За свои и чужие грехи.Поначалу Барклаев терпел жестокую выдумку сумасшедшей актрисы, потом свыкся и сам находил в этой игре тайную усладу, иллюзию неограниченной власти. Во время войны словно бы омолодился мистер Барклаев. Вытащил полуистлевший, будто бы подлинный мундир с эполетами, будто бы своего знаменитого предка, хотя и нерусского рода. Показывал его эмигрантскому обществу, произносил речи о непобедимости России и втерся в один из отделов «Русского комитета» при английском министерстве иностранных дел. Работал на пользу союзников. Не потому, что верил в победу или очень хотел ее, а потому, что так поступили многие русские. Это разнообразило жизнь и, как знать, могло пригодиться. Стал наведываться в советское представительство. Попросит свежую газету «из дому», посидит немного: будет возможность, какой-нибудь чистый бланк прихватит, и – пойдет старичок-патриот домой, никому зла не желая. Газетки, однако, копил. И русские, и английские, и немецкие. Целый архив составил.Окончилась война. Комитет ликвидировали, многие старики эмигранты не захотели оставаться на чужбине – уехали в Советский Союз. В побежденной Германии появились на свет мелкие и крупные организации послевоенных эмигрантов. Крикливые и шумные «объединения», «национально-трудовые союзы». Шефы у них были старые, хорошо знакомые Борису Аркадьевичу, и деятельность «Национально-трудового союза» докатилась до Лондона, но Борис Аркадьевич не стремился занять видный пост в этих новых организациях. По-прежнему он заходил с сумочкой в руках в советскую торговую миссию. Просил газетку, надоедал пустыми проектами расширения торговли с Англией, принюхивался. Дома развлекался заключенными птицами и пополнял архив «историческими фактами».Вроде ничем другим не занимался, ни с кем не знался. Сам об этом говорил всем и каждому… «Исторические факты», накапливаемые Борисом Аркадьевичем, носили не совсем обычный характер. Чаще всего это были сообщения иностранных корреспондентов о России или клеветнические статейки о жизни советских людей. Вот и сейчас Борис Аркадьевич задумался над неожиданным сообщением:«Это уезжают с Лейстер-сквера русские, пытавшиеся схватить поляка, чтобы доставить его на советский пароход».– Вэл, вэл, вэл, – Так, так, так (англ.).
– пробормотал Борис Аркадьевич. – Уж не тот ли это полячишко, что сбежал года два назад?.. Конечно, так оно и есть! Пригодится!
Борис Аркадьевич достал папку с пометкой: «Ян Валькович – кличка „поляк“, на левой руке меченый», и вложил туда газету.В доме, обставленном на старый русский манер, с тяжелой мягкой мебелью, плотными шторами и давно незажигавшимися канделябрами, было тихо. Привычно попискивали заключенные птицы в клетках, занявших длинный соседний с кабинетом коридор, глухо завывала в верхней спальне жена, произнося очередной трагический монолог. Борис Аркадьевич присел у зеркала возле окна и специальной машинкой начал выстригать волосы в ноздрях и ушах. Краем глаза он увидел, что на противоположной стороне улицы остановился автомобиль. Из него вышел полный мужчина и, перейдя улицу, быстро прошел в калитку «Моего дома».Борис Аркадьевич спрятал машинку, вернулся к столу и, раскрыв лежащую на виду библию, стал читать громко первое, что открылось, в то же время видя, как гость входит в комнату.– Отступи от меня, чтобы я мог подкрепиться, прежде нежели отойду и не будет меня!– Не отступлю и буду рядом с тобой ныне и присно! – весело сказал гость, протягивая большую сильную руку.– Сердечно! Какими судьбами? Рад очень, с приездом, – вскочил Борис Аркадьевич, – поздравляю, Данила Матвеевич! Семь бед – один ответ!Данила Матвеевич, грузный мужчина с круглым, жирным лицом, на котором сияли открытые, казалось, доверчивые глаза, расхохотался. Он знал манеру старика, не то по причине склероза, не то из-за хитрости произносить фразы, начиная с середины, путать слова и не к месту употреблять поговорки.– Кап оф тий, – Чашку чая (англ.).
как говорится, много не выпьешь… Стул вот, давно не виделись… Плииз…
Борис Аркадьевич засуетился, оглядывая гостя маленькими слезящимися глазками. Данила Матвеевич сел, но тут же вскочил и, по-военному щелкнув каблуками, рявкнул:– Здравия желаю, ваше с-тво!В двери, ведущей во внутренние комнаты, откинув театральным жестом портьеру, стояла высокая седая женщина в цветном японском кимоно. В ее тусклых глазах уже отражались признаки небытия.– Все еще на свободе? – спросила женщина голосом, утомленным рыданиями.– Так точно!Женщина величественно кивнула.– Я подумаю о вас, – и, опустив портьеру, скрылась, как за занавесом.– Слушаюсь, почту за честь! – сдерживая смех, крикнул ей вслед Данила Матвеевич.– Обещали, пока платил, – болезненно улыбнулся Борис Аркадьевич. – Имение можно было бы купить, что докторам передал денег, английским, французским… а вы не забыли ее манеру?..– Я друзей не забываю, – многозначительно сказал Данила Матвеевич, подсаживаясь поближе к Барклаеву, – а вот вы, дорогой Борис Аркадьевич, в прятки начали играть.Барклаев не успел ответить. Из коридора донесся резкий полицейский свисток, и через несколько секунд умолкли птичьи голоса. Видно, сумасшедшая актриса задернула темный холст, погрузив певцов в темноту.Данила Матвеевич, улыбаясь, кивнул в сторону коридора.– Все птичками, божьими мученицами, увлекаетесь?Борис Аркадьевич метнул злыми глазами. Он не любил, когда кто-либо проникал в его тайну, и отомстил гостю.– Без греха кто? У одного птичечки, у другого мальчишечки…Теперь похолодели глаза Данилы Матвеевича. Намек старика на его темную страсть испортил веселое настроение.– Не до того сейчас, – хмуро сказал Данила Матвеевич. – Личные увлечения – только расход, а Лева требует полный отчет на каждый истраченный шиллинг.Борис Аркадьевич понимал, о чем идет речь. Уже не первый раз главарь лондонской группы «Национально-трудового союза» Лев Рар отказывал в выдаче ссуд из «Восточно-европейского фонда».– Вэл, – печально ответил Борис Аркадьевич, – затухает дело. Было у Макея четыре лакея, да стал Макей сам лакей… Событий никаких не предвидится…– Предвидится! – резко перебил его Данила Матвеевич.– Не секрет?.. Плииз, расскажите, пожалуйста! – заерзал от нетерпения Барклаев.Данила Матвеевич подумал, как бы решая, сказать или не сказать.– Дело тонкое… Связано с американскими базами. Некоторые англичане готовят большой протест! Так вот, интересно бы узнать, не подогревает ли их кто из советских?– А что ж, – оживился Борис Аркадьевич, – вполне возможно!– А как докажешь? – нагнулся к старику Данила Матвеевич и перешел на шепот. – Тут хорошо бы очевидцы… пострадавшие от русской политики, дескать, вот меня подкупали.– И в темницу хотели, когда отказался! – подсказал Борис Аркадьевич. – Мальчика вашего помните?– Опять про это? – сердито вскочил Данила Матвеевич.– Сори… – заметил хихикая старик, – вовсе нет, я про того поляка… Вальковича Яна… Опять объявился.– Ну?– Его советские хотели схватить… на пароход, а мы найдем… «Жертва Москвы», потому и хотели схватить, что секрет их решил выдать. Мы рекламочку, репортерам расскажем.– Вандерфул! – расхохотался Данила Матвеевич. – Умница! Именно потому и хотели… Ну скажи, как сразу догадался!– Какая закалка, такая смекалка, – довольный похвалой хихикал Барклаев.– Закалка-то у вас астраханская, а вот смекалка американская. Да вдруг это совсем не тот поляк? Не Ян?– Верьте мне, – успокоил Борис Аркадьевич, – папочка вот она, сходится все… за каждым слежу, он, это точно!– Найдите его, дорогой, – просил Данила Матвеевич. – Обязательно найдите. Это же клад! Только мне сразу показываться ему на глаза нельзя. Опять убежит. Мы его в список активистов внесем. От меня требуют конкретные имена. Найдите и Вальковича и еще кого сможете, из старых наших… Где Поль, не знаете?– Поль у венгров был, – сокрушенно ответил Борис Аркадьевич, – да теперь, кажется, опять переметнулся.– Сволочь! – прошептал Данила Матвеевич. – Ни чести, ни совести.Борис Аркадьевич улыбнулся, но тут же погасил улыбку. Данила Матвеевич нагнулся к нему.– Вот что, на вас вся надежда, найдите Вальковича! Я уезжаю в Европу, дней на пять, а тут дело надо готовить. Привезу вам немецкого снегиря в премию…– Гуд лак, – Доброй удачи (англ.).
как говорится, – с видимым восторгом отозвался Борис Аркадьевич, а сам подумал: «Ох и хитер, снегиря… чужими руками жар загребает, а насчет денег помалкивает. Да ладно, все веселей, чем с сумасшедшей старухой». – Счастливого пути, постараюсь… * * * Сергей разбирал газеты, вырезая для дневника интересующие его заметки. Среди них попалось сообщение, «перепечатанное из одной русской газеты», как было указано английским корреспондентом.– Послушайте, – улыбаясь, обратился он к Геннадию, шагавшему из угла в угол, мимо стола, – самые последние новости о Москве!– Что там?Сергей прочитал, подражая голосу радиодиктора:– Население Москвы взволновано неожиданным сообщением!Цена на водку повышена в два раза. Городские власти закрыли единственный в стране «Коктейль-холл», помещавшийся на улице любимого народом писателя Максима Горького.Также запрещена продажа водки в ларьках и театральных буфетах! Мы никогда не занимались пустым пророчеством, но похоже на то, что это грубое нарушение русских традиций вызовет нежелательную активность профсоюзов крупнейших предприятий столицы.Геннадий с удивлением посмотрел на Сергея.– Неужели помещают и такое?– Когда вы уезжали, в Москве еще не было забастовок из-за новых цен на водку? – смеясь, спросил Сергей.– Да бросьте вы, ради бога, – отмахнулся Геннадий. – Это даже не смешно… Свинство, просто свинство! Я не про эту глупость. Писали бы о водке что хотят. Шут с ними, а вот сообщение по поводу Янки… Явная фальшивка. Какой он поляк, да еще мечтающий стать «подданным ее величества». Откуда они взяли? Надо послать опровержение!– Как вы докажете? – Сергей спокойно продолжал делать вырезки для альбома. – Найдутся свидетели, подтвердят, что так оно и было. Знаете, у них есть поговорка: оскорбление лучше проглотить, чем его разжевывать.– Значит, молчать?! – возмущался Геннадий. – Вместо того, чтобы помочь…– Помочь? – иронически переспросил Сергей. – Это вам не «Полесская правда» и не «Звезда», а орган лорда Ротемира.Геннадий замолчал.Все, что он успел видеть и слышать, что еще хотелось узнать, теряло значение. Осталось одно: Янка жив, и его надо найти!По его просьбе советское консульство запросило полицию.«Сожалеем, – коротко ответил полицейский департамент, – среди перемещенных лиц русской национальности мистера Вальковича Яна не числится».– Надо еще раз запросить, – настаивал Геннадий, – он белорус и почему-то в газетах назван поляком.– Не надо, – успокаивали Геннадия работники консульства, – белорусы занесены в один список с русскими, а если он записался поляком…– Да почему поляком? – удивился Геннадий. – Он мог назваться только белорусом или русским!– Дело в том, – объяснили ему, – что англичане первое время после войны, придерживаясь союзнического этикета, формально не вербовали советских граждан, находившихся в немецких лагерях. Но достаточно было назвать любую другую национальность, хотя все знали, что это неправда, и…– Так может быть запросить как о поляке?– Справляться о гражданах других стран должны их представители. Конечно, это можно уладить, но лучше подождем несколько дней. Может, сам явится.Геннадий не мог ждать. Каждый прожитый день сокращал срок его пребывания в Англии. Трудно было согласиться с тем, что нельзя найти человека, которого только что видел!Геннадий не представлял себе величины Лондона и того разноязыкого человеческого моря, которое, захлестнув столицу Великобритании, образовало никем не изведанные глубины и мутные потоки извилистых течений на окраинах города. Он не мог примириться с мыслью вернуться домой без Янки, как не мог понять внешнего спокойствия, проявленного работниками консульства.– Для них это довольно обычный случай, – разъяснял Сергей. – По каким-то причинам человек потерял родину и попыток вернуться не делал. Еще неизвестно, как он вел себя…– Неизвестно?! – вспыхнул Геннадий. – Янка честный, настоящий товарищ. Он жизнь свою…Геннадий запнулся, чуть не повторив фразу, которой когда-то заканчивал выступление, вспоминая о погибшем друге. Потом тихо сказал:– Он был хорошим пионером… Я это знаю.– Был, – осторожно вставил Сергей, с сочувствием глядя на Геннадия. – Прошло много лет. Люди меняются.– Да, много лет, – повторил Геннадий, – но я найду его. Непременно найду! И если даже он изменился, я должен сам это видеть! Может быть, с ним никто не говорил, не помог разобраться. Меня он поймет… Вы убедитесь…Сергея тронула боль и вера друга.– Я помогу вам, – сказал он, обняв Геннадия за плечи, – мы продолжим поиски. Если хотите, сегодня. Нет – завтра. Сегодня нам надо быть на приеме по поводу приезда делегации архитекторов. Дневник наблюдений Начиная новый раздел «Дневника», сравнительно недавно Сергей поместил рисунки и заметки из газет под общим заголовком: ПЛОДЫ АВАНТЮРЫ.И снова повторил фразу: «Все спокойно в благословенной столице!» Рисунок: У бензоколонки две очереди. Одна, справа, – автомашины, другая, с противоположной стороны, – мужчины и женщины с зажигалками в руках.Хозяин колонки, разводя руками, обращается к владельцам зажигалок: «Леди и джентльмены, лимит есть лимит! Без талонов отпустить не могу!». . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .Вырезка из газеты: ВИСКИ ВМЕСТО БЕНЗИНА!Миссис Кей, обычно экономно расходующая свой лимит на бензин, возвращалась из загородного дома и… вынуждена была остановиться, не доехав до Лондона.Мотор ее автомобиля не приспособлен к работе без горючего. Выразивший сочувствие владелец загородного бара любезно предложил миссис Кей заправить бак шотландским виски.Не трудно представить себе, во что обошлась бы такая поездка!. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .НЕКОТОРЫЕ ПОСТУПАЮТ ИНАЧЕ! Дочь посла одной из дружественных стран, мадемуазель «X», не желая изменять свои привычки, отправилась на прогулку в автомобиле, заправленном бензином, который она «заняла» у других, стоящих на улице машин. Она несколько торопилась и не имела времени предупредить об этом владельцев. Подойдя к своим автомобилям, пострадавшие джентльмены убедились в истинно французской непосредственности мадемуазель «X».– Нужно было и нам и французам, – говорят бизнесмены, – доводить дело с Суэцом до конца или не начинать!Тысячи тонн грузов лежат на складах. Транспортные компании терпят огромные убытки, а полковник Насер кричит о грабеже… Кто же кого грабит?. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .ИДЕАЛЬНЫЙ ДОМ! Как бы хорошо вы ни обставили свою квартиру, как бы разумно ни распределили мебель по комнатам, сегодня вы должны согласиться, что нет предела домашнему уюту!Стоит зайти на выставку «Идеальный дом», чтобы увидеть то совершенное искусство, которого долго добивались современные художники. Высокий, истинно английский вкус двадцатого века!Интересно, какое впечатление произведет эта выставка на иностранных гостей, особенно на русских архитекторов, строящих у себя на родине квартиры для рабочих?Фотографии: Интерьеры, обставленные оригинально изогнутой и, вероятно, мало удобной мебелью. Глава шестая В мире сказок и приключений за героя заступаются богатыри, слабого защищает сильный, убогому помогает благородный, обидчики наказаны, пострадавший отомщен. Но кто защитит слабого духом в мире эгоизма и узаконенного безразличия к ближнему?Какое счастье не знать горя в юности, когда еще не окрепла душа твоя и ничто не заслоняет твой путь… Когда же более нуждается в помощи человек? «Никто не устоит перед тобою, перед силой и правдой твоей. Как я был с Моисеем, так буду с тобою, не отступлю от тебя и не оставлю тебя. Будь тверд и мужественен!»В прохладных сумерках большого собора слова звучали торжественно и проникновенно. Катлин преклонила колена на мягкую подставку и сложила руки крестом. Она молилась и не находила ответа. Рядом, заняв всю скамью, сидела целая семья с молитвенниками в руках. Взрослые невнятно и монотонно читали молитву. Дети косо поглядывали по сторонам, не находя развлечения. Проповедник, стоя в боковой, поднятой над залом позолоченной ложе, продолжал читать, повторяя строфы:«Не отступлю от тебя и не оставлю тебя…»Катлин не дослушала до конца. Она поднялась и тихонько вышла из храма. Решение возникло не сразу, но она уже поняла, что размышления только уводят от цели. Побежденная своей слабостью, Катлин больше не уклонялась от мысли, посетившей ее вчера. Забыть об условностях общества, заступиться за человека, которого любила. Теперь казалось возможным открыть то, что было парализовано страхом насмешки со стороны окружающих.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23
– пробормотал Борис Аркадьевич. – Уж не тот ли это полячишко, что сбежал года два назад?.. Конечно, так оно и есть! Пригодится!
Борис Аркадьевич достал папку с пометкой: «Ян Валькович – кличка „поляк“, на левой руке меченый», и вложил туда газету.В доме, обставленном на старый русский манер, с тяжелой мягкой мебелью, плотными шторами и давно незажигавшимися канделябрами, было тихо. Привычно попискивали заключенные птицы в клетках, занявших длинный соседний с кабинетом коридор, глухо завывала в верхней спальне жена, произнося очередной трагический монолог. Борис Аркадьевич присел у зеркала возле окна и специальной машинкой начал выстригать волосы в ноздрях и ушах. Краем глаза он увидел, что на противоположной стороне улицы остановился автомобиль. Из него вышел полный мужчина и, перейдя улицу, быстро прошел в калитку «Моего дома».Борис Аркадьевич спрятал машинку, вернулся к столу и, раскрыв лежащую на виду библию, стал читать громко первое, что открылось, в то же время видя, как гость входит в комнату.– Отступи от меня, чтобы я мог подкрепиться, прежде нежели отойду и не будет меня!– Не отступлю и буду рядом с тобой ныне и присно! – весело сказал гость, протягивая большую сильную руку.– Сердечно! Какими судьбами? Рад очень, с приездом, – вскочил Борис Аркадьевич, – поздравляю, Данила Матвеевич! Семь бед – один ответ!Данила Матвеевич, грузный мужчина с круглым, жирным лицом, на котором сияли открытые, казалось, доверчивые глаза, расхохотался. Он знал манеру старика, не то по причине склероза, не то из-за хитрости произносить фразы, начиная с середины, путать слова и не к месту употреблять поговорки.– Кап оф тий, – Чашку чая (англ.).
как говорится, много не выпьешь… Стул вот, давно не виделись… Плииз…
Борис Аркадьевич засуетился, оглядывая гостя маленькими слезящимися глазками. Данила Матвеевич сел, но тут же вскочил и, по-военному щелкнув каблуками, рявкнул:– Здравия желаю, ваше с-тво!В двери, ведущей во внутренние комнаты, откинув театральным жестом портьеру, стояла высокая седая женщина в цветном японском кимоно. В ее тусклых глазах уже отражались признаки небытия.– Все еще на свободе? – спросила женщина голосом, утомленным рыданиями.– Так точно!Женщина величественно кивнула.– Я подумаю о вас, – и, опустив портьеру, скрылась, как за занавесом.– Слушаюсь, почту за честь! – сдерживая смех, крикнул ей вслед Данила Матвеевич.– Обещали, пока платил, – болезненно улыбнулся Борис Аркадьевич. – Имение можно было бы купить, что докторам передал денег, английским, французским… а вы не забыли ее манеру?..– Я друзей не забываю, – многозначительно сказал Данила Матвеевич, подсаживаясь поближе к Барклаеву, – а вот вы, дорогой Борис Аркадьевич, в прятки начали играть.Барклаев не успел ответить. Из коридора донесся резкий полицейский свисток, и через несколько секунд умолкли птичьи голоса. Видно, сумасшедшая актриса задернула темный холст, погрузив певцов в темноту.Данила Матвеевич, улыбаясь, кивнул в сторону коридора.– Все птичками, божьими мученицами, увлекаетесь?Борис Аркадьевич метнул злыми глазами. Он не любил, когда кто-либо проникал в его тайну, и отомстил гостю.– Без греха кто? У одного птичечки, у другого мальчишечки…Теперь похолодели глаза Данилы Матвеевича. Намек старика на его темную страсть испортил веселое настроение.– Не до того сейчас, – хмуро сказал Данила Матвеевич. – Личные увлечения – только расход, а Лева требует полный отчет на каждый истраченный шиллинг.Борис Аркадьевич понимал, о чем идет речь. Уже не первый раз главарь лондонской группы «Национально-трудового союза» Лев Рар отказывал в выдаче ссуд из «Восточно-европейского фонда».– Вэл, – печально ответил Борис Аркадьевич, – затухает дело. Было у Макея четыре лакея, да стал Макей сам лакей… Событий никаких не предвидится…– Предвидится! – резко перебил его Данила Матвеевич.– Не секрет?.. Плииз, расскажите, пожалуйста! – заерзал от нетерпения Барклаев.Данила Матвеевич подумал, как бы решая, сказать или не сказать.– Дело тонкое… Связано с американскими базами. Некоторые англичане готовят большой протест! Так вот, интересно бы узнать, не подогревает ли их кто из советских?– А что ж, – оживился Борис Аркадьевич, – вполне возможно!– А как докажешь? – нагнулся к старику Данила Матвеевич и перешел на шепот. – Тут хорошо бы очевидцы… пострадавшие от русской политики, дескать, вот меня подкупали.– И в темницу хотели, когда отказался! – подсказал Борис Аркадьевич. – Мальчика вашего помните?– Опять про это? – сердито вскочил Данила Матвеевич.– Сори… – заметил хихикая старик, – вовсе нет, я про того поляка… Вальковича Яна… Опять объявился.– Ну?– Его советские хотели схватить… на пароход, а мы найдем… «Жертва Москвы», потому и хотели схватить, что секрет их решил выдать. Мы рекламочку, репортерам расскажем.– Вандерфул! – расхохотался Данила Матвеевич. – Умница! Именно потому и хотели… Ну скажи, как сразу догадался!– Какая закалка, такая смекалка, – довольный похвалой хихикал Барклаев.– Закалка-то у вас астраханская, а вот смекалка американская. Да вдруг это совсем не тот поляк? Не Ян?– Верьте мне, – успокоил Борис Аркадьевич, – папочка вот она, сходится все… за каждым слежу, он, это точно!– Найдите его, дорогой, – просил Данила Матвеевич. – Обязательно найдите. Это же клад! Только мне сразу показываться ему на глаза нельзя. Опять убежит. Мы его в список активистов внесем. От меня требуют конкретные имена. Найдите и Вальковича и еще кого сможете, из старых наших… Где Поль, не знаете?– Поль у венгров был, – сокрушенно ответил Борис Аркадьевич, – да теперь, кажется, опять переметнулся.– Сволочь! – прошептал Данила Матвеевич. – Ни чести, ни совести.Борис Аркадьевич улыбнулся, но тут же погасил улыбку. Данила Матвеевич нагнулся к нему.– Вот что, на вас вся надежда, найдите Вальковича! Я уезжаю в Европу, дней на пять, а тут дело надо готовить. Привезу вам немецкого снегиря в премию…– Гуд лак, – Доброй удачи (англ.).
как говорится, – с видимым восторгом отозвался Борис Аркадьевич, а сам подумал: «Ох и хитер, снегиря… чужими руками жар загребает, а насчет денег помалкивает. Да ладно, все веселей, чем с сумасшедшей старухой». – Счастливого пути, постараюсь… * * * Сергей разбирал газеты, вырезая для дневника интересующие его заметки. Среди них попалось сообщение, «перепечатанное из одной русской газеты», как было указано английским корреспондентом.– Послушайте, – улыбаясь, обратился он к Геннадию, шагавшему из угла в угол, мимо стола, – самые последние новости о Москве!– Что там?Сергей прочитал, подражая голосу радиодиктора:– Население Москвы взволновано неожиданным сообщением!Цена на водку повышена в два раза. Городские власти закрыли единственный в стране «Коктейль-холл», помещавшийся на улице любимого народом писателя Максима Горького.Также запрещена продажа водки в ларьках и театральных буфетах! Мы никогда не занимались пустым пророчеством, но похоже на то, что это грубое нарушение русских традиций вызовет нежелательную активность профсоюзов крупнейших предприятий столицы.Геннадий с удивлением посмотрел на Сергея.– Неужели помещают и такое?– Когда вы уезжали, в Москве еще не было забастовок из-за новых цен на водку? – смеясь, спросил Сергей.– Да бросьте вы, ради бога, – отмахнулся Геннадий. – Это даже не смешно… Свинство, просто свинство! Я не про эту глупость. Писали бы о водке что хотят. Шут с ними, а вот сообщение по поводу Янки… Явная фальшивка. Какой он поляк, да еще мечтающий стать «подданным ее величества». Откуда они взяли? Надо послать опровержение!– Как вы докажете? – Сергей спокойно продолжал делать вырезки для альбома. – Найдутся свидетели, подтвердят, что так оно и было. Знаете, у них есть поговорка: оскорбление лучше проглотить, чем его разжевывать.– Значит, молчать?! – возмущался Геннадий. – Вместо того, чтобы помочь…– Помочь? – иронически переспросил Сергей. – Это вам не «Полесская правда» и не «Звезда», а орган лорда Ротемира.Геннадий замолчал.Все, что он успел видеть и слышать, что еще хотелось узнать, теряло значение. Осталось одно: Янка жив, и его надо найти!По его просьбе советское консульство запросило полицию.«Сожалеем, – коротко ответил полицейский департамент, – среди перемещенных лиц русской национальности мистера Вальковича Яна не числится».– Надо еще раз запросить, – настаивал Геннадий, – он белорус и почему-то в газетах назван поляком.– Не надо, – успокаивали Геннадия работники консульства, – белорусы занесены в один список с русскими, а если он записался поляком…– Да почему поляком? – удивился Геннадий. – Он мог назваться только белорусом или русским!– Дело в том, – объяснили ему, – что англичане первое время после войны, придерживаясь союзнического этикета, формально не вербовали советских граждан, находившихся в немецких лагерях. Но достаточно было назвать любую другую национальность, хотя все знали, что это неправда, и…– Так может быть запросить как о поляке?– Справляться о гражданах других стран должны их представители. Конечно, это можно уладить, но лучше подождем несколько дней. Может, сам явится.Геннадий не мог ждать. Каждый прожитый день сокращал срок его пребывания в Англии. Трудно было согласиться с тем, что нельзя найти человека, которого только что видел!Геннадий не представлял себе величины Лондона и того разноязыкого человеческого моря, которое, захлестнув столицу Великобритании, образовало никем не изведанные глубины и мутные потоки извилистых течений на окраинах города. Он не мог примириться с мыслью вернуться домой без Янки, как не мог понять внешнего спокойствия, проявленного работниками консульства.– Для них это довольно обычный случай, – разъяснял Сергей. – По каким-то причинам человек потерял родину и попыток вернуться не делал. Еще неизвестно, как он вел себя…– Неизвестно?! – вспыхнул Геннадий. – Янка честный, настоящий товарищ. Он жизнь свою…Геннадий запнулся, чуть не повторив фразу, которой когда-то заканчивал выступление, вспоминая о погибшем друге. Потом тихо сказал:– Он был хорошим пионером… Я это знаю.– Был, – осторожно вставил Сергей, с сочувствием глядя на Геннадия. – Прошло много лет. Люди меняются.– Да, много лет, – повторил Геннадий, – но я найду его. Непременно найду! И если даже он изменился, я должен сам это видеть! Может быть, с ним никто не говорил, не помог разобраться. Меня он поймет… Вы убедитесь…Сергея тронула боль и вера друга.– Я помогу вам, – сказал он, обняв Геннадия за плечи, – мы продолжим поиски. Если хотите, сегодня. Нет – завтра. Сегодня нам надо быть на приеме по поводу приезда делегации архитекторов. Дневник наблюдений Начиная новый раздел «Дневника», сравнительно недавно Сергей поместил рисунки и заметки из газет под общим заголовком: ПЛОДЫ АВАНТЮРЫ.И снова повторил фразу: «Все спокойно в благословенной столице!» Рисунок: У бензоколонки две очереди. Одна, справа, – автомашины, другая, с противоположной стороны, – мужчины и женщины с зажигалками в руках.Хозяин колонки, разводя руками, обращается к владельцам зажигалок: «Леди и джентльмены, лимит есть лимит! Без талонов отпустить не могу!». . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .Вырезка из газеты: ВИСКИ ВМЕСТО БЕНЗИНА!Миссис Кей, обычно экономно расходующая свой лимит на бензин, возвращалась из загородного дома и… вынуждена была остановиться, не доехав до Лондона.Мотор ее автомобиля не приспособлен к работе без горючего. Выразивший сочувствие владелец загородного бара любезно предложил миссис Кей заправить бак шотландским виски.Не трудно представить себе, во что обошлась бы такая поездка!. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .НЕКОТОРЫЕ ПОСТУПАЮТ ИНАЧЕ! Дочь посла одной из дружественных стран, мадемуазель «X», не желая изменять свои привычки, отправилась на прогулку в автомобиле, заправленном бензином, который она «заняла» у других, стоящих на улице машин. Она несколько торопилась и не имела времени предупредить об этом владельцев. Подойдя к своим автомобилям, пострадавшие джентльмены убедились в истинно французской непосредственности мадемуазель «X».– Нужно было и нам и французам, – говорят бизнесмены, – доводить дело с Суэцом до конца или не начинать!Тысячи тонн грузов лежат на складах. Транспортные компании терпят огромные убытки, а полковник Насер кричит о грабеже… Кто же кого грабит?. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .ИДЕАЛЬНЫЙ ДОМ! Как бы хорошо вы ни обставили свою квартиру, как бы разумно ни распределили мебель по комнатам, сегодня вы должны согласиться, что нет предела домашнему уюту!Стоит зайти на выставку «Идеальный дом», чтобы увидеть то совершенное искусство, которого долго добивались современные художники. Высокий, истинно английский вкус двадцатого века!Интересно, какое впечатление произведет эта выставка на иностранных гостей, особенно на русских архитекторов, строящих у себя на родине квартиры для рабочих?Фотографии: Интерьеры, обставленные оригинально изогнутой и, вероятно, мало удобной мебелью. Глава шестая В мире сказок и приключений за героя заступаются богатыри, слабого защищает сильный, убогому помогает благородный, обидчики наказаны, пострадавший отомщен. Но кто защитит слабого духом в мире эгоизма и узаконенного безразличия к ближнему?Какое счастье не знать горя в юности, когда еще не окрепла душа твоя и ничто не заслоняет твой путь… Когда же более нуждается в помощи человек? «Никто не устоит перед тобою, перед силой и правдой твоей. Как я был с Моисеем, так буду с тобою, не отступлю от тебя и не оставлю тебя. Будь тверд и мужественен!»В прохладных сумерках большого собора слова звучали торжественно и проникновенно. Катлин преклонила колена на мягкую подставку и сложила руки крестом. Она молилась и не находила ответа. Рядом, заняв всю скамью, сидела целая семья с молитвенниками в руках. Взрослые невнятно и монотонно читали молитву. Дети косо поглядывали по сторонам, не находя развлечения. Проповедник, стоя в боковой, поднятой над залом позолоченной ложе, продолжал читать, повторяя строфы:«Не отступлю от тебя и не оставлю тебя…»Катлин не дослушала до конца. Она поднялась и тихонько вышла из храма. Решение возникло не сразу, но она уже поняла, что размышления только уводят от цели. Побежденная своей слабостью, Катлин больше не уклонялась от мысли, посетившей ее вчера. Забыть об условностях общества, заступиться за человека, которого любила. Теперь казалось возможным открыть то, что было парализовано страхом насмешки со стороны окружающих.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23