Саша мечтательно прикрыла глаза, Марат пишет книгу для грядущих поколений и в этой книге будет что-то о ней. Возможно, просто упоминание на двадцать третьей или сорок пятой странице. А может целая глава или сюжетная линия. Но больше, чем сто страниц текста, где присутствовала бы ее героиня, ей хотелось увидеть свое имя на заглавной странице. «Посвящается Александре…» или «Эта книга была написана благодаря Александре…». Странно, все благодарят кого-то за помощь в написании или отшучиваются, посвящая «тем, кто не мешал…», но ни разу не упоминают тех, «вопреки» чьим действиям книга появилась на свет. Ведь часто сопротивление закаляет и оттачивает, тонизирует и заставляет двигаться. Послевоенное поколение вырастает цепким и решительным, привыкшим не надеяться на чью-либо помощь. Своих детей они берегут, пытаясь защитить от тех преград, которые самим пришлось преодолевать в одиночку. Дети вырастают изнеженные и рафинированные, не готовые к борьбе и подвигам. Но дети детей вновь повторяют поступки дедов, не ждут помощи от бескровных отцов, а пробиваются вверх, стиснув зубы и сжав кулаки. Нет, благодарить нужно в первую очередь недоброжелателей, а уже потом благодетелей.
У Саши тоже была проблема самовыражения. Проблема скорее вымышленная, подсказанная постоянно советующими журналами, проигравшими бой за депрессивные калории. Ничего удивительного в этом не было – журналы всегда были готовы преподнести целый ворох проблем и забот, ранее не существовавших у человека. Эта политика была досконально проработана западными изданиями, успешно применялась и у нас, вот только института психоаналитиков еще не существовало – поэтому читательницам приходилось воевать с глянцевыми несчастьями самим, притом выступая попеременно на стороне противника.
Теперь ее имя будет в книге. Точнее, имя будет не ее, но это все равно будет она. Хотя… Саша встала с ковра и пошла на кухню, где я пытался приготовить закуску-ассорти, нарезая кубиками колбасу, сыр, черствый хлеб и поджаривая в духовке арахис.
– Слушай. Давай все-таки не Женя, а Саша.
– Ты о чем? – я не сразу понял, что она хочет мне сказать.
– Ну, я не хочу, чтобы в твоей книге была Женя. Точнее, может там и Женя будет, но чтобы меня звали Сашей. Хорошо? – она положила руку мне на шею и вопросительно наклонила набок голову.
– Стой, стой, стой, Саша. Повтори еще раз то имя… – я лукаво улыбнулся.
– Какое имя? Женя? Ну… Женя… Ах… Женя. Ты все еще обожаешь мою «Ж»?
– Обожжжаешь… Класс… Да, я без ума от твоей… От твоего звука «Ж»…
– Что же так скромно? Кстати, о «Ж». Можно, чтобы в книге у меня была красивая… Красивая попа. Ты же все можешь – это твоя книга, – она подкрепила свою просьбу бомбардировкой присвистывающих звуков.
– Саша, там еще тебя нет. Когда будет, думаю, назову все-таки Сашей. Но пока я еще сомневаюсь, для кого пишу. Будущие поколения… И, правда, недостаточно оригинально.
– Пиши для меня. Для меня еще никто не писал. Очень оригинально.
– Хммм… Да уж, пожалуй. Тут с тобой не поспоришь.
– А со мной не надо спорить. Соглашаться и повиноваться. Быстро и … И нежжжно, – она обошла меня вокруг, и я повернулся к ней лицом.
– Давай, я вторую книгу напишу для тебя? Просто, эта уже началась, и начинал я ее писать не для тебя.
Саша тряхнула головой, при этом волосы совершили немыслимое перемещение в пространстве. Я даже залюбовался этим полетом, но долго мечтать она мне не дала.
– Вторую и третью.
– Вторую и третью. Согласен. Теперь бы с этой разобраться.
– А что у тебя не получается?
– Понимаешь, раньше в моей жизни было мало событий, но много чувств. Сейчас событий стало больше. Я их фиксирую в сознании, подмечаю какие-то детали, но исчезают чувства. Например, разговариваю с Димой и слушаю его не как друг, а как писатель-бумагомаратель. Какие-то интересные словосочетания чуть ли не на бумажку во время разговора записываю.
– Бумагомаратель? Скорее уж – экранозаполнитель. Ты же на компьютере пишешь.
– На компьютере.
– А читаешь? Я вот не могу с экрана книги читать, – она сделала грустное лицо и задумчиво почесала подбородок.
– Распечатывай на принтере.
– Тоже не то. Эти белые листы огромные. Скрепка какая-нибудь дурацкая. Нет. Если уж книга, то должна быть обложка, – она растянулась в улыбке – обложжжечка. Страницы пронумерованные, закладка. Как я в кипу ксероксных листов закладку вставлю? Легче уголок загнуть…
– Знаешь, я…
– Вечно ты меня перебиваешь.
– Извини. Слушаю.
– Ну, уже продолжай. Я забыла, что хотела сказать. Жжжаль. Что-то наверняка важжжное.
– Извини еще раз. О чем я? О книгах. Знаешь, я тоже когда-то думал также. Что книга должна быть книгой, но потом кое-что поменялось. Дело в том, что иллюстрации, суперобложка, украшенные орнаментом буквицы в начале каждой главы – это все оформление текста. Часто оно дополняет, помогает, усиливает, но это не дело рук автора. Он написал текст. И писал он его не на скрепленных, переплетенных в дорогую кожу страницах. Современные авторы вообще, набирая текст на компьютере, видят его точно так же, как и ты видишь, читая с экрана. В тексте мысли, события, герои.
– Вот ты сам говоришь – в тексте. Но ведь это не книга?
– Не книга. Просто текст произведения, в таком виде, каким его сделал автор.
Саша бросила в рот кубик сыра и стала медленно жевать. Потом потерла нос и сказала:
– А ты? Ты пишешь текст или книгу?
– Я? Вообще, представляю книгу.
– И что будет нарисовано на обложке? На обложечке?
– Еще не думал. Ну, скажем… На белом фоне серый, полупрозрачный силуэт, держащий в руках эту же книгу. Книга будет выглядеть реалистично, а силуэт – просто залитым серой краской контуром. Ну, а на самом деле, что издатель захочет видеть, то и будет на обложке.
Саша взяла еще один кубик сыра. На этот раз не разжевывала, а просто ждала, пока он сам растворится во рту. Задумалась на несколько минут, потом улыбнулась.
– А этот наш диалог будет в книге?
– Возможно, будет.
– И ты изменишь фразу об обложке, вставив туда уже обговоренный с издательством вариант макета?
Я засмеялся:
– Тогда читатель на секунду закроет книгу и еще раз посмотрит на оформление?
– Ага.
– Я вообще завидую своему читателю. Он может в любой момент перевернуть страницы и узнать, чем все закончится. А я пока вот мучаюсь над этим вопросом. Он владеет всей книгой, а я лишь написанной ее частью. Я же не вижу все, что будет в конце. Мог бы конечно схитрить и написать последнюю главу заранее. Но не хочу. Спокойно продвигаюсь вперед. А потом, когда дойду до последней страницы, книга уже не будет мне принадлежать.
– Почему это не будет? Ты же ее напишешь.
– Ну и что. Вот смотри – так же и с письмами, которые я тебе писал. Пока медленно оформлял свои мысли в слова – это было мое письмо тебе. Поставив последнюю точку, отправил по e-mail. Несколько минут оно было собственностью «всемирного разума», а затем осело на сервере твоей почтовой службы. Ты его еще не прочла, но оно уже стало твоим. Я никак изменить его не могу. Это не мое письмо тебе, а твое письмо от меня.
– Неплохой переход прав собственности. Мне нравится. Значит, договорились? Вторая и третья для меня? И фото на обложечке.
– Договорились.
– Пойдем в комнату.
– Ээээ… Ну, ладно, пойдем.
– А мне можно уже что-то почитать из сочиненного тобой? Жжжутко интересно.
Я замер на месте. До этого я не представлял написанный мною текст в руках друзей, знакомых, родителей. Не слишком ли откровенно? Не много ли подробностей?
– Вообще-то не хотел до окончания работы показывать ее. Впрочем, у меня есть фрагмент, который уже читали другие люди.
Я прошел в спальню и взял со стола листочек с распечатанной первой главой. Той, о встрече, которую писал для Тани. Саша вначале бегло пробежала взглядом по строкам. Затем приложила ладонь к подбородку, прикрыла губы – я не мог видеть улыбается она или нет, и вновь прочла, на этот раз уже медленно и внимательно. Посмотрела на меня:
– Ты это обо мне так? Супер. Мне нравится. Какой же ты все-таки… Это сильно, – она принялась ходить по кухне, провела рукой по поверхности стола, дверце холодильника. Открыла ее, сразу же прикрыла. Видно было, что слегка разволновалась.
Я не знал, что ей ответить. Выдавил из себя:
– Это не совсем о тебе. Скорее, универсальный текст обо всех влюбленных. Не посвященный кому-то конкретно. Но писался он под впечатлением, – кривить душой в этом вопросе я не мог, – от расставания с девушкой. Не с тобой. С другой девушкой.
Саша удивленно вскинула брови, перестала барабанить пальцами по стеклянной панели газовой плиты:
– Другой? А как будто обо мне. Все равно молодец. Пойдем.
Мы вернулись к друзьям. Богдан хмуро сидел на ковре, Дима и Олег на диване и кресле в разных частях комнаты. У Олега была разбита нижняя губа.
4. Прогресс
Можно сказать, что Диме всегда везло с девушками. Правда, одним везением тут всего не объяснишь. Скорее, это был справедливый результат упорного труда. Работы над собой и своим сознанием. Он не читал книги по нейро-лингвистическому программированию, не посещал семинары и тренинги, даже не знал значения, входящего в это время в моду, слова «пикап». В школе он не нравился девушкам. Точнее, не нравился тем девушкам, которым хотел понравиться, и которые нравились ему. А если еще точнее, то просто не знал, нравится он им или нет, и предпочитал думать обратное. Во время учебы в университете поначалу ситуация еще более усугубилась. Он старался выбирать такие маршруты перемещения между корпусами вуза, чтобы столкнуться с наименьшим количеством девушек. Летом пробирался по темным и душным переходам, тогда как все гуляли по улице, зимой, наоборот, – подставлял свое защищенное лишь свитером тело (раздевалка была только в главном корпусе) вьюгам и буранам.
Долго так продолжаться не могло. Хотя бы потому, что девушки на него внимание как раз таки и обращали. В нем, как сказала Саша, была врожденна мужественность, которая стала неожиданно проявляться в некогда тихом мальчике. Он был высоким, слегка сутулым парнем, одевался, скорее, со вкусом, нежели модно, говорил тихо, поэтому к его словам прислушивались. Я стал замечать, что девушки знакомятся со мной, только с целью последующего приближения к нему. Пытался говорить ему об этом, но Дима лишь отмахивался и просил не рассказывать сказок. Меня он почему-то считал плейбоем и донжуаном, удачливым как в любви, так и в картах. Но постепенно он стал понимать… Когда забирал одежду в гардеробе, из карманов куртки сыпались записки и небольшие сувенирчики. Я не скрывал его номер телефона, и ему приходилось ежедневно стирать десятки sms, сбрасывать звонки и еще больше путать свои следы, пересекая территорию вуза. Наконец, когда в День Святого Валентина на входе в главный корпус повесили почтовый ящик для поздравлений, больше трети признаний в любви поступило именно на его имя. Это стало последней каплей. Он взял да и поверил в себя. Фактически это произошло, когда он начал встречаться с одной понравившейся ему девушкой.
Она была на год старше нас и не страдала от недостатка мужского внимания. Вот только постоянно всем отказывала. То ли жила в ожидании прекрасного принца, то ли сказывались последствия неизвестной остальным детской душевной травмы. Дима попросил меня посоветовать ему, как войти в жизнь этой красавицы. Хотя бы на шаг, только чтобы чувствовать тепло ее присутствия. Я универсальными методами и способами не интересовался, поэтому предложил ему взять, да и просто познакомиться. Улучить момент, когда она будет одна, если стесняется это сделать в присутствии подруг, и сказать: «Привет, меня зовут Дима». Он спросил, что делать потом.
– Ничего, я наберу твой номер, запоет телефон, спокойно извинись и отойди. Затем скажешь, что важный звонок, и уйдёшь. Главное, теперь ты сможешь кивать ей головой при случайной встрече и расчистишь плацдарм для последующего наступления.
– Подождать, когда будет одна, поздороваться, поговорить с тобой по телефону и уйти, говоришь? Так?
– Так. Молодец, все запомнил.
Все произошло совсем не так. Во-первых, ее всегда окружали подруги и поклонники. Во-вторых, Диме не очень нравилась идея, а, в-третьих, я сам с ней пытался познакомиться таким же путем, только Богдан не уследил за состоянием своего счета и не смог до меня дозвониться. Я потел, поминутно доставал из кармана телефон и окончательно оконфузился, ретировавшись под предлогом подготовки к сессии.
Дима недолго ходил вокруг да около. Однажды он подошел к одной из подруг девушки и поинтересовался ее планами на вечер. Он всего лишь хотел узнать, где можно вечером встретить всю компанию, а в результате попал на последний сеанс мелодраматической комедии. Сходил вдвоем с подругой своей пассии. Через несколько дней он влился в их компанию. Но продолжал молчать и не приближаться к объекту своего интереса. Еще через неделю он опять пошел на вечерний сеанс. Уже с другой подругой. Потом в театр с третьей. Он не обещал любви до гроба, был вежливым и внимательным спутником. Все они были от него без ума. Он посещал дни рождения и часто оставался ночевать у именинницы, вставал в углах любовных треугольников и с легкостью превращал их в любые другие фигуры, флиртовал и читал стихи. Наконец, Она поняла, что единственная из девушек компании, кто не целовался с ним. Она почувствовала себя окруженной кольцом из одного единственного человека.
Они встречались больше года. А потом расстались. Никто никого не бросал, о самом расставании, я знаю лишь, что прошло оно мирно, и их отношения напоминают мои теперешние с Сашей. После этого Дима стал совсем другим. С легкостью заводил знакомства, был щедрым на чувства и никогда не изнывал от их отсутствия в ответ.
С Сашей его познакомил я. После этого едва не пожалел, думая, что Дима сразу же захочет перевести знакомство с ней в горизонтальную плоскость. Но, к моему удивлению, они довольно холодно приветствовали друг друга при встрече и редко принимали участие в разговорах на общую тему. Причин такого поведения я не искал, люди бывают разные, возможно, просто подсознательная антипатия, не имеющая логичных причин.
Дима знал, почему ему не нравится Саша. Она стремилась к публичности, непринужденно вела себя в присутствии незнакомых людей, обладала гиперкоммуникабельностью и шармом некоторой развязности в общении. Его же больше тянуло к девушкам тихим, скромным и спокойным. Но, вновь встретившись с ней в моей квартире, мнение его поменялось. Возможно, он понял, что скромность часто таит коварство или, что для него было еще более отталкивающе, скудный интеллект. Да и Саша сильно изменилась. Стала нетороплива в словах и движениях. Не медлительна, а именно – нетороплива. Кроме того, скрылись в неизвестном направлении признаки потенциальной полноты, и появилась ещё одна черта в её характере, описать которую одним словом тяжело. Вряд ли, её возникновением она обязана одному нашему с ней разговору, хотя все возможно.
Я тогда уже окончил вуз, а она продолжала учиться на старших курсах. От общих знакомых я узнал, что ее фотография появилась на первой странице университетской газеты. Газета была бесплатная и потому неинтересная. Через несколько недель я случайно встретился с ней. Мы говорили о будущем, планах и мечтах по покорению вселенной. И тут я вспомнил об этой публикации. Решил намекнуть на граничащую с глупостью наивность этого шага.
– Саша, я вижу, ты хочешь многого добиться в жизни. Восхищения мужчин, белой зависти подруг. Но можно дать тебе один совет?
– Если это меня не обидит или оскорбит, то – пожалуйста.
– Постарайся, даже в самых трудных ситуациях. Постарайся… не размениваться на мелочи. Никогда.
– Хорошо. Не знаю, о чем ты, но запомню твои слова.
Поняла ли она тогда, на какой ее поступок я указывал? Скорее всего – нет. Но именно такая черта в ней проступала, способность не размениваться на мелочи. Возможно, так часто употребляемое слово «перфекционизм» больше всего подходит для описания этих изменений.
Дима этот перфекционизм почувствовал. Глобальная трансформация природы личности. Взамен сотен мелких фишек – крупные ставки в надежде на крупный выигрыш. Это притягивало.
А потом пришел Олег. Его приход совпал с некоторым отчуждением Саши от Димы. Понимая полную необоснованность своих поступков, Дима, тем не менее, перевел появившуюся в нем легкую озлобленность на моего гостя. Когда Саша ушла на кухню, мой друг начал подтрунивать над участником «Живого общения».
– А скажите, Олег, вам во время съемок, наверняка, довелось совершать поступки, о которых вы сейчас жалеете. Так?
– Я уже говорил. Там сами обстоятельства и правила… Все было направлено на создание ситуаций… Может, перейдем на «ты»?
– На «ты»? Хорошо, будем общаться с телезвездой на «ты».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29