Об этой цитадели, сравнительно более слабой, нежели Шлиссельбург, Петр имел от новгородских купцов подробные данные, гласившие, что от города «Орешка до Канец леса большие и малые. Под Канцами между Невой и Охтою, где стать, земля сухая, песочная, шанцы копать и вал валить можно. Канцы стоят на устье Охты, город земляной, вал старый, башен нет. За валом деревянные рогатки и ров. Изо рву к валу палисады сосновые. Город небольшой, земли в нем всего с десятину, величиною, по примеру, с каменную Ладогу. Охта течет из болот, впадает в Неву ниже города близко стены. Река глубокая, ходят по ней шкуты большие и корабли с половиною груза. Посад Канецкий стоит против города за Охтою, по устье ее к Неве. Через Охту сделан мост подъемный. В посаде всех дворов 400. Вверх по Охте с полверсты анбары большие торговых людей и королевские со 100, с хлебом и другими припасами. Пушек в Канцах много железных. В городе только один воеводский дом, да солдатских дворов с 10. На посаде каменных палат нет, все деревянные. От Невы до Канец сажен за 300 зачат вал земляной к Охте, но не доделан».
Зимним путем, с берегов, Петр не решался брать эту крепость, во избежание лишних потерь и трудностей в походе. Дождались весны. В конце апреля прибыл к Петру в Шлиссельбург фельдмаршал Борис Петрович Шереметев с полками. Царь приказал ему немедленно двинуться к Канцам и осадить крепость с левого берега Невы.
В бодром настроении шагали берегом, под прикрытием дремучих лесов, боевые участники взятия Орешка. И как не быть в таком настроении, если самому царю не сидится на троне в белокаменной Москве, он опять здесь, на Неве, среди них – готовых победить или погибнуть.
В те дни уже слагались победные песни солдатские. В них слышались отголоски еще не отживших напевов времен давних, былинных:
…Как по славной матушке Неве-реке,
Подле устьица ея широкого,
Что при самом истоке быстроем,
Как плавали-гуляли три стружка,
На первом стружке Шереметев был,
На другом стружке офицеры сидят,
А на третьем стружке все солдатушки
Преображенские да семеновские.
По реке они шли к круту бережку,
К кругу бережку слюссельбургскому.
Подбирали они парусы полотняные,
Что того ли полотна олонецкого,
Они якори метали да булатные,
Что того ли булата сибирского.
Приставали они к круту бережку,
Они лесенки метали да дубовые.
Выходили на пески на сыпучие,
Накатили бочки с лютым зелием,
С лютым зелием, с черным порохом.
Становили свечи воску ярого,
Зажигали те подкопы глубокие.
Оттого ли крепость взорвало,
Развалило стену белокаменну…
25 апреля Шереметев занял позиции не только с левого невского берега, как велел ему Петр, но в тот же день к вечеру русские войска сумели пресечь все пути связи и сообщения крепости Ниеншанц с окрестностями.
Петр прибыл на другой день к осажденной крепости, осмотрел ее с Невы и, не сочтя нужным задерживаться, взял семь рот преображенцев и семеновцев и отправился на ладьях разведывать, что собою представляет устье Невы и взморье, предварительно сообщив в Шлиссельбург Меншикову о том, что крепость Ниеншанц «больше, чем сказывали, однако не будет с Шлиссельбург. Про новый вал говорили, что низок, а он выше самого города и выведен изрядною фортификациею. Стрельба зело редка…». А поэтому царь решил, что Шереметев легко управится с Канцами, если даже комендант крепости не скоро согласится, в ответ на русские пушки, капитулировать.
Разветвленное устье Невы при впадении в залив настолько показалось Петру удобным и выгодным местом для основания крепости и портового города – будущей столицы России, что через два месяца после этого осмотра он заложил здесь Санкт-Петербург.
Столь быстро совершались события в тот достопамятный исторический 1703 год…
Разведав невское устье и оставив для наблюдения за взморьем надежного сержанта Михайла Щепотева с тремя ротами солдат, способных к пешему и морскому бою, Петр вернулся к Ниеншанцу.
Удачно размещенные 19 пушек и 14 мортир в ночь с 30 апреля бомбардировали крепость и, будучи сами под прикрытием неуязвимы, произвели в крепости опустошительное разорение. Комендант и осажденные капитулировали, воспользовавшись добрыми условиями со стороны победителя: Петр дозволил выдать капитулянтам провиант на месяц и под конвоем отправить сдавшихся к своим, в Нарву.
Походный полковой поп отслужил благодарственный молебен за победу, дарованную богом его царскому величеству, а наипаче того за обретение морской пристани, в коей так нуждалось отечество…
Петр не любил при неудачах горевать, но умел торжествовать и других заставлял повеселиться, когда тому бывал добрый повод или причина.
Величая высоким титулом князя Федора Ромодановского, который во время заграничного путешествия царя управлял столицей, возглавлял правительство и титуловался князем-кесарем, Петр 2 мая писал ему в Москву:
«Извествую вашему величеству, что вчерашнего дня крепость Ниишанская по 10-часной стрельбе из мортиров (также из пушек только десятью выстрелено) на аккорд сдалась. А что в той крепости пушек и всяких запасов, о том вашему величеству донесу впредь».
На всякий случай приписал: «Сие торжество отправить хорошенько, и чтоб после соборного молебна из пушек, что на площади, было стреляно».
Шведы делали неоднократные попытки прорваться с моря в Неву к Ниеншанцу и Нотебургу. Но было уже поздно. Русские войска (своего рода морская пехота – на ладьях и галерах) быстро приобретали боевой опыт, смелели и далеко ушли вперед в своем боевом упоении от тех не столь давних, недоброй памяти дней поражения под Нарвой. Вспомним отмеченные историей характерные для Петра и русских храбрецов два факта.
Шведский вице-адмирал Нумере 6 мая с эскадрой из девяти кораблей приблизился в заливе к невскому устью. Два судна – «Гедан» и «Астрильд», вооруженные восемнадцатью пушками, подошли к Васильевскому острову и на почтительном расстоянии от него, из-за дурной погоды, стали на якорь. Лил проливной дождь, густая облачность скрыла светлую северную ночь.
Смотря с береговой засады на оба корабля, Меншиков, лихо покручивая короткие щетинистые бесцветные усы, говорил монарху:
– Сдается мне, ваше величество, господин Питер, что шведы, проведав о наших двух холостяках «Меркурии» и «Святом духе», подослали им невест… Очень славная погодка для захвата оных прямо на месте, на якоре.
– Умно сказано! – согласился Петр. – Что ж, сыграем свадебку. Готовь гренадеров-гвардейцев на тридцати лодках, ударим с двух сторон: ты выйдешь со своими из-за Гутуевского, а я из-за острова Вольного ударю. Погодку такую сам бог послал. Из-за близости дистанции и нашей скорости шведы не поспеют ни с якорей сняться, ни пушечным огнем распорядиться. А мы их гранатами! Ружьем. «Ура» – и на палубы…
Все произошло, как по расписанию. Правда, шведы отчаянно сопротивлялись, но русские гренадеры-гранатометчики во главе с Петром и Меншиковым гранатами и штыками перебили сопротивлявшихся матросов, взяли на абордаж оба корабля и присоединили к своему юному боевому флоту.
Ратный подвиг Петра и Меншикова был отмечен Андреевскими орденами. Офицеры и нижние чины получили золотые медали…
Другой случай: узнав, что со стороны Выборга подошел к реке Сестре шведский генерал Крониорт с пехотой и артиллерией и намеревается прорваться к невским берегам, Петр взял шесть полков из дивизии князя Репнина и повел их против войск Крониорта. Бой длился недолго. Крониорт оставил тринадцать пушек. Потери в его войсках превысили в семь раз потери русских. А силы тех и других были равны.
В победоносных боях возрастали изо дня в день мощь и боевое умение русской армии.
Раскушенный Орешек широко раскрыл Петру невские ворота в Европу.
Не робея за будущее, Петр начал строительство Петербурга и Кронштадта.
Сюда, на Северо-Запад страны, по строгому указу Петра потянулись тысячи и десятки тысяч строителей созидать и погибать во имя будущего России.
Время было тяжелое, жестокое, военное. Предстояли еще великие, кровавые бои. Тяжким ярмом давили непосильные подати, ложившиеся на трудовое, бесправное, угнетаемое барином, купцом, церковью и царем русское крестьянство.
Михайло Щепотев
Кто он, этот весьма скромный в своем звании сержант Преображенского полка, верный слуга и сподвижник Петра Первого, – Михайло Щепотев?.. (Иногда, в более поздних источниках, он именуется Щепотьев. Но будем его называть по фамилии так, как называли его современники и как писал он сам – Щепотев…)
Надо полагать, что Щепотев один из тех «потешных» юных солдат, коими не только ради потехи обзавелся Петр в подмосковных селах Преображенском и Семеновском. Не будет домыслом, если скажем, что Михайло Щепотев участвовал в Азовских походах и уже тогда был примечен Петром как храбрый воин и способный организатор. Не случайно уже в 1698 году сержант Михаило Щепотев руководил поспешным строением провиантских военных складов в Воронеже, и тогда у него в подчинении, невзирая на малый чин сержантский, было 1295 человек белгородских крестьян.
В последующие годы, куда бы по делам государственным и военным ни отлучался Петр из Москвы, он неизменно брал с собою Щепотева, на которого в трудных делах и в тайных намерениях можно было положиться. Побывал Михаило Щепотев и на постройке Таганрогской крепости, и еще кое-где побывал. А когда Петр с батальонами Преображенского полка весной 1702 года отправился на Север, Щепотев в этом походе оказал своему государю важнейшие, не забытые историей услуги.
– Знаю тебя по воронежским делам и могу на тебя, Щепотев, положиться, – сказал тогда Петр сержанту. – А дело предстоит огромное, и как можно наискорейшим образом подлежит началу и завершению. Поручаю тебе строить дорогу от Нюхчи на Повенец лесами и болотами. И чтобы могло той дорогой пройти пять тысяч войска, не считая вспомогателей из мужиков кемских, соловецких и прочих! И два морских фрегата протащены людской и лошадиной силой. В Сумский посад, в Кемь, Каргополь и Онегу дано моим именем повеление воеводам и начальным людям выслать в Нюхчу, под твое начало, две тысячи подвод, а людей и больше того. Ты – всему делу голова. Поусердствуй, Щепотев. Надеюсь на твой ум и радение, на твою смекалку. И пусть познают тогда набольшие начальники, чему способен человек русский, буде он и в малом сержантском чине. А в чем затор будет если, пиши с нарочными мне немедля…
– Слушаюсь и постараюсь, ваше величество.
– А конечную суть столь великого дела разумеешь?
– Смекаю, ваше величество. Внезапным ударом шведу хвост прищемить.
– Да, пожалуй, побольнее, нежели хвост. Но о том помолчим, – предупредил Петр и, выйдя из-за стола, головой доставая до матицы, крепко пожал Щепотеву руку, посмотрел ему в глаза и сказал в напутствие: – Ну, Михаило Иванович, орудуй. У меня сомнениев нет. Доброго тебе пути. Грамота от меня, деньги и харч в дорогу, все тебе приготовлено в походной канцелярии. Нынче же на соловецком паруснике в путь!..
Отправился Щепотев в приморское селение Нюхчу. Отсюда надо начинать поиски и прокладку пути на Повенец. А для этого дела руководитель должен был обладать качествами разведчика-землепроходца, дорожного строителя и организатора, коему с полной отдачей сил подчинялись бы тысячи северян.
И несколько тысяч мужиков кемских, выговских, повенецких и каргопольских, на лошадях с волокушами, с топорами и пилами, двинулись тогда на строительство «государевой дороги».
В сказочно короткий срок почти вся дорога через леса и болота, через сугорья и скалистые преграды под руководством сержанта была проложена.
Прошли петровские войска, протащены из Белого моря в Онежское озеро по суше два фрегата. Сделано все главное, для внезапного и успешного удара по шведским крепостям.
Казалось бы, за столь титаническую работу по прокладке более чем стоверстного пути можно было сержанта повысить в звании, отметить наградой… Но сержант Щепотев остался сержантом. Наградой могло быть царское спасибо и чарка водки. Бескорыстному русскому герою чего еще надо? Выполнил приказ, услышал спасибо из уст самого царя да при всем честном народе, – и тем награжден высоко.
«Государева дорога», петровский поход по ней, взятие Орешка, завоевание выхода из Ладоги в Балтику – об этом уже сказано выше.
Но какова же дальнейшая судьба Щепотева? Петр, как видно из опубликованных документов, со Щепотевым не расставался. Если же государь отлучался от боевых действий, Щепотев верой и правдой служил Меншикову.
В 1703 году первые ладьи русской морской пехоты завладели выходом из Невы в Финский залив; Петр доверил тогда сержанту Щепотеву командование тремя ротами преображенцев, приказал ему зайти в лодках в залив, разведать острова, лежащие вблизи Котлина, и вести наблюдение – не появятся ли шведы с моря.
Задание немалое, ответственное, и было выполнено с честью.
Известно также, что на следующий год, накануне второй, удачной, битвы русских войск за Нарву, Щепотев находился в распоряжении Меншикова и выполнял его задания. Строил мост и разведывал силы противника. И в этих сложных и хитрых операциях легендарный сержант оправдал оказанное ему доверие. Так, выполнив очередное поручение, 18 мая 1704 года с устья реки Наровы Михаило Щепотев писал Меншикову:
«Государь мой милостивый Александр Данилович, услужник твой Михаило Щепотев поздравляет. По приказу, государь, вашему, мост через реку Нарову сделан. Да извествую милости твоей: пришел шведский флот, и с прежними судами всего их будет 40 кораблей… в том числе признаваем 4 тип-бомбардира, а всего они к нам бросали бомбы калибром трехпудовые, а на кораблях пушек по 20, и по 24 видел сам, которые в близости стоят от устья реки Наровы, а другие далече стоят в море верстах в 5 и меньше, а по сколько пушек на иных кораблях, того неведомо, а ядра имеют калибры 24 и 6 фунтовые. А от их бомбардирства и стрельбы нам трудности никакой нет. А знатно, что тут во флоте виц-адмирал, на корабле на фок-мачте поставлен его флаг. А по ведомости взятых языков, что на тех кораблях солдат 1000 человек, а больше на тех судах нагружено хлеб, солод, сельди, мясо, масло, и при моей бытности ничего с кораблей в Ругодев (Нарву) провианту не выгружали. Только ночью, еще мост не сделан был, на мелких судах 700 человек солдат, которые сбираны были из мужиков Колыванского уезду тому ныне третий год, а у того полку полковник Гаспор, из тех судов ссадились на берег ночью и прошли в Ругодев…»
Не был безучастен Щепотев и при, взятии Нарвы, когда Меншиков и Петр перехитрили коменданта Нарвы Горна, зайдя в обход города с тыла. Два полка – Семеновский и Ингерманландский, одетые тогда в новую форму синего цвета, были приняты Горном за прибывшее от шведского короля подкрепление. Внезапный удар – и крепость была захвачена. Вскоре после падения Нарвы сдались русским войскам Ивангород и Дерпт.
Историки отмечают особенную радость Петра по поводу взятия Нарвы. Пир был устроен знатный. Перед домом Меншикова стояла осадная мортира дулом кверху, Петр черпал из мортиры кружкой вино и пил за здоровье солдат и генералов.
В Москву Ромодановскому Петр сообщал о штурме Нарвы: «Где перед четырьмя леты (то есть четыре года назад. – К. К.) всемилостивый господь оскорбил, тут ныне веселыми победители учинил: ибо сию преславную крепость, чрез лестницы шпагою, в три четверти часа получили».
Боевой опыт русских войск, приобретенный при захвате крепостей Нотебург и Ниеншанц, всецело оправдал себя в дальнейших битвах.
Между тем в устье Невы поспешно и многой силой воздвигалась Петропавловская крепость и строился Петербург. Когда требовались на такое дело работные люди, Петр не останавливался ни перед какими строгими мерами. На строительство новой, предполагаемой Петром столицы шли под конвоем тысячи и десятки тысяч крестьян, затребованных из ближних северных областей и даже из Сибири.
В указах царских говорилось: «А на покупку им хлеба и на дачу по полтине на месяц каждому работнику надобно всем сорока тысячам человек денег сто тысяч рублей, которые и собрать по-прежнему с тех, которые в домах останутся… А выслать и приводить сюда оных работников по прежнему указу самим воеводам, а для провожания их, чтоб они с дороги не бегали, велеть им, воеводам, взять с собой по нескольку человек каких-нибудь служилых людей или рекрут с ружьем…»
Шведский король Карл Двенадцатый, узнав о закладке и строительстве Петербурга, насмешливо и самонадеянно сказал: «Пусть сосед мой Петр строит города, они будут взяты шведами».
Осенью, в год закладки Петербурга, пришел сюда голландский корабль с солью и вином. Первая ласточка, первая радость Петра, предвидевшего, что великое будущее России зависит от возвращения ей невских берегов…
На Свири, в Олонце и на Неве усиленно строился военный флот.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29
Зимним путем, с берегов, Петр не решался брать эту крепость, во избежание лишних потерь и трудностей в походе. Дождались весны. В конце апреля прибыл к Петру в Шлиссельбург фельдмаршал Борис Петрович Шереметев с полками. Царь приказал ему немедленно двинуться к Канцам и осадить крепость с левого берега Невы.
В бодром настроении шагали берегом, под прикрытием дремучих лесов, боевые участники взятия Орешка. И как не быть в таком настроении, если самому царю не сидится на троне в белокаменной Москве, он опять здесь, на Неве, среди них – готовых победить или погибнуть.
В те дни уже слагались победные песни солдатские. В них слышались отголоски еще не отживших напевов времен давних, былинных:
…Как по славной матушке Неве-реке,
Подле устьица ея широкого,
Что при самом истоке быстроем,
Как плавали-гуляли три стружка,
На первом стружке Шереметев был,
На другом стружке офицеры сидят,
А на третьем стружке все солдатушки
Преображенские да семеновские.
По реке они шли к круту бережку,
К кругу бережку слюссельбургскому.
Подбирали они парусы полотняные,
Что того ли полотна олонецкого,
Они якори метали да булатные,
Что того ли булата сибирского.
Приставали они к круту бережку,
Они лесенки метали да дубовые.
Выходили на пески на сыпучие,
Накатили бочки с лютым зелием,
С лютым зелием, с черным порохом.
Становили свечи воску ярого,
Зажигали те подкопы глубокие.
Оттого ли крепость взорвало,
Развалило стену белокаменну…
25 апреля Шереметев занял позиции не только с левого невского берега, как велел ему Петр, но в тот же день к вечеру русские войска сумели пресечь все пути связи и сообщения крепости Ниеншанц с окрестностями.
Петр прибыл на другой день к осажденной крепости, осмотрел ее с Невы и, не сочтя нужным задерживаться, взял семь рот преображенцев и семеновцев и отправился на ладьях разведывать, что собою представляет устье Невы и взморье, предварительно сообщив в Шлиссельбург Меншикову о том, что крепость Ниеншанц «больше, чем сказывали, однако не будет с Шлиссельбург. Про новый вал говорили, что низок, а он выше самого города и выведен изрядною фортификациею. Стрельба зело редка…». А поэтому царь решил, что Шереметев легко управится с Канцами, если даже комендант крепости не скоро согласится, в ответ на русские пушки, капитулировать.
Разветвленное устье Невы при впадении в залив настолько показалось Петру удобным и выгодным местом для основания крепости и портового города – будущей столицы России, что через два месяца после этого осмотра он заложил здесь Санкт-Петербург.
Столь быстро совершались события в тот достопамятный исторический 1703 год…
Разведав невское устье и оставив для наблюдения за взморьем надежного сержанта Михайла Щепотева с тремя ротами солдат, способных к пешему и морскому бою, Петр вернулся к Ниеншанцу.
Удачно размещенные 19 пушек и 14 мортир в ночь с 30 апреля бомбардировали крепость и, будучи сами под прикрытием неуязвимы, произвели в крепости опустошительное разорение. Комендант и осажденные капитулировали, воспользовавшись добрыми условиями со стороны победителя: Петр дозволил выдать капитулянтам провиант на месяц и под конвоем отправить сдавшихся к своим, в Нарву.
Походный полковой поп отслужил благодарственный молебен за победу, дарованную богом его царскому величеству, а наипаче того за обретение морской пристани, в коей так нуждалось отечество…
Петр не любил при неудачах горевать, но умел торжествовать и других заставлял повеселиться, когда тому бывал добрый повод или причина.
Величая высоким титулом князя Федора Ромодановского, который во время заграничного путешествия царя управлял столицей, возглавлял правительство и титуловался князем-кесарем, Петр 2 мая писал ему в Москву:
«Извествую вашему величеству, что вчерашнего дня крепость Ниишанская по 10-часной стрельбе из мортиров (также из пушек только десятью выстрелено) на аккорд сдалась. А что в той крепости пушек и всяких запасов, о том вашему величеству донесу впредь».
На всякий случай приписал: «Сие торжество отправить хорошенько, и чтоб после соборного молебна из пушек, что на площади, было стреляно».
Шведы делали неоднократные попытки прорваться с моря в Неву к Ниеншанцу и Нотебургу. Но было уже поздно. Русские войска (своего рода морская пехота – на ладьях и галерах) быстро приобретали боевой опыт, смелели и далеко ушли вперед в своем боевом упоении от тех не столь давних, недоброй памяти дней поражения под Нарвой. Вспомним отмеченные историей характерные для Петра и русских храбрецов два факта.
Шведский вице-адмирал Нумере 6 мая с эскадрой из девяти кораблей приблизился в заливе к невскому устью. Два судна – «Гедан» и «Астрильд», вооруженные восемнадцатью пушками, подошли к Васильевскому острову и на почтительном расстоянии от него, из-за дурной погоды, стали на якорь. Лил проливной дождь, густая облачность скрыла светлую северную ночь.
Смотря с береговой засады на оба корабля, Меншиков, лихо покручивая короткие щетинистые бесцветные усы, говорил монарху:
– Сдается мне, ваше величество, господин Питер, что шведы, проведав о наших двух холостяках «Меркурии» и «Святом духе», подослали им невест… Очень славная погодка для захвата оных прямо на месте, на якоре.
– Умно сказано! – согласился Петр. – Что ж, сыграем свадебку. Готовь гренадеров-гвардейцев на тридцати лодках, ударим с двух сторон: ты выйдешь со своими из-за Гутуевского, а я из-за острова Вольного ударю. Погодку такую сам бог послал. Из-за близости дистанции и нашей скорости шведы не поспеют ни с якорей сняться, ни пушечным огнем распорядиться. А мы их гранатами! Ружьем. «Ура» – и на палубы…
Все произошло, как по расписанию. Правда, шведы отчаянно сопротивлялись, но русские гренадеры-гранатометчики во главе с Петром и Меншиковым гранатами и штыками перебили сопротивлявшихся матросов, взяли на абордаж оба корабля и присоединили к своему юному боевому флоту.
Ратный подвиг Петра и Меншикова был отмечен Андреевскими орденами. Офицеры и нижние чины получили золотые медали…
Другой случай: узнав, что со стороны Выборга подошел к реке Сестре шведский генерал Крониорт с пехотой и артиллерией и намеревается прорваться к невским берегам, Петр взял шесть полков из дивизии князя Репнина и повел их против войск Крониорта. Бой длился недолго. Крониорт оставил тринадцать пушек. Потери в его войсках превысили в семь раз потери русских. А силы тех и других были равны.
В победоносных боях возрастали изо дня в день мощь и боевое умение русской армии.
Раскушенный Орешек широко раскрыл Петру невские ворота в Европу.
Не робея за будущее, Петр начал строительство Петербурга и Кронштадта.
Сюда, на Северо-Запад страны, по строгому указу Петра потянулись тысячи и десятки тысяч строителей созидать и погибать во имя будущего России.
Время было тяжелое, жестокое, военное. Предстояли еще великие, кровавые бои. Тяжким ярмом давили непосильные подати, ложившиеся на трудовое, бесправное, угнетаемое барином, купцом, церковью и царем русское крестьянство.
Михайло Щепотев
Кто он, этот весьма скромный в своем звании сержант Преображенского полка, верный слуга и сподвижник Петра Первого, – Михайло Щепотев?.. (Иногда, в более поздних источниках, он именуется Щепотьев. Но будем его называть по фамилии так, как называли его современники и как писал он сам – Щепотев…)
Надо полагать, что Щепотев один из тех «потешных» юных солдат, коими не только ради потехи обзавелся Петр в подмосковных селах Преображенском и Семеновском. Не будет домыслом, если скажем, что Михайло Щепотев участвовал в Азовских походах и уже тогда был примечен Петром как храбрый воин и способный организатор. Не случайно уже в 1698 году сержант Михаило Щепотев руководил поспешным строением провиантских военных складов в Воронеже, и тогда у него в подчинении, невзирая на малый чин сержантский, было 1295 человек белгородских крестьян.
В последующие годы, куда бы по делам государственным и военным ни отлучался Петр из Москвы, он неизменно брал с собою Щепотева, на которого в трудных делах и в тайных намерениях можно было положиться. Побывал Михаило Щепотев и на постройке Таганрогской крепости, и еще кое-где побывал. А когда Петр с батальонами Преображенского полка весной 1702 года отправился на Север, Щепотев в этом походе оказал своему государю важнейшие, не забытые историей услуги.
– Знаю тебя по воронежским делам и могу на тебя, Щепотев, положиться, – сказал тогда Петр сержанту. – А дело предстоит огромное, и как можно наискорейшим образом подлежит началу и завершению. Поручаю тебе строить дорогу от Нюхчи на Повенец лесами и болотами. И чтобы могло той дорогой пройти пять тысяч войска, не считая вспомогателей из мужиков кемских, соловецких и прочих! И два морских фрегата протащены людской и лошадиной силой. В Сумский посад, в Кемь, Каргополь и Онегу дано моим именем повеление воеводам и начальным людям выслать в Нюхчу, под твое начало, две тысячи подвод, а людей и больше того. Ты – всему делу голова. Поусердствуй, Щепотев. Надеюсь на твой ум и радение, на твою смекалку. И пусть познают тогда набольшие начальники, чему способен человек русский, буде он и в малом сержантском чине. А в чем затор будет если, пиши с нарочными мне немедля…
– Слушаюсь и постараюсь, ваше величество.
– А конечную суть столь великого дела разумеешь?
– Смекаю, ваше величество. Внезапным ударом шведу хвост прищемить.
– Да, пожалуй, побольнее, нежели хвост. Но о том помолчим, – предупредил Петр и, выйдя из-за стола, головой доставая до матицы, крепко пожал Щепотеву руку, посмотрел ему в глаза и сказал в напутствие: – Ну, Михаило Иванович, орудуй. У меня сомнениев нет. Доброго тебе пути. Грамота от меня, деньги и харч в дорогу, все тебе приготовлено в походной канцелярии. Нынче же на соловецком паруснике в путь!..
Отправился Щепотев в приморское селение Нюхчу. Отсюда надо начинать поиски и прокладку пути на Повенец. А для этого дела руководитель должен был обладать качествами разведчика-землепроходца, дорожного строителя и организатора, коему с полной отдачей сил подчинялись бы тысячи северян.
И несколько тысяч мужиков кемских, выговских, повенецких и каргопольских, на лошадях с волокушами, с топорами и пилами, двинулись тогда на строительство «государевой дороги».
В сказочно короткий срок почти вся дорога через леса и болота, через сугорья и скалистые преграды под руководством сержанта была проложена.
Прошли петровские войска, протащены из Белого моря в Онежское озеро по суше два фрегата. Сделано все главное, для внезапного и успешного удара по шведским крепостям.
Казалось бы, за столь титаническую работу по прокладке более чем стоверстного пути можно было сержанта повысить в звании, отметить наградой… Но сержант Щепотев остался сержантом. Наградой могло быть царское спасибо и чарка водки. Бескорыстному русскому герою чего еще надо? Выполнил приказ, услышал спасибо из уст самого царя да при всем честном народе, – и тем награжден высоко.
«Государева дорога», петровский поход по ней, взятие Орешка, завоевание выхода из Ладоги в Балтику – об этом уже сказано выше.
Но какова же дальнейшая судьба Щепотева? Петр, как видно из опубликованных документов, со Щепотевым не расставался. Если же государь отлучался от боевых действий, Щепотев верой и правдой служил Меншикову.
В 1703 году первые ладьи русской морской пехоты завладели выходом из Невы в Финский залив; Петр доверил тогда сержанту Щепотеву командование тремя ротами преображенцев, приказал ему зайти в лодках в залив, разведать острова, лежащие вблизи Котлина, и вести наблюдение – не появятся ли шведы с моря.
Задание немалое, ответственное, и было выполнено с честью.
Известно также, что на следующий год, накануне второй, удачной, битвы русских войск за Нарву, Щепотев находился в распоряжении Меншикова и выполнял его задания. Строил мост и разведывал силы противника. И в этих сложных и хитрых операциях легендарный сержант оправдал оказанное ему доверие. Так, выполнив очередное поручение, 18 мая 1704 года с устья реки Наровы Михаило Щепотев писал Меншикову:
«Государь мой милостивый Александр Данилович, услужник твой Михаило Щепотев поздравляет. По приказу, государь, вашему, мост через реку Нарову сделан. Да извествую милости твоей: пришел шведский флот, и с прежними судами всего их будет 40 кораблей… в том числе признаваем 4 тип-бомбардира, а всего они к нам бросали бомбы калибром трехпудовые, а на кораблях пушек по 20, и по 24 видел сам, которые в близости стоят от устья реки Наровы, а другие далече стоят в море верстах в 5 и меньше, а по сколько пушек на иных кораблях, того неведомо, а ядра имеют калибры 24 и 6 фунтовые. А от их бомбардирства и стрельбы нам трудности никакой нет. А знатно, что тут во флоте виц-адмирал, на корабле на фок-мачте поставлен его флаг. А по ведомости взятых языков, что на тех кораблях солдат 1000 человек, а больше на тех судах нагружено хлеб, солод, сельди, мясо, масло, и при моей бытности ничего с кораблей в Ругодев (Нарву) провианту не выгружали. Только ночью, еще мост не сделан был, на мелких судах 700 человек солдат, которые сбираны были из мужиков Колыванского уезду тому ныне третий год, а у того полку полковник Гаспор, из тех судов ссадились на берег ночью и прошли в Ругодев…»
Не был безучастен Щепотев и при, взятии Нарвы, когда Меншиков и Петр перехитрили коменданта Нарвы Горна, зайдя в обход города с тыла. Два полка – Семеновский и Ингерманландский, одетые тогда в новую форму синего цвета, были приняты Горном за прибывшее от шведского короля подкрепление. Внезапный удар – и крепость была захвачена. Вскоре после падения Нарвы сдались русским войскам Ивангород и Дерпт.
Историки отмечают особенную радость Петра по поводу взятия Нарвы. Пир был устроен знатный. Перед домом Меншикова стояла осадная мортира дулом кверху, Петр черпал из мортиры кружкой вино и пил за здоровье солдат и генералов.
В Москву Ромодановскому Петр сообщал о штурме Нарвы: «Где перед четырьмя леты (то есть четыре года назад. – К. К.) всемилостивый господь оскорбил, тут ныне веселыми победители учинил: ибо сию преславную крепость, чрез лестницы шпагою, в три четверти часа получили».
Боевой опыт русских войск, приобретенный при захвате крепостей Нотебург и Ниеншанц, всецело оправдал себя в дальнейших битвах.
Между тем в устье Невы поспешно и многой силой воздвигалась Петропавловская крепость и строился Петербург. Когда требовались на такое дело работные люди, Петр не останавливался ни перед какими строгими мерами. На строительство новой, предполагаемой Петром столицы шли под конвоем тысячи и десятки тысяч крестьян, затребованных из ближних северных областей и даже из Сибири.
В указах царских говорилось: «А на покупку им хлеба и на дачу по полтине на месяц каждому работнику надобно всем сорока тысячам человек денег сто тысяч рублей, которые и собрать по-прежнему с тех, которые в домах останутся… А выслать и приводить сюда оных работников по прежнему указу самим воеводам, а для провожания их, чтоб они с дороги не бегали, велеть им, воеводам, взять с собой по нескольку человек каких-нибудь служилых людей или рекрут с ружьем…»
Шведский король Карл Двенадцатый, узнав о закладке и строительстве Петербурга, насмешливо и самонадеянно сказал: «Пусть сосед мой Петр строит города, они будут взяты шведами».
Осенью, в год закладки Петербурга, пришел сюда голландский корабль с солью и вином. Первая ласточка, первая радость Петра, предвидевшего, что великое будущее России зависит от возвращения ей невских берегов…
На Свири, в Олонце и на Неве усиленно строился военный флот.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29