Ребенок… Она была, в сущности, совсем еще ребенком. И не хотела этого делать, действительно не хотела… Он учил нас… И теперь она мертва… Так что можете передать от меня Тиму, чтобы он шел ко всем чертям!
Пол поднялся и, подойдя к кровати, встал в ногах.
– Не имею ни малейшего понятия о том, где сейчас Тим, и мне на это наплевать. Буду с тобой откровенен: меня сюда прислал не он. Я приехал от твоего отца.
– От отца? Вот уж не думал, что я его в какой-то степени интересую.
– Выходит, ты ошибся.
– Тогда почему он не приехал сам? Если, как вы уверяете, он так за меня тревожился?
– Он едет, – ровным голосом ответил Пол. – Он будет здесь завтра.
– Но я до сих пор так и не понял, кто вы, почему вы здесь?
– Так получилось, что мне первому пришла на ум идея искать тебя здесь, только и всего.
– Но почему? Я никак не могу понять, откуда такая забота? Эта шикарная комната…
– А что тут понимать? Иногда человек хочет сделать что-то доброе для друга… или для незнакомца. Не важно.
Стив ничего на это не ответил. Лицо его выражало целую гамму чувств: смущение, растерянность, удивление и недоверие. Глядя на него, Пол испытывал боль, гнев, отчаяние – все вперемешку. Внезапно он не выдержал:
– Ты что думал, только ты и тебе подобные способны на жертвы и сострадание? – бросил он резко. – Я скажу тебе еще кое-что. Твои дружки скорее позволили бы тебе умереть, чем рискнули бы подвергнуть опасности свое дело, вызвав врача. Все они холодные, бессердечные люди. А твоя девушка, эта Сьюзен, за что она отдала жизнь? Ответь мне, если можешь.
– Мы… мы хотели остановить войну, – тихо проговорил Стив. Мы думали, что если будем взрывать казармы, прекратят призыв в армию.
– Ну нет, за этим кроется нечто большее. Вы собирались устроить в этой стране революцию. Была найдена специальная литература. Не отрицай. Твоя Сьюзен заплатила за все это своей жизнью.
Последовало долгое молчание. С улицы донесся гудок автомобиля, в коридоре на мгновение послышались голоса, затем все стихло.
– Революция, – продолжал Пол. – Какая? В кубинском стиле? В русском? Всем по конфетке? Включая и тайную полицию? Ну, парень, ты для этого слишком умен. Тебя использовали, обвели вокруг пальца. Ты думал, что служишь благородному делу, борешься за то, чтобы положить конец войне. Это благородная цель, согласен. Но так дела не делаются. Бомбы – не ответ в любом случае, как ты сам в этом убедился.
Стив прикрыл глаза. Когда он вновь их открыл, в них была печаль.
– Я знаю, я проклял Тима, и я действительно считаю, что он виноват. И все же я спрашиваю себя: неужели все это действительно неверно? Мир полон несправедливости, как он говорил. Если бы вы только могли его слышать…
Я слышал его, хотел было мрачно ответить Пол, но вовремя удержался, сказал вместо этого:
– Многие тираны высказывали иногда благородные мысли. Но ты вспомни методы, которые они использовали.
Стив вздохнул. Но Пол, не обращая на это внимания, безжалостно продолжал:
– Было что-либо благородное в смерти Сьюзен?
– Как я теперь буду жить со всем этим! – вскричал Стив. – Я даже не могу ничего исправить!
– Всем нам приходится жить с тем, чего мы не можем исправить, – ответил Пол и спросил: – Ты хоть понимаешь, как мужествен был твой отец, когда на него обрушилось несчастье?
– Да, – тихо ответил Стив, – я понимаю. Но я… я бежал от трудностей, мне кажется.
– По существу, ты пытался убежать от всего этого дела, связанного с революцией. Это тебе ясно?
– Я знаю. Коммуна была компромиссом.
– Да, это верно в какой-то степени. Но почему надо всегда выбирать крайности? Ведь самый разумный путь – это середина. Умеренность во всем. – За исключением здоровья, подумал он, почувствовав, как боль скользнула по левой руке вниз. Затем, когда она его немного отпустила, закончил: – Да, середина. Например, мирный протест против войны. Мирный, но заявляемый с такой твердостью, на какую ты только способен. Стив улыбнулся.
– Не часто услышишь в эти дни такие слова от людей, которые выглядят, как вы.
– Потому что на мне этот костюм, ты хочешь сказать? Послушай, совсем не обязательно ходить в каком-то отрепье, если ты не согласен с политикой правительства. – Пол рассмеялся. – Мне моя одежда нравится, хочешь верь, хочешь нет. – Он взял со стула джинсы Стива. – Это же просто неприлично. Они воняют. Пойду-ка сниму с них мерку и раздобуду тебе какую-нибудь одежду. А ты пока отдыхай.
– Ты знаешь, а физиономия у тебя, я бы сказал, даже привлекательная. Теперь, когда ты, наконец, избавился от своей щетины, это видно, – сказал Пол.
Они сидели за ланчем в роскошном ресторане отеля.
Стив прожевал только что отправленный в рот огромный кусок мяса.
– Я не стал бы ее сбривать, но потом решил, что я вам обязан.
– Ты обязан мне жизнью, только и всего, – весело проговорил Пол. – Да, мне тут в голову пришла одна идея. Так как насчет работы? Я мог бы тебя устроить.
– А какого рода работа?
– В «мозговом центре». Ты ведь неплохо шевелишь мозгами, не так ли? – Пол ухмыльнулся. Он подсознательно чувствовал, что юмор помогает Стиву держаться. – Займись проблемой всеобщего мира и другими подобными. Я знаю кое-кого в этих кругах и мог бы тебя порекомендовать, если тебя это интересует.
– Что вы имели в виду под словом «займись»?
– Исследования. Подготовка материалов. Воздействие на законодателей. Долгосрочное планирование. Мир. Окружающая среда. Бедность. Усек?
– Мне это может поправиться, – медленно произнес Стив.
– Еще бы. И ты будешь в Вашингтоне, в самой гуще событий. – Пол бросил взгляд на часы. – Час дня.
Скоро прилетает твой отец. Позвонить моему другу насчет твоей работы прямо сейчас, до того как он прилетит?
– Да, пожалуйста.
Итак, кое-чего я добился, с удовлетворением подумал Пол, повесив трубку. И тут же упрекнул себя: не воображай, пожалуйста, что это только твоя заслуга. Смерть девушки – вот что, по существу, его всего перевернуло, и ты это отлично знаешь.
Сквозь открытую дверь ресторана ему был виден Стив, с аппетитом уплетающий ланч. Он выглядел прекрасно в новом костюме, который поначалу ни в какую не хотел надевать, говоря, что галстук и воротничок были униформой и полным абсурдом. И Пол сказал ему тогда: «Может, ты и прав, но тебе придется все это носить, если ты желаешь получить работу, а тебе нужна работа, если ты хочешь есть. Все сводится к этому».
Да, решительный молодой человек, подумал он. Интересно, чьи это гены говорят в нем? Если бы весь его идеализм, вся его непреклонность были направлены в нужное русло, как у Ильзы… но ты сравниваешь яблоки с апельсинами, Пол, дружище: этот мальчик – не Ильза. И все же ему явно следует предоставить любую возможность, так как уже сейчас ясно, что он может добиться многого…
Вернувшись к столу, он, улыбаясь, сказал:
– Итак, в Вашингтоне тебя ждет работа, как только ты будешь готов за нее приняться… ну, скажем, на следующей неделе. Я ознакомлю тебя с деталями позднее.
– Я все еще не могу понять, почему вы так добры ко мне. И я не знаю, как я смогу с вами расплатиться.
– Будь добр к родителям. Этим ты расплатишься за все с лихвой. Не пойми меня неверно: я совсем не хочу этим сказать, что ты должен вести себя как возвратившийся в лоно семьи блудный сын. Боже упаси! Вряд ли ваши отношения и в дальнейшем будут гладкими. Для этого, думаю, вы слишком разные. Но ты мог бы дать им шанс.
– О'кей, я сделаю это.
– Вот тебе чек. Сумма не слишком большая, но ты сможешь открыть счет в банке и продержаться до первой зарплаты.
– Мне много не нужно. Я довольствуюсь лишь самым необходимым.
– Отлично. Тогда у тебя все будет в полном порядке. И, Стив, ради тебя я поставил себя под удар, ввязавшись не в свое дело. Если ты будешь об этом помнить, то лучшей благодарности нельзя и пожелать. Ну, давай пять, и скрепим все это рукопожатием. Желаю удачи.
Отель был небольшим и тихим. В отгороженном уютном уголке, сразу же за вестибюлем, где подавали напитки и вечерний чай, сидели за столом отец и сын.
– Прошло два года, – негромко произнес Тео. – Большой срок. Нам тебя не хватало.
– Прости.
Отец казался старше, чем он его помнил. И рука его с этими искривленными обрубками пальцев выглядела совершенно кошмарно. Не выдержав, Стив отвернулся.
– Я совсем не против того, чтобы ты видел мою руку, Стив.
– Но я против… – На мгновение спазм сжал его горло. – Думаю, я не отдавал себе отчет… насколько тяжело все это было для тебя и мамы. Рука, расходы и… я.
Тео дал ему салфетку, и Стив поспешно вытер глаза. Устыдившись внезапной слабости, он попытался объяснить:
– Что-то я сегодня сам не свой. Обычно я так не расклеиваюсь… я…
– Ну, это мне хорошо известно! – Тео улыбнулся. – Не стыдись своих слез, сынок, я знаю, через что тебе пришлось пройти. Пол рассказал мне о твоей девушке. Больше я ничего не скажу, чтобы еще больше тебя не расстроить, кроме того, что я понимаю. Понимаю, что ты сейчас чувствуешь.
– Кто все-таки такой Пол? Он удивительный человек.
– Да, ты прав, он удивительный.
– Ты давно с ним знаком? Не помню, чтобы я когда-либо видел его у нас дома.
– Ну, я знаю его скорее с профессиональной стороны, как врач. Мы знакомы с ним давно. Вряд ли я когда-нибудь смогу отблагодарить его в полной мере за то, что он для нас сделал. Для твоей матери началась по существу новая жизнь.
Внезапно в душе Стива вспыхнуло страстное желание сделать что-нибудь для отца. И так как в этот момент он ничего другого сделать не мог, он налил ему еще чашку чая и придвинул поближе блюдо с бисквитом. И так же внезапно сказал:
– Со мной теперь все будет в полном порядке, папа.
– Ты действительно навсегда расстался с этими людьми?
– Да. Им совсем не нужен мир. Они хотят только войны, войны в их духе. Должно было случиться нечто ужасное, чтобы я это понял.
– Не ты один, сынок.
Тео положил на руку Стива свою, и какое-то время они сидели так, испытывая нечто вроде умиротворения, чего никогда до сих пор не чувствовали в присутствии друг друга.
Наконец настало время отправляться в путь.
– Мы должны идти, если хотим успеть на обратный рейс, – сказал Стив и сделал то, чего не делал уже несколько лет: поцеловал отца в щеку.
22
– Помню, – сказал Пол, – мне и про Тимоти, и про Стива говорили, что они самые умные в семье. Что случилось с их умом?
Ильза вздохнула.
– Какие-нибудь личные обиды. Чувство неуверенности. Это такое же хорошее объяснение, как и любое другое. А теперь мне хотелось бы обо всем этом забыть и лишь радоваться тому, что ты, наконец, снова дома.
– Я радуюсь этому. – Пол лег на диване поудобнее, вытянув ноги. – Но я иногда спрашиваю Себя, а был ли Тим действительно простаком, которого парни наверху лишь использовали для дестабилизации правительств? Если это так, то смерть» Мартильини выбила, должно быть, почву у него из-под ног. Или он сам является одним из этих парней наверху?
Ильза не ответила. Она сидела, устремив взгляд на мерцающий экран телевизора, где мелькали в этот момент буйволы, рисовые поля, бегущие куда-то люди, вертолеты, носилки и костры пожарищ.
– Мне иногда кажется, – заговорил снова Пол, – что если мы не победим, этих людей в Камбодже постигнет ужасная судьба. И в то же время я думаю, что нам следует убраться оттуда как можно скорее, что, как предостерегал Эйзенхауэр, мы вообще не должны были в это ввязываться.
Ильза выключила телевизор.
– Довольно. Завтра в парке вечером концерт, и мы ужинаем на лоне природы.
– Ты думаешь, Тим – один из международных заправил?
Ильза вздохнула.
– Полагаю, что да. Что берем на пикник?
– Все, что приготовишь. Это всегда вкусно. Что, ты думаешь, могло произойти с Тимом?
– За него не тревожься. Если он не прячется где-нибудь в стране, то наверняка устроился со всеми удобствами в Ливии. Или на Кубе, а может быть, и в Ливане, на какой-нибудь белой вилле на средиземноморском побережье.
– Ты хочешь сказать, мир еще услышит о нем и ему подобных?
– Вечер совершенно изумительный. Пойдем погуляем и возьмем с собой Лу. А потом ты купишь мне мороженое.
– О'кей, твой намек понял. Молчу. – Он рассмеялся. – Бери поводок… – На мгновение Пол заколебался. – Еще одно, и обещаю, что на этом закончу. Я все думаю… Я хочу попросить Тео Штерна, чтобы он пригласил меня к ним в гости. Я подожду какое-то время, а потом попрошу его об этом, ну, скажем, через месяц или около того. Мне очень этого хочется.
Она погладила его по щеке.
– Ты меня удивляешь. Я думал, ты, как обычно, поднимешь шум, утверждая, что это полнейшее безумие и я сошел с ума.
– Нет, – мягко проговорила она. – То, что было верно когда-то, не обязательно остается верным всегда.
* * *
Все получилось по-настоящему чудесно, думала Айрис, оглядывая собравшихся за столом. На ужине присутствовали девять человек, почти столько, сколько могло разместиться с удобством в такой маленькой комнате. Здесь были Тео, Филипп и она сама, Джимми с женой и Лаура с мужем и, конечно, мистер и миссис Вернер, ради которых они и устроили сегодняшнее торжество. Пропадал где-то, как всегда, только Стив. И, подумав это, она мысленно тут же поправила себя: не пропадал, лишь отсутствовал.
Стол, на котором красовался старинный французский фарфор Анны и одна из ее самых прелестных вышитых скатертей, был поистине великолепен. Правда, немного тесновато, но теснота тоже может способствовать созданию интимной обстановки. Этим утром Вернеры, словно зная заранее, что в маленькой комнате, да еще и на небольшом столе, пышный букет будет выглядеть громоздким, прислали пять зеленых орхидей в лаликской вазе, которые смотрелись довольно необычно и чрезвычайно изысканно.
Одновременно велось два или три оживленных разговора, и время от времени до Айрис долетали обрывки.
– Никто не знает, что может принести будущее, – услышала она голос Филиппа. – Мой преподаватель сказал нам, что в 1937 году Американскую академию наук попросили предсказать, какие изобретения могут быть сделаны в ближайшие десять лет, и ни один из ученых ни слова не сказал о радаре, реактивном двигателе или атомной энергии…
– …те же самые бабочки, которых мы видели на Кейп-Код, данаиды, – это говорила Лаура. – Можешь ты представить, что такие хрупкие создания проделывают весь этот долгий путь до Мексики, чтобы перезимовать там и отложить личинки?
Умные у нее дети. Умные, красивые и хорошие. Джимми, уже крепко стоящий на ногах и так быстро, так успешно делающий карьеру; Лаура, иногда своевольная и всегда очаровательная; Филипп, превращающийся сейчас из мальчика в мужчину и обладающий таким легким, покладистым характером… Естественно, что такие дети вызывали в Айрис чувство гордости. И тут же она мысленно поправила себя: не гордости, но благодарности. Огромной благодарности.
Мистер Вернер, сидевший справа от нее, хотел, судя по всему, чтобы она уделила ему внимание.
– Ваши цветы, – сказала она, оборачиваясь к нему. – Я должна снова поблагодарить вас за них. Они прекрасны.
– А я должен поблагодарить вас за самое прекрасное письмо, какое я когда-либо получал. Оно меня чрезвычайно тронуло.
– Я рада. Мне пришлось над ним немало потрудиться.
Он выглядел удивленным. – Потрудиться?
– Конечно! Я не знала, с чего начать, как сказать вам о нашей бесконечной благодарности за все то, что вы для нас сделали. Это чудо! Настоящее чудо! Если бы нам, мне и Тео, предстояло прожить еще тысячу лет, то и тогда не хватило бы времени, чтобы сказать вам о нашем облегчении, нашей радости…
Он прервал се.
– Я тоже рад. Мне всегда доставляло огромное удовольствие делать что-либо для молодежи. Клубы мальчиков, летние лагеря, дома для поселенцев, ну и остальное, в том же духе. Правда, на этот раз все было несколько иначе. – Он улыбнулся; улыбка была очень доброй.
В первую минуту, когда он вошел, Айрис была поражена, поняв, что узнала его, хотя они виделись с ним всего несколько раз и встречи эти были краткими, если не сказать мимолетными. Затем ей стало ясно, что некоторые черты, главным образом, рост и элегантность, делали Пола действительно незабываемой личностью. Мало найдется на свете людей с такими изысканными и в то же время простыми манерами. Тео тоже был из их числа, подумала она сейчас и улыбнулась.
– …радиология, – донесся до нее голос Джэнет. – Тогда я фактически смогу сама определять свои часы работы. Неотложная медицинская помощь и воспитание детей не очень-то хорошо согласуются.
– Как вы правы, – ответила Ильза Вернер. – Я тоже это помню.
Робби, обращаясь к Джимми, спросил:
– И будешь оперировать?
– Надеюсь.
– Он продолжит там, где я остановился, – сказал Тео.
– Ваш муж прекрасно приспособился к изменению в своей карьере, – заметил Пол.
– Он мужественный человек, мистер Вернер.
– Я был бы рад, если бы вы называли меня Пол.
Эта дружеская просьба вызвала в Айрис смутное чувство вины. Не сделай он всего этого для Стива, она, без сомнения, до сих пор вспоминала бы его с неприязнью, если бы вообще вспоминала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46
Пол поднялся и, подойдя к кровати, встал в ногах.
– Не имею ни малейшего понятия о том, где сейчас Тим, и мне на это наплевать. Буду с тобой откровенен: меня сюда прислал не он. Я приехал от твоего отца.
– От отца? Вот уж не думал, что я его в какой-то степени интересую.
– Выходит, ты ошибся.
– Тогда почему он не приехал сам? Если, как вы уверяете, он так за меня тревожился?
– Он едет, – ровным голосом ответил Пол. – Он будет здесь завтра.
– Но я до сих пор так и не понял, кто вы, почему вы здесь?
– Так получилось, что мне первому пришла на ум идея искать тебя здесь, только и всего.
– Но почему? Я никак не могу понять, откуда такая забота? Эта шикарная комната…
– А что тут понимать? Иногда человек хочет сделать что-то доброе для друга… или для незнакомца. Не важно.
Стив ничего на это не ответил. Лицо его выражало целую гамму чувств: смущение, растерянность, удивление и недоверие. Глядя на него, Пол испытывал боль, гнев, отчаяние – все вперемешку. Внезапно он не выдержал:
– Ты что думал, только ты и тебе подобные способны на жертвы и сострадание? – бросил он резко. – Я скажу тебе еще кое-что. Твои дружки скорее позволили бы тебе умереть, чем рискнули бы подвергнуть опасности свое дело, вызвав врача. Все они холодные, бессердечные люди. А твоя девушка, эта Сьюзен, за что она отдала жизнь? Ответь мне, если можешь.
– Мы… мы хотели остановить войну, – тихо проговорил Стив. Мы думали, что если будем взрывать казармы, прекратят призыв в армию.
– Ну нет, за этим кроется нечто большее. Вы собирались устроить в этой стране революцию. Была найдена специальная литература. Не отрицай. Твоя Сьюзен заплатила за все это своей жизнью.
Последовало долгое молчание. С улицы донесся гудок автомобиля, в коридоре на мгновение послышались голоса, затем все стихло.
– Революция, – продолжал Пол. – Какая? В кубинском стиле? В русском? Всем по конфетке? Включая и тайную полицию? Ну, парень, ты для этого слишком умен. Тебя использовали, обвели вокруг пальца. Ты думал, что служишь благородному делу, борешься за то, чтобы положить конец войне. Это благородная цель, согласен. Но так дела не делаются. Бомбы – не ответ в любом случае, как ты сам в этом убедился.
Стив прикрыл глаза. Когда он вновь их открыл, в них была печаль.
– Я знаю, я проклял Тима, и я действительно считаю, что он виноват. И все же я спрашиваю себя: неужели все это действительно неверно? Мир полон несправедливости, как он говорил. Если бы вы только могли его слышать…
Я слышал его, хотел было мрачно ответить Пол, но вовремя удержался, сказал вместо этого:
– Многие тираны высказывали иногда благородные мысли. Но ты вспомни методы, которые они использовали.
Стив вздохнул. Но Пол, не обращая на это внимания, безжалостно продолжал:
– Было что-либо благородное в смерти Сьюзен?
– Как я теперь буду жить со всем этим! – вскричал Стив. – Я даже не могу ничего исправить!
– Всем нам приходится жить с тем, чего мы не можем исправить, – ответил Пол и спросил: – Ты хоть понимаешь, как мужествен был твой отец, когда на него обрушилось несчастье?
– Да, – тихо ответил Стив, – я понимаю. Но я… я бежал от трудностей, мне кажется.
– По существу, ты пытался убежать от всего этого дела, связанного с революцией. Это тебе ясно?
– Я знаю. Коммуна была компромиссом.
– Да, это верно в какой-то степени. Но почему надо всегда выбирать крайности? Ведь самый разумный путь – это середина. Умеренность во всем. – За исключением здоровья, подумал он, почувствовав, как боль скользнула по левой руке вниз. Затем, когда она его немного отпустила, закончил: – Да, середина. Например, мирный протест против войны. Мирный, но заявляемый с такой твердостью, на какую ты только способен. Стив улыбнулся.
– Не часто услышишь в эти дни такие слова от людей, которые выглядят, как вы.
– Потому что на мне этот костюм, ты хочешь сказать? Послушай, совсем не обязательно ходить в каком-то отрепье, если ты не согласен с политикой правительства. – Пол рассмеялся. – Мне моя одежда нравится, хочешь верь, хочешь нет. – Он взял со стула джинсы Стива. – Это же просто неприлично. Они воняют. Пойду-ка сниму с них мерку и раздобуду тебе какую-нибудь одежду. А ты пока отдыхай.
– Ты знаешь, а физиономия у тебя, я бы сказал, даже привлекательная. Теперь, когда ты, наконец, избавился от своей щетины, это видно, – сказал Пол.
Они сидели за ланчем в роскошном ресторане отеля.
Стив прожевал только что отправленный в рот огромный кусок мяса.
– Я не стал бы ее сбривать, но потом решил, что я вам обязан.
– Ты обязан мне жизнью, только и всего, – весело проговорил Пол. – Да, мне тут в голову пришла одна идея. Так как насчет работы? Я мог бы тебя устроить.
– А какого рода работа?
– В «мозговом центре». Ты ведь неплохо шевелишь мозгами, не так ли? – Пол ухмыльнулся. Он подсознательно чувствовал, что юмор помогает Стиву держаться. – Займись проблемой всеобщего мира и другими подобными. Я знаю кое-кого в этих кругах и мог бы тебя порекомендовать, если тебя это интересует.
– Что вы имели в виду под словом «займись»?
– Исследования. Подготовка материалов. Воздействие на законодателей. Долгосрочное планирование. Мир. Окружающая среда. Бедность. Усек?
– Мне это может поправиться, – медленно произнес Стив.
– Еще бы. И ты будешь в Вашингтоне, в самой гуще событий. – Пол бросил взгляд на часы. – Час дня.
Скоро прилетает твой отец. Позвонить моему другу насчет твоей работы прямо сейчас, до того как он прилетит?
– Да, пожалуйста.
Итак, кое-чего я добился, с удовлетворением подумал Пол, повесив трубку. И тут же упрекнул себя: не воображай, пожалуйста, что это только твоя заслуга. Смерть девушки – вот что, по существу, его всего перевернуло, и ты это отлично знаешь.
Сквозь открытую дверь ресторана ему был виден Стив, с аппетитом уплетающий ланч. Он выглядел прекрасно в новом костюме, который поначалу ни в какую не хотел надевать, говоря, что галстук и воротничок были униформой и полным абсурдом. И Пол сказал ему тогда: «Может, ты и прав, но тебе придется все это носить, если ты желаешь получить работу, а тебе нужна работа, если ты хочешь есть. Все сводится к этому».
Да, решительный молодой человек, подумал он. Интересно, чьи это гены говорят в нем? Если бы весь его идеализм, вся его непреклонность были направлены в нужное русло, как у Ильзы… но ты сравниваешь яблоки с апельсинами, Пол, дружище: этот мальчик – не Ильза. И все же ему явно следует предоставить любую возможность, так как уже сейчас ясно, что он может добиться многого…
Вернувшись к столу, он, улыбаясь, сказал:
– Итак, в Вашингтоне тебя ждет работа, как только ты будешь готов за нее приняться… ну, скажем, на следующей неделе. Я ознакомлю тебя с деталями позднее.
– Я все еще не могу понять, почему вы так добры ко мне. И я не знаю, как я смогу с вами расплатиться.
– Будь добр к родителям. Этим ты расплатишься за все с лихвой. Не пойми меня неверно: я совсем не хочу этим сказать, что ты должен вести себя как возвратившийся в лоно семьи блудный сын. Боже упаси! Вряд ли ваши отношения и в дальнейшем будут гладкими. Для этого, думаю, вы слишком разные. Но ты мог бы дать им шанс.
– О'кей, я сделаю это.
– Вот тебе чек. Сумма не слишком большая, но ты сможешь открыть счет в банке и продержаться до первой зарплаты.
– Мне много не нужно. Я довольствуюсь лишь самым необходимым.
– Отлично. Тогда у тебя все будет в полном порядке. И, Стив, ради тебя я поставил себя под удар, ввязавшись не в свое дело. Если ты будешь об этом помнить, то лучшей благодарности нельзя и пожелать. Ну, давай пять, и скрепим все это рукопожатием. Желаю удачи.
Отель был небольшим и тихим. В отгороженном уютном уголке, сразу же за вестибюлем, где подавали напитки и вечерний чай, сидели за столом отец и сын.
– Прошло два года, – негромко произнес Тео. – Большой срок. Нам тебя не хватало.
– Прости.
Отец казался старше, чем он его помнил. И рука его с этими искривленными обрубками пальцев выглядела совершенно кошмарно. Не выдержав, Стив отвернулся.
– Я совсем не против того, чтобы ты видел мою руку, Стив.
– Но я против… – На мгновение спазм сжал его горло. – Думаю, я не отдавал себе отчет… насколько тяжело все это было для тебя и мамы. Рука, расходы и… я.
Тео дал ему салфетку, и Стив поспешно вытер глаза. Устыдившись внезапной слабости, он попытался объяснить:
– Что-то я сегодня сам не свой. Обычно я так не расклеиваюсь… я…
– Ну, это мне хорошо известно! – Тео улыбнулся. – Не стыдись своих слез, сынок, я знаю, через что тебе пришлось пройти. Пол рассказал мне о твоей девушке. Больше я ничего не скажу, чтобы еще больше тебя не расстроить, кроме того, что я понимаю. Понимаю, что ты сейчас чувствуешь.
– Кто все-таки такой Пол? Он удивительный человек.
– Да, ты прав, он удивительный.
– Ты давно с ним знаком? Не помню, чтобы я когда-либо видел его у нас дома.
– Ну, я знаю его скорее с профессиональной стороны, как врач. Мы знакомы с ним давно. Вряд ли я когда-нибудь смогу отблагодарить его в полной мере за то, что он для нас сделал. Для твоей матери началась по существу новая жизнь.
Внезапно в душе Стива вспыхнуло страстное желание сделать что-нибудь для отца. И так как в этот момент он ничего другого сделать не мог, он налил ему еще чашку чая и придвинул поближе блюдо с бисквитом. И так же внезапно сказал:
– Со мной теперь все будет в полном порядке, папа.
– Ты действительно навсегда расстался с этими людьми?
– Да. Им совсем не нужен мир. Они хотят только войны, войны в их духе. Должно было случиться нечто ужасное, чтобы я это понял.
– Не ты один, сынок.
Тео положил на руку Стива свою, и какое-то время они сидели так, испытывая нечто вроде умиротворения, чего никогда до сих пор не чувствовали в присутствии друг друга.
Наконец настало время отправляться в путь.
– Мы должны идти, если хотим успеть на обратный рейс, – сказал Стив и сделал то, чего не делал уже несколько лет: поцеловал отца в щеку.
22
– Помню, – сказал Пол, – мне и про Тимоти, и про Стива говорили, что они самые умные в семье. Что случилось с их умом?
Ильза вздохнула.
– Какие-нибудь личные обиды. Чувство неуверенности. Это такое же хорошее объяснение, как и любое другое. А теперь мне хотелось бы обо всем этом забыть и лишь радоваться тому, что ты, наконец, снова дома.
– Я радуюсь этому. – Пол лег на диване поудобнее, вытянув ноги. – Но я иногда спрашиваю Себя, а был ли Тим действительно простаком, которого парни наверху лишь использовали для дестабилизации правительств? Если это так, то смерть» Мартильини выбила, должно быть, почву у него из-под ног. Или он сам является одним из этих парней наверху?
Ильза не ответила. Она сидела, устремив взгляд на мерцающий экран телевизора, где мелькали в этот момент буйволы, рисовые поля, бегущие куда-то люди, вертолеты, носилки и костры пожарищ.
– Мне иногда кажется, – заговорил снова Пол, – что если мы не победим, этих людей в Камбодже постигнет ужасная судьба. И в то же время я думаю, что нам следует убраться оттуда как можно скорее, что, как предостерегал Эйзенхауэр, мы вообще не должны были в это ввязываться.
Ильза выключила телевизор.
– Довольно. Завтра в парке вечером концерт, и мы ужинаем на лоне природы.
– Ты думаешь, Тим – один из международных заправил?
Ильза вздохнула.
– Полагаю, что да. Что берем на пикник?
– Все, что приготовишь. Это всегда вкусно. Что, ты думаешь, могло произойти с Тимом?
– За него не тревожься. Если он не прячется где-нибудь в стране, то наверняка устроился со всеми удобствами в Ливии. Или на Кубе, а может быть, и в Ливане, на какой-нибудь белой вилле на средиземноморском побережье.
– Ты хочешь сказать, мир еще услышит о нем и ему подобных?
– Вечер совершенно изумительный. Пойдем погуляем и возьмем с собой Лу. А потом ты купишь мне мороженое.
– О'кей, твой намек понял. Молчу. – Он рассмеялся. – Бери поводок… – На мгновение Пол заколебался. – Еще одно, и обещаю, что на этом закончу. Я все думаю… Я хочу попросить Тео Штерна, чтобы он пригласил меня к ним в гости. Я подожду какое-то время, а потом попрошу его об этом, ну, скажем, через месяц или около того. Мне очень этого хочется.
Она погладила его по щеке.
– Ты меня удивляешь. Я думал, ты, как обычно, поднимешь шум, утверждая, что это полнейшее безумие и я сошел с ума.
– Нет, – мягко проговорила она. – То, что было верно когда-то, не обязательно остается верным всегда.
* * *
Все получилось по-настоящему чудесно, думала Айрис, оглядывая собравшихся за столом. На ужине присутствовали девять человек, почти столько, сколько могло разместиться с удобством в такой маленькой комнате. Здесь были Тео, Филипп и она сама, Джимми с женой и Лаура с мужем и, конечно, мистер и миссис Вернер, ради которых они и устроили сегодняшнее торжество. Пропадал где-то, как всегда, только Стив. И, подумав это, она мысленно тут же поправила себя: не пропадал, лишь отсутствовал.
Стол, на котором красовался старинный французский фарфор Анны и одна из ее самых прелестных вышитых скатертей, был поистине великолепен. Правда, немного тесновато, но теснота тоже может способствовать созданию интимной обстановки. Этим утром Вернеры, словно зная заранее, что в маленькой комнате, да еще и на небольшом столе, пышный букет будет выглядеть громоздким, прислали пять зеленых орхидей в лаликской вазе, которые смотрелись довольно необычно и чрезвычайно изысканно.
Одновременно велось два или три оживленных разговора, и время от времени до Айрис долетали обрывки.
– Никто не знает, что может принести будущее, – услышала она голос Филиппа. – Мой преподаватель сказал нам, что в 1937 году Американскую академию наук попросили предсказать, какие изобретения могут быть сделаны в ближайшие десять лет, и ни один из ученых ни слова не сказал о радаре, реактивном двигателе или атомной энергии…
– …те же самые бабочки, которых мы видели на Кейп-Код, данаиды, – это говорила Лаура. – Можешь ты представить, что такие хрупкие создания проделывают весь этот долгий путь до Мексики, чтобы перезимовать там и отложить личинки?
Умные у нее дети. Умные, красивые и хорошие. Джимми, уже крепко стоящий на ногах и так быстро, так успешно делающий карьеру; Лаура, иногда своевольная и всегда очаровательная; Филипп, превращающийся сейчас из мальчика в мужчину и обладающий таким легким, покладистым характером… Естественно, что такие дети вызывали в Айрис чувство гордости. И тут же она мысленно поправила себя: не гордости, но благодарности. Огромной благодарности.
Мистер Вернер, сидевший справа от нее, хотел, судя по всему, чтобы она уделила ему внимание.
– Ваши цветы, – сказала она, оборачиваясь к нему. – Я должна снова поблагодарить вас за них. Они прекрасны.
– А я должен поблагодарить вас за самое прекрасное письмо, какое я когда-либо получал. Оно меня чрезвычайно тронуло.
– Я рада. Мне пришлось над ним немало потрудиться.
Он выглядел удивленным. – Потрудиться?
– Конечно! Я не знала, с чего начать, как сказать вам о нашей бесконечной благодарности за все то, что вы для нас сделали. Это чудо! Настоящее чудо! Если бы нам, мне и Тео, предстояло прожить еще тысячу лет, то и тогда не хватило бы времени, чтобы сказать вам о нашем облегчении, нашей радости…
Он прервал се.
– Я тоже рад. Мне всегда доставляло огромное удовольствие делать что-либо для молодежи. Клубы мальчиков, летние лагеря, дома для поселенцев, ну и остальное, в том же духе. Правда, на этот раз все было несколько иначе. – Он улыбнулся; улыбка была очень доброй.
В первую минуту, когда он вошел, Айрис была поражена, поняв, что узнала его, хотя они виделись с ним всего несколько раз и встречи эти были краткими, если не сказать мимолетными. Затем ей стало ясно, что некоторые черты, главным образом, рост и элегантность, делали Пола действительно незабываемой личностью. Мало найдется на свете людей с такими изысканными и в то же время простыми манерами. Тео тоже был из их числа, подумала она сейчас и улыбнулась.
– …радиология, – донесся до нее голос Джэнет. – Тогда я фактически смогу сама определять свои часы работы. Неотложная медицинская помощь и воспитание детей не очень-то хорошо согласуются.
– Как вы правы, – ответила Ильза Вернер. – Я тоже это помню.
Робби, обращаясь к Джимми, спросил:
– И будешь оперировать?
– Надеюсь.
– Он продолжит там, где я остановился, – сказал Тео.
– Ваш муж прекрасно приспособился к изменению в своей карьере, – заметил Пол.
– Он мужественный человек, мистер Вернер.
– Я был бы рад, если бы вы называли меня Пол.
Эта дружеская просьба вызвала в Айрис смутное чувство вины. Не сделай он всего этого для Стива, она, без сомнения, до сих пор вспоминала бы его с неприязнью, если бы вообще вспоминала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46