македонцы отбросили галикарнассцев за ворота и сами едва не ворвались в город. Две башни и стена между ними рухнули, еще одна башня получила тяжелые повреждения. Галикарнассцы закрыли пролом наскоро построенной кирпичной стеной.
У стен города постоянно завязывались ночные бои. Попытки галикарнассцев уничтожить осадные орудия ни к чему не привели. Во время одной из вылазок отряд персидских наемников-греков под командованием афинянина Эфиальта нанес серьезный удар македонянам и принудил их к отступлению; положено спасли ветераны, остановившие противника. Эфиальт погиб в бою, его солдаты повернули назад. Ожесточенная схватка произошла у городских ворот: галикарнассцы закрыли их слишком рано, помешали своим воинам вернуться в город, и они были перебиты. Казалось, еще немного – и македоняне ворвутся в город однако Александр подал сигнал отбоя. Арриан [1, 22, 7] утверждает, что царь хотел „сохранить“ Галикарнасс и ожидал изъявлений „дружбы“ от его жителей.
Осажденным (прежде всего Мемнону и Оронтобату) стала очевидной бесперспективность дальнейшего сопротивления. Не желая сдаваться в плен, они подожгли склады оружия, постройки у городской стены и ушли: одни – на о-в Кос, другие – в крепость Саламакиду. Александр ввел ночью в город свои войска, велев убивать поджигателей, но не трогать галикарнассцев, которых застанут дома. Осаждать крепости, где укрылись Мемнон и Оронтобат с их войсками, он не стал. В результате Мемнон получил возможность избегнуть плена и возглавить персидскую армию, которая должна была остановить македонцев. Галикарнасский акрополь долго еще оставался в руках Оронтобата. Правительницей Карий Александр назначил Аду [там же, 1, 20–23; Диодор, 17, 23, 4 – 27, 6].
Весь запад Малой Азии был теперь в руках Александра. Однако битва при Гранине, осада, штурмы, необходимость содержать гарнизоны в различных пунктах уменьшили численность его армии. Рассчитывая приобрести популярность среди своих солдат, Александр отправил воинов-молодоженов на родину, чтобы они провели зиму в семейном кругу. Весной они должны были вернуться, а вместе с ними – и новые бойцы – македоняне и греки [Арриан, 1, 24, 1–2].
Не дожидаясь их и (вопреки тогдашнему обыкновению) не проводя зиму в бездействии, Александр постарался сделать все, чтобы расширить и закрепить свой успех. Пармениона с частью войск он отправил в Сарды и оттуда во Фригию, т. е. в центральные районы Малой Азии, а другую часть повел сам в Линию и Пафлагонию, чтобы завладеть этими областями на средиземноморском побережье полуострова. Ни в Линии, ни в Памфилии он почти не встретил сопротивления: наемные солдаты персидского царя и местные жители сдавали ему один за другим свои города. Только мармарейцы, занимавшие крепость на неприступной скале у границ Ликии, не пожелали покориться Александру. Царь осадил их крепость и попытался взять штурмом. Мармарейцы отбили атаки македонян, тем не менее заставить Александра прекратить осаду они не могли. Им пришлось поджечь свой город и удалиться в горы [Диодор, 17, 28].
Еще одна попытка сопротивления имела место в Аспенде, на подступах к Киликии. Поначалу жители этого города добровольно признали власть Александра; их послы просили только не ставить в городе македонский гарнизон. Александр наложил на Аспенд единовременную подать в размере 50 талантов и потребовал передачи ему лошадей, которых выращивали там для персидского царя [Арриан, 1, 26, 2–3]. Спустя немного времени Александр узнал, что граждане Аспенда не желают платить ему деньги и давать коней. Подойдя к городу и окружив его, он добился от Аспенда покорности, однако теперь сумма контрибуции увеличилась до 100 талантов и, кроме того, Аспенд должен был выдать в качестве заложников самых влиятельных в городе людей, платить ежегодную подать и подчиняться сатрапу, которого назначил Александр [там же, 1, 26, 5 – 27, 4].
Традиция и несомненно македонская пропаганда (решающую роль здесь должно было сыграть сочинение Каллисфена) украсили известия об этом переходе Александра рассказами о чудесах и божественных знамениях, явно обнаруживавших божье благоволение к царю-полководцу. Так, передавали [Плутарх, Алекс, 17], что в Ликии около г. Ксанфа в роднике была найдена медная табличка с древними письменами, гласившими, что Персидское государство, уничтоженное эллинами, прекратит свое существование. В Фаселиде произошло примечательное событие, характеризующее отношение Александра к эллинской культуре: после очередного застолья Александр вместе с собутыльниками забросал венками статую философа Феодекта – уроженца этого города [там же].
Дорогу из Фаселиды к Перге, которая шла вдоль берега моря и была доступна только при северном ветре, Александр одолел без труда, ибо ветер дул в нужном направлении: волны как бы по божьей воле отступили перед ним [там же, 17; Арриан, 1, 26, 2; Страбон, 14, 668–667].
Уже в древности, вскоре после смерти Александра, непочтительные греки смеялись над этими россказнями. Плутарх приводит отрывок из комедии знаменитого драматурга Менандра, где о последнем чуде говорится не только без должного пиетета, но и с явной насмешкой. Сам Плутарх еще во II в. н. э. счел необходимым заметить, что Александр в своих письма:·: ничего подобного не говорил, но что он построил дорогу из Фаселиды, которую называли лестницей. Весьма вероятно, что так оно и было в действительности, тем не менее рассказ о чуде не без воли и желания самого Александра получил широкое распространение и приобрел характер официальной версии. Он должен был способствовать укреплению морального духа греко-македонской армии. Впрочем, о ее мораль-лом духе имеются и другие свидетельства: „Они (военачальники Александра. – И. Ш.) кормили воинов за счет неприятельской территории“ [Диодор, 17, 27, 6]. Иначе говоря, македонская армия беспощадно грабила и разоряла все на своем пути. Конечно, иначе и быть не могло: обладая в начале войны крайне незначительными денежными средствами, Александр только таким способом мог содержать свои войска; к тому же надежда на быстрое обогащение за счет добычи была важным материальным стимулом и для его солдат, и для него самого. Уже после битвы при Гранике он отправил матери в Македонию почти все чаши, драгоценные пурпурные ткани и другие дорогие изделия, которые захватил у персов [Плутарх, Алекс, 16].
В результате своего приморского похода Александр завоевал Ликию и Памфилию, вплоть до границ Кили-кии; войска, отправленные им на север, заняли ряд внутренних районов Малой Азии до так называемой Великой Фригии [Диодор, 17, 27, 6–7].
Приморский поход Александра ознаменовался и еще одним событием – арестом линкестийца Александра, сына Аэропа, который, как его обвиняли, вступил в переписку с Дарием III; за убийство царя Александра ему, по слухам, было обещано Македонское царство и 1000 талантов золота. Об этом умысле Александр узнал случайно от попавшего в плен к Пармениону перса Сисины, служившего связным между персами и линкестийцем [Арриан, 1, 25; Юстин, 11, 7, 1–2]. Линкестиец Александр, по-видимому, не пользовался поддержкой македонской аристократии, однако Александр не решился расправиться с ним, а предпочел возить арестованным за собой по всей Азии.
Утвердив свою власть над Аспендом, Александр вернулся в Пергу и оттуда пошел на север – через Писидию во Фригию. Кажется правдоподобным, что он желал укрепить свою власть в центральных районах Малой Азии и уже потом, оставив позади себя умиротворенный тыл, продолжить свои поход па Восток, Известно, что ему пришлось разгромить писидов [Плутарх, Алекс, 17]. Одним из центров их сопротивления был г. Термесс, расположенный на крутой обрывистой горе; по другую сторону дороги поднималась еще одна обрывистая гора. Термессцы заняли обе высоты, преградив путь армии Александра. Последний выждал, пока защитники ушли в город, оставив только стражу, и без особого труда овладел этой важной позицией [Арриан, 1, 27]. Свой лагерь он расположил непосредственно у Термесса.
Осада города предвещала Александру длительную задержку, и он решил не тратить на нее время, а подступить к другому писидскому городу – Сагалассу. Перед Сагалассом его защитники, к которым присоединились и термессцы, заняли холм, представлявший собой удобную оборонительную позицию. Александр повел свои войска на штурм твердыни. На правом фланге, где находился он сам, стояли гипасписты; в центре и до левого крыла – пешие дружинники. Рукопашную схватку с македонской пехотой, медленно поднимавшейся на высоту, писиды не выдержали. Преследуя отступающего неприятеля, Александр штурмом захватил Сагаласс. Вскоре и другие писидские города изъявили ему свою покорность [там же, 1, 27–28].
На дальнейшем пути во Фригию Александр не встретил сопротивления. Ему сдались Келоны, и Александр, нигде не задерживаясь, пришел в Гордий, где его ждал Парменион. Туда же явились и молодожены, ранее отпущенные в отпуск; туда же прибыло и подкрепление. Арриан [1, 29, 4] говорит, что это были 3 тыс. пехотинцев-македонян, 300 всадников-македонян, 200 всадников-фессалийцев и 150 эленцев, В Гордии Александр предпринял действия, имевшие значение серьезных политических демонстраций. Во-первых, он принял афинское посольство, которое просило его отпустить на свободу афинян, служивших в персидской армии и взятых в плен при Гранике. Александр отказался это сделать: с ним наверняка приключится беда, если греки, служащие персам, перестанут его бояться; пусть афиняне явятся к нему после окончательной победы [там же, 1, 29, 5–6; ср.: Руф, 3, 1, 9]. Смысл произошедшего был очевиден: Александр желал, чтобы греки-наемники не заблуждались относительно их будущего. С другой стороны, ответ Александра не отнимал у афинян надежды на освобождение сограждан. Александр не желал углублять спой конфликт с афинянами, относившимися к нему резко отрицательно. Во-вторых, Александр посетил дворец Гордия и его сына Мидаса – древних фригийских царей. Там (по другой версии, в храме местного верховного бога) находилась знаменитая колесница, перевязанная узлом из лыка дикой вишни; существовало предание, что тот, кто его развяжет, овладеет Азией. Не исключено, что первоначальное пророчество, восходившее к древнему обряду воцарения фригийских правителей, обещало развязавшему узел власть над Фригией, и лишь позже оно было переосмыслено. Как бы то ни было, Александр не сумел справиться с этой задачей; по одной версии (Каллисфена), он выхватил меч и разрубил узел, а по другой (Аристобула) – вынул из дышла загвоздку, на которой держался узел, и снял ярмо. Энергичными действиями Александр подтвердил в глазах окружающих свое право на господство в Азии и укрепил их уверенность в благополучном исходе похода [Арриан, 2, 3, 6–8; Плутарх, Алекс, 18; Юстин, 11, 7, 3-16; Руф, 3, 1, 14–18].
Неудача персов в битве при Гранике и дальнейшие победы Александра в Малой Азии показали, насколько реальна угроза Ахеменидской державе, которую создало македонское вторжение.
Теперь Мемнон решил перенести войну в Грецию я заставить Александра вернуться на родину, бороться там за господство над эллинским миром и, возможно, даже за само существование Македонского царства. По Греции разнесся слух, будто Мемнон собирается захватить Евбею, откуда, разумеется, нетрудно было переправиться и на Балканский полуостров; ходили также другие слухи: будто Мемнон собирается двинуться прямо в Македонию. Все сторонники персов надеялись на близкий переворот и крушение власти Александра. Подкуп со стороны Мемнона, по-видимому, сыграл свою роль, однако едва ли можно сомневаться в том, что почва для нового подъема антимакедонского движения была хорошо подготовлена и без персидских денег [Диодор, 17, 29, 3–4]. Можно было ожидать, что, высадившись в Европе, Мемнон найдет союзников. Не случайно Спарта и Афины пытались завязать контакты с персами и отправили к ним своих послов [ср.: Арриан, 2, 6]. Первые действия Мемнона были в целом успешны. Без особого труда, с помощью „предателей“ (т. е. сторонников персидской власти), он овладел Хиосом; еще некоторое время спустя его войска заняли ряд городов на о-ве Лесбос: Анфиссу, Мефимну, Пирру и Эрес. Самый крупный город на Лесбосе, Митилена, отказался признать власть персов, и Мемнон его блокировал. Однако в разгар осады Мемнон внезапно умер, доканчивать операцию пришлось уже Автофрадату и Фарнабазу, сыну Артабаза, которому, умирая, Мемнон поручил командование. После длительных переговоров с персами Митилена сдалась; в городе был размещен персидский гарнизон. Персы вернули изгнанных ранее противников демократического режима и одного из них, Диогена, сделали тираном. Вскоре после этого Фарнабаз заставил перейти на сторону персов Тенедос – крупный греческий город на побережье Малой Азии, введя в его гавань свои корабли [Арриан, 2, 1, 1–2; Диодор, 17, 29].
Неожиданная кончина Мемнона снова поставила перед Дарием III вопрос о дальнейших планах ведения войны и о том, кто будет командующим. Собственно, следуя предположениям Мемнона, он имел в виду перенести войну целиком в Европу. Однако, как ни расценивать результаты кампании Мемнона и Фарнабаза, последние все же действовали у берегов Малой Азии; балканские греки явно не собирались подниматься против Александра до появления на Балканском полуострове персидских солдат; заставить самого Александра повернуть назад так и не удалось.
При обсуждении этой проблемы на совете у Дария III произошла безобразная сцена. Некоторые придворные побуждали царя, чтобы он сам взял на себя командование; афинянин Харидем, изгнанный в свое время из Афин по требованию македонян, а раньше служивший Филиппу II, предложил, чтобы царь нанял новых греческих наемников, а во главе всей армии поставил бы опытного военачальника. Кого Харидем имел в виду, догадаться было нетрудно. Персы решительно воспротивились, заявляя, будто Харидем собирается предать персов македонянам. Возникла перебранка, начался взаимный обмен ругательствами и оскорблениями, и Дарий III, не помня себя от гнева, отправил Харидема на казнь.
Однако другого полководца у него не было. Дарий сам взял на себя командование войсками и стал собирать новую армию, чтобы встретить Александра на подступах к Сирии [Диодор, 17, 30; Руф, 3, 2, 10–19].
Боевые операции Мемнона внушали Александру озабоченность. Она, правда, несколько уменьшилась после смерти этого выдающегося полководца. И все же Александр не счел опасность настолько серьезной, чтобы отказаться от похода на Восток. В Греции, в бассейне Эгейского моря, он оказался бы втянут в кровопролитную, длительную, безысходную кампанию, в результате которой мог в лучшем случае отстоять свое положение македонского царя и гегемона Панэллинского союза. Разгромить Дария, овладеть Ахеменидской державой можно было только одним способом: продолжая наступление в глубь Персидского государства. Такая победа успокоит и волнующуюся Грецию. Войну в Эгеиде Александр поручил Амфотеру, назначенному командовать флотом, воссоздаваемым у Геллеспонта (по требованию царя туда должны были прислать корабли все его греческие союзники), и Гегелоху, которому были даны сухопутные войска, с задачей отвоевать у персов Хиос, Лесбос и Кос, где им также удалось разместить свой гарнизон [Руф, 3, 1, 19–20]. Сам Александр двинулся в Анкиру (соврем. Анкара), а оттуда – в Пафлагонию и далее в Каппадокию [Арриан, 2, 4, 1–2; Руф, 3, 1, 22–24; Плутарх, Алекс, 18].
На своем пути Александр не встретил сопротивления и без особого труда подошел к Киликийским Воротам. Эти Ворота – горный проход в глубинные районы страны – охраняла сильная стража. Александр оставил тяжеловооруженные войска под командованием Пармениона в „лагере Кира“ (пункте, где когда-то останавливался персидский царевич Кир), а сам с легковооруженными солдатами пошел навстречу опасности. Услыхав о приближении греко-македонских войск, стражники бежали [Арриан, 2, 4, 3–4]. Минуя со всеми возможными предосторожностями узкий обрывистый проход, над которым нависла гора, Александр удивился своему везению: его солдат легко можно было засыпать сверху камнями, если бы противник не покинул столь выгодную позицию [Руф, 3, 4, 11–13].
Правитель Киликии Аршам решил применить против Александра, с большим, правда, опозданием, тактику, которую в свое время настойчиво рекомендовал Мемнон, – тактику выжженной земли. Но такие действия уже не могли серьезно обеспокоить македонян [там же, 3, 4, 3]. К тому же они делали местное население естественным союзником Александра. Пройдя через Киликийские Ворота, последний узнал, что Аршам то ли собирается разграбить и сжечь Таре – крупнейший город и порт Киликии, то ли уже приступил к осуществлению этого замысла. Не теряя времени, Александр сначала послал в Таре Пармениона, а затем и сам помчался туда во главе своих легковооруженных воинов и приостановил разрушение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25
У стен города постоянно завязывались ночные бои. Попытки галикарнассцев уничтожить осадные орудия ни к чему не привели. Во время одной из вылазок отряд персидских наемников-греков под командованием афинянина Эфиальта нанес серьезный удар македонянам и принудил их к отступлению; положено спасли ветераны, остановившие противника. Эфиальт погиб в бою, его солдаты повернули назад. Ожесточенная схватка произошла у городских ворот: галикарнассцы закрыли их слишком рано, помешали своим воинам вернуться в город, и они были перебиты. Казалось, еще немного – и македоняне ворвутся в город однако Александр подал сигнал отбоя. Арриан [1, 22, 7] утверждает, что царь хотел „сохранить“ Галикарнасс и ожидал изъявлений „дружбы“ от его жителей.
Осажденным (прежде всего Мемнону и Оронтобату) стала очевидной бесперспективность дальнейшего сопротивления. Не желая сдаваться в плен, они подожгли склады оружия, постройки у городской стены и ушли: одни – на о-в Кос, другие – в крепость Саламакиду. Александр ввел ночью в город свои войска, велев убивать поджигателей, но не трогать галикарнассцев, которых застанут дома. Осаждать крепости, где укрылись Мемнон и Оронтобат с их войсками, он не стал. В результате Мемнон получил возможность избегнуть плена и возглавить персидскую армию, которая должна была остановить македонцев. Галикарнасский акрополь долго еще оставался в руках Оронтобата. Правительницей Карий Александр назначил Аду [там же, 1, 20–23; Диодор, 17, 23, 4 – 27, 6].
Весь запад Малой Азии был теперь в руках Александра. Однако битва при Гранине, осада, штурмы, необходимость содержать гарнизоны в различных пунктах уменьшили численность его армии. Рассчитывая приобрести популярность среди своих солдат, Александр отправил воинов-молодоженов на родину, чтобы они провели зиму в семейном кругу. Весной они должны были вернуться, а вместе с ними – и новые бойцы – македоняне и греки [Арриан, 1, 24, 1–2].
Не дожидаясь их и (вопреки тогдашнему обыкновению) не проводя зиму в бездействии, Александр постарался сделать все, чтобы расширить и закрепить свой успех. Пармениона с частью войск он отправил в Сарды и оттуда во Фригию, т. е. в центральные районы Малой Азии, а другую часть повел сам в Линию и Пафлагонию, чтобы завладеть этими областями на средиземноморском побережье полуострова. Ни в Линии, ни в Памфилии он почти не встретил сопротивления: наемные солдаты персидского царя и местные жители сдавали ему один за другим свои города. Только мармарейцы, занимавшие крепость на неприступной скале у границ Ликии, не пожелали покориться Александру. Царь осадил их крепость и попытался взять штурмом. Мармарейцы отбили атаки македонян, тем не менее заставить Александра прекратить осаду они не могли. Им пришлось поджечь свой город и удалиться в горы [Диодор, 17, 28].
Еще одна попытка сопротивления имела место в Аспенде, на подступах к Киликии. Поначалу жители этого города добровольно признали власть Александра; их послы просили только не ставить в городе македонский гарнизон. Александр наложил на Аспенд единовременную подать в размере 50 талантов и потребовал передачи ему лошадей, которых выращивали там для персидского царя [Арриан, 1, 26, 2–3]. Спустя немного времени Александр узнал, что граждане Аспенда не желают платить ему деньги и давать коней. Подойдя к городу и окружив его, он добился от Аспенда покорности, однако теперь сумма контрибуции увеличилась до 100 талантов и, кроме того, Аспенд должен был выдать в качестве заложников самых влиятельных в городе людей, платить ежегодную подать и подчиняться сатрапу, которого назначил Александр [там же, 1, 26, 5 – 27, 4].
Традиция и несомненно македонская пропаганда (решающую роль здесь должно было сыграть сочинение Каллисфена) украсили известия об этом переходе Александра рассказами о чудесах и божественных знамениях, явно обнаруживавших божье благоволение к царю-полководцу. Так, передавали [Плутарх, Алекс, 17], что в Ликии около г. Ксанфа в роднике была найдена медная табличка с древними письменами, гласившими, что Персидское государство, уничтоженное эллинами, прекратит свое существование. В Фаселиде произошло примечательное событие, характеризующее отношение Александра к эллинской культуре: после очередного застолья Александр вместе с собутыльниками забросал венками статую философа Феодекта – уроженца этого города [там же].
Дорогу из Фаселиды к Перге, которая шла вдоль берега моря и была доступна только при северном ветре, Александр одолел без труда, ибо ветер дул в нужном направлении: волны как бы по божьей воле отступили перед ним [там же, 17; Арриан, 1, 26, 2; Страбон, 14, 668–667].
Уже в древности, вскоре после смерти Александра, непочтительные греки смеялись над этими россказнями. Плутарх приводит отрывок из комедии знаменитого драматурга Менандра, где о последнем чуде говорится не только без должного пиетета, но и с явной насмешкой. Сам Плутарх еще во II в. н. э. счел необходимым заметить, что Александр в своих письма:·: ничего подобного не говорил, но что он построил дорогу из Фаселиды, которую называли лестницей. Весьма вероятно, что так оно и было в действительности, тем не менее рассказ о чуде не без воли и желания самого Александра получил широкое распространение и приобрел характер официальной версии. Он должен был способствовать укреплению морального духа греко-македонской армии. Впрочем, о ее мораль-лом духе имеются и другие свидетельства: „Они (военачальники Александра. – И. Ш.) кормили воинов за счет неприятельской территории“ [Диодор, 17, 27, 6]. Иначе говоря, македонская армия беспощадно грабила и разоряла все на своем пути. Конечно, иначе и быть не могло: обладая в начале войны крайне незначительными денежными средствами, Александр только таким способом мог содержать свои войска; к тому же надежда на быстрое обогащение за счет добычи была важным материальным стимулом и для его солдат, и для него самого. Уже после битвы при Гранике он отправил матери в Македонию почти все чаши, драгоценные пурпурные ткани и другие дорогие изделия, которые захватил у персов [Плутарх, Алекс, 16].
В результате своего приморского похода Александр завоевал Ликию и Памфилию, вплоть до границ Кили-кии; войска, отправленные им на север, заняли ряд внутренних районов Малой Азии до так называемой Великой Фригии [Диодор, 17, 27, 6–7].
Приморский поход Александра ознаменовался и еще одним событием – арестом линкестийца Александра, сына Аэропа, который, как его обвиняли, вступил в переписку с Дарием III; за убийство царя Александра ему, по слухам, было обещано Македонское царство и 1000 талантов золота. Об этом умысле Александр узнал случайно от попавшего в плен к Пармениону перса Сисины, служившего связным между персами и линкестийцем [Арриан, 1, 25; Юстин, 11, 7, 1–2]. Линкестиец Александр, по-видимому, не пользовался поддержкой македонской аристократии, однако Александр не решился расправиться с ним, а предпочел возить арестованным за собой по всей Азии.
Утвердив свою власть над Аспендом, Александр вернулся в Пергу и оттуда пошел на север – через Писидию во Фригию. Кажется правдоподобным, что он желал укрепить свою власть в центральных районах Малой Азии и уже потом, оставив позади себя умиротворенный тыл, продолжить свои поход па Восток, Известно, что ему пришлось разгромить писидов [Плутарх, Алекс, 17]. Одним из центров их сопротивления был г. Термесс, расположенный на крутой обрывистой горе; по другую сторону дороги поднималась еще одна обрывистая гора. Термессцы заняли обе высоты, преградив путь армии Александра. Последний выждал, пока защитники ушли в город, оставив только стражу, и без особого труда овладел этой важной позицией [Арриан, 1, 27]. Свой лагерь он расположил непосредственно у Термесса.
Осада города предвещала Александру длительную задержку, и он решил не тратить на нее время, а подступить к другому писидскому городу – Сагалассу. Перед Сагалассом его защитники, к которым присоединились и термессцы, заняли холм, представлявший собой удобную оборонительную позицию. Александр повел свои войска на штурм твердыни. На правом фланге, где находился он сам, стояли гипасписты; в центре и до левого крыла – пешие дружинники. Рукопашную схватку с македонской пехотой, медленно поднимавшейся на высоту, писиды не выдержали. Преследуя отступающего неприятеля, Александр штурмом захватил Сагаласс. Вскоре и другие писидские города изъявили ему свою покорность [там же, 1, 27–28].
На дальнейшем пути во Фригию Александр не встретил сопротивления. Ему сдались Келоны, и Александр, нигде не задерживаясь, пришел в Гордий, где его ждал Парменион. Туда же явились и молодожены, ранее отпущенные в отпуск; туда же прибыло и подкрепление. Арриан [1, 29, 4] говорит, что это были 3 тыс. пехотинцев-македонян, 300 всадников-македонян, 200 всадников-фессалийцев и 150 эленцев, В Гордии Александр предпринял действия, имевшие значение серьезных политических демонстраций. Во-первых, он принял афинское посольство, которое просило его отпустить на свободу афинян, служивших в персидской армии и взятых в плен при Гранике. Александр отказался это сделать: с ним наверняка приключится беда, если греки, служащие персам, перестанут его бояться; пусть афиняне явятся к нему после окончательной победы [там же, 1, 29, 5–6; ср.: Руф, 3, 1, 9]. Смысл произошедшего был очевиден: Александр желал, чтобы греки-наемники не заблуждались относительно их будущего. С другой стороны, ответ Александра не отнимал у афинян надежды на освобождение сограждан. Александр не желал углублять спой конфликт с афинянами, относившимися к нему резко отрицательно. Во-вторых, Александр посетил дворец Гордия и его сына Мидаса – древних фригийских царей. Там (по другой версии, в храме местного верховного бога) находилась знаменитая колесница, перевязанная узлом из лыка дикой вишни; существовало предание, что тот, кто его развяжет, овладеет Азией. Не исключено, что первоначальное пророчество, восходившее к древнему обряду воцарения фригийских правителей, обещало развязавшему узел власть над Фригией, и лишь позже оно было переосмыслено. Как бы то ни было, Александр не сумел справиться с этой задачей; по одной версии (Каллисфена), он выхватил меч и разрубил узел, а по другой (Аристобула) – вынул из дышла загвоздку, на которой держался узел, и снял ярмо. Энергичными действиями Александр подтвердил в глазах окружающих свое право на господство в Азии и укрепил их уверенность в благополучном исходе похода [Арриан, 2, 3, 6–8; Плутарх, Алекс, 18; Юстин, 11, 7, 3-16; Руф, 3, 1, 14–18].
Неудача персов в битве при Гранике и дальнейшие победы Александра в Малой Азии показали, насколько реальна угроза Ахеменидской державе, которую создало македонское вторжение.
Теперь Мемнон решил перенести войну в Грецию я заставить Александра вернуться на родину, бороться там за господство над эллинским миром и, возможно, даже за само существование Македонского царства. По Греции разнесся слух, будто Мемнон собирается захватить Евбею, откуда, разумеется, нетрудно было переправиться и на Балканский полуостров; ходили также другие слухи: будто Мемнон собирается двинуться прямо в Македонию. Все сторонники персов надеялись на близкий переворот и крушение власти Александра. Подкуп со стороны Мемнона, по-видимому, сыграл свою роль, однако едва ли можно сомневаться в том, что почва для нового подъема антимакедонского движения была хорошо подготовлена и без персидских денег [Диодор, 17, 29, 3–4]. Можно было ожидать, что, высадившись в Европе, Мемнон найдет союзников. Не случайно Спарта и Афины пытались завязать контакты с персами и отправили к ним своих послов [ср.: Арриан, 2, 6]. Первые действия Мемнона были в целом успешны. Без особого труда, с помощью „предателей“ (т. е. сторонников персидской власти), он овладел Хиосом; еще некоторое время спустя его войска заняли ряд городов на о-ве Лесбос: Анфиссу, Мефимну, Пирру и Эрес. Самый крупный город на Лесбосе, Митилена, отказался признать власть персов, и Мемнон его блокировал. Однако в разгар осады Мемнон внезапно умер, доканчивать операцию пришлось уже Автофрадату и Фарнабазу, сыну Артабаза, которому, умирая, Мемнон поручил командование. После длительных переговоров с персами Митилена сдалась; в городе был размещен персидский гарнизон. Персы вернули изгнанных ранее противников демократического режима и одного из них, Диогена, сделали тираном. Вскоре после этого Фарнабаз заставил перейти на сторону персов Тенедос – крупный греческий город на побережье Малой Азии, введя в его гавань свои корабли [Арриан, 2, 1, 1–2; Диодор, 17, 29].
Неожиданная кончина Мемнона снова поставила перед Дарием III вопрос о дальнейших планах ведения войны и о том, кто будет командующим. Собственно, следуя предположениям Мемнона, он имел в виду перенести войну целиком в Европу. Однако, как ни расценивать результаты кампании Мемнона и Фарнабаза, последние все же действовали у берегов Малой Азии; балканские греки явно не собирались подниматься против Александра до появления на Балканском полуострове персидских солдат; заставить самого Александра повернуть назад так и не удалось.
При обсуждении этой проблемы на совете у Дария III произошла безобразная сцена. Некоторые придворные побуждали царя, чтобы он сам взял на себя командование; афинянин Харидем, изгнанный в свое время из Афин по требованию македонян, а раньше служивший Филиппу II, предложил, чтобы царь нанял новых греческих наемников, а во главе всей армии поставил бы опытного военачальника. Кого Харидем имел в виду, догадаться было нетрудно. Персы решительно воспротивились, заявляя, будто Харидем собирается предать персов македонянам. Возникла перебранка, начался взаимный обмен ругательствами и оскорблениями, и Дарий III, не помня себя от гнева, отправил Харидема на казнь.
Однако другого полководца у него не было. Дарий сам взял на себя командование войсками и стал собирать новую армию, чтобы встретить Александра на подступах к Сирии [Диодор, 17, 30; Руф, 3, 2, 10–19].
Боевые операции Мемнона внушали Александру озабоченность. Она, правда, несколько уменьшилась после смерти этого выдающегося полководца. И все же Александр не счел опасность настолько серьезной, чтобы отказаться от похода на Восток. В Греции, в бассейне Эгейского моря, он оказался бы втянут в кровопролитную, длительную, безысходную кампанию, в результате которой мог в лучшем случае отстоять свое положение македонского царя и гегемона Панэллинского союза. Разгромить Дария, овладеть Ахеменидской державой можно было только одним способом: продолжая наступление в глубь Персидского государства. Такая победа успокоит и волнующуюся Грецию. Войну в Эгеиде Александр поручил Амфотеру, назначенному командовать флотом, воссоздаваемым у Геллеспонта (по требованию царя туда должны были прислать корабли все его греческие союзники), и Гегелоху, которому были даны сухопутные войска, с задачей отвоевать у персов Хиос, Лесбос и Кос, где им также удалось разместить свой гарнизон [Руф, 3, 1, 19–20]. Сам Александр двинулся в Анкиру (соврем. Анкара), а оттуда – в Пафлагонию и далее в Каппадокию [Арриан, 2, 4, 1–2; Руф, 3, 1, 22–24; Плутарх, Алекс, 18].
На своем пути Александр не встретил сопротивления и без особого труда подошел к Киликийским Воротам. Эти Ворота – горный проход в глубинные районы страны – охраняла сильная стража. Александр оставил тяжеловооруженные войска под командованием Пармениона в „лагере Кира“ (пункте, где когда-то останавливался персидский царевич Кир), а сам с легковооруженными солдатами пошел навстречу опасности. Услыхав о приближении греко-македонских войск, стражники бежали [Арриан, 2, 4, 3–4]. Минуя со всеми возможными предосторожностями узкий обрывистый проход, над которым нависла гора, Александр удивился своему везению: его солдат легко можно было засыпать сверху камнями, если бы противник не покинул столь выгодную позицию [Руф, 3, 4, 11–13].
Правитель Киликии Аршам решил применить против Александра, с большим, правда, опозданием, тактику, которую в свое время настойчиво рекомендовал Мемнон, – тактику выжженной земли. Но такие действия уже не могли серьезно обеспокоить македонян [там же, 3, 4, 3]. К тому же они делали местное население естественным союзником Александра. Пройдя через Киликийские Ворота, последний узнал, что Аршам то ли собирается разграбить и сжечь Таре – крупнейший город и порт Киликии, то ли уже приступил к осуществлению этого замысла. Не теряя времени, Александр сначала послал в Таре Пармениона, а затем и сам помчался туда во главе своих легковооруженных воинов и приостановил разрушение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25