и сопровождавшие их суда конвоиры.
Любо было Петру видеть, как бойко идет торг между русскими купцами и иноземцами. По сути, это был товарообмен с применением в расчетах денежных исчислений, в переводах на рубли, талеры и «ефимки». Начинались даже доверительные расчеты по векселям.
Встречался в то лето Петр и с амстердамским купцом, братом книжного издателя, Фридрихом Тессингом.
Довольный закупкой в Архангельске леса, смолы, пеньки и льна для канатного дела, Фридрих Тессинг жаловался Петру, что книги, изданные его братом Яном, распродаются крайне медленно, что кроме пошлины – восемь денег с рубля – он охотно платит еще пятак с каждого вырученного рубля парням из воеводской канцелярии, которые в неурочное время торгуют книгами в разнос по избам и на торговой площади.
– Я смотрел и читал все печатанные книги и чертежи, пришедшие из Амстердама. Весьма одобряю, – похвально отозвался Петр. – Они моим подданным познаний прибавят. Но книги товар такой, что сразу его не продашь. Книжки читать – не в лодыжки играть, пока не всяк умеет. Сам знаю: чем больше будет грамотных, тем меньше – дураков. Печатать будем и впредь. На убытки пойдем, но будем. Ущерб окупится знаниями. Почин дороже денег.
Да, это был первый почин Петра, его первые благонамеренные шаги – через светскую книгу дать образование русским людям. Царь, побывавший в разных странах Европы, убедился, что на одних церковных книгах далеко не уедешь.
В Гостином дворе на берегу Двины, против наплавного моста, Петр не раз примечал, как нерасторопно велась торговля книгами.
– Негоже так торговать, – говорил Петр приказчикам Тессинга, – коль здесь, в Городе, не продаются долго, отсылайте в Москву. Повелю Посольскому приказу взвалить покупку и продажу книг на все купеческие плечи. А кое-кого и спрошу при случае: а что они, купчины да дворяне, познали из новых книг? Доберусь до лентяев, пристыжу!..
От Фридриха Тессинга Петр узнал, что его брат Ян Тессинг в прошлом году умер и дело с изданием книг для России приостановилось по той причине, что переводчик Копиевский сразу после смерти Яна Тессинга стал пользоваться услугами другого амстердамского издателя Авраама Бремана.
– Царство небесное вашему доброму Яну, – ответил на это Петр. – Что ж, пусть и в друкарне Бремана печатают. Откуда бы вода ни лилась, лишь бы на нашу мельницу…
В один из воскресных дней, после обедни, Петр с Меншиковым вышли на Кегострове из Ильинской церкви. Позади них – сопровождавшие особы и толпа прихожан. Около церкви, на длинном помосте, где кегостровские бабы торговали кренделями и пряниками-завитушками, Петр приметил парня – рослого, белобрысого детину. Перед ним раскинута рогожа, а на рогоже в порядке разложены знакомые царю амстердамские издания.
– Матерый, добрый молодец, а почему такой парень не в солдатах и не в матросах?
– Сам про то не ведаю, ваше величество, – отвечал парень, не робея перед царем. – Нынче вернулся из Голландии, подьячим служил в посольстве господина Матвеева целых четыре года, а теперь по малому делу в Городе служу, на досуге беру у Тессинга книги, торгую малость выгоды ради…
– Что ж, доброе дело. Стало быть, хорош грамотей, коль в таких книгах толк знаешь и понимаешь.
– Без понятия нельзя, ваше величество. Приходится в толк брать и другим пояснять. Все книги, ваше величество, я прочитал про себя молчком, и вслух родителям читал. И всем советую…
– Покупают? – спросил Петр.
– Бывает, что и покупают, другие скупятся. Так я их добрым складным словом уговариваю, глядишь, и купят. В прошлое воскресение, после обедни, на двенадцать рублев продал. Господин Тессинг мне за то шесть гривен отсчитал…
Во время разговора царя с парнем-книготорговцем люди окружили их со всех сторон.
Парень осмелел и вдруг, невзирая на присутствие самого царя, вошел в свою роль, пронзительно выкрикивая:
– Господа купчики! И прочие горожане! Есть у вас денег излишки, покупайте книжки! Богатства у вас не убудет, а ума-разума прибудет! Вот, повелением самого государя светлейшего и великого царя Петра Алексеевича пущена в свет «История» от создания мира, писанная премудрыми летописцами, тиснутая в Амстердаме для нас, русских, хотящих читати и много познати, о деяниях древних размышляти, рассуждати и в народе проповедати… Кроме истории в книге есть чертеж и размеры сказаны всей земли. Берите за три алтына!..
Кто-то брякнул монетами на ладони, кто-то достал из глубокого кармана кису с деньгами, один за другим потянулись покупать книги.
Петр слегка задел Меншикова локтем и кивнул головой на парня:
– Бойкий, смотри, как орудует. Это, Данилыч, понимать должно. Торговать книжками – не то что пирожками-коврижками. Дело новое, несвычное…
Парень, отсчитав копеечные медяки и серебрушки-алтыны, спрятал выручку в потайной карман кафтана и снова, как бы поторапливая столпившихся около государя архангелогородцев, брал в руки другую, в серой обложке книгу и, показывая ее, голосил:
– А вот, господа хорошие, люди добрые, кто умеет читать, да не умеет считать большими числами, покупайте книгу: «Аритметика, или наука счету, зовомая цифирная», а в оной сказано и показано, как надлежит делать придачу, убавку, умножение и разделение, не токмо славянской кирилицей и арабскими цифрами с присовокуплением таблицы умножения. А опричь всего прочего, в этой книге семнадцать басен с толкованием…
Петр видел: «Аритметику» покупали охотней, нежели «Историю». Эта книга была нужней прочих приказчикам, купцам и скупщикам-барышникам, подрядчикам и десятникам.
Молодой и неробкий книготорговец приглянулся Петру. Он велел Меншикову записать, кто этот парень, кому и где он служит, а потом добавил:
– Из такого молодца умеючи можно деятельную фигуру вылепить.
На вопросы Меншикова парень отчетливо и бойко отвечал:
– Служу подьячим в порту при конторе Посольства голландских штатов, а звать меня Михайло Петров, сын Аврамов. В конторе будни сижу, в воскресные дни, по доброй воле, книгами торгую.
– Счастливо торговать, – уходя, пожелал Петр парию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29